personal Jesus

Дима часто приходил в церковь. Стоял и слушал литургии от начала, до самого их конца. Он не молился, не просил божьего благословения, он просто смотрел на них, этих глубоко несчастных в душе прихожан. Таких наивных, простодушных и абсолютно глупых людишек. Они верно думают, что, поставив свечку напротив неизвестного им апостола, обязательно получат прощение всевышнего. Омерзительно… Это вызывало у Ицкова лишь улыбку, широкую и пугающую. Он смеялся громко и надменно, что в моменте тревожило пожилых женщин с покрытыми макушками, они настороженно оборачивались, но вскоре возвращались к познанию истиной сути всея живого на земле. Ицков не верил тому, что внушали священники на своих исповедях. Он верил в то, что доносил ему сам Господь Бог. А всевышний передавал ему послания о том, что правда кроется в искренней вере, в вере подлинной, в тесном уединении с вездесущим, к чему, само собой, не относились эти наигранные сборища напыщенных идиотов. *** Диме жилось прекрасно в его одиночестве, он понимал, что он один знает суть, и никому из ныне живущих не по силам ее познать. Но бог не идет на поводу людских утех. Он шепчет Ицкову о неком последователе, что сможет постигнуть сущность, исполнит его волю, продолжит дело, начатое пророком. Виновник торжества оказывается совсем неподалеку. Вот он, стоит в десятке метров от распятия Христа, и всего лишь в жалком метре по правое плечо Димы. Боится подойти ближе к святыне, но, от чего-то, стремительно подступает к Ицкову. Слушает литургию и, вроде как, внимательно, но глаза его выдают недоверие и, быть может, презрение. И Дима все понимает сразу, когда осторожно приближается к уху сослуживца, представляясь священником церквушки неподалеку, и предлагает провести исповедь под предлогом того, что парень не сильно заинтересован в этой службе, а тот, не подумав и пяти секунд, соглашается. *** — «Не поклоняйся богам их, и не служи им, и не подражай делам их, но сокруши их и разрушь столбы их»* — с абсолютной строгостью проговорил Ицков, держа голову ровно, а взгляд направляя в глубь темной тропинки. — Я немного не понимаю, что ты имеешь ввиду… — осторожно проговорил Сережа, краем глаза посматривая на профиль нового знакомого. Дима ухмыльнулся в подобной ему манере и продолжил. — Почитаемый всевышний прямым текстом объясняет нам, что такое настоящая вера в бога. Истинная вера — это не прийти раз в полгода в церковь, поставить свечку за усопшего родственника, чье имя ты даже не знаешь, а затем сказать абсолютную чушь и, конечно же, добавить в конце выдуманной молитвы заветное «аминь». Истинную веру нужно прочувствовать. За нее нужно бороться и сокрушать всех, кто думает, что, трахнув очередную пассию, когда дома твоя жена убаюкивает ваше совместное чадо, он отмолится от всей грязи и выйдет святым после того, как поплачется батюшке о тяжелой жизни. В Сереже будто что-то щелкнуло, он даже остановился на долю секунды. Он словно прозрел. Ему почему то захотелось поверить в каждое сказанное его собеседником слово. — Должно быть, ты прав… В глазах Ицкова от чего-то отражался сам Дьявол. Уголок его губ приподнялся вверх. Сережа наконец отвел взгляд от знакомого и взглянул в сторону, куда были направлены глаза Димы, которые сейчас пылали так, что по телу Дмитриева пробежала искра мурашек. — Мы пришли.