Меринит

                           Я стойко гнал любые мысли «о том самом»: чего пожелал Том, всеми силами заставляя себя думать о торжестве. Эти размышления и породили интерес к Йолю. Еще бы. Для меня весь праздник представлялся своего рода погружением в неизведанный мир: непривычный и не поддающийся человеческому пониманию.       Я слегка заранее устроился на камне, выбрав место в отдалении, но так, чтобы осталась возможность наблюдать со стороны.       Опустившись на прохладную поверхность, я почувствовал, как она нагрелась.       Том.       Нетерпение становилось все сильнее и сильнее. Я гадал, как пройдет торжество. Гадал, будут ли лесные жители в праздничных одеяниях — если да, то в каких? — и как много соберется гостей. В деревне на большие праздники жители обычно доставали самые лучшие наряды и высыпали шумной гурьбой в центр. Там всегда устраивалась ярмарка: песни, горячее вино со специями, веселье и гулянья до самого утра. А еще важные разговоры о том, что завтра все непременно станет лучше.       Интересно, здесь кто-нибудь будет танцевать? Или как принято отмечать праздники у нежити? Тоже песни, танцы и разговоры «о великом»?       Жажда разузнать обо всем сохранялась до самого начала праздненства, зудящим чувством охватывая внутренности.       Я во все глаза наблюдал за существами в человеческом обличье, с вальяжной леностью собирающимися на поляне. Они о чем-то переговаривались, а я держался в стороне от гостей, гадая, кто из них кем может быть.       Это даже предположить было сложно — слишком плохо я знал, кто вообще проживает в лесу.       Если некоторых созданий я бы узнал без труда, то про других и понятия не имел.       Нас с детства запугивали деревенские старухи: не поддавайтесь чарам девушек, плещущихся в водоемах — они могут быть русалками. Мы заливисто смеялись и вздыхали, мол, какие русалки — сказки это. Как оказалось, нет. А сколько сказаний было про болота — не счесть.       Кого я еще знал? Ведьм. А еще? Если подумать, я даже не представлял, кем являлась Беллатрикс по своей сути. Старшая из нимф. И чем она занималась?       Об остальных гостях нечего было и говорить.       Я зацепился взглядом за небольшую группу, чуть поерзав на камне.       Они выглядели обычно — никаких костюмов или платьев, — если это слово было применимо к тем, кто населял лес.       Какая же скука. Все как в деревне — не хватает вина и веселья. А вот будь здесь настойка Тони — дело пошло бы намного лучше.       В голове появилась картинка буйства, которую могла устроить нежить под действием сбивающего с ног алкоголя: драки там… скандалы.       Я слегка мотнул головой и сосредоточился на происходящем.       Ближе всего ко мне оказалась группа существ, к разговору которой я и начал прислушиваться в попытке хоть как-то развлечься.       — …Если позволить людям хозяйничать в лесу, рано или поздно они уничтожат все, что нам дорого, — невысокий, больше похожий на гнома из сказок — с колпаком — пожилой мужчина, кажется, брюзжал на весь лес.       — Бодриг, ты всегда такой пессимистичный или только в праздник? Боишься, что они украдут твоё золотишко, припрятанное под Кас-Лан камнем? — мужчина чуть выше этого неизвестного мне Бодрига усмехнулся.       Топор на его плечах сверкнул.       — Ранрок, ты бы за свой металл беспокоился: разграбят ваши рудники — не из чего будет ковать.       — Золото свое давно проверял? — по губам Ранрока прошла ядовитая усмешка.       Мне показалось, что еще немного и начнется бойня, пока в толпе не спросили:       — О каком золоте речь?       Я не разобрал, кто говорил.       — Опять лепреконское добро делят, — кто-то фыркнул.       Я не успевал за происходящим вокруг. И Тома до сих пор нигде не было.       Мог ли я сказать, что знаю его настолько, чтобы говорить: он общается с кем-то наедине?.. Нет. Поэтому оставалось строить теории, куда тот мог подеваться.       — Вот чье золото прибрал к рукам Ар, — к беседе присоединилась одна из женщин: до того красивая, что мне захотелось коснуться ее длинных, почти до пят темных волос.       Ее голос завораживал, и я не мог оторвать глаз. Как и многие другие в толпе.       — Разжигаешь бурю, Эрвес? — усмехнулся Ранрок. — Какой праздник без славного кровопролития?       — Наслаждаюсь вечером, — она оскалилась — мне показалось, что в ее рту мелькнуло множество мелких зубов, — и жду зрелищ.       Беру свои слова обратно: с настойкой многие друг друга поубивали бы еще в первые минуты. Если, опять же, их всех можно было убить.       — Не переношу ее больше, чем тебя, — выплюнул Бодриг, явно обратившись к Ранроку.       — И это взаимно, — глаза Ранрока будто сверкали хитростью.       — Бодриг, так что там про лес? — громко спросила одна из нимф — она была похожа на Беллатрикс, поэтому я подозревал, что мое предположение окажется верным.       