Его Атомное Сердце

Нужно было собраться и махнуть обратно на Предприятие. Прямо в тот же вечер. Одному. Можно было и на поезде. Наблюдать с полки, как проносятся мимо пейзажи. Спокойствие, умиротворение. Скупить всё купе, закрыться. Спать под звуки стучащих о рельсы колёс. Вместо этого он закрылся у себя в номере. Принял душ, не одеваясь, завернувшись по пояс в махровое полотенце, улёгся на кровать. Оттуда наблюдал за звёздами, мигавшими на тёмном небе блестящими зрачками. Кто-то пытался дозвониться. Захаров. Он ухмыльнулся. Пьяный Харитон вряд ли мог выдать что-то полезное. Он не ответил. Через двадцать минут звонил Сергей Нечаев. Парень он был, видимо, воспитанный. Да что там, идеальный. Другой бы на его месте постарался забыть всё как страшный сон. Тем более, когда буквально отшили его какой-то час назад. Но нет, звонил ведь. Что-то собирался Сеченову сказать, наверное, вновь произнести те три приятные слова, на которые он не мог ему ответить. Из-за которых глаза теперь стояли на мокром месте. Звонил он минут пять. И может быть ещё через пару минут Дмитрий бы не выдержал, ответил, всхлипнул, попросил простить и прийти к нему. Галантный. Больше докучать звонками не стал. Видимо, давал время обдумать произошедшее. Ну или затаил обиду, на что имел право. Поигрался профессор с чужими чувствами очень неплохо, наверняка разбил Сергею сердце вдребезги. Заодно и своё, но на тот умирающий кусок было наплевать. Теперь надо было как-то смотреть ему в глаза, разговаривать, отдавать приказы. Надо будет найти в себе силы вести себя как обычно. Только как это сделать, когда только что целовались они с ним минуты напролёт, когда выстанывал он ему в губы оргазм, когда позорно кончил в чужую сильную ладонь. Сеченов закусил губу, пытаясь закрыть разум от свежих воспоминаний, дававших о себе знать под мягкой материей полотенца. Надо уезжать. Уезжать, пока его заместитель и старший лейтенант были в Москве. Он уедет, окунётся с головой в опыты, запрётся в лабораториях. На миг забудется, выкинет из головы лишние сладкие мысли. Но он не мог, сам сегодня пригласил Штокхаузена в театр, что сейчас грело душу и одновременно перекручивало её наизнанку. Хотел он изначально позвать и Сергея, но после случившегося он и глаза поднять в его присутствии не посмеет. Но нужно было хоть немного расслабиться, отвлечься, и спектакль был тем, что нужно. Ещё десять минут. Михаэль. Он улыбнулся. Заместитель его всегда о нём переживал, даже когда не было в этом никакой необходиости. - Михаэль? - Дмитрий Сергеевич, Вы в порядке?! - Всё хорошо. - полувесёлый выдох, он прикрыл глаза. - Вы никого не предупредили, что уходите. Екатерина переживает и я... я тоже, шеф. - Со мной всё хорошо, мой мальчик, немного перепил. - Вам же нельзя! Сеченов слабо усмехнулся. Такими темпами Штокхаузен выведет его на чистую воду, скоро заврётся так, что сам же ему всё и разболтает. - Всего пару рюмок, за Катю. Ты ей не мог бы передать, что я очень извиняюсь и... - Уже передал, Дмитрий Сергеевич. Принёс молодожёнам от Вашего лица извинения. Сказал, что Вы нехорошо себя чувствуете и отправились в гостиницу. - Спасибо, Михаэль. Ассистент его работал даже когда были они вовсе не на работе. Всегда всё понимающий, Штокхаузен был всегда на три шага впереди и правда превращался в его собственную тень. И тень эта порой знала, что ему было нужно лучшего него самого. Был академик уверен, что мог бросить абсолютно все дела хоть на месяц, но будет всё выполнено и без его ведома. И успевал тот следить ещё и за ним самим. - Насколько Вам плохо? Помощь нужна, к Вам зайти, что-то принести? - Тише, я правда в порядке. Просто кружится голова, отосплюсь - пройдёт. - Вы же знаете, что меня просьбами не стесните, правда? - Знаю. - ответил Сеченов с теплотой, нежно улыбаясь. - Я позвоню, если что-то понадобится, договорились? - Да. Спокойной ночи, шеф. - Михаэль. - Мм? - В театр ещё хочешь? - Конечно! - Прекрасно. - улыбка расплылась шире, он собирался засыпать. - Утром созвонюсь с Большим. На главной ложе ты бывал? - По центру? Нет. - На нас с тобой оформлю. - Вы можете?! - Конечно. Где ты думаешь я сижу в Большом театре? - Спасибо, Дмитрий Сергеевич! - Михаэль... - слабый шёпот. - Да? - такой же тихий в ответ. - Ты такой милый, знаешь? Михаэль не ответил. Было ясно, что Дмитрий Сеченов если ещё не уснул, то был в процессе. Может, те пару рюмок сделали какое-то дело в светлой голове, но эти слова ударили немца как