***
Гарри никогда бы не подумал, что вновь переступит порог мэнора. Впрочем, едва ли в его жизни хоть что-то шло по плану. Даже относительно спокойные годы, наступившие после того, как вся суматоха победы немного улеглась, в конечном итоге привели его на порог совершенно странной истории. Поместье выглядело не так мрачно, как в тот раз, когда его, Рона и Гермиону привели туда егеря. Возможно, дело было в необычайно солнечном для ноября дне, а может быть в том, что сейчас он не боялся за свою жизнь и жизни друзей… В любом случае, комнаты и коридоры, через которые его вела Нарцисса, казались светлее и уютнее. Когда они проходили мимо гостиной, в которой Гарри чуть не погиб, он обратил внимание на то, что дверь в неё плотно закрыта, а на металлических ручках лежит пыль. Видимо, Малфои больше ею не пользовались, и он мог их понять. Прошлое нельзя выкинуть и забыть, но его можно спрятать. Сев за стол из тёмного дерева, заставленный множеством блюд, Гарри изо всех сил старался держаться расслабленно, но ему всё равно было немного не по себе. Отчасти этому способствовали многочисленные вилки и ложки, с которыми он понятия не имел, как обращаться, но главным образом вина лежала на Люциусе Малфое, что сидел напротив, через один стул от жены. Он выглядел лучше, чем на фото в Пророке — по крайней мере, его спина вновь была прямой, а острота скул и подбородка больше не отдавала болезненным истощением. И всё же в каждой его черте, в каждом движении прослеживалась сломленность. Он казался бледной тенью прошлого себя, а ведь Гарри в последний раз застал его далеко не в лучшем состоянии. Война изменила их всех, и ей было наплевать, кто по какую сторону баррикад находился. У каждого были свои потери, кому-то пришлось проще, кому-то — сложнее, но так или иначе все они оказались надломлены. И некоторым так и не удалось восстановиться. Люциус в основном молчал, явно испытывая не меньший дискомфорт, чем Гарри, и Нарциссе приходилось говорить за троих. Впрочем, она отлично справлялась с этой задачей — много вопросов о работе Гарри, пространных размышлений о том, как идут дела в волшебном сообществе, ненавязчивые рассказы о недавней поездке во Францию… Гарри изо всех сил старался поддержать её стремление к диалогу, не позволяющему неуютной тишине опуститься на плечи присутствующих, но получалось у него плохо. Он никогда не отличался умением вести светские беседы. Когда Гарри, порядком наевшись, отодвинул в сторону не до конца доеденный кусок чёрного пудинга, а Люциус, сославшись на дела, с явным облегчением ускользнул из гостиной, Нарцисса заговорила о Драко. — В письме вы указали, что хотели бы поговорить о моём сыне. Гарри поднял на неё взгляд. Нарцисса, ещё пару минут назад беззаботно щебетавшая, смотрела теперь прямо и цепко, а её пальцы, такие же тонкие и изящные, как пальцы Драко, оказались переплетены между собой и сжаты до побелевших костяшек. Невольно Гарри восхитился её выдержкой — он бы не смог добрых сорок минут вести непринуждённый разговор, прежде чем заговорить о чём-то действительно важном. Он кивнул: — Да. Я хочу взяться за его поиски. Официально дело открыть я не могу — как и сказали вам в Аврорате, он взрослый волшебник, ушедший по своей воле и поставивший всех в известность. Полагаю, вы сможете заявить о его пропаже по прошествии пяти лет, если он не даст о себе знать, но это… Он замялся, и она договорила за него: — Непозволительно долго. — Да. Я тоже так считаю. На её лице, пусть и лишь на миг, промелькнуло такое облегчение, что Гарри невольно устыдился своей неторопливости. С письма, которое ему написала Нарцисса, прошло почти два месяца, а он только сейчас решил поговорить с ней. — Расскажите мне о нём, — попросил Гарри. — Каким он был незадолго