И в следующее мгновение Ранрок умыкнул у Бодрига какой-то свиток, торчащий из кармана, — так ловко, что мне оставалось только хлопать глазами — и испарился в толпе.       Когда Бодриг заметит пропажу?       С наступлением темноты пространство вокруг начало подсвечиваться светлячками. Атмосфера стала мрачноватой, но я все объяснял темнотой. Уговаривал себя.       Присутствующие зашевелились, став как-то активнее. Я заметил на дереве двух сидящих существ, больше напоминающих химер — о них я когда-то слышал, — но с человеческими лицами. Их тела были покрыты шерстью. Одно из существ постукивало по коре змееобразным хвостом, создавая ритм. Предвкушающий. Нервный.       Он отзывался внутри, смешиваясь с ударами сердца.       — Да начнется праздник, — разлетелось вокруг.       Я запрокинул голову, поражаясь слишком ясному звездному небу для этого времени года. Погода словно благоволила.       — Праздник! Праздник! — скандировали гости.       Теряясь в смешении голосов: низких, веселых, радостных, визгливых и даже гортанных, я прикрыл глаза.       Нужно было перестать отсиживаться на камне и все-таки постараться прибиться к тем немногим, кого я уже знаю, но как-то не получалось. Заметив в толпе Тони, я соскочил с места и попробовал подойти, но вернулся, как только он поймал в объятия девушку, которая обвила его длинным хвостом с кисточкой. Ее черные волнистые волосы струились по телу, будто опутывая и скрывая от посторонних глаз.       Их разговор не доносился до меня, но я понимал, что буду пятым колесом в телеге, если присоединюсь. Тони отпадал.       Мысленно я возвратился к первоначальному плану: найти себе компанию. Взгляд скользнул по Беллатрикс, остановившись на ней чуть дольше необходимого, но я сразу отмел эту идею и отвернулся в противоположную сторону. Слишком незнакомая для меня; слишком надменная на вид.       Я попытался нашарить глазами Луну, но не нашел.       — Скучаешь? — голос с низким тембром раздался совсем рядом.       Пришлось поворачиваться.       Беллатрикс изучающе смотрела карими глазами, склонив голову набок. Как на неведомую зверюшку, что ждет своего часа, чтобы развлечь других.       Я недовольно прищурился, выдерживая паузу.       — Не сказал бы, — невозмутимо ответил я. — Наслаждаюсь праздником.       Почти скопировал фразу некой Эрвес.       Как же мне не хватало того, кто бы хоть что-то объяснил… рассказал, но Том оставил меня одного, бросив в самую гущу празднества. Ладно-ладно, я все еще сидел в стороне, но все же.       — Раз наслаждаешься — вот, — она протянула мне небольшой пузырек. — Станет совсем сложно — выпей.       — Что там?       — То, что поможет тебе справиться с происходящим, — Беллатрикс равнодушно пожала плечами.       Том вроде говорил мне ничего ни у кого не брать, но это же Беллатрикс. По их разговору я понял: она достаточно близка к нему.       — Спасибо, — я принял презент, зажав его в кулаке ненадолго.       — Страх — это обыкновенная реакция. Ты не из нашего мира. Слишком далек от всего этого; слишком плохо понимаешь, чем мы живем, — она задумчиво хмыкнула, будто прикидывая, стоит ли и дальше рассказывать мне. — Сегодня здесь много тех, за кем нужно следить… В такие моменты так легко остаться незамеченным, — она подбирала слова, — особенно когда снят защитный купол…       Она вдруг оборвала себя, цокнула и помахала рукой, добавив напоследок:       — Если ты так умен, как он о тебе говорит, то сам поймешь. Счастливого Йоля, мальчик. В эту ночь должны исполняться мечты.       Она испарилась так же быстро, как появилась рядом.       Неужели это то, о чем я думаю? Беллатрикс намекнула, что сегодня я смогу сбежать, если это будет необходимо?       Взгляд метнулся к деревьям, где всегда стояла едва заметная защита — если я, конечно, не покидал место с разрешения Тома, — не позволяющая уйти дальше огороженной территории. Проверить я попытался один-единственный раз: подошел пару дней назад очень близко и коснулся завесы. Пространство завибрировало, а руку до локтя прошила боль, задевающая каждый нерв. Том тогда появился рядом моментально: недовольный и раздраженный.       — Не стоит больше проверять, — ядовито прошипел он, как никогда напоминая огромную змею. — Не испытывай мое терпение.       Я оправдался тем, что мне понадобились новые компоненты для зелий.       А сейчас… Сейчас защиты не было.       Это был соблазн на грани помешательства. Дьявольский. Манящий. Почти непреодолимый.       Мне с трудом удалось убедить себя, что не стоит этого делать. Осталось так мало времени потерпеть. Перетерпеть. Однако эта мысль уже завладела частью моего сознания.       Мотнув головой, я попытался прогнать ее. Затолкать как можно глубже.       Нужно было срочно проветрить голову.       Я соскочил с камня и осмотрелся по сторонам.       — Сотрудничество с людьми? Фу, это пошло, — та самая женщина с хвостом с пушистой кисточкой, что совсем недавно обжималась с Тони, уже говорила с грузным мужчиной, покрытым ветвями.       