молот по наковальне. Он притих, порозовев в щеках. Вслушивался в чужое периодическое сопение, в издаваемые звуки засыпающего. Боялся он пошевелиться, как будто мог Дмитрий его движения почувствовать и проснуться. Он не хотел обрывать связь, было сейчас так уютно, как будто был он вместе с ним рядом. Спал с ним в одной кровати, прижимая к себе сонное тело. Милый. Так он о самом себе ни за что бы не подумал. Ещё несколько минут он прислушивался к сонному сопению, глупо улыбаясь, пока не решил, что пользоваться уставшим человеком было слишком подло. Михаэль закончил звонок, ещё на какое-то время погружаясь в какие-то приятные мысли. И счастливый, заснул он той ночью с приятной улыбкой на губах не подозревая, что в той же гостинице, этажом ниже, не мог той ночью уснуть Сергей Нечаев. Он прислонился лбом к окну, пытаясь остудить горящую голову. Тело слегка потряхивало, он сильно нервничал. То, что он натворил в том коридоре теперь мешало ему соображать. В тот момент ему казалось, что жизнь его закончилась, не успев толком начаться. Как ему думалось, бессовестно воспользовался он моментом. Неправильно прочитал чужую застенчивость, не так понял. Дмитрий Сергеевич, он сам видел, принял стопку или две, а он так гнусно воспользовался подвыпившим человеком. Чуть ли не прижал к стенке, нагло притянул в поцелуй, который, возможно, хмельному мозгу Сеченова чем-то дурным тогда не казался. Но нет, и на этом он не остановился, бессовестно вторгнувшись в такое интимное пространство. И ведь разрешения ему, как такового, толком не дали. "Пожалуйста." Умоляющий тихий шёпот до сих пор отдавался в ушах. Сказано это было так, будто правда хотели, чтобы Нечаев к нему прикоснулся. И даже через темноту коридора печальные карие глаза, было видно, просили об этом, просили о большем. Видел Сергей, что не был он академику безразличен. Но на его слова о любви ему не ответили. И надо было остановиться тогда, когда он сам ему об этом на ухо сообщил, но не услышал ничего о взаимности. Кто же так, чёрт подери, делает? Учёный ничего не сказал, но он всё равно настоял на своём. И правда, был он последним мерзавцем. Посмел расстегнуть чужие брюки, посмел коснуться рукой, посмел такое, о чём теперь больно горели уши. И всё бы было по-другому, если бы ему ответили взаимностью, но этого не было. Значит был Сергей Нечаев насильником. Другого слова не дано. Да если бы он узнал, что это Шток так бессовестно воспользовался ситуацией, да он бы с него шкуру спустил. Но был это вовсе не Шток. Зубы сжались, кулак приземлился на стеклянную поверхность. Но последней скотиной он, всё же, не был. Свои слова он действительно имел в виду и брать назад их как трус не собирался. Поступил он как последняя сволочь, потому что глупый дурак, и Сеченову надо было об этом узнать. Сергею надо было извиниться, будет он расплачиваться за это ещё долгое время, но он не станет делать вид, что ничего не произошло. Не будет прятать в песок голову. Он останется с ним рядом, будет защищать во что бы то ни стало, даже если начальник от него отвернётся. Собственно, ничего другого он от него теперь не ожидал. Предал. Изнасиловал. А ведь обещал никогда не подводить. Обещал оберегать, в итоге сам и обидел. Он позвонил. Минуты текли, но Дмитрий не желал отвечать. Сергей сдался. Да кто бы захотел разговаривать со своим насильником, правда что. Неприятная мысль озарила его голову, вдруг Сеченов плакал? И был причиной он сам - Нечаев. Он выдохнул сквозь зубы. Даже алкоголь в крови никак не успокаивал расшатавшиеся теперь нервы. Не хотел профессор на него даже взглянуть, быстрее выскочив из того проклятого коридора. Помнил он, как дрожала чужая рука, когда ухватился он за его запястье. Наверняка напугался так, что теперь Сергей его вряд ли вообще увидит. На себя ему было наплевать, но теперь представившийся плачущий Дмитрий не давал ему покоя. Надо было рвануть к лифту, подняться на следующий этаж, стучаться в дверь. Надо было извиняться на коленях за свою непростительную ошибку. Брови жалостливо свелись вместе, была эта идея плохой. Напугает ещё больше, подумает, что Сергей - животное, докучать сейчас было нельзя. Надо было успокоиться и дать успокоиться ему. Полночи он ворочался, ненавидя себя, шипя сквозь зубы в свою сторону ругательства, от которых у Михаэля свернулись бы уши. О самолюбии Сергей никогда в жизни не задумывался, но тем вечером он себя возненавидел, как никого никогда ненавидел. Даже Штокхаузена.

