Маленькое сокровище

Извилистые коридоры сменялись один за одним. Шэнь Цзю шел по ним, зная, что рано или поздно упрется в высокие двери с изящной резьбой. За этими дверями находился его личный ад - кабинет Цю Цзяньло. Прекрасная, на первый взгляд, комната, обставленная дорогой мебелью, с большим столом в самом центре и сотнями книг, разложенных на полках, она таила в себе не одно мгновение, наполненое болью и страхом. Шэнь Цзю сглотнул, ускоряя шаг. Едва зажившие раны от кнута на спине немилосердно болели. Голова гудела от усталости, а живот скрутило от голода. - А-Цзю! А-Цзю! Ты идешь к гэгэ? - вышедшая ему навстречу Цю Хайтан повисла у юноши на шее, робко чмокнув его в щеку. - Да, Тан-эр. - Гэгэ слишком строг! Когда закончишь с уроками, обязательно приходи ко мне выпить чаю! - Конечно, - Цю Хайтан расцвела и с радостной улыбкой ускакала дальше, скрываясь в хитросплетении мрачных коридоров. Шэнь Цзю сделал финальные шаги и остановился у двери. На миг прикрыв глаза, он глубоко вздохнул и толкнул массивные створки. Цю Цзяньло сидел за столом и что-то писал. - Явился, - произнес он, не поднимая головы, а потом приказал - на колени! Вшивая псина, ты думал я не слышал, как ты щебечешь с моей сестрой? Ты не достоин целовать ее следы, не то, что обращаться к ней по имени! Молодой господин Цю нарочито медленно встал из-за стола и так же медленно подошел к окаменевшему рабу. Внезапно, он схватил его за волосы и бросил на землю. - Руки или ноги, А-Цзю? - спросил он доставая хлыст из-за пояса. Шэнь Цзю замер на мгновения, размышляя. Если его ударят по ногам, то он вряд ли доберется к себе сам, но раны на руках будут причинять больше проблем из-за его не способности выполнять даже самые простые действия. Поняв, что время истекло, он выпалил: - Ноги! Цю Цзяньло улыбнулся почти ласкаво и перевернул его концом сапога на живот, а потом опустился на пол, склоняясь над щуплым юношей, проводя рукой сначала по его бедрам и ягодицам, а потом спускаясь к коленям и ступням. Шэнь Цзю был натянут, словно стрела. В голове набатом билась лишь одна мысль: "Лучше бы просто избил!". Это было хоть не настолько мерзко, как то иное развлечение, столь любимое Цю Цзяньло. Раны было достаточно просто обработать и замотать тканью, а вот следы извращенной любви молодого господина не сходили неделями, вызывая у Шэнь Цзю приступы омерзения. Цю Цзюньло хищно улыбнулся и поднялся на ноги, а потом ударил без предупреждения, только хлыст мелькнул в воздухе извивающейся змеей. В следующий миг валяющегося на земле юношу пронзила первая вспышка боли. Он инстинктивно дернулся, пытаясь избежать второго удара, но не успел. Второй раз хлыст опустился на левое бедро, оставляя на нем алые росчерки. Третий удар почти вышиб из Шэнь Цзю тихий стон, а последующий окончательно решил самообладания. По щекам катились слезы, а с висков градом лился пот. Было больно. Хлыст не вспарывал кожи, но оставлял после себя ужасно болючие, больше похожие на синяки, отметины. После десятого удара он потерял последние крохи сил. Кажется, его пнули по дых. А потом чужие ладони с силой сжали горящие ягодицы. Шэнь Цинцю распахнул глаза, ошалело хватая ртом воздух. Юань тихо заворочался, сильнее прижимаясь к родителю. За окном была глухая, безлунная ночь. Бывший пиковый лорд лежал, не шевелясь. Было холодно. Шэнь Цзю хорошо знал этот холод. В поместье Цю он был его неизменным спутником, тем осколком реальности, за который он цеплялся, валяясь в бреду после издевательств. Тогда, когда перед глазами все плыло, а раны жгло огнем ему казалось, что двери откроются и на пороге появится Ци-гэ. Вот только Ци-гэ не приходил. Вместо него был лишь холод и тишина. Шэнь