Я бесстыже вперил взгляд в его спину, откуда росли обломки дерева — своего рода горб.       — Зато прибыльно, дорогая, что бы там ни кричал этот гном. Я всю жизнь выменивал все подряд на зелья рыжей лисицы. Хороша была чертовка, — он присвистнул, — и с зачатками магии, поэтому ее варева так хорошо удавались.       — Я лишь изредка сотрудничаю с ними, — призналась стоящая рядом с ними девочка в светлом до пят платье. — Помогаю им с урожаем, а взамен забираю необходимое нам, — несмело добавила она, будто в контактах с людьми было что-то постыдное.       Я пытался вспомнить, кто из моих знакомых упоминал о договоренностях с нежитью.       Никто. Может, они чаще выходят к Черному хребту?       — И сам господин сотрудничает с ними, — будто по секрету шепнул мужчина.       Я гадал, как его зовут и кем он был: слишком необычный даже для собравшихся.       — Конечно, — она покивала. — Мальчика нужно кормить. Еще совсем малыш — ягодами не наестся.       Речь шла обо мне — не догадаться было невозможно. В ее голосе сквозили поучительные нотки, но злости не было.       Я поспешил их покинуть, пока меня не обнаружили. Не поймали за подслушиванием.       Заметив в стороне Тома, я быстро пошел туда, пока он не испарился как дымка. Не пропал с моих глаз.       — Гарри, — Том будто почувствовал меня, стоило приблизиться на достаточное расстояние, — присоединяйся к нам, пока не началась развлекательная часть.       В его руках появилась привычная тяжелая накидка из мха, которую я забыл в комнате и которую Том теперь накинул мне на плечи.       — Холодает, — бросил он почти безразлично и переключил внимание на присутствующих.       Некоторые потупили взгляд — другие, наоборот, смотрели на нас во все глаза.       — Когда духам перестали приносить подношения, мы начали хиреть, — продолжил один из собеседников Тома.       Вместо глаз у него зияли две черные дыры.       — Аластор, каждый пожинает плоды своих трудов, — размеренно произнес Том. — Только пролитием крови можно достигнуть примирения.       В его словах не было ни капли гнева на этих людей.       — Мир меняется, — продолжил он. — Пройдет немного времени, и люди забудут богов, которым поклонялись.       — Не предсказывай — еще сбудется, — гаркнул недовольно этот Аластор.       — Это всего лишь тенденция, Аластор.       Присутствующие, слушающие как и я, закивали.       Беллатрикс, которая стояла по правую руку от Тома, начала говорить:       — Грехопадение мира лежит в основе жертвоприношения, — она усмехнулась. — Во что все превратилось? Смертные извратили все религией, — посетовала Беллатрикс.       — Согласен, — пробасил Аластор.       — Да-да, — послышался стойкий ряд шепотков.       Я надеялся, что речь идет о животных.       — Издавна, когда магия еще была частью мира людей, они благодарили богов и духов за все: за силы и знания, которые те подарили смертным. Подобное давно ушло в небытие, — заявил Аластор вдруг.       — Умерщвление невинных существ в честь духов — необходимая часть поддержания баланса. Они питают нас — мы питаем их, — философски изрек Том.       — И теперь лишь жалуются, что на их полях ничего не растет, — та самая девчонка — белокурая, — которую я уже видел, вздохнула. — А я — виновата.       — Лудни, в этом году то же самое? — Аластор вперил взгляд в девочку.       Она казалась мне такой тонкой, почти изможденной на вид: костлявые запястья, длинная шея и косточки на плечах, виднеющиеся даже в полутьме.       — Мне думалось, что у тебя в этом году получше — добавил Аластор.       Та лишь едва качнула головой, больше отрицая, чем соглашаясь.       — Разве у кого-то в наше время может быть лучше? — горько вздохнул один из гостей.       — Вот именно! Нам нужна сила, — согласно раздалось со стороны.       Я не успевал за говорящими, так много их было.       Вдруг эта Лудни уперлась в меня глазами и улыбнулась. Я растерянно замер, когда она подошла ко мне, кинул вопросительный взгляд на Тома, но тот проигнорировал его — даже вида не подал, что заметил.       В ее руках появился венок из полевых цветов, как по волшебству, и она, приподнявшись на носочки, надела его мне на голову.       — Спасибо, — одними губами произнес я, вызвав широкую улыбку на чужом лице.       Было немного неловко, что она выделила меня, чтобы подарить такое сокровище: полевые цветы в конце ноября, которые были такими же свежими, как летом. По крайней мере, они так выглядели в ее руках.       — Вам идет, — шепнула Лудни и отошла очень довольная.       Я опустил взгляд, когда вдруг стало светло: огненные всполохи осветили все вокруг. Повернувшись, я увидел стремящийся вверх огонь высоченного костра и даже не понял, как тот появился в самом центре поляны, разведенный в огромных — с человеческий рост — деревяшках, облизывая их, поднимаясь все выше и выше. Я почувствовал обжигающее тепло даже с того места, где стоял.        