Её холодное сердце,
Меня почему-то согревало
© Гёте
Над становищем стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь редкими горестными всхлипами и вздохами. Огромный костёр, на котором догорало несколько тел, смолил жутким чёрным дымом, что стелился далеко по присыпанной снегом прерии. Это был дурной знак и все, кто присутствовал на похоронах, знали об этом, но того требовали обычаи, и никто не осмелился бы их нарушить. Не теперь, когда так внезапно шаман и все его чёрные волки погибли одновременно от неизвестной хвори. Невысокий седой старик хмурил широкие брови, стоя рядом со своими сыном и его женой. — Мюррей, нужно отправить кого-то из молодых в центральный лагерь и сообщить о произошедшем. — Ты уверен, что это хорошая идея? Они могут счесть нас источником эпидемии. — Не говори глупостей, — фыркнул старик, кинув косой взгляд на свою невестку, что пустыми глазами следила за догорающим костром. — Тут любой может понять, что это не зараза, — тише добавил он, пожевав губу. Старик когда-то давно мог стать главой этой стаи, но отдал место своему брату, надеясь на благополучие для своих сыновей. Если бы он только знал, что всё могло в итоге прийти к подобному, то забрал бы внуков ещё когда те были совсем щенками, не позволив семье его невестки вмешаться в их судьбу. На самом деле, многие последователи Селены хоть и уважали шаманов, но всегда старались держаться от них подальше. И от их семей тоже. В итоге из его сыновей в живых на данный момент остались лишь двое, и то один покинул семью ещё в юном возрасте, отправившись в другую стаю, а старший умудрился жениться на дочери шамана. Что до его старшего брата, который до недавнего времени был главой, то с ним творилось что-то совершенно неладное после внезапной смерти шамана, и теперь старик не знал, как быть со всем этим. — Отец… — тихо позвал Мюррей, нервно кивнув в сторону своей маленькой семьи, состоявшей теперь лишь из его четверых сыновей и жены, которые стояли неподалёку. — Не стоит об этом сейчас. Старик презрительно фыркнул, разворачиваясь на месте и оглядывая внуков и невестку. — Мэтью, ты отправишься в центральный лагерь и доложишь о произошедшем. — Дедушка, — напряжённо кивнул высокий шатен с вьющимися лохматыми волосами, явно пошедший в мать, но по характеру больше напоминал отца. — Мне кажется, сейчас нужно выждать время. Возможно, глава скоро придет в себя… — Я не припомню, чтобы разрешал тебе оспаривать мои решения, — оскалился старик. Все в стае знали, что с ним было лучше не спорить, и лишь собственные внуки из-за влияния матери и их деда по её линии, осмеливались ему прекословить. Сейчас, когда действующий глава был не в состоянии исполнять свои обязанности, главой становился именно он. — Или ты хочешь отвечать потом вместе со всей семьёй перед трибунами за неисполнение? Парень замолк, стыдливо потупив взгляд в землю. Их мать тут же хмуро повернулась к говорившему старейшине и уже хотела было что-то возразить, но вперед вышел её старший сын — Титус. Он едва заметно усмехнулся, почти с презрением глянув на брата. — Старейшина, позвольте мне это сделать. Младший ещё не до конца обучен езде на лошади, так что не сможет нормально выполнить ваше поручение. Старик нахмурился. Из всех его внуков больше всего ему не нравился именно Титус. Он был полностью копией матери и всегда слушал лишь шамана, даже не называя дедом ни разу ни его самого, ни главу стаи. Этот парень был проблемой с самого детства, и потому старику он никогда не импонировал. Однако выбирать сейчас было не из чего. Долг обязывал сообщить главным о произошедшем как можно скорее, а Титус являлся одним из лучших погонщиков, так что спорить было попросту не о чем. — Иди, — сухо произнёс он, хмуро глядя на то, как юноша усмехнулся и отправился к становищу собирать свои вещи. Старик медленно и тяжело вздохнул, вновь поворачиваясь к догорающему костровищу. Вонь горелой плоти на равнинах быстро выветривалась, но сейчас ему казалось, что все прерии пропахли этим запахом, что даже в лёгких ощущались частички чёрного пепла. Всё это было крайне скверным знаком. Ему было уже много лет, и на своем веку он повидал многое. Но единственное, о чём он жалел в последние годы, так это о том, что не смог уберечь единственную внучку от безумных традиций. Если бы он только тогда был в стае, а не был занят договорами в пограничном городе… Если бы он только знал, к чему приведет эта слепая преданность традициям его невестки, он бы давно забрал внуков в приграничные города, а лучше вообще бы переехал в королевство. Старик скрипнул зубами, чувствуя негодование собственного волка где-то в глубине его души. Он посмотрел на своего сына и разочарованно вздохнул, чем заставил того вздрогнуть и отвести взгляд в сторону. Если честно, сам он давно уже не нёс в себе верности богине так, как в прежние времена, а все шаманы вызывали в нём такое же стойкое отторжение, как и колдуны тёмных эпох. Он медленно выдохнул, обводя взглядом заснеженные прерии. Поздно было уже для сожалений. Старик, как никто это прекрасно понимал, но сейчас его чутьё говорило ему, что он должен следить за стаей, ибо явно надвигалось что-то нехорошее в ближайшем будущем. — Мюррей, — позвал он, взяв себя в руки. — Да, отец, — проговорил мужчина, стоявший рядом с ним. — Собери все вещи шамана и чёрных волков, да сожги вместе с их шатрами. Мы должны это сделать. — Вы не можете! — вмешалась его невестка, услышав, что он сказал. — Старейшина не имеет права так поступать! — Эстер, — глухо прорычал старик, и все окружавшие его ликаны отступили на шаг прочь, потому что их собственные волки испуганно заскулили. Сила старика была неоспорима, и вся стая знала, кто на самом деле теперь главный. — Твой отец навлек на себя и нас беду. По законам предков мы обязаны избавиться от всех их вещей и оставить в прошлом, вычеркнув их имена. Тебе ли не знать об этом? — Но… — Но что? — рыкнул старик, всеми силами пытаясь подавить в себе вскипевшую ярость. — Ты и твой отец так преданно служили заветам предков, а теперь ты отказываешься их исполнять?! — Нет, старейшина, — пряча глаза и сжав плечи, поклонилась ему женщина, явно бывшая недовольной этим решением, но не смевшая возразить. — Кто ещё против?! — громогласно прорычал он, окидывая злым взглядом собравшуюся стаю, но никто ему не ответил. Старик сплюнул на землю, понимая, что в ближайшее время ему придётся держать всех ликанов стаи под надзором. Особенно собственную семью.***
Энид никогда не думала, что когда-нибудь будет учиться магии. Даже в её самых смелых мечтах были лишь путешествия и посещения самой большой в королевстве библиотеки, но не это. Ну, то есть это было настолько для неё нереально, что она даже не предполагала о такой возможности. В конце-то концов, сильно вряд ли человек, проживший всю свою жизнь в твёрдой уверенности, что небо синее, поверит, что, оказывается, оно может быть не таким. Примерно так в её голове всё и выглядело… Пару месяцев назад. Но теперь, когда весь мир блондинки перевернулся с ног на голову только за этот период, она могла допустить вообще всё что угодно, даже если Уэнсдей скажет ей, что небо на самом деле зелёное, то она, конечно, не сразу поверит, но как минимум начнет сомневаться в том, что оно вообще было синим. Блондинка вздохнула, смахивая пыль со столов в библиотеке. С тех пор как Йоко ушла от них, прошёл почти месяц, и за это время она снова умудрилась пару раз бесконтрольно перекинуться из одной формы в другую. Честно говоря, ей это уже начало надоедать, потому что ни ведьма, ни она теперь уже в самом деле не понимали, что вообще происходит. Изначально у них обеих была чёткая уверенность, что обращения привязаны к полнолунию, и обе не ждали возвращения её человеческого облика раньше следующей луны, но снова что-то пошло не так. Вот только что именно — было совершенно не понятно. Единственное, что она могла сказать точно, так это то, что в её списке особенно опасных «взглядов Уэнсдей» прибавился ещё один. И это был взгляд какого-то безумного учёного, нашедшего что-то поистине интересное для своих изысканий. Проблема была в том, что этим самым «интересным» была Энид. Блондинка вздрогнула, ощутив, как по спине прошлись мурашки, когда она вновь об этом вспомнила. Не самое приятное это ощущение, когда вам кажется, что собеседник уже мысленно разобрал вас по кусочкам и с интересом первооткрывателя размышляет о вскрытии и подробном изучении работы ваших органов. — Бр-р-р, — вздрогнула Энид, опасливо оглядываясь и надеясь не найти за своей спиной опять неизвестно как подкравшуюся ведьму. За это время оборотень точно поняла две вещи: первая — Уэнсдей чертовски опасная женщина, вторая — ещё хуже быть предметом интереса этой опасной женщины. Она напоминала тонкое и хищное лезвие, которое сложно удержать в руках, кажущееся почти нереально красивым и хрупким с виду, но стоит сделать неверное движение и вот уже нет одного из пальцев. И если честно… ей это даже нравилось. Хотя она и старалась не подавать виду, старалась держать себя в руках, старалась постоянно, каждый день себе напоминать о том, что это чертовски неправильные чувства! Энид не знала, в чём было дело. Она не понимала причину происходящего, но с каждым прожитым в этом доме днём всё становилось