Меринит

             Тело было словно объято огнем. Я попытался открыть глаза, но те будто слиплись.        Рваный выдох — я ощутил на потрескавшихся губах обжигающее дыхание. С очередным вдохом внутрь попал ледяной воздух, который я принялся хватать приоткрытым ртом как утопающий.       — Пожалуйста, — едва слышно выдохнул я — язык заплетался, став ватным. — Перестань меня мучить.       Шорох. Хруст веток под чужой поступью, будто кто-то ломал кости.       В нос ворвался металлический запах крови. И тут же будто расцвел внутри. Мерзость.        Меня колотило — хотелось укрыться чем-то теплым, одновременно с тем жаром, что заставлял мечтать окунуться в ледяную воду.        Через силу я открыл слезящиеся глаза. Светало. И от этого едва ощутимого света их начало резать еще сильнее.       Стон, больше напоминающий ржавый скрежет, сорвался с губ. Языком я попытался их смочить.       Сместив тяжелую голову и щекой все еще касаясь прохладного камня, я наслаждался едва ощутимым облегчением. Сначала появилась чужая огромная тень: расплывчатая, с рогами и когтистыми лапами, напоминающими ветви, укрытая листвой.       Я должен был испугаться, но мне лишь хотелось… пить.       — Воды.       Ощущалось, что, если я не сделаю сейчас глоток, — умру.       Голова раскалывалась на части.       — Том, — позвал я протяжно — из горла, вперемешку с звуками имени, вырвался лающий хрип.       И я начал им захлебываться.       Судя по всему, еще пару таких заходов, и я лишусь легких.       — Молчи, — раздался знакомый голос. — Я здесь.       Запах крови усилился, стоило ему подойти ближе. Мне с трудом удалось рассмотреть его: Том с ног до головы был перепачкан алым. Его руки, лицо — особенно губы — были покрыты подсыхающей субстанцией. Именно ее «аромат» стоял на всю округу: вязкий и тяжелый. Удушающий.       Я чуть оторвал голову, чтобы рассмотреть его лучше. Куски плоти виднелись на нем, свисая подобно трофеям, что скорее всего было игрой воспаленного воображения.       Разодрать человека так, чтобы на тебе висели его куски — совсем уж сказки.       Враз замутило от запаха, да так сильно, что меня чуть не вывернуло на драгоценный трон. Пришлось тут же опустить голову, пережидая приступ.       Я прикрыл глаза, провалившись в темноту. И через время почувствовал, как на мой подбородок нажали, заставляя приоткрыть рот. Том — я был уверен, что это он, — аккуратно приподнял мою голову и стал поить водой, которую я начал жадно глотать в попытке утолить жажду.       Слизав несколько капель, которые остались на губах, я приоткрыл тяжелые веки.       — Спи. — Это стало последним, что я услышал.        И я в который раз погрузился во тьму, что тянула цепкие пальцы к моей душе.              — Зачем тебе такие большие рога? — писклявый голосок, принадлежащий мне, даже не дрожит.       — Чтобы насаживать на них не в меру любопытных детей, — бурчит недовольно знакомый голос, но в нем нет ни капли злости.       Только усталость.       — А я думал, чтобы лучше думать, — звонко смеюсь над ним.       — Наглец. — Я чувствую, что он усмехается. — А теперь, пожалуйста, сосредоточься на главном. Что это за куст? — Узловатые пальцы касаются листьев. — Мы это проходили.       Я вздыхаю, пытаясь придумать, как выкрутиться.       — Кипарис? — наугад отвечаю я.       — Разве это похоже на кипарис?       И куст ведь действительно на него похож, но судя по дальнейшему ворчливому брюзжанию на незнакомом языке, я все-таки ошибся.       — Это можжевельник, Гарри. У нас не растут кипарисы, — отвечает он тем тоном, которым со мной говорит мама, когда объясняет арифметику. — А для чего мы используем ягоды и листья этого кустарника?       — Ягоды для еды, — важно сообщаю ему.       — Да что ты говоришь, — цокает он. — А если еще немного подумать?       — В зельях.       — В каких зельях?       — Не помню я! — капризно сообщаю ему, повышая голос.       — Не ори. — По ощущениям он морщится. — Меня не должно волновать, что ты плохо запоминаешь то, что тебе уже рассказывали, — он ощутимо выделяет голосом последние слова. — Это твоя ответственность, ребенок. Но последний раз повторюсь: ягоды можжевельника используются в ряде легких приворотных зелий.       — Вот видишь! Ты все знаешь — скажешь мне, когда нужно, — немного обиженно говорю ему.       И снова тяжелый вздох.       — Поговорим о кипарисах, — переводит он тему. — С чем ассоциируется этот кустарник?       — Не хочу! Пошли лучше к Тони, он расскажет мне о гостях на болоте!       — Ленивый мальчишка…                     Тело дрожит от озноба, и я задыхаюсь.       — Мамочка! Мама, сделай что-нибудь! — шепчу я потрескавшимися губами.       Лихорадка не спадает уже столько времени, что я потерял счет.       — Маленький, — я слышу ее голос, в котором дрожат слезы.       На мой лоб опускается ледяная тряпка.        Не помогает.                     — Наконец-то ты пришел в себя, — равнодушный голос ворвался в сознание.       Я ощутил на лице чужой прожигающий взгляд. Он скользнул по скулам и замер на губах, очертив нижнюю, — я инстинктивно облизал ее кончиком языка, рвано выдохнув.       Он что, все то время, пока я спал, сидел и смотрел? Странность какая.       Глаза с трудом открылись, но попытка сесть не увенчалась успехом: слабость не дала этого сделать — я упал обратно на мягкую постель.       Прочистив горло, я спросил все равно скрипучим голосом:       — Где Меринит? — И тут же добавил: — Долго я спал?       — Ты спрашиваешь, долго ли ты был в беспамятстве? Да. Почти четверо суток, — протянул Том совсем рядом. — А что касательно цветка — он там, где ты его оставил.       Я чувствовал, как он посмотрел на меня равнодушно, какое-то время наблюдая — чужой взгляд почти осязаемо касался кожи, — пока я пытался осмотреться в комнате.       — В сумке на полу, — пояснил он, тяжело вздохнув.       Мне хотелось подняться и убедиться в этом — и ежедневный ритуал будет соблюден, — но было тяжело даже пошевелиться.       — И ты все это время был здесь? — немного срывающимся голосом спросил я, мысленно переключаясь.       Цветок я решил проверить чуть позже: как только встану.       — Кто-то же должен был присматривать за тобой, — усмехнулся Том ядовито.       Сердце пропустило удар.       Я застонал и все-таки приподнялся на локтях, чуть было не упав вновь, но преодолел себя и осмотрелся по сторонам внимательнее. Внутри появились подобие лавки, небольшая плошка с водой и холщовая ткань.       Он, оказывается, действительно все это время заботился обо мне.       От осознания этого внутри расползлось тепло. Никто из посторонних никогда так за мной не ухаживал, да и я не подпускал. Исключая, наверное, только Гермиону, но та заботилась обо мне по-другому. А не когда я болел.       От мысли о подруге сердце сжалось. Я за все время не придумал, как предупредить их с Роном, что жив. Даже не попытался связаться, но и возможности не было. Или я ее не видел. Вообще все происходящее в последнюю неделю было похоже на сон: настолько волшебная атмосфера, что я перестал чему-либо удивляться. А вот с Герми и Роном — упущение, которое стоило исправить.       — Том, ты можешь… передать моим друзьям, что я жив? — голос сильно дрогнул.       — Каким друзьям? Тем, что начали рубить и жечь лес? Тем, что пришли туда, куда их не звали? — Том хищно усмехнулся. — Нет, им уже никто ничего не передаст.       Его ледяной тон был красноречивее слов.       Проклятье. Вот чья кровь была на нем. Как я мог не вспомнить об этом сразу?.. Почему не подумал, что увиденное было не подкинутой картинкой утопающего в жаре разума, а реальностью?       — Я… Среди этих людей была девушка с копной кудрявых волос и рыжий долговязый парень?       Том на миг будто задумался. Или тянул время, тем самым заставляя меня терзаться волнениями.       — Нет, никаких рыжих, — сообщил он. — И только мужчины.       От сердца отлегло: никто из моих друзей не пострадал. Может, это даже были не жители Хогсмида. Совесть продолжила терзать, но уже медленно затихая. Я ничего с этим не мог сделать: не мог повернуть время вспять и предотвратить случившееся.       