Цинцю тяжело вдохнул. К утру он должен взять себя в руки, чтобы не вызвать у Юаня подозрений. Все происходящее его проблемы, а не проблемы его маленького сокровища. Сон не шел. Шэнь Цзю проворочался до самого рассвета. Ребенок тихо сопел, пригревшись рядом с родителем. Шэнь Цинцю осторожно выскользнул из детских объятий, стараясь не тревожить Юаня. Постояв у кровати и убедившись, что сын не проснулся, он вышел на веранду. Утренний воздух все еще был холоден, а на траве лежала роса. Занимался рассвет, разгоняя сумерки. Было тревожно. Шэнь Цинцю сел в кресло, обхватив ноги руками и пряча лицо в коленях. Сейчас он мог бы просидеть так хоть до заката. Вот только день уже почти вступил в свои права, а значит скоро проснется А-Юань, который не должен видеть его в таком состоянии. Но и он ведь не железный! Ему тоже не под силу все время улыбаться, делая вид, что все хорошо. Впрочем, он справится, не в первый же раз? Шэнь Цзю встал с кресла и призраком проскользнул на кухню. Кажется, его маленькое сокровище хотело на завтрак баоцзы с красной фасолью? Юду¹ - столицу Диюя едва ли можно было назвать местом гостеприимным или хоть сколько-нибудь безопасным. Несмотря на это, если бы не зловещая тишина, его вполне можно было принять за обычный город. Вот только вместо людей там обитали духи, немногочисленные боги и безликие слуги. По улицам полз мрак. Из пустых зениц окон дворцов и поместий лился мерный желтый свет от никогда не затухающих факелов и свечей. На небе не было ни солнца, ни луны, ни звезд, только бесконечная тьма с редкими всполохами алого. В центре мертвого города возвышался исполинских размеров дворец. Его фасады и колонны были украшены костями и золотом, а на крыше сидели злокозненные мелкие духи. В мрачном зале, заполненном дымом благовоний и сладковатым запахом тления, было тихо. Не было слышно ни звука дыхания, ни биения сердец. Вдоль стен, образовывая круг, располагались десять тронов, а в центре зала, на полу мозаикой была выложена карта Диюя. Зловещую тишину зала нарушил полный недовольства голос: - Какое нам дело до мира живых, Яньло-ван²? - Раз третьему вану³ невдомек, то я объясню, - грузная фигура величественно поднялась с одного из тронов, становясь на середину зала и лишь тогда продолжая прерванный ранее разговор - раньше за порядком в царстве живых следил Нефритовый император и боги Верхних Небес, но нынче они больше не властны над судьбами так, как прежде. Горный хребет Фубинь, и тот перестал быть существенным препятствием. А теперь подумайте хорошенько, что случится, ежели кто из живых возжелает перейти мост Беспомощности и явится сюда, в Юду. Будут нарушены сами основы миропорядка. - Но что мы можем сделать? Боги царствуют среди живых, а мы - среди мертвых. Не дело нам вмешиваться в дела верхних миров. - Третий ван прав, нам запрещено вмешиваться в дела смертных, но неужели среди всех душ, заключенных в Диюе не найдется ни одной, способной сделать это за нас? В зале вновь воцарилось молчание. Девять судей молчали, не сводя взгляда с владыки Диюя. Наконец тишину разрезал скрипучий, старческий голос: - Но это все еще нарушает миропорядок и может привести к хаос. - Шестой ван предлагает подождать, пока полукровка явится в Диюй? - Яньло-ван скептически изогнул бровь, окинув спросившего недовольным взглядом. Судьи на мгновение притихли, прежде чем с уст третего вана слетел очередной вопрос: - Даже если мы и согласны, кого ты предлагаешь выбрать? У полукровки полным полно врагов, но большинству из них не выстоять против него ни мгновения, а другие и вовсе примкнут к нему, опасаясь за свою жизнь. В таком случае миропорядок будет нарушен, но это принесет только вред и никакой