лишь хуже. Да, оборотень не была глупой и отдавала себе отчёт в том, что она могла неправильно истолковывать ситуации, надумывать и принимать желаемое за реальное. Вот только подобное внимание, хотя и не совсем здоровое, ей льстило. Блондинка всегда была своеобразным «пятым колесом» в семье и стае, на неё вообще почти никто не обращал внимания, кроме отца и деда по его линии, так что ей всю жизнь казалось, что она чужая среди своих, словно ей не было там места. Да что уж говорить, она даже внешне не была похожа ни на мать, ни на отца, и порой даже родственники сомневались в том, что она и вправду дочь своих родителей. Со временем это переросло из обычных шуток в настороженное отношение, а позже и вовсе в своеобразную изоляцию. Видит богиня, она ведь пыталась. Пыталась быть частью семьи, стаи, но всегда получала в ответ максимум сдержанную снисходительность. И вот теперь она здесь, в проклятом лесу, в доме самой настоящей ведьмы, само происхождение которой до дрожи пугало любого ликана, и при всём при этом именно эта жуткая женщина больше всего проявляла к ней интерес, чем вообще кто-либо за всю её жизнь. Да, с виду могло показаться, что этот интерес вызван сугубо её происхождением, странностями, да и вообще не имел отношения на самом деле к личности. Вот только это было не так. Энид криво усмехнулась, убирая книги на чистые полки. Кто угодно, кроме неё самой и, наверное, Танаки, мог подумать, что интерес ведьмы был сугубо научным, и будь её воля, то она попросту расчленила бы уже оборотня, разобрав на составляющие, воспринимая сугубо как «подопытного». Вот только такие люди не подсовывают незаметно подопытному в особенно холодные дни дополнительное одеяло, делая вид, что она тут ни при чём, не готовят больше сладостей, когда оборотню грустно, не занимаются по вечерам тем, чтобы из вороха старой одежды переделать вещи под нужный размер и починить их, а заодно зачаровать на прочность и теплоустойчивость, строя при этом такое лицо, словно наступают сами себе на горло. Оборотень тихо фыркнула себе под нос, подавив умилённый смешок. Да, если бы она произнесла вслух, что злобная ведьма и гроза всего запретного леса на деле весьма заботливая и милая, то точно бы осталась без головы в следующий момент. И всё это ещё не говоря о том, что почти все капризы и шалости её волчьей ипостаси остаются безнаказанными. Даже когда она откровенно начинает наглеть. Энид тяжело вздохнула. Ей было до жути стыдно за эту часть себя. Ведь будь она на месте Уэнсдей, то добром бы это точно не закончилось. Стоит начать хотя бы с того, что наглая волчица частенько спала в комнате ведьмы, и для неё даже появился отдельный мягкий ковёр у кровати хозяйки дома, причём сама Энид всё ещё никак не могла на это повлиять. С каждым днём характер её волка становился всё более задиристым и собственническим, и если честно, ведьма её сильно избаловала, но блондинка не знала, как об этом сказать. Ведь, по сути, они были одним и тем же существом. А ещё недавно она разодрала пару платьев Уэнсдей. Да, обычно ведьма ходила по дому в брюках или мягких штанах, но с наступлением холодов длинным плотным платьям стало отдаваться предпочтение, хотя бы из идеи сохранения тепла. Вот только волку это, судя по всему, категорически не нравилось. Поэтому она упрямо старалась отхватить клыками побольше ткани, закрывающей ноги ведьмы, даже несмотря на все угрозы и уже дважды высылку на ночь в подвал. Ну… в этом, если уж быть честной, Энид была с ней согласна. Такие ноги прятать — просто преступление. Она встряхнула головой, отгоняя навязчивые мысли, стыдливо при этом краснея и хлопая себя по щекам, чтобы собраться с мыслями. Энид мельком взглянула на часы и в ужасе моргнула. До начала первого занятия оставалось всего полчаса, а уборка в библиотеке до сих пор не закончена. Она панически заскулила, бодро срываясь с места и хватая забытую за размышлениями тряпку. В последнее время она взяла на себя работу по дому, ведь с готовкой она вообще не помогала, так как попросту не умела толком ничего, а чувствовать себя нахлебником ей сильно не нравилось. Даже несмотря на то, что она занималась дровами, растопкой, носила воду из колодца в подвале и охотилась, пока была в обличии волка, но всё равно ей было жутко неудобно оттого, что она по факту ничего достойного не сделала, чтобы жить в таком роскошном доме и есть еду, которую готовила его хозяйка, да ещё занимать в нём отдельную комнату. Энид никогда не была неблагодарной за оказанную ей помощь и доброжелательность, поэтому лезла из кожи, чтобы хоть как-то это компенсировать. А если учитывать ещё и то, что её будут учить настоящей магии, позволяют читать любые книги и ничего за это не требуют, то это вовсе вгоняло её в уныние. — По-моему, этого достаточно, — сухие интонации в голосе внезапно вошедшей в библиотеку ведьмы заставили оборотня вздрогнуть и едва не уронить ведро с водой, которое она поставила на один из столов, пока занималась борьбой со скопившейся пылью. Нужно сказать, что в этом плане ведьме было абсолютно всё равно. Она вообще не утруждала себя излишней тягой к уборке, просто потому, что обычно об этом заботился сам дом и Вещь, да и в случае чего, у неё ведь была магия. Тем не менее блондинка пыталась сама за этим следить, чтобы хоть как-то казаться полезной. — О, Уэнсдей, прости, я что-то задержалась с этим, — нервно моргнула оборотень, незаметно вытирая руки о сухую тряпку, чем вызвала неодобрительный взгляд чёрных глаз в свою сторону. Девушке пришлось многие свои привычки в этом доме переосмыслить. В стаях особенно сильно за чистотой одежды никто не следил и частенько руки вытирали прямо об себя, но, как выяснилось, подобное совершенно не принято в обществе изгоев королевства. Тем более, что ведьма оказалась редкостным педантом и перфекционистом, что внесло значительные коррективы в их взаимоотношения. — Руки, — хмуро произнесла Уэнсдей, проходя к стене, на которой висела большая чёрная доска, ранее будучи вся завешанная какими-то бумагами, но нынче освобождённая во имя занятий с одним бестолковым оборотнем. Энид видела похожие в школе, но никак не ожидала встретить такой предмет интерьера в доме ведьмы, поэтому поначалу вовсе не понимала, что это вообще такое. До тех пор, пока вредная ведьма не освободила доску от всех своих заметок по магическим массивам ради неё. Вздохнув, оборотень быстро подхватила ведро с тряпкой и оперативно отправилась в сторону подвала, чтобы убрать инвентарь для уборки в кладовку и вымыть руки. Негоже было заставлять учителя ждать, так что уже через пару минут она вернулась, обнаружив, как одетая в обтягивающие чёрные брюки и свободную красную рубашку с широкими рукавами, ведьма раскладывает на свободном столе несколько свитков пергамента, чернильницу и пару перьев. Энид чувствовала себя донельзя неловко, садясь за стол. Все эти вещи выглядели очень аккуратными и дорогими, а такую светлую бумагу она вообще впервые в своей жизни видела. Про перо вообще сказать было нечего, ей даже страшно было к нему притронуться, ведь его резная ручка выглядела так, словно за неё можно было купить как минимум тройку овец или даже пару свиней. Заметив неуютное поведение оборотня, ведьма приподняла одну бровь. — Что не так? — А, ну… Я не умею пользоваться пером и чернилами, — сконфуженно ответила блондинка, не зная, куда деть глаза от стыда. — У нас были грифельные палочки и перья в школе. Так что никто не учил нас пользоваться чернильными… — Вот как, — задумчиво хмыкнула ведьма, сощурившись. — Мне следовало лучше подготовиться. Подожди немного, — и она повернулась, чтобы направиться к выходу. — Уэнсдей, не стоит! Я научусь! — панически замахала руками блондинка, на что брюнетка лишь больше нахмурилась. — Письмо пером и чернилами — не то, чему можно обучиться с одного раза, так что перестань паясничать. Я сейчас приду. Энид расстроено вздохнула. Она, конечно, понимала, что в переводе с личного языка Уэнсдей это значило примерно как — «Мне жаль, что я не подумала об этом заранее и поставила тебя в неудобное положение», но радости от этого было мало. Да, за всё время проживания с ведьмой она умудрилась выучить некий личный язык этой несносной женщины и потому теперь вполне легко читала между строк и различала малейшие отличия в её интонациях и мимике. Она могла бы этим даже гордиться, если бы не тот удручающий факт, что научилась она подобному из-за собственной матери. Правда, настроение ликанов проще было улавливать из-за запаха, что уже не совсем касалось ведьмы, просто потому что Энид старалась не принюхиваться слишком сильно, ведь пахла хозяйка дома чем-то совершенно непонятным и нереальным. Оборотень даже не могла сказать, чем именно, хотя раньше у неё никогда такой проблемы не было. Одно она могла сказать точно: запах Уэнсдей — это нечто крайне заманчивое. Поэтому то, что она сейчас ушла, унося с собой этот чудесный аромат — расстраивало. Спустя долгих десять минут, когда обеспокоенная блондинка уже хотела отправиться искать ведьму, та наконец вернулась, держа подмышкой толстую тетрадь с плотной бумагой и какую-то продолговатую деревянную коробку длиной в две её ладони. Оба предмета она поставила на стол перед Энид. — Тогда будем использовать это. Слава Тьме, недостатка в