***

Других подходящих костюмов у них не было. В любой другой раз было бы ему безразлично, но одежда, в которой он сейчас зашёл в просторную ложу театра, словно прожигала ему кожу. И костюм Штокхаузена тоже напоминал о недавнем событии. Сергею он за эти три дня так и не ответил. Весь "Аргентум", не считая тех, кто остался охранять Предприятие, благополучно вернулись обратно и Сергей, видимо, тоже. Звонил он ещё несколько раз, но остался проигнорированным. И ведь приходил в номер, стучался несколько раз. Не настойчиво, пару минут, пока не уходил, не дождавшись хоть какого-то ответа. Правда был джентльменом. Хотя немного Сеченов об этом жалел. Лучше бы Сергей постарался всё забыть, лучше бы притворялся, что был он тогда пьяным и теперь ничего не помнит. Был он его почти на двадцать лет старше, а вёл себя как ребёнок, который пытается спрятаться от последствий проказы. От разговора того было не убежать и старший лейтенант явно давал об этом понять. Но он действительно не знал, что ему сказать. Ошибкой он это не считал, всё было по согласию, и рад бы он был поговорить. Он бы вообще не пытался прятаться, если бы не одно кудрявое но, сейчас светившееся радостью на мягкой обивке стула. Сеченов отвлёкся от своих мыслей, рассматривая своего ассистента. Последние пару дней он проводил вместе с ним в ожидании спектакля. Всё казалось нереальным, были они вдали от Предприятия, было оно теперь странным сном, в который не хотелось возвращаться. Медленные прогулки, ленивые разговоры ни о чём, нежностью распространявшиеся внутри. Но чувствовал он глубокую всеобъемлющую вину, ведь парень, которого он отчаянно целовал в том коридоре, рядом не было. - Дмитрий Сергеевич, спасибо. - Штокхаузен повернул голову, уместившись на своём месте. - Да совсем не за что, Михаэль. - ответил он ласково. - Есть за что, я представить не мог, что буду когда-нибудь здесь сидеть. - Думаю, проблемой это больше не будет. Тебе и без меня билеты сюда оформят, если ты позвонишь. - Сеченов хмыкнул, отвечая на чужой мягкий взгляд. - И спасибо, что... составили мне компанию, я знаю, нам нужно было возвращаться обратно и... - Всё в порядке, мой мальчик, отдыхать тоже иногда нужно. - Особенно Вам. Вы в последние дни немного... другой. - Надеюсь, я не испортил тебе настрой на сегодня? - Что Вы! Главное, что с Вами всё в порядке, остальное не важно. Дмитрий Сергеевич... - Да? - Если Вам нужно о чём-то поговорить, Вы ведь знаете, что мне можно довериться? Штокхаузен смотрел пронизывающим взглядом, от которого стыла кровь. Парень правда беспокоился, от чего делалось только хуже. Но Сеченов улыбнулся, тронутый искренней заботой. - Конечно, Михаэль, если мне нужно будет поговорить, я обращусь к тебе первым. Они кивнули друг другу, обменявшись внутренней теплотой. Внимание Михаэля теперь привлёк сам театр, сцена, перешёптывающиеся люди. - Знаете, а в компании гораздо лучше. И было бы не важно, на центральной ложе или на последнем ряду в партере. Дмитрий повернул голову, сердце замерло, заметив тоску на симпатичном лице. Михаэль и правда был очень одинок и неимоверно хотелось подарить ему хотя бы себя, если тот будет не против. Его рука потянулась в сторону, накрыла тёплую ладонь, сжала. - Она у тебя есть. - Знаю, Дмитрий Сергеевич. Теперь есть, самая лучшая. - немец тоже развернулся, на лице счастье. Только сейчас директор Предприятия понял, что ухватился за чужую руку, которая теперь на прикосновение то отвечало. Пальцы Михаэля были нежными, легко теперь они сжимали его собственные. Ассистента он своего знал и его способность чувствовать переживания своего шефа, поэтому этому жесту с его стороны он не придал значения. Смутился, осторожно выпутавшись, вернув ладонь на свой подлокотник. Ещё одна неосторожность, которая будет выжигать по ночам кожу. Балет вскоре начался, что не мешало им друг с другом перешёптываться. Щелкунчика Дмитрий Сергеевич видел уже трижды, поэтому внимание его было больше приковано к человеку рядом с собой, который в какой-то момент поднялся со стула, подходя к обитым мягкой материей перилам, в экстазе наблюдая за происходящим на сцене. Выступала сама товарищ Плисецкая и было совершенно объяснимо, почему Штокхаузен хотел её в их театр. Он поднялся тоже, присоединяясь, уместив ладони на перила. - Мы пригласим её, Михаэль. - зашептал он, не отрывая взгляда от сцены. - Хочешь, могу договориться сразу после спектакля, нам разрешат с ней поговорить. - Не стоит, шеф, не хочу казаться странным. - так же тихо, сохраняя приличия и правила нахождения в театре, ответил парень. - Это совершенно не странно - признавать чьи-то заслуги и пытаться подарить человеку, это заслуживающего, шанс на что-то лучшее. - сказано это было в адрес вовсе не Плисецкой. - Мы ещё не знаем, насколько успешным будет наш. - С таким заместителем как у меня, который театром горит? Я не сомневаюсь в нашем успехе, Михаэль. - Мне главное, чтобы нравилось Вам, Дмитрий Сергеевич. - Мне? При чём же здесь я? Он оторвался от сцены, заглядывая теперь в лицо вирусолога, давно от представления оторвавшегося. - Ну а как же. Вы думаете, я строю его для себя? Или, быть может, для товарища Нечаева? Эта фамилия больно отдалась в груди, но он не подал