пользы. - И не слишком ли велика цена? Какое дело нам, заседающим здесь, в Юду, беспокоиться о смертных? - Двери в Диюй закрыты живым, им не пройти мост Беспомощности. В зале поднялся шум. Судьи спешили высказать свои возражения. Яньло-ван нахмурился и сжал кулаки, он пока не желал раскрывать всех карт, но и принять решения в одиночку не мог. Подождав, пока возмущенный ропот наконец стихнет, он вновь заговорил. - Смертным воспрещен вход на Небеса, но разве это остановило полукровку? Смертным воспрещен вход за пределы хребта Фубинь и что с того? Так неужели вы думаете, что Диюй неприкосновенен? Проклятый Синьмо способен изменять пространство и время, он не знает запретов и границ, зато желает отомщения. - И все же, Яньло-ван, не раздуваешь ли ты из потухшего костра лесной пожар? Однажды Павший бог уже пытался проникнуть в Диюй и что с ним стало? Его сердце сожгли, его глаза и язык вырвали, а в крови закалили Синьмо. Он канул в забытье, и даже его прах был уничтожен. Так неужели ты предлагаешь нам опасаться жалкого полукровки? - Этот, как ты сказал третий ван, жалкий полукровка, едва не опрокинул Небеса. - Поэтому нам теперь стоит бояться, что он поднимет Преисподнюю? Ты преувеличиваешь. Чтоб захватить Диюй нужны сотни тысяч солдат, но никому из них не перейти моста Беспомощности, не умерев, а когда их тела обратятся в прах, они не смогут противостоять даже низшим призракам. - Раз седьмой ван так самоуверен, то быть может он выставит своих слуг на защиту Юду? - Я не самоуверен, но и не вижу смысла в преувеличении проблемы. Признай, ты преследуешь свои цели, желая вернуть кого-то к жизни, не опоив его эликсиром забвения. - Я такой же судья, как вы, кого я могу желать вернуть к жизни вопреки установленному порядку? - До меня дошли презабавные слухи, владыка, - третий ван насмешливо скривился, вклиниваясь в разговор - что в твоем судилище вот уже сколько томится душа, которой давно было сужденно переродиться. Не странно ли это? - Что странного в том, что грешник отбывает положенное ему наказание? - А не его ли ты хотел вернуть к жизни, владыка? - ехидно уточнил седьмой ван. - А почему нет? - Яньло-ван едва сдержал недовольное хмыканье - Может у третьего вана есть кандидат получше? Эта душа все равно не сможет переродиться, ее желание мести и вина слишком глубоки, но эти два чувства закалили ее, сделав совершенным оружием. - Не обратится ли это оружие против нас? Ежели этот бешеный пес сорвется с цепи... - Не волнуйся, шестой ван, у меня найдется достаточно крепкая цепь. Третий ван, раздосадованый решением владыки, зло сжал рукоять хлыста и предпринял последнюю попытку возразить. - И все же, через мост Беспомощности души проходят сами, но кто проведет их обратно? Призраки не могут покинуть Диюй, как и мы. Да и откуда нам взять тело для твоей души? - Кто сказал, что мы пойдем простым путем, - Яньло-ван позволил себе сдержанную улыбку, достав из складок струящегося ханьфу сверток - нам ведь нужно совершенное оружие, верно? - Какое коварство, владыка, - седьмой ван восхищенно всплеснул руками - ни живой, ни мертвый и одновременно с тем ни человек, ни призрак. Но согласится ли избранная душа на такую сделку? Ведь тогда ее жизнь будет напрямую связана с осколками меча, а круг перерождений для нее будет навсегда закрыт. - О, не беспокойтесь, как прежде было сказано у меня есть достойный кандидат. Яньло-ван позволил себе предвкушающе ухмыльнуться. Пока все складывалось даже лучше, нежели он предполагал. Вскоре зал опустел, девять фигур в черных ханьфу вернулись в свои дворцы, разбросанные по разным частям Юду. Только владыка остался стоять в центре зала. Убедившись, что остался один, он спрятал сверток