«А что, если я и вправду Бог? И желаю вывести тебя, святого, но заблудшего, на нужную тропу, где ты сумеешь направить собственную верность в иное русло…»
«Нет… Нет-нет! Я только что хотел позабыть о принципах и метнуться к нему за помощью… Я не достоин, не достоин и взгляда Божьего и материнского… Меня ведь так хорошо воспитывали, жизнь вкладывали!» Взгляд маятником вернулся к лезвию для бритвы. Кадзуха старался не подпускать лишних мыслей, дабы не свершить нечто непоправимое, но едва ли сумел: неустойчивые панические импульсы оказываются сильнее хýдой горстки рассудительности. Кадзуха привстал и потянулся за лезвием, вновь оседая на пол. Слёзы мешали взору, однако Каэдахара и не горел как таковым желанием избавиться от них, пусть будут стекать самостоятельно, как на фигурной подаче. Он завёл руку с лезвием поверх другой, визуально отмечая, где стоит совершить пару глубоких надрезов вдоль, чтобы уж точно не проснуться в палате, ибо выжить после попытки умереть — фатальный провал, девятый круг Ада в его представлении. Не сможет смотреть в глаза родителям. Он не способен жить в реальности, что стала антуражем ночного кошмара, паранойи. Дышать спокойно невозможно, ходить, жить — прямо сейчас больше всего желалось убить двух зайцев одним выстрелом: и себя освободить от жестокости воображения, и окружающих от каких-либо надежд. «Нет мне прощения. Я слабый, раз не могу выдержать напор, уготовленный проверкой от Бога». Кадзуха придавил лезвием, ни о чём не думая, планируя провести рукой, но враз окаменел: в дверь настойчиво постучали. — Кадзу, всё нормально? Ты в ванне уже второй час. — Моракс звучал довольно глухо сквозь закрытую дверь. — Да, пап. Уже выхожу.***
Скарамучча провёл бессонную ночь, не смыкая очей из-за настойчивых мыслей. Может ли он себя отныне так звать? Что теперь делать? Благо, что утренний рассвет сам дал ответы на интересующие вопросы: в дверь постучала и зашла Розалина. Однако, что сразу мог заприметить Скарамучча — рыжего кота в её руках, который послушно мостился к её хватке. — Не спрашивай… — начала Розалина. — Он теперь мой фамильяр. Послышалось недовольное мяуканье. — Да потому что я в шоке! Что мне с тобой делать, если я демонологией только занимаюсь? Скарамучча молча хлопал глазами, недоумённо смотря на представленную сцену. — Я удивлён, но оставь свои разборки на потом, — влез он. — У меня документы новые, глянь. — Я знаю, Скар. Тебе подходит, — улыбнулась Розалина. — Маленький забияка… — Это издевательство и кощунство!.. Даже здесь у меня не было выбора, да что за имя! — Скарамучча в жесте недовольства метнул подушку в Розалину, однако та попала по рыжему коту. Тот протяжно мяукнул, вырываясь из рук Розалины. — Тебе передаёт, что будет являться в самых страшных снах по ночам. — Он разговаривает? — Да, лишь я могу слышать его человеческий голос. — И каким боком этот рыжий тебе поможет? — Тарталья будет помогать мне с подготовкой для обрядов, а дальше сама не знаю… я не просила мне это чудо на голову, это Ваалфегор сам решил. — Ты Берита призывала? — Скарамучча насупился. Не рановато ли? — Не очевидно? Я теперь могу сохранять своё людское тело ещё долгие века, но… — Розалина потупила взгляд в пол, — После этого моя душа станет заложницей Ваалфегора. Розалине по сей день неприятно осознавать свой выбор. Однако весьма равноценный, что сказать. Нельзя терять и часа жизни отныне. Долгие века бытия в этом мире несравнимы с тысячелетиями у ног Берита. — Не пойму тебя. — И не просила ведь. Спускайся, я для этого пришла. Пора в храм. — Скарамучча вопросительно взглянул на Розалину, что устало вздохнула. — Ну я ж сделку заключила. Давай, не мямли. — Она оперативно покинула комнату, забрав с собою и кота, что бродил по площади, изучая обстановку. «Теперь я в долгу». Скарамучча спешно покинул свою комнату, а в холле сидели уже две знакомые ведьмы: Николь и Алиса. Однако Скарамучча остановился, разглядывая сидящего рядом мужчину с короткой чёрной стрижкой и змеиными глазами, что вызывали беспочвенное отвращение. Он полностью покрыт одеждой, за исключением головы: на теле не отыскать больше оголённого участка кожи. Мужчина излучал изобилие силы, что не походит на все людское, которое доводилось встречать ранее. Словно он — ни демон, ни ангел, ни человек — кардинал между тремя терминами. Он опасен, и ещё как. Заприметив вошедшего Скарамуччу, что испепелял его взглядом, он поднял голос, встав с дивана . Больно надменное выражение лица. — Зови меня Сурталоги, будем