вида. - Может не для себя, конечно, но для страны, для мирового сообщества? - В какой-то степени. - немец мило хмыкнул, затем нагнулся чуть ближе, прошептав ещё тише. - Но в первую очередь только для Вас. От сокровенного шёпота прошлась дрожь. Ладонь Михаэля от его движения скользнула ближе к его, их мизинцы теперь невесомо соприкасались. - Я знаю, как Вы переживаете, что у Вас не хватает времени сюда приезжать, поэтому первая моя мысль была, чтобы был у Вас свой собственный. Я постараюсь сделать всё возможное, Дмитрий Сергеевич, выступать у нас будут звёзды мировой величины, они сами будут к нам проситься, вот увидите. - Ради меня, Михаэль? - он прошептал отчего-то грустным, но с отчаянной надеждой, голосом. - Конечно для Вас. - изумился парень, отодвигая голову. - Вы мне как никто дороги, я сделаю для Вас, что угодно. Были эти слова странными. Тон Штокхаузена - ласковым, улыбка и глаза будто пытались что-то сказать. Такие слова не произносили обычному начальнику. Это было больше похоже на признание. Сеченов слегка сжал перила пальцами, развернулся к сцене, наблюдая теперь за Майей Плисецкой. Слабый стук сердца чувствовался где-то у горла, немного в ушах. Кровь закипала в черепе, глаза заслезились. Не могло быть такого, что любили его они оба. Это было бы слишком. Он этого не вынесет. Хотя это и было тем, что до безумия ему хотелось всё это время. Но нельзя было испортить отношения с обоими. Нельзя уничтожить их обоих. Он заметил движение возле своей руки. Осторожная ладонь немца медленно накрыла его собственную, теперь слегка дрожащую. Пытался он переплести с ним пальцы и Сеченов позволил. Он не мог этому препятствовать морально. Тепло. Пальцы врача выписывали на коже какие-то узоры. Он прикрыл глаза, наслаждаясь ощущениями. Слегка приоткрыл, когда сбоку почувствовал вновь приблизившегося Штокхаузена. - Дмитрий Сергеевич... - Михаэль. - сглотнул, попытался что-то придумать. - Товарищ Плисецкая на сцене... - Знаю. Но а Вы то - здесь. Сеченов посмел взглянуть в его лицо. Тёмные глаза смотрели на него с особой нежностью, и наплевать было Михаэлю на сцену, на своего театрального кумира. Ему было плевать на всё, кроме одного человека перед собой. - Вы всё для меня. - шептал смущённо он. - Простите, давно хотел Вам об этом сказать. Я никогда никого не любил, но в Вас влюбился до того, как увидел. - он сжал дрожавшую ладонь чуть крепче. - Я понимаю, что чувства мои неправильны, незаконны. Вы не должны ничего отвечать, я просто хотел, чтобы Вы знали. Я безумно Вас люблю, Дмитрий Сергеевич. Повисла тишина. Спектакль продолжался. Дмитрию казалось, что эти тихие слова услышал весь театр, но никто не повернулся. Опять же, нужно было всё остановить, высвободить руку, вернуться в кресло. Нужно было непринуждённо улыбнуться, поблагодарить за чувства, ответить, что ничего не получится, но он признателен за добрые слова. Нужно было остановиться до очередной катастрофы. Вместо этого он смущённо уставился на чужие губы, так же нежно ведя круги на чужой кисти пальцем, позволяя полностью взять свою руку. - В твоих чувствах нет ничего неправильного. - еле как промолвил он заплетающимся языком. Слова его практически утонули в игре актёров, но Михаэль всё услышал. - Вы так думаете? Лёгкий смущённый кивок. - Разрешите Вас... поцеловать? Сердце рухнуло в бездну. Это было правдой, они оба любили одного и того же человека. Теперь всё вставало на свои места. Теперь было понятно, что они всё это время между собой делили. Вернее - кого. Беспочвенная вражда и ненависть обретала смысл. Всё это время ненавидели они друг друга из-за него. Он целовал одного, собирался целовать другого. И правда, был он самым последним подонком на планете. Но поделать он ничего с собой не мог. Со слепой безысходностью он всхлипнул какой-то ответ, ему нужен был Михаэль. Сейчас. - Не хочу Вас принуждать... Послышался милый шёпот, ведь давал ему парень шанс передумать. Мог он сейчас остановиться, оттолкнуть. Мог сохранить остатки правильности. Но вместо этого он прижался к чужому телу, уронив голову на плечо. Михаэль такого не ожидал, теперь с беспокойством разглядывая ложи по всему периметру, ведь если кто-то заметит директора Предприятия, прижимающегося к мужчине, будут у него проблемы, чего немец допустить никак не мог. Аккуратно, чуть ли не удерживая весь вес Сеченова на руках, он переместил их обоих в сторону, где были они теперь скрыты от лишних глаз бархатной тяжёлой занавеской. В нос ударило театральным запахом, к которому за это время они успели привыкнуть. Было всё и правда нереально, будто они сами сейчас играли на сцене. Но Штокхаузен никогда никому не позволит наблюдать за главным актёром. Это представление - для него одного. Он ласково отстранил от себя голову директора, пытаясь заглянуть в медовые глаза, пытавшиеся смотреть куда угодно, только не на него. - Извините, боялся, что нас заметят. Сеченов лишь робко кивнул, соглашаясь. Его потряхивало, Михаэль это заметил, сочувственно разглядывая мужчину, теперь почти зажатого между ним и занавеской. - Уверены, что всё... нормально? Я не хочу Вас напугать. - Михаэль. - перебил он тихо. - Прошу. Не особо было понятно, о чём просил Дмитрий. Отпустить себя или продолжить? Но