за пазуху и достал из волос старую шпильку, украшенную желтой хризантемой. От старости цветок подрастерял часть лепестков и тоненьких нефритовых подвесок, прикрепленных к краю украшения. Яньло-ван ласково провел пальцем, касаясь неживых лепестков. Он и правда преследовал свою цель, но вот остальным знать об этом необязательно. Шэнь Цинцю возился на кухне, когда до него донеслись тихие шаги и сонное бурчание. Спустя несколько минут за стол сел растрепанный со сна А-Юань, сжимающий котенка в руках. - А дядя уже ушел? - Да, мое сокровище, - Шэнь Цзю напрягся, едва не испортив почти готовую булочку. - Мамочка опять едва не проспала. - Всё хорошо, моя прелесть, просто мы сегодня не идем в поместье Лу. - Почему? - Молодой господин Лу больше не нуждается в наших услугах, да и я хотел взяться за твое обучение всерьез, поэтому пока с частными уроками поконченно. - Тогда мы пойдем в город прогуляться? - Юань выпустил мурчащего сяо Ланя из рук и подошел к родителю, привстав на цыпочки, чтобы следить за тем, как Шэнь Цинцю раскатывает тесто, разрезает его на ровные кусочки, а потом скрепляет их, превращая в булочки. - В городе пока... неспокойно, - Шэнь Цзю на мгновение запнулся, подбирая слова, - если если ты хочешь что-то, то мы вполне можем это заказать. Юань кивнул, удовлетворившись таким и достал из шкафа посуду. Разложив все на столе, он подхватил уже собиравшегося бежать сяо Ланя на руки сел обратно. Котенок попытался протестующе мяукнуть, но быстро смирился со своей участью и затих. На кухне воцарилась приятная тишина. Шэнь Цинцю продолжал возиться с баоцзы, успев как следует перепачкаться в муке. За окном тихо щебетали птицы. На смену нежно розовым и светло зеленым цветам весны медленно приходило буйство зелени. Дни становились все длиннее и теплее, а с утра вместо инея на траве лежала роса. Шэнь Цзю нравилось это время, когда они с А-Юанем допоздна засиживались в их маленьком огороде или на веранде, слушая пения цикад или любуясь закатом. В особенно теплые дни они ходили к источнику, сокрытому в самой гуще бамбуковой рощи. Юань с удовольствием плескался в прохладной воде, пока его родитель подобно большому коту грелся на солнышке. Вот только сейчас блаженная тишина бамбуковой рощи казалась удушающей и даже тревожной. Шэнь Цинцю настороженно вслушивался в каждый скрип и шорох, опасаясь услышать шаги. Ему казалось, что он вернулся во времена своего заточения в императорском дворце, когда он мог сутками сидеть на кровати, даже толком не умывшись и вздрагивая от малейшего звука. Это было своеобразной рутиной. Сначала несколько шичэней полных боли, тошноты и унижений, а потом неделя затишья и круг повторялся. В то время Шэнь Цзю сам себе больше напоминал пустую оболочку. Он почти прекратил есть, а спать он не мог из-за кошмаров или боли. Наверное, его вполне можно было бы принять за призрака. Невидившая уже невесть сколько солнечного света кожа истончилась, обнажая синие реки вен. Под глазами залегли черные круги, а длинные волосы сделались ломкими, утратив былой блеск. Он не умер только благодаря демонической крови и остаткам золотого ядра. Тот день ничем не отличался от иных. Шэнь Цинцю помнил, как отворилась дверь, помнил уверенные и даже агрессивные шаги. Помнил, как его скрутило болью и ему что-то силой влили в горло. У жидкости был просто отвратительный вкус, помои и те были вкуснее. А потом тварь ушла, не сказав ни слова. Затишье продолжалось несколько месяцев, прежде чем зверь вновь завалил его в кровать и уже уходя шепнул полубессознательному от боли Шэнь Цзю: - Надеюсь Учителю понравится мой маленький подарок. А потом потянулись дни. Ло Бинхэ не пришел через месяц, и даже через два, а