Гости оттеснились ближе к деревьям, создавая своего рода полукруг.       Разговор о жертвоприношениях прервался.       — Пойдешь к трону? — спросил Том, наклонившись ко мне.       Его дыхание защекотало шею и ухо.       — Я могу посмотреть отсюда? — шепнул я под всеобщий галдеж.       Мне казалось, что присутствующие чего-то ждут — всеобщее предвкушение вибрировало в воздухе.       — Конечно. Но после иди туда, — сорвался очередной приказ из уст Тома.       — Хорошо, — согласился я.       Я уперся взглядом в костер, а после не мог оторвать глаз — как и многие гости — от танцующих в поднявшихся порывах ветра и извивающихся змеями языков пламени.       Случайно бросив косой взгляд на присутствующих, я ощутил внутреннюю дрожь. Их тени росли, подобно огню, что разгорался все сильнее. Ярче. Они становились все более зловещими и реальными.       Вмиг появилось неприятное ощущение отличия от этих созданий. Все вокруг будто кричало: «Тебе здесь не место. Ты не из нашего мира».       К костру выпрыгнули пять нимф — уж очень они их напоминали — и начали танцевать. Абсолютно обнаженные, с завивающимися волосами, едва прикрывающими грудь, живот и бедра, где кончики так и прыгали, будто щекоча их, девушки двигались томительно плавно. Лишь на одной из них было мерцающее, словно сотканное из звездного неба, платье.       Уставившись на маленькие упругие ягодицы, привлекающие внимание, я ощутил, что краснею. Они мелькали, пробуждая что-то внутри. Это было похоже на желание коснуться матовой на вид кожи, которое концентрировалось на кончиках пальцев и опускалось прямо в пах, скручиваясь напряжением. Туман каплями оседал на обворожительных телах нимф и будто тончайшим полотном прикрывал их очертания. Мне отчего-то показалось, что аппетитные полушария были покрыты крупными мурашками.       Я сглотнул. Жар прилил к лицу, а внутри все наполнилось томлением — впервые я ощущал столь сильное желание. И захотел поддаться низменному инстинкту. Следовало перестать смотреть, как нимфы кружили вокруг костра, пока не стало поздно, но я не мог даже оторвать взгляда, завороженный их танцем. Магнетическим. Затягивающим. Каждое движение было наполнено плавностью и неспешностью, вгоняющими в трансовое состояние.       — Нравится представление, Гарри? — шепот Тома врезался в сознание.       — Я… — голос сорвался, — не знаю. Никогда не видел подобного.       Я ни разу в своей жизни не видел такого завораживающего зрелища; не видел и настолько обнаженных девушек. Даже Панси в озере и та была более прикрытой.       — У всего есть смысл, — начал рассказывать Том, — даже у этой сцены.        Вдруг одна из нимф остановилась и притянула к себе вторую: темноволосую и самую бледнокожую. Она обвела языком ее губы так мучительно медленно, что я задрожал. Толкнувшись им в глубину чужого рта, нимфа втянула ту в глубокий страстный поцелуй. Я резко выдохнул, когда их языки показательно переплелись.       К такому я был не готов. В своей жизни я несколько раз видел купающихся в реке девушек. В деревне с таким было противоречиво: кто-то женился очень рано, еще к малому совершеннолетию, после того как был пойман на сеновале, а другие — как я — тянули с этим как можно дольше. Со всем этим.       Но в то же время я не мог сказать, что как-то страдал без семьи. Без этой части жизни, разделенной с кем-то. Тогда мне казалось, что девушки меня не привлекают. Никто не привлекает. Сейчас я мог бы поспорить сам с тем собой: когда глаза видели то, отчего сердце колотилось как сумасшедшее, а член наливался кровью.       Губы пересохли, и я облизнул их. В то время четыре пары рук начали стаскивать платье с нимфы, что была окутана в сияние.       Пальцы белокурого создания потянули край рукава, стягивая, а затем приступили к другому, чтобы обнажить бледную кожу груди с крупными ореолами.       — Она — олицетворение невинности и перехода из юношества во взрослую жизнь.       — Угу-м, — невнятно протянул я.       Слишком задумчиво. Но мозг отказывался о чем-либо думать.       — Это же нимфы? — через силу выдавил я из себя. — Зачем они это делают?       Наивный вопрос соответствовал мне: я и сам был наивен. И мялся.       — Нимфы, — подтвердил Том. — Они очень развратные существа, Гарри. Их не нужно заставлять, если ты об этом: им просто хочется.       Я почувствовал, как он шагнул ближе, оказавшись прямо у меня за спиной, и продолжил шептать:       — Им нравится, когда на них смотрят.       А я и пялился, как четыре пары рук стягивали платье к самой земле, гладя обнажившиеся части тела. Слишком медленно. Так, большой палец одной из нимф сначала обвел ключицу рыженькой, которую я еще плохо рассмотрел, заставив ее хихикнуть, и ладонь настойчиво скользнула ниже, пока не приласкала грудь.       Я гулко сглотнул.       