Я понимал, что задавать вопросы будет лишним, но все же привычно предпринял попытку:       — Я могу…       Но закончить мне не дали, будто и заранее зная, что именно я спрошу:       — Нет, Гарри. Ты отрабатываешь свой долг, а не вышел на прогулку, — заявил он с прохладцей. — Никаких друзей; никаких весточек им, — поморщился Том.       Этот разговор повис в воздухе, как топор. Я не мог предъявлять претензии, но грусть разрасталась внутри как сорняк.       Мне больше нечего было сказать, ему — тоже, поэтому Том ушел, оставив меня одного. И следующие дни я валялся в постели и много спал — даже читать не хотелось до поры до времени, — а потом начал выходить из комнаты, которая опять ощущалась местом заточения.       Наверное, поэтому Том принес огромный пузатый котел и поставил его прямо напротив своего трона: пытался тем самым меня развлечь. Или себя. Но мне не хотелось даже этого. Только забиться в «нору» и не показывать оттуда носа. И чтобы время пролетело быстрее. А оно и так летело как сумасшедшее — прошла уже почти половина моего вынужденного пребывания. А я даже не приступил к своим обязанностям, а следовало бы, потому что апатия накатывала все сильнее — верный признак того, что пора заняться хоть чем-нибудь.       Или хотя бы отыскать дополнительные книги, раз работы для меня так и не нашлось, и пролистать их.       — Мы с тобой говорили о книгах, помнишь? Это еще возможно? — спросил я, стоило Тому в очередной раз появиться в моей комнате.       Уголок его губ дернулся.       — Что ж, раз ты так просишь, ребенок, — хмыкнул он. — Пойдем.       Пришлось гадать, куда же он меня зовет. Может, тогда, когда меня терзала горячка, он принес книги и оставил их где-то снаружи?       Нет.       Ответ я получил сразу: когда Том подошел к дальней из стен и провел по ней рукой. Та испарилась, а он кивнул на проход, мол, следуй за мной.       Не медля больше ни секунды, я соскользнул с кровати и рванул к двери под насмешливым взглядом темных глаз. Сразу вся хандра испарилась, оставив только любопытство.       — Я думал, что тут ничего нет, — произнес я абсолютную банальность, заглядывая вовнутрь и потрясенно замер.       Мне доводилось только слышать о таких библиотеках. Не тех, где несколько зачитанных до корки книг или парочка тех, что хранятся в семьях как сокровища, а настоящих: заполненных многочисленными томами.       — Ты ошибся, — ответил Том, с нескрываемым интересом наблюдая за мной, как я с восторгом рассматривал стеллажи и небольшую винтовую лестницу, ведущую на второй этаж.       Я чувствовал чужой, оседающий на теле, провоцирующий мурашки и какую-то неловкость взгляд.       Внутри комнаты стояли стол из дерева и стул. Я даже не был уверен, что такой есть у городничего: красивый, обитый тканью и такой удобный на вид. Я подошел и пощупал его, убеждаясь.       Мне казалось, что я заглянул везде: рассмотрел чернильницу на столе — зачем таким существам, как он, чернила? — огромное перо, несколько книг на краю.       Я протянул руку и пролистал каждую.       Написаны на неизвестном языке. И он понимает ведь…       Одним словом, я делал все, чтобы не анализировать его странный взгляд в свою сторону. Один раз в жизни на меня так уже смотрели: один из банды Грейбека. Так, будто я принадлежу ему.       Я повернул голову, а Том все также наблюдал за мной, склонив голову набок, и ухмылялся. Беззлобно.       Я уткнулся взглядом в стол, заметив шкатулку с изумрудами, но не решился открыть, хотя было очень любопытно.       Хотелось взглянуть одним глазком. Но вряд ли меня за такое погладили бы по голове.       — Книги, которые будут понятны для тебя, все расположены на втором ярусе, — рассказал Том.       Я не успел даже моргнуть, как он оказался там. Том стоял спиной ко мне, около самой дальней полки. И пока он выбирал, мое любопытство пересилило меня — хотя я боролся с ним, — и я заглянул в шкатулку.       Внутри лежала одна единственная вещь: кольцо с черным крупным камнем.       Не в силах удержаться, я протянул руку и провел кончиками пальцев по камню, очерчивая грани. От него шло размеренное тепло. Мне даже показалось, что он льнет ко мне, как живой.       Я не мог найти найти объяснений ни этому факту, ни тому, что произошло дальше. Вещь словно сама потянулась ко мне, крутанувшись в шкатулке, и скользнула на палец.       