пишущих принадлежностях у нас нет. Энид медленно опустила взгляд и поняла, что перед ней лежит обычная учебная тетрадь с плохой, но плотной серой бумагой, такой, какой пользовались дети в школах повсеместно, а в коробке обнаружились простенькие грифельные перья. Она подавила грозившую появиться на её губах улыбку и благодарно кивнула. — Спасибо, Уэнс. — Не называй меня так, — фыркнула ведьма, подходя к доске. — Раз мы с этим разобрались, то давай начнём наше занятие, — она немного помедлила, бросив взгляд на несколько книг, принесённых ею ранее, и вздохнула, понимая, что, по всей видимости, поторопила события. — Для начала мне нужно понять уровень твоих знаний. Ранее нам не удалось провести ни одного занятия, что я считаю бездарной тратой времени, но уж таковы были обстоятельства. — Я бы не сказала, что у меня такой большой багаж знаний, если честно, — подавленно вздохнула оборотень, отлично понимая, куда клонит ведьма. Магия сложная и точная наука, а значит ей, вероятно, придётся сильно подтянуть хотя бы основные знания перед тем, как начать её изучать, и это, в сущности, было нормальным, но и разочаровывало тоже. — На самом деле, даже ты с этим справишься, если твой разум способен понять основополагающие законы мира. Итак, — она оперлась руками о столешницу и внимательно взглянула на свою невольную «ученицу». — Давай для начала пройдёмся по банальным знаниям. Что тебе известно об ойкумене? — Что? — Обитаемых землях, Энид, — еле слышно цыкнула ведьма. — Этот термин используют учёные, чтобы не тратить лишние слова. Условно говоря, «ойкумена» — это обитаемые земли или земли, заселённые разумными существами. — Ты имеешь в виду географию континента? — Не только. Ойкумена — термин, который включает в себя географию, расположение стран, их население и банальное знание о политике и расах. Условное общее понимание того, чем наполнен мир, который заселяют разумные. Но за знание слова «география» я, пожалуй, добавлю тебе пару баллов. — Баллов? — Да. Ими я буду оценивать твои знания, чтобы понять, когда мы сможем перейти к изучению магии. — А. Ладно, хорошо… — растерянно моргнула блондинка. — Я слушаю. — Ой, прости. Кхм, — она откашлялась и начала рассказывать то, что ей самой было известно. — Мы находимся на пересечении четырёх регионов. Запретный лес окружают границы людей, королевства «Браер» на юге, земель вольных стай на западе, королевства изгоев «Невермор» на востоке и федерации Фейри на севере. — Неплохо, — кивнула Уэнсдей, давая ей понять жестом руки, что можно продолжать. — Эм… Я читала, что на юго-восток от королевства Невермор находятся границы с «Изумрудным союзом», в который входят объединения нескольких народов вроде горгон, безликих и других изгоев, а также нескольких вольных городов. Потом там находится серая пустыня и острова, принадлежащие конкретно королевству сирен — «Утренней песне»… Энид замолчала, панически пытаясь вспомнить ещё местонахождение земель вампиров, но память тут её немного подводила, потому что в учебниках по истории эти земли постоянно меняли своё местоположение. Уэнсдей заметила это и вздохнула. — На юге между землями людей и «Изумрудным союзом» находится королевство вампиров и другой нежити — «Багровый альянс». Ну, тут я баллы снимать не буду, потому что земли спорные и там до сих пор ведутся столкновения. Раньше эти земли принадлежали «Изумрудному союзу», но они не смогли их удержать и были вынуждены отдать королевству «Невермор» в качестве вассальных, что повлекло за собой создание альянса, который по факту существует только на бумаге. Вампиры большей частью проживают на территории Невермора, где жили испокон веков и входят в его состав, но номинально существует и альянс, просто чтобы составить кулак сопротивления людям. — Оу… Вот как, — удивлённо моргнула блондинка, тут же открывая тетрадь и принимаясь записывать, чем приятно удивила хозяйку дома. — А где живет семья Йоко? — Её клан занимает восточное побережье Невермора, очень близко к острову «Красной крепости» и границам с «Утренней песней». — Далеко, — вздохнула блондинка, примерно понимая расстояние и расстраиваясь из-за этого. — Если конным экипажем и без сильных задержек, то путь до них займёт примерно пару месяцев отсюда, да, — согласно кивнула ведьма. — Хорошо, с этим понятно. С географией и населением у тебя общие понятия есть. Что ты знаешь о землях людей? Вы ведь соседи с ними. Энид нахмурилась. Не то чтобы они были соседями с прериями вольных стай. Скорее старыми врагами, которые просто старались друг друга игнорировать, но, тем не менее, кое-какие отношения в плане той же торговли всё же имели. — В землях людей пять королевств. Ближайшее к лесу — «Браер». Так же с юга от прерий стоят три крепости на границе со старым светом и королевством «Аскаин». Есть еще «Гриея», «Лостал» и «Истра», но они от нас отгорожены хребтом Серебряных гор, так что у стай нет выхода на эти территории. — Хорошо. Тогда ты знаешь про две смертельные зоны, которые были раньше ещё двумя королевствами людей, так ведь? — Глоустейн и Старфалия? — Отлично, — довольно кивнула Уэнсдей, делая пометку в своей небольшой тетради. — С этим, я думаю, мы разобрались. Честно говоря, я удивлена, потому что обычно любой ликан в лучшем случае знает только Браер и Аскаин из земель, принадлежащих людям, просто потому, что они граничат с прериями. — Стаи не любят земли людей. — Хм, — задумчиво сощурилась ведьма. — Раз так, то перейдём к истории. — О не-е-ет… — удручённо вздохнула оборотень. — Уэнсдей, я знаю об этом весьма мало, и то из легенд своего народа. — То есть банальную географию ты знаешь, а историю нет? — чёрная бровь чуть приподнялась в саркастичной манере, и блондинка мысленно чертыхнулась на саму себя. — История была самым скучным предметом в школе. Её преподавал очень старый священник, ещё и глухой ко всему прочему, и кроме того, что «Яр велик!» от него мало что можно было узнать. — Н-у-у, — задумчиво протянула ведьма. — Мой учитель всегда говорил: «История — самая продажная наука в мире», и то, что её пишут победители. В сущности, он прав, вот только любую историю нужно знать, хотя бы просто для того, чтобы не повторить ошибок предков. Хотя, по сути, к нашему обучению это особенно отношения не имеет, так что если захочешь узнать больше, то у меня есть собрание сочинений по истории континента, и её можно прочесть в любой момент, когда тебе станет совсем скучно. — То есть, мы не будем изучать это? — с надеждой в голосе спросила Энид и уловила едва заметную ехидную ухмылку. — Ту, что пишут в учебниках — нет, — как-то слегка зло хмыкнула Уэнсдей. — А вот кое-что о настоящих событиях положивших начало сегодняшнему распределению сил на континенте, тебе надо знать. — Ты про тёмные времена? Ведьма кивнула, и отчего-то в груди оборотня поселилось предвкушение пополам с тревогой. О тёмных временах рассказывали многое, но доподлинно настоящих фактов в этих байках было мало. И у кого это было бы лучше узнать, чем не у представителя самой загадочной касты континента — колдуна или ведьмы в данном случае. Разница была не велика. — Чтобы понимать магию, нужно знать, как она появилась и развилась в то, что известно всем на данный момент. Начать стоит с того, что до тёмной эпохи никаких магов в принципе не существовало… Энид затаила дыхание, внимая каждому слову, слетавшему с припухлых губ этой невозможной женщины. Несмотря на её весьма сухой и сжатый рассказ, она с замиранием сердца слушала, как в словах ведьмы пересыпался песок эпох, рушились государства и создавался сегодняшний мир. Оборотень никогда не думала, что экскурс в историю тёмной эпохи может оказаться настолько интересным. За все время, пока Уэнсдей рассказывала, она даже не смела отвлечься на заметки в тетради, стараясь не упустить ни единого слова. И как оказалось, почти всё, что знала Энид, не имело никакого отношения к тому, что было на самом деле. Оттого всё казалось ещё более жутким и завораживающим. Более полутора тысяч лет назад, ещё до падения богини Селены, случилась общеконтинентальная война, из-за которой долгое время колдуны и ведьмы находились в гонениях на территориях людей. На континенте было несколько мест, в которых нынче ничего нет и они являются запретными, и именно там находились столицы Чёрных колдунов, которые в какой-то момент, прельстившись властью, решили завоевать весь континент. Всё дело было в том, что Чёрные колдуны, заполучив «труп бога», решили взять под контроль Тьму и её сердце в запретном лесу, отрекшись от неё как от высшей сущности. По сути, они просто отвергли веру и являлись в основе своей больше учёными. Их государства процветали и большую часть разумных они себе равными не считали, часто обращая целые народы в рабов. Создав огромную армию гуманоидных гомункулов (из-за чего их создание с тех пор строжайше запрещено), основанных на проклятиях, они осадили запретный лес, вот только столкнулись с объединёнными нациями изгоев и преданными Тьме колдунами. В результате сон Первозданной Тьмы был потревожен и по землям отрекшихся прокатился первый Мор, выкосив почти всех Чёрных колдунов, большая часть которых принадлежали как раз таки к человеческой расе (именно из-за той войны люди и лишились большей части своих земель, а количество человеческой