когда прижались к нему теснее, немец легко улыбнулся и, медленно сократив расстояние, с чувством припал к желанным губам. Лёгкие постанывания учёного, которые проникали в его рот, отдавались у него в голове и он переместил руки за его спину, прижимая со всей любовью. Сердце бешено колотилось, его мечта только что стала явью. Он оторвался, чтобы насладиться зрелищем. Дмитрий Сергеевич выглядел немного растерянным, от этого ещё более милым, от чего внутри таяла сладость. Тёмный бархат окружал его со всех сторон, пряча от посторонних, словно самый желанный подарок, который Штокхаузену разрешили открыть. - Вы такой потрясающий, Вы не представляете. Он вжался сильнее, крепко обнял, прячась вместе с ним в темноте материи. Сеченов теперь упирался поясницей в бортик, обвив руками чужую шею. Как и его, Михаэля пробирала дрожь. Как и его, Михаэля трясло от такой близости с любимым человеком. Остановиться, надо было остановиться прямо сейчас. История двухдневной давности повторяла себя. Он снова разобьёт чьё-то сердце. Снова кинет, не скажет ни слова в ответ, выбежит после этого вон. Не будет отвечать на звонки, не пустит за дверь. Он улетит на Предприятие, будет игнорировать обоих. Хотя не имел он ещё ни малейшего понятия, как можно было избегать личного ассистента. Он что-нибудь придумает. Так и стояли, вжавшись друг в друга. Ладони Штокхаузена любовно гладили по спине, ещё минута и он правда расплачется от таких ощущений, как маленький мальчик. Прямиком парню на плечо, в которое он снова утыкался лицом. Запах Михаэля сводил с ума, он провёл носом по его шее, хотел коснуться губами, но испугался. Снова, как в коридоре, возбудился, и было глупо что-то скрывать, ведь вжималось в него чьё-то тело, которое точно так же было возбуждено. Они чувствовали друг друга сквозь брюки, Сеченов издал какой-то милый для Штокхаузена звук и он улыбнулся, ладони его спустились ниже, с трепетом касаясь талии. Щёки вспыхнули, не знал он, как будет после этого существовать, если не сможет больше к ней прикоснуться. Не знал, что будет делать, если Дмитрий не позволит быть с собой. Только ни после того, как позволили ему себя обнимать. Но были они в неподходящем ни для чего месте. Нужно было успокоиться, репутацию Дмитрия Сергеевича нельзя было замарать своими эгоистичными желаниями. - Дмитрий Сергеевич. - повернул он голову, зашептав в самое ухо. - Досмотрим? Учёный отрицательно кивнул, не отрываясь от плеча. Михаэль улыбнулся сам себе, умилившись тому, как крепче пытался прижаться мужчина в его руках. - Хорошо... тогда хотите уедем? Новый отрицательный кивок, Сеченов слегка дрожал. Хотел немец сказать что-то ещё, но лишь выдохнул почувствовав, как еле заметно тёрся академик о его пах. Крышу начинало уносить, но он обязан был сохранить хоть какие-то остатки самообладания, в конце концов, была эта его работа - присматривать за Дмитрием Сеченовым. Слегка согнувшись, он подхватил любовника сбоку бёдер, вжимая его в бортик. - Михаэль... - прошептали дрожащие губы. - Остановиться? - он со страхом заглянул в блестящие глаза, с бесконечной радостью отметив, с какой любовью и смущением на него сейчас смотрели. - Н-нет. Сеченов немного дёрнулся, пытаясь получить большее. Коленями сжал чужой торс, выстонал громче, за что получил очередную порцию приятного шёпота в самое ухо. - Тише, мой хороший. - ворковал немец, пытаясь справиться с собственной нервозностью. - Я не могу позволить, чтобы Вас кто-то услышал. Он нежно припал к тонким губам, затягивая в сладкий поцелуй. Изящная ладонь запуталась в его волосах, немного сжимая, будто боялся Дмитрий, что перестанут его целовать. Но боялся он зря. Михаэль начал двигаться, не отрываясь целуя. Прямо так, в брюках, даря им обоим странное, но всё же наслаждение. Заглушал сладкие стоны, срывавшиеся с языка профессора. Уплывая в эйфории, Сеченов отчаянно боялся кончить. Ведь когда спадёт пелена блаженства, когда закончится представление и опустится занавес, когда исчезнет чудо момента - он убежит. Не знал он, кто сказал, что любить - это прекрасно. Ничего сложнее, ничего мучительнее в своей жизни он не испытывал. Больше всего было жаль не себя, а двух несчастных, которых он обрекал на страдания и взаимную ненависть. Всего навсего надо было сказать обоим, что до мужчин ему никакого дела нет. Забудут, переключатся на кого-то другого. Молодые, всё впереди. Угораздило их влюбиться в кого-то старше себя, кто любви их вовсе не заслуживал. У кого руки в крови, ведь купался он в алом море, так прекрасно разлившимся после его деяний. Утопил в нём полмира, теперь же мечтал о любви. Вот же фантазёр. Он кусал губы, если Михаэль давал ему секунду передохнуть. Жмурил глаза, стараясь не смотреть на любимое лицо, перед которым было неимоверно стыдно. Стыдно за всё, что уже натворил и за то, что натворит через какие-то минуты. - Я люблю Вас. Волосы встали дыбом, по позвоночнику прошлись мурашки, он выгнулся, парень прижал его к себе теснее. Оргазм снова утонул в чьём-то рту, он всхлипывал, теряясь в ощущениях. В зале послышались многочисленные аплодисменты, музыка играла чуть громче. Всё это будто для них двоих. Его аккуратно опустили на пол, но ноги отказались слушаться, подкосились. Сильные