до того, как уехал? — Обычным, — медленно, будто бы воскрешая в памяти все детали, произнесла Нарцисса. — Я имею в виду, обычным для послевоенного времени. Драко ни за что бы не захотел этого признавать, но война сильно отразилась на нём. Он стал тише, задумчивее, пожалуй, даже печальнее. После того, как с нас сняли обвинения, мы уехали во Францию и несколько лет жили там. Потом он изъявил желание вернуться, и следующие два года мы общались только письмами. — Теодор Нотт сказал мне, что Драко так и не вернулся в мэнор. — Это правда, — она кивнула, и в глазах её Гарри увидел ничем не прикрытую печаль. — Он снимал небольшие апартаменты в магическом квартале Лондона, та улочка возле площади Уилмингтон, знаете её? Гарри кивнул, почувствовав, как неприятно кольнуло сердце. Получается, всё это время Драко жил совсем недалеко от площади Гриммо. Наверняка они с Линдси бывали рядом — первые годы работы их часто ставили в патрули. И они так и не встретились. — Он основал там небольшую лабораторию и варил зелья для местной аптеки. Их брали с большой охотой. На этот раз Нарцисса улыбнулась, и в её голосе проскользнула нотка гордости. Гарри сомневался, что Люциус относился к деятельности сына так же положительно, как она, ведь в изготовлении лечебных зелий не было и следа Малфоевского размаха, но мать Драко, кажется, была более чем им довольна. — Вы не знаете, у него был кто-то… хм, ближе, чем Панси? — осторожно сформулировал свою мысль Гарри. — Вы имеете в виду любовный интерес? — она чуть нахмурилась. — Насколько мне известно, нет. Но, буду честной, наши отношения нельзя было назвать близкими. Он легко мог скрыть от меня что-то подобное, просто из нежелания делиться. Я знаю о Драко лишь то, что он рассказывал, а рассказывал он не много. Гарри тихонько вздохнул. Да, работать с Малфоями было непросто. Хотя он и не ожидал, что Нарцисса вдоль и поперёк знала всё о своём сыне. Он бы удивился, будь это так. — Когда вы виделись с ним в последний раз? — спросил он. — За пару дней до отъезда Драко пришёл к нам на обед. Я тогда удивилась. — Почему? — Это был первый раз за долгие годы, когда он навестил меня в мэноре. Он не хотел здесь находиться, после… всего, что произошло. И неожиданно сам предложил заглянуть в гости. Тогда он и сказал, что уезжает в путешествие и не знает, когда вернётся. На следующий день он заглянул ещё раз — привёз единственную коробку с вещами, которые не продал или не решил взять с собой. Это был последний раз, когда я его видела. «Я ушёл сам и не планирую возвращаться» Мог ли Драко зайти попрощаться? Не только с матерью, но и с домом, в котором он вырос? В голове Гарри сделал пометку и пообещал себе вернуться к этой мысли позже, когда будет пытаться собрать всю имеющуюся у него информацию воедино. — Каким он был? — Обычным. Сосредоточенным. Грустным. Он всё время был грустным в последнее время. Она замолчала, и Гарри заметил, что её плечи, на которые была нарочито небрежно наброшена мантия нежного голубого цвета, поникли. — Вы, верно, видите во мне ужасную мать, — с горечью произнесла она, посмотрев Гарри прямо в глаза. От тоски в её взгляде его пробрала лёгкая дрожь. — Ничего не знаю о своём сыне. С кем он жил, как он жил… — Нет-нет, — поспешил он перебить её. — Я, правда, так не считаю… Но Нарциссу его слова не убедили. Покачав головой, она продолжила: — Мы с моим мужем совершили много ошибок, мистер Поттер, и эти ошибки нашли отражение в Драко. Далеко не все из них можно было исправить, только принять и попытаться попросить прощения. Я старалась стать ближе к сыну, узнать о нём больше, но он только закрывался. С каждым годом всё сильнее. Он казался мне несколько… беспокойным, пожалуй. Словно всё время что-то искал, но никак не мог