на третий Шэнь Цинцю заметил первые странности. Его живот, впалый от постоянного недоедания, округлился, а в районе золотого ядра ощущалась странная пульсация, словно из него тянули энергию. Начались странные перепады настроения. К пятому месяцу, когда живот стал заметен пришла тошнота и недомогание, и странное чувство, будто что-то в его животе шевелится. Шэнь Цзю было плохо уже только от этого факта, а о том, как такое вообще возможно он предпочитал на задумываться. Утром, на смену безликой и молчаливой служанке пришла другая, более молодая и веселая, представившаяся А-Янь. С ней унывать не получалось совершенно. Именно благодаря А-Янь в его неуютной комнате появилась детская кроватка, бутылочка для кормления, первые пеленки и одежда. К шестому месяцу живот скрыть не смогли бы даже многослойные одежды лорда Цинцзин. А Шэнь Цинцю кажется окончательно сошел с ума. Он должен был ненавидеть существо, что росло в его в теле, но не мог. В конце-концов они были похожи. Оба одинаково не властны над своей судьбой, и оба обречены на унылое существование. Со временем он начал говорить. Сначала тихо и почти неразборчиво, в моменты когда существо шевелилось, а потом все громче и громче, пересказывая какие-то истории, зачитывая поэмы или конфуцианские трактаты. Юань дернул родителя за рукав, отвлекая от воспоминаний. Шэнь Цзю нежно улыбнулся и потрепал сына по волосам. Сейчас ему не хотелось ворошить прошлое и думать о будущем. Позавтракав, они переместились на улицу. Ребенок с интересом копался в грядках. Шэнь Цинцю сидел, прикрыв глаза и обмахиваясь веером с уткой-мандаринкой. В груди, змеей свернулись страх и беспокойство, но внешне бывший пиковый лорд в своем спокойствии был подобен Будде. Он сидел, почти не двигаясь, напоминая скорее статую чем человека, а движение веера были столь легки и эфемерны, что можно было подумать, что их и вовсе не было. Что это - всего лишь причудливые солнечные блики или обман уставшего сознания. - Мама! - Юань выглянул из-за сильно разросшегося куста рододендронов, держа в руках несколько желтых хризантем - Мама говорила, что у каждого цветка есть свое значение! Тогда что означают эти? - Желтые хризантемы обозначают расставание, мое сокровище, их дарят тем, с кем хотят расстаться навсегда и кого больше не желают видеть. - Жаль, значит поставлю в вазу что-то другое, - ребенок недовольно цыкнул и вновь скрылся среди бурно разросшихся цветов. Шэнь Цинцю наблюдал за этим со снисходительной улыбкой. Несколько прядей выбились из неряшливой прически и упали ему на лицо. Шэнь Цзю цыкнул. Он давно порывался обкромсать эту красоту, презрев все запреты и устои. Он ведь не девица на выданье чтобы таскать на голове такое богатство. Вот только Юаню слишком нравилось возиться с его волосами, пытаясь сделать из них что-то стоящее. Шэнь Цинцю стоически терпел, пусть он и предпочитал изящным прическам простой пучок или хвост перевязанный лентой. Вскоре, к пригревшемуся на солнышке заклинателю пришел сяо Лань. Он умостился у Шэнь Цзю на коленях, тихо мурлыкая. Весна медленно, но верно перетекала в лето. Шэнь Цинцю тряхнул головой, скидывая приятное наваждение. Их маленький мирок, затерявшийся в зелени бамбуковой рощи был всего лишь иллюзией. Иллюзией, которую можно было нарушить одним неловким прикосновением или словом. Но Шэнь Цзю готов был хранить и оберегать этот мираж едва ли не больше, чем собственную жизнь. Солнце скрылось за тучами, бросая на уютный домик тень. Ветер трепетно коснулся листьев и трав, играя на них, как мастер играет на гуцине, извлекая новую мелодию из хорошо знакомого ему инструмента. Шэнь Цинцю продолжал сидеть, с улыбкой наблюдая за сыном. Ради него он