расы сильно сократилось). Позже, из-за долгих гонений на всех колдунов без разбора, несмотря на то, что последователи Первозданной Тьмы выступали на стороне союза против захватчиков, и появились первые Маги, решившие обуздать стихии в противовес колдунам, создав свою собственную науку, которая и послужила началом развития магии на континенте. Спустя почти час рассказа они взяли небольшой перерыв, и Энид, наконец, смогла адекватно собрать мысли воедино из-за огромного количества информации, обрушившейся на неё в этот короткий период времени, и вновь перевернувшее её понимание мира в целом. — Так… Первозданная Тьма — это бог? — нерешительно спросила она, пока они решили ненадолго прерваться и выпить чаю. Всё, что рассказала Уэнсдей, было одновременно тем, что сама Энид слышала, и тем, о чём она даже не догадывалась. Например, она совершенно точно не знала о гомункулах и проклятиях, которыми пользовались Чёрные колдуны, а о «трупе бога» услышала и вовсе впервые. Уэнсдей вздохнула, задумчиво уставившись в собственную кружку. — Я не думаю, что ты сможешь сейчас это понять, — она слегка пожала плечами. — Некоторые из нас всю свою жизнь пытаются понять, что такое «Первозданная Тьма», но к единому мнению пока никто так и не пришел. В кругах колдунов есть более или менее общая теория о том, что Тьма — мать богов и их Немезида. Отчасти это правда, а отчасти — нет. Великую Тьму нельзя назвать богом, но и нельзя этого отрицать. Это сложно, Энид. Пока что ты не сможешь этого осознать. — Пока что? — Да, — вздохнула ведьма. — Если ты сможешь осознать энергии, то, возможно, тебе откроется суть мира. Так что кто знает, — она вновь пожала плечами и отставила кружку в сторону. — Перерыв окончен. Думаю, что твоих общих знаний достаточно для того, чтобы осилить основы. — Постой! Я же очень мало знаю! — В этом суть, Энид. Сложнее обучить магии человека опытного и учёного, чем того, кто находится в самом начале пути и осознает свои пределы и возможности. — Я не понимаю, — надулась оборотень. — Поймёшь, — хмыкнула ведьма, отставляя кружку в сторону и направляясь обратно в библиотеку, а блондинка, рассеянно почесав макушку, пошла следом, всё еще гадая, о чем именно говорила ведьма, и стараясь не обращать внимания на её запах. Занятие явно было интересным и очень объемным, но многое зависело и оттого, кто именно его вёл. В данном случае, не слушать эту невозможную женщину у оборотня просто не было никаких сил и возможности. Уэнсдей, наверное, сама не догадывалась, какое влияние она оказывает на Энид, чему сама блондинка была только рада, надеясь, что та никогда и не узнает вовсе. Когда они вернулись в библиотеку, то хозяйка дома тут же взяла тонкий кусочек мела со своего стола и начертила на доске пару почти одинаковых пустых кругов, дожидаясь, пока оборотень займет свое место за соседним столом. — Итак, — произнесла она, оборачиваясь к своей невольной «ученице». — Любая магия, колдовство, шаманизм, некромантия, обряды, вообще всё, что связано с тонкими энергиями — это резонанс души. Колебания энергии, возникающие при этом, и есть то самое воздействие, что такие примитивные существа, как ты, называете «магией». — Резо… Что? Мелок в тонких пальцах, которым ведьма писала на доске, треснул и рассыпался в пыль. Светловолосый оборотень незаметно вжала голову в плечи, подмечая, как ярче разгораются красные искры в глубине чёрных глаз её «учителя». Ведьма на мгновение прикрыла глаза, стараясь взять свои эмоции под контроль. Она раздражённо вздохнула. — Мы, ведьмы и колдуны, называем этот феномен «эхо». Так понятнее? Блондинка активно закивала, искренне надеясь, что это первое занятие не вытреплет нервы злобной ведьмы до конца, ведь спать в подвале снова ей совсем не хотелось. И пока Уэнсдей отвернулась к доске, начав чертить ещё пару кругов, Энид не могла не следить за её потрясающей фигурой и так удачно подчёркиваемые обтягивающими чёрными штанами филейные части женщины. Оборотень едва слышно сглотнула. Мел в руках ведьмы снова с треском сломался, а спина задеревенела. — Мои записи находятся здесь, — её палец ткнул в слова, которые она писала на доске. — Д-да, прости, — виновато проскулила оборотень, стыдливо пряча глаза и утыкаясь в раскрытую перед ней тетрадь. «У неё глаза на затылке?» — панически думала она, стараясь собраться с мыслями и неудержимо при этом краснея. На фоне тяжело вздохнула ведьма, раздражённо потирая переносицу пальцами чистой руки. Будь проклят тот момент, когда ей стало интересно, сможет ли она обучить магии этого странного оборотня. Девчонка, без сомнений имела огромный потенциал для развития в этой сфере, весьма живой ум и стремление к знаниям… Вот только их личные взаимоотношения, которые до сих пор не были сформированы окончательно, всё портили. Особенно настроение ведьмы. Гуди сказала ей, что оборотень может стать ключом для того, чтобы она смогла, наконец, осознать собственные силы, понять их и взять под контроль. Вот только чёртов предок крайне рекомендовала быть честной по отношению к собственным эмоциям и оборотню, чтобы всё это могло развиваться и дальше. Уэнсдей не совсем понимала, зачем это всё, и искренне думала о происходящем как о своеобразном испытании для неё лично, которое поможет в итоге решить её проблему. Однако странное чувство дискомфорта в подобных ситуациях не давало ей покоя. Что-то на самой границе сознания словно постоянно скреблось и шумело, заставляя её прилагать больше усилий для контроля над мыслями, и оттого раздражало. Она обречённо вздохнула, понимая, что, видимо, в таких моментах люди стараются друг друга понять лучше через разговоры, вот только для неё самой они были чуждыми. Языком взаимоотношений с людьми у Уэнсдей были действия, а не слова, и оттого всё казалось сложнее во сто крат. — В общей сложности способность к использованию магических потоков есть практически у всего живого на континенте, даже у некоторых видов животных, растений и рыб. Разница заключается лишь в способности к использованию и контролю над резонансом. Кто-то может это делать, а кто-то — нет. В разных народах имеются различия и разные понимания вообще в принципе магии, но более или менее явными отличиями являются именно колдуны и маги как таковые. Я не буду углубляться в то, что всё подразумевают под «колдовством», просто потому, что это врождённая способность к управлению тонкими энергиями на подсознательном и эмоциональном уровне, и она есть далеко не у всех. Энид задумчиво кивнула, стараясь сосредоточиться на словах ведьмы, а не на её запахе, голосе и фигуре. Оборотень чуть раздражённо выдохнула через нос, сама себе в мыслях отвешивая звонкую оплеуху. — То есть даже у меня есть такая способность? — Безусловно, — кивнула Уэнсдей. — А ведь в моём народе говорится, что способность к искре может быть только у мужчин, — вздохнула оборотень, теперь ясно понимая, что всё это было неправдой. Она нахмурилась. — Тогда получается, что всё можно считать в какой-то степени живым? И деревья? — Да. Тут целевые вопросы: «что такое жизнь» и «что такое душа». — Это несколько сложно, — уныло проговорила блондинка, взъерошивая светлые волосы. — На самом деле всё просто, — едва заметно ухмыльнулась ведьма. — Нас должен интересовать лишь вопрос: что такое душа и как она взаимодействует с энергией мира. Маги называют это «маной». Она есть везде и почти во всём, вся проблема только в том, как с ней взаимодействовать. — Жизнь и душа — не одно и то же? — удивлённо вскинула брови блондинка. — Нет, — хмыкнула Уэнсдей. — Вот стол под твоим руками — он живой или нет? — Нет, конечно, — фыркнула оборотень. — Он был живым, пока дерево, из которого он был сделан, росло на земле. Сейчас это просто материал, и он даже не может двигаться, дышать или иметь какие-то соки внутри. Значит, он не живой. — В таком случае, можно ли считать нежить живой? Она ведь двигается, ест, имеет внутри органы и даже кровь. — Эм… Нет? — Оба твои ответа не верны. Стол под твоими руками всё ещё жив. Нежить — жива. — Это бред, — нахмурилась оборотень. — Ничуть. Жизнь — это память, движение и развитие. Поэтому я и говорю, что важнее вопрос души, — Уэнсдей вздохнула, вновь беря в руки мелок, видя непонимающее лицо оборотня. Она начертила внутри круга ещё один круг, поменьше. — Вот, смотри. Память есть у любого материала, камня у дороги, дерева и каждой травинки, — она обвела маленький круг несколько раз, получив слои. — Идеально в этом плане посмотреть на срез дерева и его линии. Каждая линия и круг — это период, за который дерево росло, то же самое можно увидеть внутри камня, внутри человека или животного. Слои — подтверждение роста. Движение жизни, развитие — это и есть память. По сути, всё, что обладает памятью, может быть живым, но сама по себе память статична и бесполезна без движения, — она нарисовала несколько указательных стрелочек, выходящих из малого круга к внешнему, но не выходящих за его пределы. — Когда существо «умирает», его развитие и накопление памяти останавливается, делая его «мертвым». То есть исчезает накопление памяти и движение. Всё это не более чем «фаза» жизни. Понимаешь? — Нет, — честно призналась оборотень. Ведьма раздражённо вздохнула, задумавшись, а потом прищёлкнула пальцами, словно что-то вспомнив. Она подошла