Другая нимфа — самая светловолосая — припала к второй груди той, которую ласкали все. Блондинка кончиком языка поласкала сосок, а потом обхватила его губами, потянув. Ткань тяжелым полотном упала на траву — полностью обнаженное тело воочию предстало перед взорами собравшихся. Ладони двух других девушек скользили по нему, очерчивая каждый миллиметр. Заставляли нимфу грациозно выгибаться. Пальцы пробежали по бокам, плоскому животу, бедрам, и скользнули…       Ох.       Я разрывался между тем, чтобы зажмуриться и продолжить смотреть, как тонкие пальцы гладят девушку между ног.       Нимфа всхлипнула и выгнулась навстречу, будто насаживаясь, пока четвертая ласкала ее шею, устроившись сзади. Терзала губами.       А мне чудилось, что кто-то также касается меня. Везде.       В холодное время года моя кожа пылала. Желание стащить с себя холщовую рубашку становилось все неистовее.       Я уперся в чужую грудь лопатками, когда Том слегка приобнял меня.       — Сегодня самая темная ночь в году, — его дыхание снова опалило ухо. — Самая длинная: тьма пытается завладеть светом. А свет сдается на ее милость, чтобы победить.       Поддавшись порыву — быстрому и необдуманному, — я откинул голову на чужое плечо, потеряв всякий стыд. Совсем как пару дней назад. Даже то, как близко я стоял к нему, а его ладонь, большая и горячая, покоилась на боку — в деревне бы признали чем-то неправильным. Не говоря уже о той сцене, что творилась перед глазами.       Я попытался повернуться и посмотреть, что происходило вокруг, а не только перед взором, но Том удержал меня и фыркнул, защекотав ухо и вызвав очередную толпу мурашек.       — Там все развлекаются — не стоит, — шепнул он. — Если ты не хочешь присоединиться, — его голос был полон сладкого яда. Уничтожающего изнутри.       Поэтому я уставился перед собой.       Язык одной из нимф скользнул по шее той, что символизировала свет, пока другая касалась ее губами между разведенных ног, уже успев опуститься на колени.       Это очень смущало.       Вертеться перехотелось. Пальцы Тома неторопливо поглаживали кожу на животе через ткань, словно провоцируя. В паху тянуло от возбуждения. Ныло так сильно, что рука сама собой потянулась, чтобы коснуться… или оттянуть ткань, лишь бы не чувствовать, как она касается раскаленной головки члена.       — Так каждый праздник? — хриплым срывающимся — совершенно чужим — голосом спросил я.       — Да. Все хотят развлекаться. — Мне показалось, что Том пожал плечами. — Здесь сконцентрированы злость, страсть, желание, ненависть — то, что каждый из них хочет выплеснуть.       — Через соитие? — выдохнул я.       — Почему нет? Лучший способ разрешить зарождающееся разногласие. Конфликт — столкновение разных желаний, что сглаживаются в момент коитуса.       Он не делал ничего особенного: только прижимал меня к своей груди, приобняв, но мне казалось, что собственное тело напоминало воск свечи, что плавился от жара в чужих руках.       Две нимфы, в которых уперся взгляд, упоительно целовались, не замечая никого вокруг. Увлеченно. Одна напористо прихватила нижнюю губу другой, чуть пососала и скользнула языком в приоткрывшийся рот.       Только в этот момент я поймал себя на том, что неосознанно касаюсь своих губ указательным пальцем.       — Кого бы выбрал ты для такого?       Внятно мне не удавалось сформулировать мысль.       Да и был ли это корректный вопрос?       Желание узнать что-то о его предпочтениях зародилось так быстро, разрастаясь внутри столь сильно, как паук окутывал муху своей сетью.       — Обычно я не участвую, но если немного поразмышлять, — Том выдержал паузу, — то я уже выбрал, — проникновенно закончил он.       Почему-то в голову пришла лишь Юда, с которой у Тома был конфликт, если судить по его разговору с Тони. Мы ведь говорили о том, как помогает в таких ситуациях соитие.       Внутри все неприятно сжалось.       — Это… Юда? — с дрожью предположил я.       Том рассмеялся немного хриплым смехом. Гортанным.       — Юда — интерес Тони, если ты не понял.       Чужие пальцы погладили тазовую кость и скользнули по стоящему члену. Большим пальцем Том по кругу обвел головку. Через ткань, что моментально намокла от выступившей капли смазки. Я зажмурился, попытавшись уйти от волнующего прикосновения, но подался бедрами вперед. Мычание сорвалось с губ. А за ним — предательский всхлип.       — Я… п-понял.       Рыжая нимфа тем временем опустилась прямо на ткань, что сверкала под ней и окутывала в переливы света. Они подсвечивали ее кожу, на которой танцевали отблески пламени.       Она откинулась на спину, отчего волосы рассыпались по увядающей желтой траве полотном оранжевого.       Я распахнул глаза, когда все нимфы начали опускаться на землю, лаская друг друга. Пальцы рыжей зарылись в темные — почти черные — локоны, и дернули за волосы обратно: к паху, видимо, заставив усилить нажатие. Но этого мне уже не было видно. Я видел перед собой только аппетитные ягодицы, которые в следующее мгновение развела другая нимфа, будто демонстрируя всем промежность. И лизнула сжатую дырочку ануса.       