руки не давали упасть, снова обнимая, оставив невесомый поцелуй на шее. Сеченов вдохнул раз, второй. Коснулся чужих предплечий, прося себя отпустить. Штокхаузен послушался. Не взглянул в глаза, вылезая из бархатной материи, стараясь не касаться человека, в которого он секундой назад вжимался, будто от этого зависела его жизнь. Прошёл мимо. - Я Вам не нравлюсь? Мягкий тоскливый голос, полный отчаяния. Прощения ему не было, поигрался он с ними, словно с игрушками, теперь выкинув на помойку. - Извини. Даже ответа он другого не придумал. Не развернулся, выйдя из ложи. Мчался по дорогому коридору, хоть и плыло перед глазами, хоть и отказывало тело. В какой-то момент пришлось остановиться, прислониться к стене, отдышаться. Собственная сперма в штанах в любой момент теперь могла выделиться мокрым стыдливым пятном, нужно было бежать отсюда подальше, пока не начался антракт. Он выскочил из здания, взглядом пытаясь найти хоть одно такси, но нашёл лишь человека, теперь таращившегося на него в нескольких метрах. Человека, которого он меньше всего хотел сейчас встретить. - Шеф... Что случилось? Встревоженный голос, обеспокоенный взгляд. Как будто не обидел его Сеченов вовсе, был Сергей теперь рядом, переживал. Да, выглядел он наверное после оргазма совсем подозрительно. Казалось ему, что был он теперь таким маленьким, что захотел бы Нечаев, придавил бы его ногой. Заслужено. - Ты... ты не уехал? - прошептал он удивлённо. - Конечно же нет. Я и Уран остались здесь, кто-то должен был присматривать за директором Предприятия. Что же Вы думали, шеф... я Вас брошу? Последний вопрос был явной отсылкой к их последней встрече. Таким тоном это было произнесено, такими глазами смотрел на него Нечаев, что становилось плохо. Он ему не ответил, вглядываясь куда-то вдаль. - Представление уже разве закончилось? - мягко продолжил Сергей, рассматривая начальника. - Не по времени... но что с Вами? Дмитрий Сергеевич, Вас кто-то трогал?! - Никто не трогал. - промолвил он, прикрыв глаза. - Мне надо идти, мой мальчик. - Я довезу Вас. - Не нужно, я сам. Заметил он теперь растрёпанную, ранее идеальную причёску. Заметил слегка выбившуюся из под ремня рубашку. Заметил слегка припухшие губы. Такие бывают только от продолжительных поцелуев. Сергей замер. На ум приходило только одно. - Дмитрий Сергеевич, подождите! Позади послышался голос фрица. Сергей медленно поднял взгляд. Выглядел тот получше своего начальника, но вот губы такие же красные. И самое паршивое, понимал Нечаев, что не стал бы Штокхаузен силой брать. Не посмел бы. Прекрасно знал он, что точно так же как и он сам, проклятый немец Сеченова любил. Тот остановился, теперь разглядывая офицера. Зубы скрипнули, и ударить не за что. А за что? Дмитрий с ним самим не встречался, не ответил, не подтвердил. Да, целовались, даже больше. А хотел ли этого вообще учёный? И теперь оказывается, что нравился ему совсем другой человек. Только почему печальный он был такой, почему будто бы хотел сбежать с этого самого места. Почему у фрица на лице вина, которую и он сам эти два дня испытывал и не мог заснуть? Он прищурился. Встретился взглядом с тёмными зрачками, уставившиеся на него точно так же. - Шток Вас... он Вас принудил? - старший лейтенант сделал шаг ближе, пытаясь заглянуть в блестевшие от подступивших слёз глаза. - Нет. Он ничего не сделал, Сергей, слышишь? Штокхаузен тоже подошёл, собирался что-то сказать, но он не дал ни одному сказать больше ни слова. - Езжайте на Предприятие. Оба. Тихий голос и никто не посмел его остановить. Сеченов сел в такси, оставляя двух молодых людей смотреть ему вслед. Машина скрылась где-то за горизонтом и только тогда они нарушили молчание. - Дай мне только повод... - начал Нечаев, но его тут же перебили. - Какой повод тебе нужен? Он у тебя давно есть. Я люблю его. Ударь, раз хочешь. Сергей замолк, поражённый прямым твёрдым ответом. Они смотрели друг другу в глаза, но без прежней ненависти. Потерянные, пытались они найти ответы друг в друге, но не знали, что в итоге сказать. - Целовал его только что? - просипел Сергей болезненно, надеясь, что был он неправ. - Да. - Михаэль на мгновение задумался. - А ты? - Тоже. - На свадьбе, правда? В том коридоре? - В коридоре. Сергей отвернулся, не желая больше продолжать тему. Михаэль вдохнул воздуха, прошёл мимо. Остановился, когда услышал всё тот же голос. - Он ответил тебе? - Что? - развернулся, свёл непонимающе брови. - Дмитрий Сергеевич. Он тебе сказал, что... Михаэль ждал продолжения, хоть и прекрасно знал, что собирался спросить офицер. -... что любит тебя тоже? - Если я отвечу, что изменится? - Если он ответил тебе взаимностью, я не буду Вам мешать. - Вот как. - Я не стану ставить палки в колёса самому любимому человеку. Если его чувства к тебе взаимны, уж постарайся сделать его счастливым. Иначе я... - Не ответил. Врать парню он не хотел, совсем. Почему - он не знал. - А тебе? - Нет. - Сергей качнул головой, попав ненадолго в плен карих глаз. О чём-то оба задумались, потеряли друг к другу интерес. Мысли путались с быстротой скорости света, много вопросов, не было ответов. Михаэль вновь развернулся, больше не сказав ни слова. Сергей ещё немного постоял, пока также не удалился.