найти. И в конечном итоге я вовсе его потеряла. Гарри не знал, как утешить переживающую искреннее несчастие женщину, что сидела перед ним. Гермиона, будь она здесь, обязательно смогла бы найти нужные слова, а он никогда не умел разговаривать — только действовать. Возможно, действие и было лучшим решением. — Вы упоминали, что Драко слал вам письма, — сказал Гарри после небольшой паузы, давая Нарциссе собраться с мыслями. — Они сохранились? — Да, конечно, — она обернулась, посмотрев в пустоту, и позвала: — Бидди! Домовой эльф, одетый в наволочку с гербом Малфоев, моментально появился с громким хлопком. — Принеси письма Драко из моего комода. Не прошло и полминуты, как в руках Нарциссы оказались три письма. Забрав у неё конверты, Гарри спросил: — Их приносила сова Драко? — Нет. Он пользовался чужими, кажется, обычными сипухами с публичной совиной почты. — Я могу забрать письма? — Берите, — Нарцисса ответила без раздумий. — Всё, что вам потребуется. Гарри опустил взгляд на конверты. Ни на одном не значилось обратного адреса, но это было неудивительно. Драко уже не раз дал ему понять, что желал спрятаться ото всех. Гарри бережно убрал письма во внутренний карман кофты. Нарцисса молчала — судя по всему, ей было больше нечего рассказать, поэтому он спросил: — Я могу увидеть его комнату? Собственно, это была едва ли не главная цель его визита. Он чувствовал, что должен взглянуть на спальню Драко и окончательно убедиться в том, что его сны не были просто снами. Даже если Малфой показывал ему старую версию своей комнаты, оставшуюся в воспоминаниях, какие-то детали всё равно должны были сохраниться. — Конечно, — Нарцисса поднялась из-за стола, и Гарри отметил, что она взяла себя в руки — осанка вновь стала безупречно прямой, а лицо приняло нейтральное выражение. Хотя он и не сомневался в том, что женщина, совравшая в глаза Волдеморту, умела превосходно держать себя. Как и по пути в столовую, Гарри быстро перестал даже пытаться запоминать все комнаты и лестницы, которые они миновали, смирившись с тем, что без провожатого он из мэнора не выберется. Но узнавание пришло к нему сразу же, как только они вышли в крыло на третьем этаже — тёмно-синяя лепнина, украшающая стены длинного коридора, сразу же бросилась ему в глаза. — Прошу, — сказала Нарцисса, когда они дошли до нужной двери. Гарри сглотнул. Резная металлическая ручка, за которую он взялся, знакомо ощущалась под пальцами. Комната была точно такой же, как в его (их) сне. Всё было на месте: гобелен, шкаф, кровать под тяжёлым балдахином, арочные окна и ковёр… Гарри перевёл взгляд на письменной стол и у него перехватило дыхание — посредине лежал журавлик из пергамента. На несколько мгновений ему стало жутко, но он взял себя в руки и прошёл в глубину комнаты. Серебристые нити, украшавшие гобелен, светились даже ярче, чем в минувшем сне — занавески были открыты и дневной свет играл в их сплетениях. — Драко всегда любил звёзды, — тихо сказала Нарцисса за его спиной. Гарри вздрогнул. Обернувшись к ней, он спросил: — Вы осматривали его вещи? — Да. Их осталось совсем немного, честно говоря. Произнеся это, она поджала губы. Кажется, ей была неприятна сама мысль о том, чтобы копаться в вещах Драко, что лишь подчёркивало степень её отчаяния. — Не знаете, он вёл дневник? — поинтересовался Гарри, подойдя к письменному столу. Немного поколебавшись, он открыл верхний ящик — осматриваться в присутствии Нарциссы было неловко, но он же не мог попросить её уйти. — Если и вёл, то забрал с собой. Я нашла только ежедневник — он в третьем ящике. Но там не было ничего… особенного. Гарри кивнул. Он постарался представить, что находится на очередном задании, где ничто не связывает его с потерпевшим — так было проще. Один за другим