Две прямые

— Блять, иди вправо! — А ты сам-то где?! — Я в комнате с приемниками. Яркое холодное солнце за окном кажется обжигающим. Температура в ночь выходного дня упала до минус шести и сейчас, к утру, поднялась до минус трех, предпочитая продержаться весь день. Близится похолодание. По небу проплывают белоснежные облака, подобно тончайшему слою снега, покрывшему крыши зданий в техникуме и еще зеленоватую траву. Корочка льда продержится вплоть до начала снегопадов. Окна в комнате плотно закрыты, дабы не позволить морозной свежести проскользнуть внутрь — Сугуру еще не до конца отошел от ночи, ведь проснулся, вдыхая холод. Горло першило. Десять часов утра. Сатору не спалось. Или, если говорить прямо, спалось отлично. Этой шпале требуется не так много времени на сон, а потому просыпается он достаточно рано, если уснет не в четыре утра, конечно. Поэтому своим долгом он посчитал прийти к другу и разбудить его к чертовой матери. Вот они и сидят. — Я облазил восточный вестибюль, если что, — оповещает Гето. — Окей. Оба наблюдают за происходящим на экране старого телевизора, к которому подключена игровая приставка. Местами барахлит, но в принципе терпимо, так что никто из них не придирается. Кровать в комнате Сугуру стоит почти что посередине стены, а напротив нее низкая тумбочка с телеком, поэтому он сидит на самом краю, чтобы быть ближе. Растрепанный, еще не успевший окончательно проснуться. Черные шелковистые волосы не расчесаны и местами запутаны, на макушке торчат пару прядей, пока остальные спадают по спине и чуть по плечам. Меж его широко раздвинутых ног, на небольшом коврике, специально приобретенным для таких времяпрепровождений, сидит по-турецки Годжо. Сугуру упирается подбородком в его мягкую макушку, а локтями на свои колени для большего удобства. Длинные руки позволяют без труда держать джойстик в районе груди Сатору, пока тот его держит у своих ног. Простая, но одновременно сложная система креплений. На экране с помехами бегают два ярко-одетых персонажа, чтобы различать друг друга в хоррорной игре, выполненной в черно-белых оттенках. С их жизнью ужастики не пугают совершенно, и если Гето еще может покривить нос на сценах с расчлененкой, то Сатору на такое плевал раз триста и накидывал сверху еще раз сто. — Блять, мы сейчас опять продуем из-за тебя, — ворчит Годжо, привычным ему образом кривясь в негодовании. Очки чуть сползли к носу, но поправить их он не может — иначе виноват будет он. Ни за что. — Я-то здесь причем? Ты сам свалил от меня куда-то — я же сказал, что у меня ускорение закончилось. Где он сейчас? — Сугуру сосредоточенно хмурится. Пару прядок спадают ему на лицо. Солнечные лучи то появляются, то пропадают, раскрашивая паркетную доску. Некоторые из них добираются до ступней Сатору и его рук, сжимавших джойстик. Он ощущает нарастающее тепло, но, сливаясь вместе с теплом, исходящим от касающегося его тела Гето, оно меркнет безвозвратно. Солнце не оказывает должного воздействия. У него есть конкурент. — Я сейчас на первом этаже, он у меня. Каждый раз, когда Сатору что-то произносит, Гето ощущает вибрацию, отдающуюся в своем горле. — Я тогда на третий бегу. Они комментируют каждое свое действие. Экран телевизора с пиксельной игрой разделен на две части, поэтому фактически они могут видеть все действия друг друга, но из-за того, что могут потерять себя в пространстве, этого не делают, переговариваясь вместо этого. Так в разы интересней. — Черт, а где тот сундук… И тут уже Сатору не выдерживает, глядит на чужую часть экрана, и тычет пальцем куда-то вверх, повысив тон голоса: — Туда тебе надо, выше и налево! Бля, — хватается за свой джойстик, принимаясь на ускорении убегать от окровавленного тела, который теперь преследует его. У коленей Годжо раздается пронзительный писк. Да уж, как же без этого. — Не сейчас, неа, — парень отмахивается от подползающего к нему котенка, потому что они обязаны пройти уровень, и оба это понимают. Тот, кто проиграет, того и уебут. Кошку, родившую к утру победных