***

Без единой эмоции ехал он в такси. Без единой эмоции поднялся в номер, разделся, принял душ. Хотел позвонить кому-то из отряда, чтобы пригнали «Ласточку», передумал, оформил обыкновенный билет не самолёт. Только после этого уселся на край кровати, уставившись на минуты в пол, пока, спрятав лицо в руках, с силой не разрыдался. Он правда это сделал, бессовестно воспользовался обоими, надругался над их чувствами, попользовался себе в наслаждение. Пытался утирать дрожавшими руками, катившиеся ручьём, слёзы, но толку было от этого мало. Горестно всхлипывал, впадая в истерику, закусил ребро ладони. Дороги обратно у него никакой не было, сам был в этом виноват, сам отрезал себе всякий путь. В груди больно кольнуло, он схватился за левую сторону. Так переживать ему категорически было нельзя, Захаров бы давно затолкал в него валерьянку. Плевать. Согнулся пополам, обхватил голову руками в попытке хоть немного успокоиться. Выходило плохо, он опустился на спину и прикрыл глаза тыльной стороной ладони. Слюна скапливалась в горле и он пытался её судорожно проглотить через рваные стоны, всхлипывая через боль. Всё же успокоился, принял таблетки. Накинул рубашку, затянул галстук, собрался, уехал в аэропорт. И наверное надо было сообщить хоть кому-то, что директор Предприятия добирался самостоятельно, что всё было с ним в порядке, но он проигнорировал звонки обоих. Выключил планшет, пейджер. В самолёте удалось перебиться неспокойным сном, постоянно прерывающийся дурными кошмарами. Одна из стюардесс поинтересовалась, всё ли с ним в порядке. Он соврал. Домой он не собирался, наплевав на усталость, на физическое недомогание, сразу в кабинет. Работа - лечит. Займётся документами, дел невпроворот. Оттуда сразу в лабораторию, Захаров, поди, уже давным давно оттуда не вылазит, как вернулся несколько дней назад. Сталин после встречи остался доволен, но расслабляться было нельзя. Из головы нужно было выкинуть всё лишнее. Зашёл в кабинет, чуть ли не наткнувшись на своего заместителя, он нервно дёрнулся, испугавшись. - Что же Вы делаете, шеф? - прошептал Штокхаузен, на секунду сжав его за плечи, сразу отстраняясь. - Вы знаете, как все переполошились? Вы никому не отвечали. - Вызови мне машину, товарищ Штокхаузен. Пытался он казаться неприступным, хотел уйти от всевозможных разговоров. - Дмитрий Сергеевич, Вы простите меня. - промолвил немец, смотря на проходящую мимо спину. - Там, в театре, я говорил правду. Но если я Вам совсем не нравлюсь, это к лучшему. С Нечаевым Вам будет хорошо, я не посмею Вам больше докучать своими чувствами. - Мой мальчик, о чём ты говоришь? - он развернулся к нему, замучено выдохнув. - Быть с Вами я всё равно не достоин. Даже рядом стоять, быть тем, кем Вы меня сделали. - Михаэль... - Это правда. Я врал Вам с самого начала. Это даже не настоящее моё имя. Он опустил взгляд, горько улыбнувшись полу, боясь теперь посмотреть в добрые глаза своего начальника. - Не твоё? - прошептал Сеченов, разглядывая кудрявую голову. - Нет. Дмитрий Сергеевич, я никогда не держал в руках автомата, я не был на фронте. Я... - Михаэль заговорил очень тихо, слова доставались ему с трудом, будто ножи резали они ему горло. - ... я вступил тогда в СС. Носил форму. Не воевал, но вёл разработку биологического оружия... Я не хотел. Ничем не горжусь, себя ненавижу. Прогоните меня, если желаете, я... - Я знал. Знал, сука, что что-то с тобой не так. Они развернули головы. На пороге стоял Сергей Алексеевич Нечаев, на лице тьма, презрение. Он опасно приближался, явно не с благими намерениями. Сеченов преградил ему путь, когда отделял его от Штокхаузена всего один метр. - Серёжа, не надо. - просил он сипло. - Шеф, фашист, натуральный фашист! У Вас в кабинете! - смотрел Нечаев с изумлением на уставшее лицо, в глазах непонимание. - Он никого не убивал... - Вы не можете этого знать! Он врал Вам всё это время, и Вы до сих пор ему доверяете?! - Доверяю. Звенящая тишина. - Как и тебе, Серёжа. - с отчаянием проговорил профессор, игнорируя грудные боли. - Пожалуйста, не надо... - Да как я теперь могу оставить Вас с ним рядом, с фашистским отродьем?! Из-за таких, как он, погибли миллионы! - Я никого не убивал, Нечаев. - Михаэль подал голос, выходя из-за маленькой спины начальника, гневно смотря теперь на своего оппонента. - А скольких моих соотечественников уничтожил ты?! - Ты смеешь сравнивать проклятых нацистов с героями, защищавшие свою страну?! Сергей впадал в бешенство, ещё секунда и он уронит его на пол, и там