к блондинке, которая настороженно чуть отодвинулась, и протянула ей ладонь. — Дай мне руку. Нагляднее будет показать. Энид нерешительно протянула ладонь к ведьме, не зная, чего ожидать, и наблюдая за тем, как в чёрных глазах снова загорелись красные искры. Она тяжело сглотнула, чувствуя, как тонкие и прохладные пальцы ведьмы сплелись с её, и попыталась не забыть о том, как дышать. Оборотень почувствовала, как нечто словно втекает в её тело через это прикосновение и устремляется к голове и глазам. Энид едва не дёрнулась в попытке прекратить это, но пальцы Уэнсдей крепко сжались на её ладони, как вдруг мир перед голубыми глазами на мгновение померк и расцвёл линиями и точками самых разных цветов. Она удивлённо хлопала глазами, всё ещё различая силуэты и контуры мебели вокруг себя, книг в стеллаже за спиной ведьмы… и её саму. Дыхание перехватило, и она поражённо уставилась на существо, состоявшее из миллиардов тонких, светящихся золотом линий, сплетённых между собой, словно канаты. На месте глаз её светились красные огоньки, а на пальцах вихрями кружились разноцветные всполохи. Энид интуитивно поняла, что это татуировки и кольца на руках хозяйки дома. Она огляделась и посмотрела на стол под своими руками. Он тоже состоял из линий, но тусклых, едва светящихся, но, тем не менее, движущихся, правда, и очень медленно, да не выходящих за границы силуэта. В то время как вокруг ведьмы словно расплывалась мелкая пыль в воздухе, постоянно двигаясь и перемещаясь, делая её похожей на сгусток туманности. Энид перевела взгляд на свою руку, с удивлением заметив, что её линии большей частью были светло-голубыми, хотя по ним то и дело проскальзывали золотые искры, как крохотные звездочки. Она посмотрела на их сплетённые руки и ошарашенно замерла, понимая, что эти искры выходили из руки Уэнсдей, словно передаваясь ей. Мгновение, и касание прекратилось, как и видение этого удивительного мира. Оборотень едва вспомнила, как вообще дышать, ощущая всей собой какую-то смутную потерю и часто моргая, вновь привыкая к обычному миру вокруг. — Разглядела? — немного сжато поинтересовалась Уэнсдей, неосознанно потирая предплечье левой руки и ощущая, как зудит печать на коже. Это доставляло некоторый дискомфорт. — Д-да… — протянула блондинка, всё ещё ошарашенно оглядываясь. — Что это было? — Движение энергии. Вообще, это просто заклинание магического зрения. Оно не сложное, но требует огромного контроля, а его передача другому существу и вовсе прилично нагружает энергоканалы тела. В прошлый раз, когда я тебе его передавала, то едва не ослепла на время. — Это же опасно! — вдруг подскочила оборотень, чувствуя, как тревожно, в панике забилось сердце. — Ничуть, — спокойно ответила ведьма. — Когда ты на достойном уровне осваиваешь то или иное заклинание, то вполне можешь им управлять по собственному желанию, и это просто временно доставляет неприятности при передаче. Итак, возвращаясь к нашему вопросу: жив ли стол? Жива ли нежить? Энид медленно вздохнула, ощущая, как всё ещё тревожно бьётся сердце. Слова Уэнсдей не выходили из её головы. Она медленно кивнула, наконец, хотя бы частично понимая, о чём она говорила. — Поздравляю. Первый этап понимания структуры ты осознала, — как ни в чём не бывало кивнула ведьма под настороженный взгляд блондинки. — Вопрос жизни мы решили. Теперь ты понимаешь, что магию может чувствовать и использовать почти любое существо? — Потому что это — энергия? — Именно. По сути — создание и использование артефактов — это наделение дополнительной энергией и прописывание её программы на основе магических массивов. То есть добавление движения по заданным параметрам для энергии, прикреплённой к материалу, у которого нет дальнейшего развития ввиду его «смерти». Ты же видела в этом зрении мои кольца, так? — Да, — кивнула оборотень. — Тогда получается, что нежить — это нечто, у чего есть память, однако не имеет движения и развития, но то, за чем закреплена некая энергия, заставляющая её двигаться и… жить? — Не совсем. Тут у нас имеется различие между обычной нежитью, что, по сути, является артефактами своего создателя, как ты правильно заметила, и живой нежитью, которая сама эти самыми дополнительными энергиями управляет. Разница в душе и разуме, то есть памяти. — У меня сейчас лопнет голова, — вздохнула оборотень, взъерошивая собственные волосы. Она вздохнула. — Хорошо… Значит, лес, опустевшие и всё, что здесь есть — живое? — И да, и нет. Это не ойкумена, Энид. Здесь нет разумных, способных к развитию, кроме тебя и меня. — Но Королева Топи, та, кого называют запертой чумой… И те «опустевшие». — Это — не люди. Они давно перестали ими быть. Что до Королевы Топи, то она скорее нежить, нежели живое существо, — ведьма устало вздохнула, вытирая испачканными в меле пальцами лоб. — Поэтому нет смысла их жалеть и относиться как к людям. — Но… — Нет, — отрезала она. — Ты беспокоишься за своих сородичей, но поверь мне, когда ты сможешь освоить магическое зрение, ты увидишь, что в них нет больше ни разума, ни души. Они просто пустые оболочки, движимые инстинктом и голодом, их даже нельзя назвать нежитью, хотя их тела постепенно гниют. Оборотень расстроенно засопела, отводя взгляд и задумываясь на пару минут. Уэнсдей терпеливо ждала, пока волчица сделает свои выводы. — То есть, — неуверенно начала она. — Миф моего народа о том, что одичавшие оборотни, смогшие уйти в запретный лес, обретают свободу и благословение богини Луны — ложь? — Не совсем, — Уэнсдей подошла к своему столу. — Как ты думаешь, что такое Бог? — Мне кажется, это не та тема, которую может обсуждать ведьма? — саркастично хмыкнула под нос блондинка. — Отнюдь, — качнула головой хозяйка дома. — Мы, колдуны и ведьмы, лучше всех знаем, что Боги существуют на самом деле. Вот только совершенно не так, как вы это себе представляете. А что до опустевших — то они скорее отдают дань вашему божеству, принося ей в жертву собственные души. По спине Энид прошлась дрожь от осознания. Она подняла глаза на своего учителя, едва приоткрыв рот и не зная, как спросить. Ведьма кивнула, понимая, о чём был неозвученный вопрос. — Да, Энид. Будь ты обычным ликаном, то давно бы уже бродила среди опустевших, — она чуть криво усмехнулась. — Но тебе повезло. Правда, я не уверена, что встреча со мной может считаться везением. Волчица облегчённо выдохнула и закусила губу, чтобы не сказать лишнего. Как же много эта ведьма не понимала. Впрочем, наверное, это и к лучшему. — Ладно, — вздохнула Уэнсдей, мимолетно бросив взгляд на часы. — Запиши себе все вопросы, которые у тебя возникли за этот трёхчасовой урок, и мы разберем их в следующий раз. Думаю, на сегодня с тебя информации достаточно. Что мы усвоили за эти три часа? — То, что живо почти всё в мире и может использовать энергию, — хмыкнула оборотень. — Боги на самом деле существуют и даже могут «умереть». Память, движение и развитие — и есть жизнь, а Чёрные Колдуны тёмной эпохи — полные засранцы. — Я бы не сказала, что это основа, но ладно. Для первого занятия хватит, — сказала ведьма, беря в руки принесённые ею ранее книги, к которым они даже не притронулись. — Запиши все свои вопросы, пока ещё свежа память, мы разберем их позже. После этого она молча встала и ушла, а Энид медленно откинулась на спинку стула и прикрыла глаза, думая о том, что Уэнсдей пахнет тёмным ночным небом. После того, что она увидела в магическом зрении, эта ассоциация крепко закрепилась в её голове. Даже если она и не знала, как вообще может пахнуть небо.***
— У меня есть теория, — даже без шанса на возражение произнесла Уэнсдей, натягивая тёплый вязаный чёрный свитер с длинными рукавами. Энид, не так давно проснувшаяся и на данный момент сидевшая за столом в столовой с книгой и Вещью на плече, недоуменно моргнула. — У меня только два вопроса: куда ты собралась и могу ли я пойти с тобой? — То есть моя теория тебя не интересует? — Ты всё равно её расскажешь, так что какой смысл спрашивать. — Хм, — сощурилась ведьма. — Что ж, это правда. Дело в том, что в последнее время расщепление твоего проклятия замедлилось, и это вызывает у меня вопросы, которые мне не нравятся. Поэтому у меня возникла теория о том, что этому противостоит влияние божественной сущности, что вообще-то крайне странно, но стоит проверить. — Ты имеешь в виду божественную сущность Селены? — Если бы всё было так просто, — сморщила нос ведьма, беря в руки небольшой рюкзак, который она принесла с собой. — Собирайся. Мы идем навестить место, в которое тебя, скорее всего, изначально и отправили. Энид почувствовала, как внутри неё все сжалось от ужаса. Она знала о том, что её проклятье заставило её сюда прийти, но разве это не было опасным? Что случится, если они достигнут пункта её назначения? — Уэнсдей… Разве это не опасно? — Для меня — нет. Для Тьмы — тоже нет. Подобные мелкие уловки на самом деле ничего не значат. Важнее только то, что мы сможем узнать, когда окажемся в том месте. — Ты же не хочешь сказать, что мы направляемся в сердце Первозданной Тьмы? — с ужасом в голосе произнесла блондинка, чувствуя, как по спине пробежалась дрожь. Ей было действительно страшно. Да кто бы вообще не боялся подобного, являясь жителем континента и зная о том, ЧТО находится в запретном лесу. — О великая Тьма, — вздохнула