Я смежил веки. Перед глазами стояла эта развратная картина.       Что же они творят?..       Отовсюду раздавались стоны. Я пытался не обращать внимание на то, что творилось вокруг.       Пальцы Тома продолжали гладить ствол, соскальзывая с влажной головки, — я чувствовал, как сильнее выделяется предэякулят и впитывается в ткань, — а потом возвращались к месту под ней, раз за разом скользя по нему.       Я замычал, кусая губы, и тяжело задышал через нос. Никто и никогда не касался моего тела так, кроме меня самого. Его охватила дрожь. И все это было в разы приятнее, чем собственные ласки.       Том, видимо заметив отсутствие сопротивления, приспустил мои штаны и высвободил член, накрыв горячей ладонью, и достаточно быстро задвигал рукой. Я мотал головой, пока не уткнулся ему в шею, вдыхая пряный запах леса от его кожи: древесной коры, ели, мха и воды.       — Прошу… — протяжно всхлипнул я.       Я даже сам не очень хорошо понимал, о чем молил. Чужое возбуждение уперлось в мои ягодицы, ощущаясь так ярко, и так… правильно. Это пугало.       Он замедлился и погладил щель на головке, слегка надавив, прежде чем задвигать ладонью опять, скользнув к яичкам. Меня выгнуло, отчего я лопатками почти уперся в него.       — Вот так?       — Да-да-да, — бормотал я бессвязно.       Единственное что мог. Все происходящее вокруг перестало иметь какое-то значение. Только лишь Том.       — Поцелуй меня, — пискнул я умоляюще. — Я…       Он понял без слов, перебив охрипшим голосом:       — Я знаю. Иначе ты бы никогда не увидел цветок.        Он резко выдохнул сквозь зубы, когда я, ведомый инстинктами, притерся к его бедрам.       — И я обязательно это сделаю, как только ты кончишь, — пообещал он погодя.       Что? Поцелуй. Точно.       Мои мысли расползались как кляксы: разбегались по сторонам. Кровь стучала в висках. Единственное, на что я был способен — подаваться бедрами в чужую ладонь.       Быстрее. Резче.       Мне казалось, что я задыхаюсь. То и дело я облизывал губы, ловя холодный воздух, будто надеясь, что он поможет остыть. Не помогал.       Еще.       По телу прошла первая судорога яркого наслаждения. Из горла вырвался всхлип, больше похожий на мольбу.       Я сам упрямо потянулся к его губам, ткнулся ими в подбородок — не очень удобно, но это было неважно — и попытался поцеловать. Взгляд блуждал по чужому лицу. В этот момент он был для меня самым красивым, хотя с нашей встречи ничего не изменилось. Ни одна нимфа не могла с ним сравниться. Кажется, у меня были особые предпочтения.       Том сам повернул голову и все-таки захватил губы во властный жадный поцелуй. Толкнулся в рот языком. И я на пробу попробовал погладить его своим.       Вторая судорога.       Я глухо выдохнул ему в рот, переплетаясь языками. Сдаваясь на его волю. Длинные пальцы двигались настойчиво, быстро, приближая меня к грани.       Откуда-то сбоку раздался протяжный, почти рычащий стон. Доносились шлепки плоти о плоть.       Ладонь сжала меня сильнее. Пальцы замедлились, погладив расщелину.       — Пожалуйста, — выдохнул я ему в рот.       Том хмыкнул прямо в губы.       Несколько резких движений, и я толчками излился, вжимаясь затылком в чужое плечо. С головы соскользнул венок. А перед глазами стояли яркие звезды небосвода.       Можно ли было считать это потерей невинности? Не знаю.       Но одно я понимал точно: мне бы хотелось повторить.       Время и пространство словно растворилось.       Том дал мне время прийти в себя. Время, в котором я купался в состоянии неги, прежде чем подтянул штаны и сказал:       — А теперь мне нужно заняться делами. Иди к трону и будь там.       Больше приказ, чем просьба.       Я кивнул, боясь, что ничего внятного не скажу, оттолкнулся от него и побрел на ватных ногах к постаменту, почти не замечая сношающихся существ вокруг: парами, тройками или большими группами. Было неважно. Я старался не смотреть, чтобы не думать о том, что мог бы зайти дальше.       Опустившись на теплый камень, явно согретый магией, я прикрыл глаза, проваливаясь куда-то.       Шум. Шорохи. Стоны. Всхлипы.       Все смешивалось в единый звук.       Мое дыхание и сердцебиение до сих пор можно было сравнить с реакцией загнанного зверя. Постепенно оно выровнялось, как стихли и звуки сношений, сменившиеся неясными шепотками.       — Да. Сейчас, — донесся до меня, кажется, голос Луны.       — Жертва! Жертва! Жертва! — выкрикивали друг за другом голоса.       Что? Какая жертва?       Я распахнул глаза, моментально приходя в себя и чуть ли не подскакивая. Я смог различить лишь несколько силуэтов, идущих по тропе и несущих на плечах нечто вроде столба. Все расступались в стороны, пока я не понял, что к нему привязана девушка. Миртл Уоррен.       Сердце заколотилось. Захотелось сорваться с места. Помочь.       Где-то внутри появилась догадка о том, что произойдет дальше — по телу прошла дрожь, уже далекая от удовольствия.       — Нет, — бессильно выдохнул я.       Магией этот столб перенесли в почти потухший огонь. И ей же будто зафиксировали его прямо в углях. Пламя, похоже управляемое магией, вспыхнуло и лизнуло голые ноги Миртл.       Внутри меня всколыхнулась и начала разрастаться паника.       Шепот. И стихия будто повиновалась: огонь разгорелся еще сильнее, подбираясь к коленям жертвы.       Чертова Беллатрикс. Она все знала. Чертов Том.       В голове вновь всплыли ее слова, будто науськивающие, чтобы я покинул это место. Или наставляющие — как знать.       Теперь все приобретало другой оттенок.       Время вне дома многому учит: отправляясь, с собой ты берешь лишь минимум, необходимый в дороге, но не можешь взять любимое дерево, под которым часто читаешь книгу, уютный дом, наполненный теплом и знакомый с детства. Не можешь взять с собой друзей. Ничего. Это все остается там — в места, наполненные эмоциями и воспоминаниями, ты всегда будешь стремиться вернуться. Я хотел домой.       Единственное, что имело смысл — момент. Сейчас. Или уже никогда. Я смотрел во все глаза на тени, что расползались вокруг: страшные, искривленные, иногда неразличимые и бесформенные. Они таились в темноте, подсвечиваемые отблесками пламени, охватывающего плоть.       Отвратительно запахло паленым.       Каждая мысль — начало наших поступков.       Та, что поселилась в моей голове червоточиной, расцветала внутри.       Бежать. Бежать как можно дальше отсюда, чего бы это ни стоило. Я закончу также, как Миртл, сгорающая в огне в эту минуту.       Плоть плавилась, а рядом раздавалась какофония из смешков и дьявольского раскатистого смеха.       Было неважно, кому они принадлежали. Я видел, как милая девчушка, которая надела мне с улыбкой венок на голову до этого, довольно скалится, смотря на «представление». Хищно и жестоко.       Меня затошнило. Создавалось ощущение, что присутствующие наслаждаются каждой каплей чужой боли. Человека. Миртл.       — Отпустите! Умоляю! — закричала она во всю глотку. — Я сделаю все, что вы хотите!       — Силенцио, — голос Тома я бы узнал из тысячи.       Она открывала рот, но теперь из него не вырывалось ни звука.       Маленькая глупая девочка, попавшая в лапы к монстрам. Совсем как я. Но в моем случае все было гораздо-гораздо хуже: я, в добавок, был слепцом, соблазненным хорошим отношением.       Захотелось кричать, чтобы оставили ее в покое; чтобы проявили милосердие: подарили освобождение.        Зловещий смех, переплетенный в причудливую вязь из довольного хихиканья и удовлетворенных хмыканий, больно резал слух.       Ее никто не отпустит. Нас обоих.       Если не сегодня, то уже никогда. После того, что я увидел — этому не бывать.       Это понимание билось в голове, подобно птице в клетке.       Я нашарил в кармане несколько склянок: две зелья, приготовленного мной, и одну, что дала мне Беллатрикс.       Откупорив и залпом выпив последнюю, я попытался понять, изменилось ли что-то. Ничего. Только сердце стало колотиться сильнее.       «Если решился, никогда не медли», — всегда говорила мне мама. Я и не собирался. У меня была возможность: сейчас, пока все заняты Миртл, которой ничем уже невозможно было помочь. А я… я еще был жив. И я мог избавиться от всего этого.       Да, возможно, малодушно. Да, я даже не попытался. Желание и действие всегда имеют пропасть между собой.       И я стал уходить. Сначала медленно соскользнул, а затем начал пятиться, пока не оказался у кромки деревьев. Никто не обращал внимания. Стараясь ступать как можно тише, я шел все дальше и дальше от поляны, а потом побежал, скинув с себя накидку из мха. Перед глазами стоял давнишний сон.       Я бежал не разбирая дороги. Под ногами жалобно хрустели ветки. Мольба Миртл Уоррен, переплетающаяся с ударами сердца, стояла в ушах.       И вновь быстрее, только уже не так.       Ориентироваться приходилось в темноте, но глаза скоро привыкли.       Я перепрыгнул через какую-то корягу, когда показалось, что раздался душераздирающий крик, будто с кого-то заживо сдирают кожу. Хотелось надеяться, что это было лишь плодом моего воображения.       Но я знал: не было.       Лес словно ожил: задышал и расцвел, налился силой чужой украденной жизни.       Сухое дыхание обжигало губы. Как и легкие жгло огнем, но я не мог позволить себе остановиться. Небольшой камень попал в поле зрения. Я перепрыгнул и через него — не было времени оббегать.       Перед взором мелькали деревья. Кустарники. Они сменяли друг друга, похожие между собой.       Сердце ударялось о ребра. Спешно. Я задыхался. Шорох сбоку заставил меня дернуться и сменить траекторию. Голоса раздавались повсюду.       Или они были в моей голове?       Краем глаза мне показалось, что неясная тень скользила рядом. Но я продолжал бежать. Через силу.       Нельзя останавливаться.       