сделает все. Даже потерпит Ло Бинхэ рядом с собой, задвинув страх и ненависть, как можно дальше. Он сможет, он справится. До тех пор, пока А-Юань будет здоров и счастлив, он будет готов играть хоть заботливую женушку, хоть страстную наложницу, хоть последнюю проститутку из Теплого красного павильона. Он хороший актер. Он десять лет изображал ненависть к Юэ Цинъюаню, предпочитая мучиться кошмарами, нежели поговорить с ним и попросить о помощи. Он десять лет делал вид, что все в этом мире ему безразлично, запирая свое сердце на еще один засов, на еще один замок, чтобы никто больше не смог оставить на нем незаживающие шрамы. Он играл мерзавца, растлителя собственных учениц и убийцу своего шиди. Так что с того, если он просто примерит новую маску? Быть покорным ему не в новинку. Цю Цзяньло крепко вбил эту черту в тогда еще юный и неокрепший разум. И лишь со временем она обратилась в один из девизов Шэнь Цинцю: "Терпи, подчиняйся, покоряйся, а потом - убей". И именно ему он и собирался следовать. Рано или поздно оступится любой, даже Ло Бинхэ и видят боги, Шэнь Цзю воткнет ему кинжал под рёбра первым. А пока он должен вырастить и воспитать сына. - А-Юань, что ты хочешь на обед? - Лапшу, такую, как матушка делала неделю назад! - Чтобы через полчаса был на кухне. - Конечно! - Юань быстро закивал, опять юркнув за очередной цветочный куст. Шэнь Цинцю опустил сяо Ланя на землю, грациозно поднявшись на ноги. Даже после стольких лет его движения оставались выверенными и твердыми. В подобном темпе прошла неделя. Их распорядок претерпел значительные изменения, став более плавным и гибким. Они нередко засиживались допоздна, разучивая самые простые мелодии или обсуждая какую-нибудь поэму. Несколько раз они покидали дом, посещая источник. Шэнь Цзю даже сделал несколько набросков для картин, пообещав себе, что закончит их, как только у него появится соответствующее настроение. Привычное течение жизни прервалось на седьмой день, в обед. Шэнь Цинцю и А-Юань сидели на веранде, уминая уже которую по счету танхулу и попивая черный чай. Внезапно, прямо посреди их маленького сада, возникла фигура, одетая в многослойное, черное с красным ханьфу, расшитое золотыми драконами. Шэнь Цзю едва заметно дернулся, но быстро подавил мимолетный порыв прижать Юаня к себе или, еще лучше, спрятать его за спину. - Учитель, ваш ученик вернулся! - Ло Бинхэ поспешно нацепил на лицо одну из своих самых очаровательных улыбок - Ну же, поприветствуйте меня! - Но дяденька даже не представился в прошлый раз, так как мы можем приветствовать его? Юань окинул гостя подозрительным взглядом, поближе подвинувшись к родителю. Почему-то его матушка казалась ему жутко напряженной, что явно свидетельствовало о том, что пришедший человек был не так прост, как могло показаться. Да и к тому же этот... просто этот осмеливался лезть к его матушке! Гад! Ло Бинхэ не заметил перемены в настроении ребенка, продолжая улыбаться. Он сделал несколько шагов к Учителю и наклонился к нему, раскрывая руки для объятий, но внезапно, остужая пыл, ему прилетело веером по носу: - Обнимать матушку имеет право только Юань! От злости А-Юань смешно насупился, надув щеки. Император мигом переключил внимание на ребенка, старательно копируя интонацию своих супруг, когда те сюсюкались с его детьми: - Что это за маленькая прелесть... Ай! Второй удар веером получился гораздо сильнее, сопровождаясь хлестким звуком. Шэнь Цинцю подавился воздухом, не зная, что ему делать, хохотать или плакать. На лице почти всесильного Императора проступило редкое выражение беспомощности. Впрочем, Ло Бинхэ быстро сменил тактику, пытаясь зайти по другому: - Юань, разве так должен вести себя примерный