с тихим шелестом выдвигались ящики, но ничего особенного там и правда не обнаружилось. Лишь стопки чистых пергаментов, какие-то засушенные травы, аккуратно, бок о бок сложенные фиалы для зелий, перья, пара книг, одна — по истории астрономии, вторая, более тонкая — о свойствах наперстянки. Из всего найденного Гарри подобрал лишь записную книжку в кожаном переплёте и положил её в карман, к письмам. Листать записи Драко при Нарциссе ему не хотелось. Ничего особенного он не обнаружил и в шкафу. Несколько парадных мантий, брюк и рубашек, внизу, на полке, начищенная пара ботинок да короб с парой котлов внутри. Драко, по всей видимости, не посчитал нужным взять ничего из этого с собой. Немного поколебавшись, Гарри даже заглянул под кровать, рассчитывая, что туда могло что-то закатиться, но его встретил лишь идеально вымытый мраморный пол. Эльфы явно регулярно убирали комнату. Закончив с осмотром, Гарри вернулся к письменному столу и взял в руки журавлика. В его памяти тут же всплыло воспоминание: Драко, в этой самой комнате, сидит прямо на ковре и складывает пергамент. Сосредоточенный и печальный. «Словно всё время что-то искал, но никак не мог найти» Нашёл ли? Гарри, всё ещё бережно держа журавлика в руках, обернулся к Нарциссе: — Я могу взять его? — Всё, что вам потребуется, — напомнила она. Гарри кивнул, и они вместе покинули комнату, вновь оставив её в холоде одиночества.***
Шагнув из камина у себя дома, Гарри тут же уселся возле него на пол, не потрудившись даже снять уличную мантию. Он положил перед собой нехитрые находки: три письма, записную книжку и журавлика. Последний представлял собой меньше всего интереса, но Гарри всё равно осторожно развернул его — проверить, не было ли внутри записки. Пергамент оказался чистым, и Гарри так же бережно сложил его обратно. Он сам не понимал, зачем забрал журавлика, но тот казался… важным, пожалуй. Словно укреплял их с Драко тонкую связь. По очереди развернув все три письма, Гарри разочарованно вздохнул. Это были даже не письма, скорее записки, в которых Малфой сообщал матери, что он в порядке. Не было ни слова о его местоположении, ни намёка. Разве что короткие, брошенные вскользь заметки о погоде: «сегодня невыносимая духота», «который день всё затянуто облаками». В третьем письме, правда, Драко выразился чуть более конкретно: «с моря задувает сильнейший ветер; полагаю, он принесёт дожди». И всё же это ничего не значило. Море можно найти много где — с равным успехом Драко мог быть в тот момент как в Англии, так и в какой-нибудь Новой Зеландии. Несколько раз перечитав все три письма, Гарри со вздохом отложил их в сторону и принялся листать записную книжку. В ней безукоризненный, острый почерк Драко порой прыгал и становился более неразборчивым — по всей видимости, некоторые заметки Малфой делал на скорую руку. В основном страницы состояли из списков ингредиентов для зелий, которые требовалось закупить, иногда встречались короткие пометки-напоминания, вроде: «дойти до мадам Малкин, осенняя мантия никуда не годится!» или «Алфорд зайдёт за счетами в пятницу». Когда от скрупулёзных, стройных записей о бытовых вопросах и ингредиентах в глазах Гарри уже начало рябить, он перевернул очередную страничку и замер. Поперёк разворота шла одна единственная запись, не похожая на предыдущие: «Моя жизнь — сплошной затянувшийся сон» Гарри замер, обводя пальцами вытянутые под острыми углами буквы. На следующих страницах возобновились обычные записи: Алфорд снова собирался зайти за счетами, а в запасах Драко не хватало ста унций угриных глаз. Гарри вновь полистал страницы назад, останавливаясь на странной фразе, которая куда больше подходила личному дневнику, чем записной книжке. У Драко была депрессия? То, что Нарцисса