семь котят, назвали Гоми. Идея эта была ничья иная, как Сатору, а все из-за того, что родильным местом она выбрала диван, полный всякого хлама. Директор посмотрел на них, как на тупорылых имбецилов, само собой, сказав, что пусть сами теперь разбираются со всем этим — и ведь даже не они в случившемся виноваты. Иери, как единственная помощница в этом деле, сначала хотела слиться, но даже в ней не было необходимой черствости, чтобы бросить новорожденных котят на произвол судьбы. Она была уверена, что с двумя парнями-подростками они помрут. Потому что парни сами как котята: одному только-только исполнилось семнадцать, а другому еще только предстоит исполниться. Мозгов не больше, чем у новорожденных. Поэтому она им помогает присматривать за малышней, когда сами папаши находятся на миссиях, ведь ее на них не отправляют. Не стоит говорить, наверное, что практически вся ответственность на нее и была скинута, но в свободные минуты она нагло возвращает котят обратно на родину. Обычно они бегают по гостевой комнате, так как на улице слишком холодно, и за ними все равно нужен присмотр, поэтому со вчерашнего дня очередь Сугуру подтирать малышне задницу. Все они как на подбор — различаются разве что расположением пятен, и лишь один котенок родился полностью черным — пока он единственный, кого парни запомнили и кличут Чернышом. Да, никто не заморачивался. Другим они в принципе имен не давали. В общем и целом, котенок, вперевалочку двигающийся в сторону Сатору, цели своей достигает и плюхается ему куда-то в выемку из скрещенных ног, цепляясь короткими коготками за спортивные черные штаны. Гето пока везет больше — двое котят бесятся друг с другом позади него, периодически бьясь об его спину. Другие играют с солнечными лучами, а Черныш, как самый умный, дрыхнет на пузе у своей мамки, которая валяется на полу где-то в углу. Куда ни плюнешь — попадешь в кота. — Он кусает мне пятку, — произносит Сатору, не отрываясь от игры. — Соболезную, — Гето не может не улыбнуться, посчитав это достаточно забавным. — Может, это она, — вдруг приходит на ум. — Да без разницы, я под хвост не заглядывал. Давай, там выход! — повышает голос. — Мы ключи нашли. Они добираются до выхода, экран соединяется в один и начинает мигать фраза «mission completed». — Наконец-то, — облегченно выдыхает Сатору. До этого они проигрывали раз сто. А это только предпоследний уровень. Годжо откидывает голову назад, лишая друга опоры, но тот не теряется, продолжая удерживать себя на том же уровне, тыкая что-то на джойстике. Перевернутый взгляд упирается Гето в шею и челюсть. Сатору просто смотрит, ничего не говоря и не делая. Одна черная прядь соскальзывает с плеча. Интересно, как бы он отреагировал, если бы Годжо укусил его за шею? Удивился бы и обматерил от неожиданности — сто процентов. И что-то мешает это проверить, поэтому вместо этого Сатору тянется рукой к кольцу, растягивающему мочку уха, и бьет по нему пальцем, играясь, как с погремушкой. Меж бровей Сугуру залегает недоуменная складка. — Ты че там делаешь? — спрашивает, заходя в меню игры. Да так. Ничего. Дал бы Годжо ответ, если бы имел его в принципе, но никак свои действия он прокомментировать не может. Просто действие ради действия. Касание ради касания. Сатору часто так делает — чему удивляться. Его язык любви — тактильность, прикосновение, и это самое яркое, на что он способен в данный момент, и Гето никогда не требовал чего-то другого. Никто не подстраивался друг под друга, никто не пытался что-то изменить. Они лишь продолжали ворчать день за днем. Обоюдно. Время, место и человек, которые давали Годжо полную свободу. Сатору вместо укуса вдруг щипает друга за кадык, а потом резко возвращает голову в былое положение, пока парень возмущается, потерев атакованное место. Годжо смотрит на котенка в своих ногах, и по его голове приходится слабый несерьезный удар. — Какого черта? — из уст Сугуру это напоминает больше риторический вопрос. Сатору улыбается, глядя в зеленые глаза месячного котенка. Да так. Ничего.