уже его никто не остановит. - Ты думаешь, что каждый из них воевал по своей воле? - вирусолог прищурился, стараясь сохранять самообладание. - Не каждый солдат был нацистом, Сергей. Кому-то промыли мозг, кого-то запугали. Что бы ты сделал, Нечаев, если бы тебе сказали: Убей - или мы убьём самого близкого тебе человека? Не стоит мести всех под одну метлу, были и на другой стороне жертвы. Нечаев на секунду замолк. Никто из них до этого не заметил, что Дмитрий давно удалился к своему столу, не желая слушать ругань. Глаза заволокло пеленой. Приближался обморок, если не что-то похуже. Стол был единственной сейчас опорой, отделявший его от встречи с полом. Воды, поспать. Он больше этого не вынесет. Не вынесет их ненависти друг к другу. Пусть лучше ненавидят его. Да, так будет лучше. Пусть презирают, пусть думают, что они ему безразличны. Примет весь удар на себя. Сеченов услышал сзади себя шаги. - Вон отсюда... Оба. Чтобы не видел здесь завтра. Слышите меня? - Дмитрий Сергеевич! Что с Вами!? - Михаэль нежно уместил ладонь на подрагивающей спине. - Смотри, что ты натворил, фриц! В крови у тебя над людьми издеваться, гнида ты эдакая. - Это мне говорит необразованная русская псина... - Хватит!! Паника охватывала со всех сторон. Он отшатнулся словно от огня, мир будто раскалывался на части. - Надоели. Оба надоели. Убирайтесь прочь, повторять не стану. - Шеф... - подал было голос Сергей. - Нет!! Мне нет до вас абсолютно никакого дела и никогда не было. Ни до одного. Я не знаю, чего вы там оба напридумывали. Оставьте меня в покое. Выметайтесь, вперёд! - он указал на дверь своего огромного кабинета. - И не смейте мне завтра показываться на глаза. Выметайтесь! Да, пусть его возненавидят, так будет лучше для них самих. Забудут, успокоятся, будут счастливы. Тишина. Он не смел взглянуть ни на одного. Стойко держался, не показывая, насколько ему было плохо, что тряслись ноги, что не хватало дыхания. Больше они не сказали ни слова, вышли из кабинета. Дмитрий добрался до дивана тяжело дыша, сердце сильно болело, казалось, что умирает. Может, надо было всё-таки попросить о помощи. Надо было ехать в больницу, надо было попросить себя увезти. Попытка подняться и добраться до "Груши" или планшета теперь казалась чем-то вне человеческих возможностей. Директор опустился на спину, блуждая испуганным взглядом по высоченному потолку. Через минуту послышались чьи-то шаги как минимум двух человек. Он глубоко дышал, с шумом выдыхая воздух чуть ли не через зубы. Говорить не хотелось, было больно. Вернулись. Конечно вернулись. - Добрый вечер, Дмитрий Сергеевич. Не русский акцент, совсем на лёгкий обворожительный акцент его Михаэля не похожий. - К-кто... - Тише. Вам, видимо, плохо. - Очень проницательно. - выдавил из себя профессор, заметив чужую наглую усмешку. Не было среди незнакомцев ни Сергея, ни Михаэля. Трое неизвестных сейчас стояли возле дивана, рассматривая лежащего на нём человека. - Мы за Вами, товарищ Сеченов. - Без записи приёмы не веду. - Остроумно. - хмыкнул главный. - Убивать пришли? - в голосе ни капли страха. - Зачем же так вульгарно? Для мира потеря такого человека, как Вы, будет катастрофой, товарищ Сеченов. Вы нам всем ещё пригодитесь. Только жить теперь будете в США. - Я лучше подохну на этом диване. - вымученная усмешка. - Ну, ну. - главный дотронулся до уха, в котором явно было устройство переговоров. - Eagle, an object having Myocardial infarction, make sure everything on the plane is ready for us. Coming now, over. Английским Дмитрий владел свободно, по крайней мере теперь был уверен, что помощь ему окажут. - Как... как попали сюда? - По старинке. Через маленьких крысок. - иностранец улыбнулся. - Кто? - через силу спросил Сеченов. - Ну разве не понятно? Через самых близких, Дмитрий Сергеевич. Товарищи Нечаев и Штокхаузен потрудились на славу. Американец довольно хмыкнул, заметив настоящую боль в чужих карих глазах. Боль та теперь была далека от физической, которая прошивала сейчас слабое тело насквозь. Этот вид страданий самый действенный, он уничтожал морально, убивал надежду. - Grab an object. Let's leave before someone notices us. - Yes, sir! Сопротивляться у него не было никаких сил, да и было бы это абсолютно бесполезно. Он и в самом лучшем своём состоянии не сумел бы ничего противопоставить трём крупным мужчинам. Чужие руки подобрали его как куклу с дивана, унося из кабинета. Всеми силами пытался он подавить эмоции, но не сумел удержать солёные капли, покатившиеся по горячим щекам.