Я попытался снять его, но безрезультатно — оно село как влитое.       Волк задери! Что же делать? Его требовалось снять, как можно скорее, пока меня не поймали.       Происходящее приняло дурной оборот. Вот чувствовал я, что Том вряд ли одобрит мое наглое вторжение. И ладно бы только его, но нет же: я еще и нацепил его вещь.       Нужно было сознаваться в содеянном, только так сила наказания должна уменьшиться — я же признаюсь.       Это было бы честно.       — Том… — позвал я.       Он плавно обернулся, а его лицо окаменело.       Дурной знак.       Том удерживал в руках книги, и мне показалось, что костяшки его пальцев побелели: так сильно он сжал их.       Его тяжелый взгляд скользнул по раскрытой шкатулке и метнулся ко мне.       — И как же это вышло? — угрожающе-спокойно спросил Том.       Книги, повинуясь чужой воле, слетели и легли на противоположный край стола, а сам Том также, как исчез ранее, оказался рядом.       По коже прошел мороз.       Идиот. Что же я наделал?!       — Оно само…       Это было так глупо, что я тут же почувствовал себя еще большим дураком.       — Я только хотел посмотреть, — заявил я и с вызовом взглянул на него. — Это не специально вышло.       Оставалось надеяться, что я не выгляжу перепуганным ребенком в его глазах.       Том прищурился, перехватил пальцами мое запястье одной рукой, отчего мурашки пробежали по всему телу, а второй — попробовал снять кольцо, что-то еле слышно прошептав. И еще раз потянул. Ничего.       — Твое чрезмерное любопытство когда-нибудь утихает, мальчишка? — выдохнул Том раздраженно.       А я стоял и смотрел на него, ощущая, как все вибрирует вокруг.       — Что это значит?       Почему оно не снимается?       — Значит, что ты присвоил себе мою драгоценность, — в тон протянул Том и как-то слишком уж плотоядно посмотрел на палец.       — Ты понимаешь, что я не об этом спрашивал, — срывающимся голосом запротестовал я.       — У меня нет ответа на твой вопрос, — прошипел он, но я видел по глазам, что он просто не хочет ничего объяснять или, может, чувствовал это. — Но пока пусть оно останется у тебя, раз уж ты так рьяно тянул к нему ручонки. К тому моменту, как ты уйдешь, я придумаю, что можно сделать.       Взгляд Тома приобрел задумчивость, а вспышка злости стала медленно угасать.       — Прости. Я правда не знаю, как так вышло. Пусть это и звучит глупо, но оно действительно само. Я всего лишь хотел посмотреть, — повторил я и смело посмотрел в чужие глаза. Черные и бездонные.       Собственные слова показались какими-то беспомощными.       Том поднял мою руку и посмотрел на кольцо, будто что-то для себя решая.       — Раз любопытству твоему нет предела, значит ты пошел на поправку. Твои книги тебя подождут — для тебя будет работа, к которой уже давно следовало приступить. Будь готов через двадцать минут, — он отпустил запястье и повернулся ко мне. — И да… Вон отсюда! — шипяще выплюнул Том.       Шкатулка захлопнулась с грохотом, а я вылетел как ошпаренный из библиотеки в комнату. Том вышел следом, повел рукой, пряча проход, и ушел, больше не сказав ни слова.       Я с замиранием сердца слушал удаляющиеся шаги, следом уткнувшись в ладони лицом. Глубоко внутри зародился страх, перемешанный с волнением.       Мало того, что происходило что-то непонятное, так я еще и не знал, что будет дальше.       Куда мы отправимся? Что точно нужно будет делать?       Естественно, все станет понятно на месте, но ситуация от этого не улучшалась.       Тем более я разозлил его и сильно, когда между нами только установилось какое-то подобие нейтралитета. Он не ранил меня, не делал ничего плохого, а я в ответ слушался. Ладно, старался.       Наверное, все отведенное время я метался по комнате, то и дело натыкаясь взглядом на кольцо. Оплошность, которая могла мне слишком дорого стоить. Например пальца или жизни. Я еще помнил, как Том смотрел на него.       Было ли его показательное спокойствие, за которым скрывалось сдерживаемое раздражение, следствием того, что я увидел в своем сне?       