Лес шелестел остатками листвы: «Не уйдешь». Ветер дул в лицо. Щеки жгло то ли от жара, то ли от холода. Во рту появился металлический привкус — я не придал ему значения — и встал в горле.       В глаза попадал ветер. Они начали слезиться, застилая путь. Изо рта вырвался свистящий звук. Бежать оттуда навсегда.       Скорее. Скорее.       Я сцепил зубы до боли.       Она была неважна. Все было неважно, кроме как, навсегда покинуть это гиблое место. Забыть.       Я резко перескочил через бревно. Чуть не упал — споткнулся. Пошатнулся.       Никаких остановок.       Из легких вырвался хрип, и я закашлялся, следом выплюнув сгусток. Кровь.       Мне пришлось стремительно рвануть вперед, заслышав неясный звук.       Без остановок.       Стук раздался в ушах, похожий на звон.       Передо мной мелькнуло несколько кустарников, которые переплелись между собой. Будто пытаясь замедлить меня.       Пришлось побежать в сторону, обогнуть. Нестись стремглав.       По траве ползли тени — темнее самой ночи, — почти хватая за пятки.       Не дамся. Где-то рядом дом. Моя маленькая хижина с покосившейся дверью — мое укрытие. Или погибель. Как знать.       Казалось, что внутри странная резь раздирает каждую клеточку тела. Мигрирует. Разрывает.       Я на ходу выплюнул очередной сгусток крови и…отвлекся. Полетел кубарем, разорвав рукав и распоров руку об острый излом коряги. Разбил колени. В раны попала грязь — неважно.       Сил становилось все меньше — пришлось ползти.       Боль прошла судорогой, пронзила все тело. Но я не остановился. Попытался подняться. Вновь пошатнулся. Перед глазами все плыло. Искажалось.       Я видел лишь пятна. Кровавые и яркие.       Перетерпеть.       Кажется, передо мной была поляна, где мы с Томом когда-то встретились.       Да, это она. Огромный валун появился вдалеке.       Тишина прервалась. Птицы вокруг начали бить крыльями и кричать.       «Он знает. Знает где я. Только бы выбраться из леса — там другой мир. Там дом» — билось в голове.       Я заметил через несколько деревьев тропу и побежал из последних сил. Перед глазами все плыло.       И… ощущение падения.       Свалившись в огромную яму, которую не заметил из-за спешки, я больно ударился, слыша хруст.       Почти как во сне.       Меня вывернуло смесью из желчи и черной крови, которая, возможно, лишь казалась такой из-за темноты замкнутого пространства. Но ощущение, что я выплевывал внутренности, мне не чудилось.       Не хватало сил даже подняться и попытаться выбраться из глубокой западни. Ловушки.       Я ощутил, как осколки впиваются в бедро и понял, что драгоценное зелье удачи разбилось.       Наверное, стоило его все-таки выпить, но теперь уже сделать было нельзя ничего.       Глаза прикрылись. Удары сердца становились все реже, боль — все сильнее.       Почему я раньше не замечал, какое это счастье чувствовать свое живое тело, мускулы, что наполнены сейчас лишь тяжестью, и сердце, сжатое от накатывающей боли?.. Изматывающей.       Пришло понимание: я умираю.       Что-то медленно меня убивало. Опустив веки, я горько всхлипнул.       Так и не добрался домой.       Мне чудилось, что вокруг кружили призраки, но то, скорее всего, были лишь воспоминания: память, ставшая почти осязаемой.       Разум рисовал картину, как мама смотрела на меня, а ее глаза были наполнены теплом и грустью. Даже отец чуть улыбался. Они протянули мне руки.       — Пойдем с нами, Гарри, — прошептала мама. — Ты сделал все, что смог.       Но я не мог вымолвить ни слова. Не мог даже приподнять руку, чтобы попытаться коснуться их. Холод ямы отзывался в теле. Сковывал.       Еще один хрип и еще один кровавый сгусток.       Что дальше? Там — за гранью. Небытие? Или встреча с родными? Существует ли душа? А может, мы становимся лишь частицей в огромном мире, разлетающейся на тысячи осколков и превращающейся в звезды, что рассыпаны по небу?..       — Твое время пришло, милый, — в голосе мамы сквозила печаль. — Мы встретимся, обещаю.       Время текло так медленно: секунда становилась минутой. Минута — часом.       Меня ждали родители. Я приближался к ним.       Все вокруг замерло.       Ветви деревьев так высоко мотало от сильнейшего порывистого ветра — я слышал их шорох. Будто мучительный стон раздался вокруг — само пространство вторило мне. Вторило моей боли.       Сладкий яд наверняка зелья расползался по телу, забираясь в каждый уголок: настолько, что я перестал что-либо чувствовать. Нужно было дотянуться до второго зелья — удачи — и выпить его, тогда, возможно, у меня появился бы шанс. Но сил не было. И я торопился.       Почему так медленно?       — Гермиона… Рон… — прошептал я с трудом.       Я буду скучать. Если там есть память.       Имена друзей гулом отлетели от мокрых стен ямы, ударяясь и утихая.       Пульс постепенно затихал.       Удар… удар…       Умиротворение накатило с неведомой силой. Впереди была только бездонная пустота. Яркая вспышка света, и перед глазами все исчезло. Последний удар, и сердце остановилось.