почти разочарованно Уэнсдей. — Я похожа на умалишённую, которая готова умереть сразу же за порогом? Нет. Мы направляемся в другое место. — Я не понимаю… — начала было Энид, но уже встала из-за стола, осознавая, что теперь её ждут. — Поймёшь, — нетерпеливо кивнула ведьма. А затем взгляд её стал острым. — Если захочешь и сможешь. Оборотень вздохнула и нахмурилась, уперев руки в бока. — Ты можешь пообещать, что с нами ничего страшного не случится? — Нет, — без раздумий и с абсолютно спокойным лицом ответила ведьма, даже не обратив внимания на раздражённое фырканье блондинки. — Я так и знала, — выдохнула Энид, подхватывая с полки в холле старый, но очень теплый плащ, обитый мехом. Если быть честной, он ей безумно нравился, и оборотня даже не смущал тот факт, что этот предмет гардероба был старше её деда. Он был уютным, тёплым и очень мягким, а ещё у него был точно такой же глубокий большой капюшон, как и у ведьмы, да и в принципе, фасоном их плащи почти не отличались. Блондинке это в некотором роде льстило. — Далеко нам идти? — спросила она, выходя на улицу под яркий свет утреннего солнца, что отражался болезненной белизной от снега, делая мир вокруг безумно огромным и светлым. Стоявшая невдалеке ведьма ворчливо натянула капюшон своего плаща поглубже, щурясь от яркого света. — Не особо. Примерно полтора часа пешим ходом, и то только потому, что ты явно будешь идти медленнее. — Почему это? — удивилась оборотень, поплотнее завязывая подвязки штанов, чтобы заправить их глубже в высокие сапоги. Ведьма как-то ехидно усмехнулась и сделала шаг по сугробу… Не провалившись. Даже следа от её ноги на свежем снегу не осталось. Энид озадаченно моргнула, последовав за ней, но её ноги тут же ушли в снег почти по середину голени. Оборотень разочарованно вздохнула, хмуро бросив взгляд на явно довольную собой спутницу. — Магия? — Она самая. — Это несправедливо, — уныло заметила она, стараясь не отставать от ведьмы, на что та презрительно фыркнула, даже не обернувшись и спокойно продолжив идти по снегу. — Слово «справедливость» произошло от слова «зависть», Энид, и было извращено со временем так, что теперь его вес ещё хуже, чем смысл. — Легко говорить тому, кто использует трюки, чтобы облегчить себе жизнь, — ворчливо ответила оборотень, следуя почти по колено в снегу за своей неугомонной ведьмой. — Трюки? Что мешает тебе им обучиться? — меланхолично заметила Уэнсдей, щурясь от яркого света и вглядываясь куда-то вдаль. Блондинка что-то хотела ответить, но задумалась над словами смотрителя, молча продолжая идти следом и хмурясь. В действительности в чём-то эта невозможная женщина была права. — Дай человеку рыбу, и он будет сыт один день, — спокойно продолжила ведьма, и оборотень заметила, что та специально не идет слишком быстро. На губах Энид мелькнула едва заметная улыбка от осознания этого факта. — Если научить человека ловить рыбу — он будет сыт всю жизнь. А справедливость придумали лентяи и бездари, чтобы отобрать у тех, кто способен на большее, плоды их трудов, самим при этом ничего не делая. — Это как-то неправильно, — вздохнула оборотень, уже кое-как примерившись к их темпу и стараясь распределить силы равномерно. Честно говоря, в прериях она никогда не видела таких сугробов. Ветер в степях всегда был слишком сильным, не давая собираться снегу и образуя лишь ледяные корки и твёрдые насты, о которые даже можно было серьезно пораниться. — Это законы мироздания, — хмыкнула под нос ведьма. — Сильный всегда будет идти впереди и двигаться в будущее, а у слабых есть только два выхода: либо отстать и ныть о несправедливости, что их не взяли с собой, либо научиться быть сильнее и стать равными. — Говоришь, как типичная знать, — фыркнула блондинка, зачарованно наблюдая за покрытыми снегом огромными деревьями вдалеке. Вид в этом лесу был и ужасающим, и потрясающим одновременно. Она, в принципе, никогда особенно к лесам не приближалась, но этот был чем-то нереальным. В нём была особенная красота и опасность. Как и в ведьме, легко и мягко ступающей по сугробам в паре шагов от неё. — Я говорю как разумное существо, — спокойно ответила ведьма, даже не дёрнувшись. — Что говорят легенды ликанов о том, каким был твой народ до падения Селены, ты знаешь? Энид даже остановилась на мгновение, сбитая с толку таким внезапным вопросом. Она чуть нахмурилась, но тут же продолжила идти снова. — До падения Селены очень мало информации. Я слышала, что раньше у моего народа были другие земли. И вроде как после этого ликанов изгнали в прерии. — Это не совсем так, — выдохнула облачко пара ведьма, вглядываясь в просвет между деревьями впереди. — Мы скоро придём, так что я могу предложить тебе два варианта. Первый — я расскажу тебе то, что знают колдуны о падении вашей богини. Второе — я не стану тебе ничего рассказывать. — Полагаю, радости мне это знание не принесёт? — поняла оборотень, настороженно прислушиваясь к словам ведьмы и отчётливо различив в её интонациях некоторую неуверенность. — Многие знания приносят лишь отчаяние. Но я дам тебе выбор просто потому, что не уверена, что ты вообще сможешь мне поверить и понять. — Это к вопросу о Богах? — Именно. Энид замолчала, медленно следуя за своей чёрной спутницей и размышляя о сказанном. Она никогда не была глупой, даже наоборот, новые знания её всегда привлекали. Но она действительно не была уверена в том, что некоторые вещи ей бы сейчас хотелось знать. Оборотень глубоко вдохнула морозный воздух и откинула капюшон с головы. В её волосах тут же заблестели крохотные снежинки, и она едва заметно улыбнулась. Девушка на мгновение остановилась и обернулась назад, понимая, что всё это время они немного поднимались по лесистым холмам, оставив позади уже достаточно большое расстояние. Там, среди голубоватых деревьев, виднелась крыша дома ведьмы. Энид снова вздохнула. А был ли у неё теперь вообще выбор? Назад в прерии ей дорога закрыта, как и к семье. В прошлое она не сможет вернуться, а впереди лишь неизвестное и очень странное будущее. Она снова повернулась в сторону ведьмы, с удивлением заметив ту уже достаточно далеко ушедшую, но остановившуюся на границе деревьев, где уже было видно долину, распростёршуюся за ними. На фоне этой яркой белизны тонкая черная фигурка казалась совершенно незначительной и хрупкой. Оборотень втянула носом воздух, принюхиваясь и безошибочно распознавая в сотнях запах особенный, по чьему следу могла бы идти с закрытыми глазами. Она горько усмехнулась. Выбора у неё действительно не было. Девушка быстро догнала свою спутницу, слегка запыхавшись на морозе и едва отдышавшись, да будучи благодарной за то, что её милостиво подождали, всё-таки ответила: — Я хочу знать. Ведьма кивнула, продолжив путь, и уже через пару мгновений тёмный лес остался за их спинами, а перед глазами расстелилась холмистая долина, сейчас покрытая снегом и оттого кажущаяся ещё больше. От такого зрелища захватывало дух. Энид уже была здесь раньше, пока охотилась, но волчица никогда подолгу не останавливалась, чтобы достойно осмотреться и оценить масштабы. — Уэнсдей… Что это значит? — нахмурилась блондинка, всматриваясь вдаль и отчётливо видя где-то за холмами едва заметное и давно разрушенное белое здание. Сложно было оценить, насколько оно далеко, но почему она ни разу его не видела, хотя и была уже здесь? Заметив её недоумение, стоявшая рядом ведьма как-то криво усмехнулась, вновь начав идти вниз по склону. — Когда-то давно у твоего народа были свои города. Огромные и длинные тракты, вымощенные камнем, соединявшие собой королевство людей и федерацию Фейри. В летописях колдунов говорится о больших городах без крепостных стен, ведь оборотням они были не нужны. Их народ был гордым и сильным, а шаманы считались природными противоположностями колдунам. Вот только не было никакого народа ликанов, Энид. Были только истинные оборотни. Оборотень дёрнулась, округлившимися глазами уставившись на шедшую рядом девушку. Такого просто не могло быть. Но она не решалась спросить, впрочем, и сама ведьма это прекрасно понимала. — Ликаны, как вид, образовались от смешения крови истинных оборотней и людей. Они имели гораздо большую плодовитость, чем их родичи, и быстро распространились по всей земле зверолюдей, в итоге став вассальной расой оборотней. Понимаешь? Ликаны никогда не были отдельным видом. Они изначально были вассалами и слугами, и оборотни относились к ним именно так. Но в то время как у обычной пары оборотней могли родиться лишь несколько детей за достаточно длительный период, у ликанов успевало смениться поколение. — Погоди, но ведь мой народ живет едва ли больше, чем обычные люди. — Именно. Истинные оборотни относились к долгоживущим расам, и именно поэтому их потомство восполнялось медленно. Они были рождены, чтобы править ликанами, были любимчиками и первыми детьми богини луны. Ликаны же даже не получили её благословения. В итоге стаи стали распадаться и образовались отдельные народности, которые так же разделили вашу богиню. — В каком смысле «разделили»? — Энид непонимающе уставилась на спину шедшей впереди ведьмы, которая пожала плечами. — Мы, колдуны и ведьмы, знаем лишь одну богиню луны и называем её Триединой, у современных же ликанов имеются легенды о трёх лунных сёстрах. — Диана, Селена