И мне оставалось только гадать: было ли увиденное воспоминанием или плодом моего воображения. Если было вторым вариантом — что означал этот сон?        Что-то в нашем общении менялось, а я, осознавая перемены, возможно, перетягивал это понимание в сны.       Не знаю.       Я помассировал виски и, дождавшись, когда по ощущениям пройдет отмеренное время, стал подниматься по лестнице.       Ему, видимо, нужно было остыть и не видеть меня какое-то время. Для меня это было даже лучше, чем сразу пойти с ним — была возможность внутренне собраться. Решиться.       Несколько раз вдохнув и выдохнув, я поднялся наверх.       — Займись своим цветком сегодня, — потребовал Том. — Следующие несколько дней будут подходящими для изготовления зелья. Не успеешь сейчас — будешь ждать. Это твое первое задание.       Всего лишь это? Ничего страшного, непривычного, болезненного и незнакомого. Иногда Том меня удивлял.       Но также я понимал, что в чем-то он был прав. Как только я вернусь в деревню, мне не представится возможность приготовить зелье — не та фаза луны будет. И продать цветок тоже будет затруднительно: поиск покупателя — дело долгое. Лучше сейчас изготовить снадобье. И сохранить его.       Пусть Том и упоминал что-то о деньгах, но я старался придерживаться своего плана. Тем более откуда у него деньги?.. Не наколдует же.       Я вдохнул прохладный воздух, настраиваясь на рабочий лад.       — Мне нужны будут компоненты, котел, чистая вода и… помощь в разведении огня, — на последних словах голос стал тише.       — Не освоил заклинание? — насмешливо уточнил Том, точно припоминая нашу первую встречу.       — Не научили.       А этому можно научиться?       — Покажешь? — добавил я.       Том ухмыльнулся и щелкнул пальцами. Пламя моментально вспыхнуло на деревяшках танцующим огоньком.       — Я хочу также, — смело заявил я.       — Тогда тебе придется остаться надолго, — шипяще заявил Том.       — И насколько же?       — Как насчет навсегда?..       Я сглотнул — остаться на столько я был не готов — и быстро сменил тему, повторяясь:       — Мне нужна родниковая вода и некоторые травы.        Том пожал плечами и одарил совсем уж снисходительным взглядом, погасив огонь щелчком пальцев.        — Что-то еще?       — Пока ничего.       Он молчал какое-то время, пока не задал вопрос:       — С тебя хоть что-то способно сбить спесь?.. — Том сокрушительно вздохнул.       А вот и вопрос, связанный с кольцом. Только стоило расслабиться — подумать, что он забыл, как разговор вернулся в прежнее русло.       — Я не хотел, — я мигом стушевался.       — Вероятно, это так. Но я, признаться, ожидал от тебя нечто подобное, — угрожающе ухмыльнулся Том. — Любопытство — твоя главная черта.       — И ты сделал этот вывод на основании?.. — Я кинул на него вопросительный взгляд.       — Иначе тебя бы здесь не было, — ядовито ответил он. — Оно и привело тебя ко мне…       Я поджал губы и отвернулся, заглянув в котел. Вода в нем не появилась, как и ингредиенты. Осмотрев его, я погладил выпуклый бок, перепачкав ладонь в копоти. На губах расцвела улыбка. Столь привычное действие моментально наполнило сердце предвкушением.       Я повернулся к Тому.       — Том, расскажи мне о кипарисе, — попросил я, внутренне замирая.       Это была простая проверка. Хотелось понять, причудился мне тот бред, что до сих пор стоял перед глазами как наваждение, или нет.       — Не понимаю, о чем ты, — спокойно сообщил Том.       Значит то, что мне привиделось, не было бредом. Я слышал, что он прекрасно все понял.       Губы растянулись в довольной улыбке.       — Может, расскажешь о значении?       — А ты до сих пор не выучил? — насмешливо спросил он.       — Плохо помню — я ужасный ученик, — закусил губу и отвернулся.       — С ней повторишь, — вдруг протянул Том.       Атмосфера моментально изменилась: стала удушливой и затягивающей. Пришлось повернуться. Чтобы наткнуться взглядом на женщину, которая за ручку держала небольшой бочонок. Мой взгляд зацепился за ее светлые грязные волосы. Ее полупрозрачные глаза были густо подведены черной сажей.       Она приблизилась.       