сын? Бить отца веером - поведение в высшей мере недостойное! Учитель, неужели вы не научили наше маленькое сокровище элементарным манер... В этот раз Ло Бинхэ все же ожидал удара, так что успел отдернуть голову, прежде чем ему опять прилетело по ней веером. Юань злостно сверкал глазами, крепко сжимая несчастное украшение. - Дяденька, вы кто? - задал он животрепещущий вопрос. - Твой отец. - Я вижу вас второй раз в жизни, - напомнил ребенок. - Это такое упущение! Боюсь учитель слишком тосковал по мне и поэтому просто был не в силах рассказать тебе хоть что-то. - Так-так, то есть вы сначала оставили мою матушку, а теперь опять явились к ней? Император и Шэнь Цинцю почти синхронно раскрыли рты в приступе немого удивления, а следующая фраза, произнесенная тоном сварливой тещи, так вообще добила обоих: - Значит, бросил супругу с ребенком, шлялся черти где, а теперь явился? Шэнь Цзю ошалело хлопал глазами, не понимая откуда Юань мог нахвататься таких оборотов. Ло Бинхэ немногим отличался от него. Маленькое сокровище продолжало сжимать веер, мрачно хмурясь. Император, окончательно растеряв прежнюю уверенность опасливо смотрел на ребенка. Разве дети должны вести себя так? Они должны улыбаться и капризничать, требуя себе новую игрушку или просто желая привлечь внимание родителя. Но они точно не должны бить этого самого родителя по голове веером. И не должны смотреть на него так, будто он и не отец им вовсе. - Дяденька закончил? Значит дяденька может уходить! - Юань мстительно пнул Ло Бинхэ по ноге. - А-Юань! - Шэнь Цинцю попытался вставить хоть слово, но ребенок разошелся не на шутку и уже отчитывал императора, грозя ему веером. - А то, знаете ли ходят тут всякие! Обниматься он лезет! Никакого уважения! - Но, моя прелесть, почему я не могу обнять свою супругу...Айщ! - Юань опять пнул Императора и покрепче сжал любимое украшение. - И прелестью называть меня может только матушка! И никакая она тебе не супруга! Муж моей матушки наверняка был воспитанным и заботливым, а ты - нет! А сейчас дяденьке пора! У Ло Бинхэ дернулся глаз, а на лице появилось выражение полной растерянности. Все еще не понимая до конца, что происходит, он кивнул и сделал несколько шагов в сторону, прежде чем достать Синьмо и скрыться в пространственном разрезе. У дома воцарилась блаженная тишина, которую, впрочем, нарушил громкий хохот Шэнь Цинцю. Бывший пиковый лорд едва не валялся по земле, забыв о благовоспитаности и хватаясь за живот. На глазах выступили слезы. Юань тем временем продолжал бурчать: - Матушка совсем не умеет выбирать мужчин. Матушке нужен заботливый, умный, красивый, талантливый, добрый, благовоспитанный и верный муж! И он должен уметь готовить! И играть на гуцине! И любить только матушку! А этой страхолюдиной только ворон пугать! Шэнь Цзю зашелся в очередном приступе смеха. Ситуация была абсурднее некуда. Юань осторожно прикрепил веер к поясу и сел рядом с родителем. Дождавшись, когда Шэнь Цинцю прекратит хохотать, он обнял родителя, ткнувшись носом в плечо. - Следующий раз пусть матушка посоветуется с А-Юанем, прежде чем выходить замуж. - Конечно, мое маленькое сокровище, - Шэнь Цзю погладил сына по волосам и коротко поцеловал в лоб, предпочитая не говорить, что второго раза не будет. В этот раз Ло Бинхэ отступил, но не проиграл. Он просто был не готов к такой реакции обычно спокойного и тихого А-Юаня. Шэнь Цинцю тихо вздохнул, ощущая приятную смесь из запаха бамбука, чернил и чая. Сейчас ему просто хотелось наслаждаться теплым мгновением, прежде чем солнце скроется за облаками. 1 Столица Диюя 2 Яньло-ван - главный среди всех судей, владыка Диюя, управляет пятым судилищем 3 Ван - владыка, принц, господин