и Геката, — подтвердила оборотень, вспоминая верования своего народа. — И что с того? — А то, что никогда не существовало трёх лунных сестёр. Всё одно — Триединая богиня Луны. Нет никакой Селены, Дианы и Гекаты. Есть только одна лунная богиня, Энид. — Но тогда… — нахмурилась оборотень, не улавливая связи. — Уэнсдей, это не совсем то. — Ну, тебе, конечно виднее, — пожала плечами ведьма, в то время как развалины впереди становились всё отчётливее, а сердце оборотня болезненно застучало от дурного предчувствия. — Твои предки предали собственную богиню, сделав её удобной себе, чтобы похоронить и развеять её влияние. Ликаны захотели быть свободными от власти оборотней и отказались следовать за Триединой, из-за чего её влияние на мир стало слабнуть, и истинные оборотни начали постепенно исчезать. И чтобы как-то вернуть влияние богини, они решили сделать то, на что ещё ни один народ не осмеливался. Девушки как раз поднялись на холм, и им стал виден разрушенный белый храм. Сердце оборотня тревожно и больно ударилось о рёбра, и она ощутила всей собой какую-то немыслимую тоску и обиду от этого зрелища. И даже прежде, чем Уэнсдей произнесла следующие слова, юный оборотень уже поняла, о чём идет речь. — Последние из истинных оборотней и тогдашний их смотритель запретного леса решили построить в сердце Тьмы храм Триединой, тем самым приведя её суть сюда, — ведьма замолчала, разглядывая разрушенные стены старинного храма, что своей белизной, даже несмотря на века, всё ещё соперничали в оттенке с чистым снегом. — Это был второй раз, когда Тьма проснулась. И это было то, что повлекло за собой падение богини Луны. Оборотень рядом с ней почувствовала себя так плохо, что неосознанно опустилась на колени в снег, ощущая, как начинает задыхаться, как щиплет глаза от слёз и как буквально выворачивает ей нутро, при всём при этом она даже толком не понимала почему. Всё это было сродни тому, как если бы ей сказали, что она и её семья виноваты в смерти целого миллиона разумных из-за необдуманных решений. Вина, расстройство, грусть, гнев — всё это обрушилось сейчас на неё под монотонно звучавший рядом голос ведьмы. — Тьма почти уничтожила Триединую за попытку посягательства на её территорию, но не стала добивать. Оборотни лишились своей продолжительности жизни и начали понемногу исчезать. Города ликанов и истинных были разрушены в одночасье, а летописи — уничтожены. Твой народ был проклят на вечные скитания за гордыню и попытки пойти наперекор законам мироздания, а то, что осталось от богини, разбилось на куски, лишив её сущности и разума, погрузив в летаргический сон. Вот только прокляла твой народ не Тьма, а Триединая. Она прокляла собственных детей и отреклась от них. Понимаешь? Твой вид сам на себя это навлёк. И теперь какие-то безумцы продолжают кормить душами собственных потомков почти мертвого безумного бога в попытке заслужить её прощение… — Прекрати, — сдавленно просипела Энид, буквально согнувшись пополам и захлёбываясь собственными слезами. Когти на её руках выдвинулись и она загребала ими снег, не находя в себе сил даже поднять головы и взглянуть на храм падшей богини. Уэнсдей вздохнула, покосившись на всхлипывающую блондинку, и молча уселась рядом, поплотнее запахивая свой плащ и давая той время на осознание. Шли долгие минуты, которые становились часами, а солнце уже достигло своего зенита и медленно начало уходить к горизонту. Ведьма позаботилась о том, чтобы обе они не замерзли, вновь воспользовавшись магией и создавая вокруг них купол тёплого воздуха. — Зачем… Зачем ты меня сюда привела? — кое-как пришедшая в себя волчица наконец смогла что-то сказать, ощущая, как затихают в её сердце неведомые ей самой эмоции. — Знания, — выдохнула ведьма, следя за тем, как бликует свет солнца на колоннах разрушенного храма. — Порой они приносят только боль, но без этого движение дальше невозможно. Тебя сюда привело проклятие, и я надеялась, что это поможет нам понять для чего именно, чтобы мы могли знать, куда нам идти дальше. Вот только не вышло… — Нам? — хрипло усмехнулась оборотень, поднимая заплаканное лицо и поворачиваясь к ведьме. — Я — всего лишь побочный эффект проклятия, Уэнс. Какой от меня прок? Зачем тебе это? — Я не знаю, — честно ответила ведьма, спустя пару минут молчания и внимательно разглядывая лицо оборотня. — Вот и я не знаю, — выдохнула блондинка, поворачиваясь к храму. — Мы с тобой как-то странно встретились. Как будто так было кому-то нужно. Неужели это всё кто-то спланировал? — Честно говоря, не думаю, — фыркнула ведьма, медленно вставая на ноги, и оборотень последовала за ней. — Дай угадаю: ты сейчас думаешь, что у тебя нет выбора и чувствуешь себя пешкой в чьей-то игре, так? Энид медленно кивнула хмурясь. Ей не нравилось это ощущение. — Один из основных постулатов великой Тьмы гласит — «выбор есть всегда». Именно поэтому колдуны никогда не подчинялись никому, кроме неё. Сейчас ты знаешь больше, чем вчера, через год будешь знать и того больше, но что делать дальше и куда идти — зависит только от тебя. Ты не марионетка бога, не слуга ликанов и никому ничем не обязана. Поэтому мы здесь. Энид медленно вдохнула и выдохнула, разглядывая узоры на стенах разрушенного храма. Некоторые символы были ей знакомы, а некоторые она видела впервые. Ей ещё столько всего предстояло осмыслить и узнать, разобраться и принять. Сейчас она ощущала себя какой-то пустой и вместе с этим лёгкой, словно с шеи упала тяжелая цепь. Оборотень медленно кивнула, вдруг как-то криво усмехнувшись. — Эй, Уэнс… — М? — Научишь меня ловить рыбу? Ведьма сощурилась и чуть заметно усмехнулась самыми краешками губ, чувствуя некое воодушевление в собственном чёрством сердце. Фигура растрёпанной блондинки на фоне белой пустоты заснеженной долины, освещённая солнцем, казалась ей сейчас сильнее, чем та перепуганная девчонка, которую она впервые увидела в её первое обращение. — Только если ты этого захочешь.***
Вечером, когда они вернулись уже затемно и почти всю дорогу молчали, Энид поняла, что ей нужно немного одиночества. После ужина, оставив Уэнсдей заниматься чем-то своим в лаборатории, она вновь накинула плащ, и отправилась прогуляться недалеко от дома. Оборотню нужно было о многом подумать, взвесить произошедшее и как-то решить, что с этим делать. Честно говоря, она чувствовала себя разбитой, несмотря на то, что старалась казаться сильной и понимающей. Она не знала, откуда в ведьме столько уверенности в том, что она сможет всё это вынести и принять, но почему-то хотела верить, что это действительно так. Вместе с тем, молодой оборотень прекрасно осознавала, что силы в ней было мало, намного меньше, чем казалось с виду. Все эти безумные события ввергали её в настоящий хтонический ужас, заставляя сомневаться во всём и не доверять никому. Именно поэтому она до сих пор старалась держать дистанцию между ней и ведьмой. С виду казалось, что она уже привыкла и к ней, и к этому странному месту, но по ночам ей всё ещё снился родной дом. Времена, когда она была маленькой и заботливые руки дедушки, которые подкидывали её вверх под заливистый хохот, бескрайние зелёные равнины, колышущиеся под ветром, напоминавшие волны на море, шатры соседей и родных под палящим солнцем летом, запах маминой стряпни и шелест сухих страниц книг в школе. Всё это были действительно хорошие воспоминания, и она лелеяла их глубоко в сердце, надеясь, что всё происходящее ныне просто плохой, долгий и очень жуткий сон. Энид отошла достаточно далеко от дома, так, чтобы даже не видеть светившихся в темноте окон. Несмотря на тепло и странный уют, этот дом всё ещё был ей чужим. Вещи и существа, населявшие его, казались просто не реальными, всё чаще наталкивая её на мысль о том, что всё это наваждение. Может быть она всё ещё лежит где-то в петле искажения и медленно умирает, а может ей просто чудится где-то уже на другом свете? Она встряхнула головой, хмурясь и отбрасывая эти мысли прочь. Если уж что и считать наваждением, то как раз подобные грёзы. Оборотень не знала, могла ли она полностью доверять ведьме, но точно понимала одно — Уэнсдей была права, говоря о том, что её жизнь принадлежит лишь ей одной, и только Энид могла решать, что ей с ней делать. Возможно, пора было уже перестать прятаться в иллюзиях прошлого и действительно идти дальше? Вот только куда? Она вздохнула и растерянно огляделась по сторонам. В своих раздумьях девушка умудрилась уйти весьма далеко и даже не заметила этого. Блондинка встряхнулась, понимая, что уже становилось достаточно холодно даже для неё, несмотря на горячую кровь, и пора бы было уже возвращаться. Но едва она обернулась назад, как уловила на самой границе слуха еле слышимый мелодичный звон, словно от колокольчика. Ухо Энид почти дернулось в направлении звука, и она насторожённо обернулась. Оборотень прекрасно осознавала, в каком лесу она находится, так что подобное заставило её вмиг насторожиться. Голубые глаза сощурились, вглядываясь в темноту, и она задержала дыхание, сосредотачиваясь на слухе. Тонкий мелодичный звон повторился откуда-то из глубины леса, и она замерла на месте, заметив мелькнувший где-то у самой земли синий свет. Энид недоуменно наклонила голову вбок и принюхалась. Она могла не доверять своим глазам и слуху, но