рассказывала о нём, идеально укладывалась в эту догадку. Впервые Гарри задумался о том, правильно ли он вообще поступает. Расспрашивает Малфоя во сне, лезет в его жизнь, копается в его вещах… Может, материнское чутьё Нарциссы обманывало её. Может, он просто хотел начать новую жизнь — подальше от Англии, от родных людей. Драко легко мог принять решение уехать туда, где о нём никто и ничего не знает. Где никому нет дела до Тёмной Метки на его руке, где люди не косятся ему вслед. Но почему тогда он был таким странным в его (их, напомнил себе Гарри) снах? Надломленным, уставшим, бледным. Словно что-то мучило его, или он тяжело болел. Гарри подумал было отложить записную книжку в сторону, но потом решил всё же долистать её до конца. Он уже начал копаться в вещах Малфоя, так что смущаться было поздновато. Последняя запись была сделана в начале сентября прошлого года — всего через неделю Драко уехал. В начале страницы оказалось написано лишь одно слово: «Жемчужина» Само по себе оно вызывало недоумение, но ещё более странным казался тот факт, что Драко сначала обвёл его в кружок, а затем несколько раз перечеркнул. Почерк был беглым и рваным, словно Малфой записал это слово в приступе отчаяния или очень куда-то торопясь. Жемчужина. В зельеварении использовался жемчуг? Гарри понятия не имел, но полагал, что это возможно. Вот только все предыдущие списки ингредиентов были написаны куда более стройно и систематизировано. Да и к тому моменту, когда Драко записал это слово, он уже пару месяцев как не занимался зельями. По крайней мере, если судить по его заметкам. С тихим стоном Гарри улёгся на пол, положив раскрытый ежедневник себе на грудь, корешком вверх. Повернув голову, он посмотрел на бумажного журавлика. «Моя жизнь — сплошной затянувшийся сон» — Что ты имел в виду? — прошептал Гарри, протягивая руку к журавлику. В ту ночь он спал беспокойно и поверхностно. Ему снились магловские поезда, порталы, моря, с которых ветер гнал дожди, а с рук падали и падали сотни маленьких жемчужинок.***
Служебная записка, яростно дрожа, замерла между столами Линдси и Гарри. — Ну не-е-т, — протянула Линдси, роняя голову на сложенные руки. Всю прошлую ночь они провели, гоняя в порту контрабандистов, и на работу пришли проспав всего пару часов. К моменту появления записки Линдси как раз налила себе кофе. Времени выпить его у неё больше не было — то, что записка дрожала и мигала красным светом, указывало на её срочность. Гарри вздохнул и протянул руку к сложенному самолётиком пергаменту. Спокойный день и надежда уйти пораньше сгорели на глазах. — Лютный переулок. Мужчина, около тридцати лет, найден мёртвым. Смерть явно насильственного характера, — зачитал он, не обращая внимания на протестующие стоны напарницы. — Чёрт бы побрал этот Лютный переулок, каждый день проблемы, — пробурчала Линдси, наконец поднимая голову. — Напомни, почему мы его просто не прикроем? — Потому что у нас свобода торговли, а гулять ли в опасном районе — дело исключительно каждого совершеннолетнего волшебника, — хмыкнул Гарри, поднимаясь со стула. — Пошли. Линдси тоже встала — вариантов у неё особо и не было. Гарри подождал, пока она за несколько секунд залпом осушит половину чашки с кофе, и они выдвинулись в раздевалку за снаряжением. Ещё через пару минут оба уже аппарировали на место. Гвен с Колином ещё не было, и Гарри первым протиснулся в узкий, воняющий мочой и тухлой капустой проулок, где тёмной грудой лежало тело полного мужчины. Во все стороны из-под него разливалась кровь, кажущаяся бордовой в скудном освещении Лютного. Надев перчатки из драконьей кожи, призванные спасти от остаточной магии, Гарри склонился над мужчиной. Перед ним, широко распахнув остекленевшие глаза, лежал мёртвый Грегори Гойл.