Запахло гнилостной тухлостью, проникающей внутрь, отчего я поморщился, стараясь не дышать. А взгляд сам собой метнулся внутрь бочонка: аромат исходил оттуда.       Мне показалось, что еще секунда, и я начну рвать желчью: внутри лежали искореженные отрубленные головы с вырванными и свисающими из глазниц яблоками. Все это «великолепие», покрытое подсохшей кровью, начало разлагаться. Внутри извивались мелкие личинки мух: белые и с темной головкой. Они копошились в местах ран и складок кожи и выползали из носа и рта.       Я с трудом отвел взгляд и отошел как можно дальше.       — Добрый день, господин, — она опустила свою ношу на землю и низко склонилась перед Томом. — И здравствуй, мальчик.       Мне, изо всех сил удерживающему физиологические позывы, оставалось только кивнуть в знак приветствия.       — Луна, Гарри нужны компоненты для зелья с Меринитом. Предоставь все, что требуется, — потребовал Том. — Его самого вернешь сюда в целости и сохранности.       Она склонилась еще ниже, отчего рукава черного платья коснулись земли, тут же пачкаясь в грязи. Но ей будто бы было все равно.       — Обижаете, милорд, доставлю, — она поднялась и склонила голову набок, рассматривая. — Вам погадать?       — Займись теми делами, что тебе велены, — Том потерял к ней интерес и махнул рукой — уже нам обоим, — мол, идите.       Меня не нужно было просить дважды. Даже запах начал смущать чуть меньше, но все же нервировал.       Зачем ей эти головы?       — Надену их на кол и буду отгонять непрошенных гостей, — очень флегматично ответила она.       Она прочла мысли, или я сказал это вслух?       Я старался больше не думать об этом.       Мы размеренным шагом пошли глубже в лес.       Она была приземистой и сутулой, даже больше скрюченной — хотелось проверить, есть ли у нее горб, но я постарался больше не разглядывать. Неприлично как-то.       В какой-то момент мне почудилось, что я слышу журчание ручья, которого здесь не было и в помине, тем более с каждым днем холодало все сильнее. Я шел за ней, как за проводником, чуть отстав, и разглядывал кусты волчьей ягоды и стебли растений, которые могли пригодиться. Но пока было не время собирать это добро.       Мы подошли к хлипкому мосту, который действительно перекинулся через мутный ручей, и она поднялась первой. Дерево захрустело под ее ногами, но не провалилось. Я дождался, пока Луна перейдет, и пошел следом, осторожно ступая. Внутри все замерло, сжалось в комок — упаду или нет? — и я сделал очередной шаг, а затем еще и еще, пока не рванул за ней, уже скрывшейся за раскидистыми кустами.       Даже не подождала.       Я поскользнулся на грязи: нога поехала — мне удалось удержаться, — но теперь едва ощутимо ныла. Доставляла дискомфорт.        Впереди заклубился вихрь и исчез с порывом ветра, заставив ветви деревьев и кустов покачнуться от него.       — Мы почти пришли, — впервые за наш путь она что-то сказала.       И впрямь через некоторое время показалось подобие хижины, сделанное из веток и укрытое листвой. Луна кинула у входа бочонок, все также распространяющий смрад, и вошла внутрь.       — Можно? — шепнул я перед входом, враз вспомнив о приличиях.       Хотя какие могли быть приличия в лесу?       Луна громко хмыкнула.       — Проходи-проходи, — ее тон стал мягким и зазывающим.       Я старался напоминать себе, что она мне ничего не сделает, и попытался отвлечься, оглядываясь по сторонам. Главное было не сделать ту же ошибку, что с Томом. Множество склянок, ступок и рассованных повсюду трав, которыми пахло, как дома. Некоторые еще сушились, подвешенные к потолку.        Я подошел к огромному столу, заставленному всякой всячиной: от разделочной доски для ингредиентов до карт с нарисованными изображениями, разложенных веером. На самой верхней был изображен дьявол и какие-то символы. И ритуальный нож — острый-острый, — на который я и уставился.       — Я соберу тебе все, — начала говорить она, параллельно складывая в холщовый мешочек необходимое.       — И, если вам не сложно, могли бы вы положить еще необходимое для заживляющего бальзама.       — У меня нет когтей грифона — попроси у Волдеморта, — протянула она задумчиво, раскрывая ящички.       — Зачем там когти? — полюбопытствовал я.       Я готовил его всегда без них: такого в нашей деревне отродясь не было.       — Чтобы десятикратно усилить эффект, — объяснила она. — Тебе понадобится — советую сварить.       Она повернулась и осмотрела меня своими светлыми глазами, которые стали совсем белыми.       — Ты ведь понял, кто я?       Сердце начало колотиться как сумасшедшее, будто стуча о ребра.       — Ведьма.       Она кривовато усмехнулась.       Мне подумалось, что настоящая ведьма точно знает, что со мной будет.       — Тоже хочешь узнать свое будущее?       — Если это позволительно.       Она молчала и еще более внимательно рассматривала меня, будто дырку решила пробить. Ее пальцы со скрюченными длинными ногтями, усеянные кольцами, потянулись к ножу — многочисленные браслеты звякнули. Стукнулись друг об друга.       — Мне нужна капля твоей крови, смертный. — Она протянула мне нож рукояткой вперед. — И готовься: мои ответы не придутся тебе по душе.       Я подхватил его и без раздумий надавил на подушечку пальца концом лезвия. Капля крови выступила моментально.       Луна перехватила запястье, сильно сжав его, — так, что наверняка останутся следы — и поднесла к губам руку. Обхватив палец и скользнув по нему языком, она слизала выступившую каплю. Мне мерещился звук перезвона колокольчиков, похоже исходящий от тяжелых браслетов.       — Задавай, — каркающе произнесла она. — Три вопроса.       Ее глаза закатились.       — Смогу ли я вернуться домой?       — Не сразу и ненадолго. Сначала страх и тьма будут идти рука об руку, потом забрезжит свет, и ты увидишь все, о чем так мечтал, но возвращаться будет некуда.       Я сглотнул. Все тело покрылось мурашками. Казалось, что все вокруг дрожит, сливаясь в едва слышные шорохи: будто демоны скребутся, пытаясь выбраться наружу.       Больше я не знал, о чем спросить. Меня больше беспокоило прошлое, а не будущее. Но почему-то я подумал о сестре Рона — Джинни. Во время наших встреч мне казалось, что я ей интересен.       Может, когда я вернусь, мы могли бы построить семью. И что с того, что между нами нет любви? Это, наоборот, неплохо: союз будет крепким, а чувства появятся позже. Хоть и другого толка.       — Я женюсь на Джинни Уизли?       — О, дитя, ты не женишься ни на ком, — она сделала ударение на последних словах и помолчала, — но обвенчаешься с Дьяволом. Ему отдана твоя чистота и невинность. Как и твоя жизнь. Она оборвется, чтобы начаться заново.       Слишком завуалировано. Что значит: моя жизнь принадлежит Дьяволу? Я проклят? И как она может оборваться, чтобы начаться вновь? Смерть — всегда конец.       Вопросов было больше, чем ответов.       — Последний вопрос оставим на будущее. Когда-нибудь ты вернешь этот долг: если мы еще встретимся, — произнес я.       Луна моргнула.       — Встретимся, — многозначительно ответила она. — Я долгов не забываю, мальчик. Но ты знаешь меру — это похвально. Когда-то ты был более любознательным…       Когда-то?       Я не успел зацепиться за эту мысль, как она испарилась.       Она будто бы хотела сказать что-то еще, но оборвала себя и начала пристально смотреть мне в самую глубину глаз не моргая.       — Скажи Волдеморту, чтобы снял тонкую пелену с разума, что так заботливо защищает твои воспоминания. Она и так уж начала трескаться. — И она отпустила меня, потеряв интерес: просто продолжила собирать необходимое как будто ничего не произошло.       — Все тебе положила. И маленькие подарки — тоже пригодятся, — рассказала она и протянула мне мешочек.       — Спасибо, Луна.       — Обращайся, Гарри. Дорогу сюда ты запомнишь… или вспомнишь. Пойдешь сейчас за светом и выйдешь домой. Бывай.       Меня фактически выставили вон. Я только скомкано попрощался и вышел.       Еще одна непонятная встреча, оставившая после себя столько вопросов, что не сосчитать. И первый, который меня беспокоил: Куда идти дальше?       Но увидев маленький светящийся шарик, парящий в воздухе и освещающий небольшое пространство вокруг, я попытался приблизиться к нему и понял, что тот только удаляется, начав лететь вперед. И я побежал за ним.