нюх её ни разу не подводил. Однако никакого странного запаха вокруг не было. За это время она отлично изучила окрестности дома ведьмы и была уверена, что ничего опасного в радиусе пары десятков миль точно не имелось. А потому, немного постояв и снова уловив тонкий звук, она нерешительно двинулась в его направлении, стараясь издавать как можно меньше шума, даже если снег под её ногами нещадно скрипел. Оборотень досадливо сморщилась. Пожалуй, заклинание, с помощью которого ведьма могла ходить по снегу, она выучит одним из первых. Энид шла и осматривалась по сторонам, обострив все свои чувства. Ею двигал интерес, ведь подобного она ещё не встречала в этих землях. А тягостные мысли за последнее время так надоели, что ей хотелось отвлечься хоть на что-то, тем более что возвращаться в дом пока не хотелось. Обогнув пару деревьев, она удивленно замерла на месте, во все глаза следя за крохотным голубым огоньком*, что, казалось, танцевал на маленькой опушке, паря над снегом в нескольких ладонях. Энид заворожённо наблюдала за ним, совершенно забыв и о холоде, и о собственных беспокойствах. Её уши наполнял тонкий мелодичный звон, так похожий на некую едва ощутимую мелодию, что она не могла оторвать взгляда от чуднóго зрелища, стараясь не спугнуть эту кроху своим присутствием. Вдруг из-за деревьев выскользнул ещё один крошечный огонёк, и звон, казалось, заискрился, напоминая смех маленьких фей. Оборотень моргнула, видя, как оба огонька закружились на месте, словно играя, а потом поплыли прочь под переливающийся звон. Энид, затаив дыхание, следила за ними с каким-то детским восторгом, и когда огоньки скрылись из виду, медленно пошла следом, стараясь не спугнуть и не выдать своего местонахождения. Однако огоньки словно исчезли, и она озадаченно моргала, вертя головой, всё ещё следуя в том направлении, куда они двигались, стараясь прислушиваться внимательнее, и вот, спустя несколько минут, когда деревья расступились, она вышла к небольшому склону. Краем уха она уловила знакомый звон и прислушалась внимательнее, медленно следуя в его направлении, и только спустившись ещё ниже, заметила, что огоньков стало больше. Они кружили над каким-то тёмным пятном на широкой поляне, которая казалась ей совершенно не знакомой. Но в этом лесу постоянно что-то казалось незнакомым, так что к этому чувству она уже успела привыкнуть. Снег под её ногами противно скрипел, и этот звук казался ей крайне громким, а себя она ощущала так, словно была самой неуклюжей во вселенной волчицей. Девушка медленно приближалась к поляне, стараясь держаться теней деревьев и не спугнуть мистические огоньки. Тёмное пятно, над которым они кружили, уже было совсем недалеко, когда огоньки вдруг испуганно замерли, как и сама оборотень. Неожиданно позади неё вдруг послышался хруст снега, и от этого звука волоски на шее встали дыбом, а в нос внезапно ударил запах гнили. Энид резко развернулась на месте, по инерции отступая на пару шагов, но позади неё никого не было, ни звука, ни движения в темноте. Под ногами резко что-то хрустнуло, и она с ужасом вдруг осознала, что это была за широкая поляна, показавшаяся ей незнакомой. Это ведь было замёрзшее озеро, которое она посещала ещё до того, как землю сковал холод, и потому она его не узнала. Страх ударил по нервам, когда ноги её провалились под лёд, а воздух в лёгких тут же сжался до размеров горошины от холода воды, в которую она провалилась, не давая даже вздохнуть. Она барахталась что есть сил, но мышцы сводило от дикого холода, а заледеневшая вмиг одежда тащила её на дно. Ужас и паника сковали её разум, пока она ощущала, как не может сделать даже вдох, а руки и ноги уже свело от холода. Что-то потянуло её вниз, и мир вокруг поглотила темнота воды. Оборотень панически пыталась двигать конечностями, но у неё ничего не выходило. И в этот момент она заметила ярко вспыхнувшее пламя прямо над чёрной водой, в которую погрузилась. Энид медленно прикрыла глаза, поймав себя на мысли, что это было даже красиво, чувствуя, как сознание покидает её. Может быть, так было бы даже лучше… Вода вокруг неё с силой сжалась, и её тело резко дернуло вверх. От обилия света она даже не сразу поняла, что происходит, потому что озеро в которое она упала, пылало багровым огнем, как и деревья вокруг. Горячий ветер, наполненный запахом гари, обжёг её заледеневшие щеки, и неведомая сила швырнула её на берег, заставив прийти в себя и выбив замёрзший воздух с водой из лёгких. Приземление вышло болезненным и очень резким, так что оборотень громко заскулила, переворачиваясь на бок и пытаясь понять, что вообще происходит. Её зрение было расплывчатым, голова кружилась, а боль во всем теле грозила вышвырнуть сознание в забытие в ближайшие мгновения. Она различила массивную фигуру на другом берегу пылающего озера с голым лосиным черепом вместо головы, и телом, похожим на медведя**. Тварь жутко рычала, а рядом с ней стояла взбешённая ведьма, вокруг которой воздух раскалился так, что плыл призрачным маревом. Где-то высоко над ними кружились вороны, наполняя воздух своим карканьем, и Энид почувствовала, как от страха всё её естество сжалось в точку, в испуге забившись в самые дальние уголки души, будто её накрыло волной чего-то потустороннего. Её слух смог различить отрывистый звук, похожий и не похожий одновременно на голос Уэнсдей, которая, кажется, говорила на неизвестном ей языке. Тварь с черепом вместо головы развернулась и исчезла в темноте, а пламя вокруг начало гаснуть. Оборотень облегчённо вздохнула, вдруг ощутив, что может дышать, а неведомый ужас наконец отступил. Она закашлялась, выплёвывая скопившуюся в лёгких воду, и в это время голова ведьмы повернулась в её сторону. Энид успела разглядеть горящие красные искры в чёрных знакомых глазах, прежде чем сознание покинуло её, отправляя в благостное забытие.***
Где-то на западных частях равнин ликанов двигался неспешно всадник на чёрной кобыле. К седлу его было привязано несколько сумок, в одной из которых лежали украденные им вещи почившего шамана. Титус улыбался заходящему солнцу над прериями, щуря густые ресницы и позволяя промозглому ветру забираться за ворот его тёплого плаща. Его растрёпанные волосы были собраны в хвост, открывая шею, на задней части которой отчётливо был виден знак чёрного тонкого месяца, перевёрнутый острыми краями вниз с маленькой звездой внутри. Настроение парня было отличным, ведь он выполнил свою миссию, к которой так долго шёл. И, естественно, он не собирался ехать к центральным становищам в логово главных шаманов. Хотя бы просто потому, что знал — нынче там нет ни одной живой души, ведь Мор был беспощаден и коснулся всех причастных без исключений.--------------------------
Небольшие пояснения (не влезло в графу примечаний)
Три лунные сестры ликанов.
На сегодняшний день единственной богиней ликанов считается средняя сестра — Селена — покровительница полнолуния и волчьего племени, а также мать ликанов. Однако в легендах кочевого народа есть упоминание о трёх лунных сёстрах, но с течением времени двое были забыты, а одна и вовсе вычеркнута из летописей. Младшая сестра — покровительница охоты и новолуния — Диана. Со временем ликаны стали кочевым народом и почти перестали охотиться, занявшись большей частью разведением скота, так что богиня выпала из летописей. Хотя ещё есть мелкие племена и семьи, считающие её своим покровителем. Старшая — Геката — покровительница знаний и колдовства, она же старая луна, и её символом считаются лунные затмения. После падения Селены была насильно вычеркнута и забыта из-за ненависти ликанов к колдунам, а так же к тому, что они считали причиной падения Селены именно знания к магическим искусствам.Триединая богиня.
Триединая — колдуны знали о её существовании просто потому, что летописи колдунов считаются одними из самых полных на данный момент, если не считать вампиров. Триединая богиня луны является ипостасью всех лунных фаз и именно женским воплощением, поэтому ведьмы с уважением относились к Триединой, а колдуны к Солу — богу солнца, который был убит задолго до падения богини Луны. Согласно летописям колдунов, Триединая почитается в формах «девы», «матери» и «старухи», которые соответствуют трём стадиям женской жизни и трём фазам Луны: молодая луна, полнолуние и старая луна. Подобное разграничение позже переняли ликаны, но разделили единую богиню на три отдельные сущности. Забавно, что ликаны, больше всего ненавидящие колдунов, взяли за основу для своей павшей богини именно их трактаты. Правда, об этом уже никто не помнит среди их народа. * Блуждающие огни / Болотный огонёк — в данной истории — это крохотные призраки, выглядящие как маленькие голубые огоньки. Обычно они заманивают одиноких путников в болото, таким образом убивая их и поглощая энергетическую сущность после смерти, тем самым увеличивая свою численность. ** Вендиго — Дух-людоед, хозяин тёмной чащи. Является символом ненасытного голода и голодной зимы. В данной истории является существом другого плана и практически не имеет физической формы. Зимой часто вступает в симбиоз с болотными огнями, охотясь на одиноких существ. Своим рёвом накладывает на площадь территорию ужаса, не позволяя жертве выбраться из ловушки болотных огней, тем самым получая часть добычи.