знакомы. Подойди ко мне ближе. — Его голос звучал низко и угрожающе. Будь Скарамучча простым человеком, наверняка бы проделал сотню шагов назад без оглядки и не возвращался, стараясь искоренить образ Сурталоги из головы. Слишком опасный, сильный и муторный. В его нутре было пусто, оболочка скверна и сильна — управляющая миром марионетка. Скарамучча подошёл, подавляя лишние мысли, и ожидал действий со стороны нового знакомого. Он лишь разглядывал его так, как когда-то имел честь это сделать Фенекс. Выуживал своим взором любую мысль, разворачивал и читал, заставляя сознание изнемогать. — План таков: начинаем с церквушки в этом городе, в которую обычно съезжаются с областей или центра. Она прославлена необыкновенной архитектурой и в целом имеет авантажный вид, поэтому большинство, несмотря на центральный громадный храм, предпочитают этот. Ты знаешь, как промывать чужие уши, поэтому тебе не составит труда получить чин священника. Твоя задача заключается в том, чтобы осуществить на священной территории своё теневое влияние. Сделать так, чтобы каждый работник был готов выполнить твой приказ: наставлять людей на путь истинный, но немного не так, как принято. Отдавая намеки на то, что не обязательно держать в идолах одного лишь Христа, плавно смещая внимание на себя. Сейчас мы вместе отправимся в нужное место. Я стану свидетелем, чтобы дать отчёт другим после. Скарамучча кивнул, однако мысленно задался вопросом: почему им, антихристом, руководят живые человеческие создания? Почему же высшее создание следует чужой воле, пусть она и схожа с собственными мыслями? — Я тебе всё объясню, — раздраженно добавил Сурталоги, а Скарамучча мог лишь ожидаемо прийти к выводу, что его состояние считывают по буквам. Скарамучча последовал за ним. — Не забывай, на чьей ты стороне, — добавила вслед Алиса, когда они выходили во двор. Никто не удосужился попрощаться: кажется, каждой ведьме этого дома было абсолютно безразлично на участь антихриста. Николь вообще располагалась на диване с прикрытыми глазами, остальные в лесу, по комнатам или на личных делах. В душе та молилась, чтобы всё удалось. Большинство прекрасно понимали, что никаких громких слов не надо — просто неуместно.***
Оказавшись в эпицентре леса, Скарамучча никак не мог понять, куда его безмолвно вели, однако он и не интересовался. В какой-то момент Сурталоги остановился, повернувшись в сторону Скарамуччи. — Закрой глаза. Мгновение — и Скарамучча ощутил перед собою пропасть, нечто необъяснимо глубокое, страшное и тёмное. Он эфемерно канул в этой пустоте, а после произошла вспышка, что рассекла пространство и заставила открыть глаза: они спокойно стояли в отдаленном меж двумя домишками пространстве, что находились в паре десятков метров от храма. Того самого, с той проклятой аллеей и давящей тишиной по округе. Скарамучча перевёл вопросительный взор на Сурталоги, ожидая объяснений. — Ничего такого не произошло, чего смотришь? — Кто ты? Думаю, я заслуживаю хотя бы малейших объяснений? Сурталоги окинул того серьёзным взглядом, да таким, что если его можно было бы измерить, он бы имел вес как минимум в парочку центнеров. — Почему ты говоришь как неуверенный в себе подросток, а не антихрист? Ты не должен вызвать у тех, кто старше, жалость. — Он невозмутимо продолжил идти в сторону храма. — Без твёрдости нрава и чёткой речи тебя никто не будет слушать. Посмотри на себя: ну смазливый, красивый, а дальше что? — Сурталоги сделал акцент на последнее слово. — Даже если ты всесилен, а это не так, тебя будут контролировать: ты обязан быть сильнее всех условий. Скарамучча молчал. Он ясно осознавал верность слов и хотел из кожи вон вылезть, чтобы стать таким. Один лишь вопрос: разве можно изменить характер и цели по щелчку пальца, чтобы это не являлось ширмой самообмана? — Я не простой маг или человек, — продолжил Сурталоги. — Я — обреченный на бессмертие скиталец, что в юности по незнанию демонических нравов нарвался на худшее для себя наказание. Мне почти шестьсот лет, понимаешь? — Пауза между ними затянулась. Скарамучча понимал, что ему лучше не встревать. Пусть и ощущал некий оттенок злобы, но так оно и есть. — Думаю, и так ясно, почему я будто в костюме водолаза: у меня на коже нет живого места. Поверь, за свою жизнь многое повидал, и скажу, что без должной подачи никому ты не сдался. Чтобы парень, который сам в себе не уверен, вёл других? — Мне по щелчку сменить облик? Я и так прошёл тяжелую трансформацию, — не сдержался Скарамучча. — Я понимаю, не сочти меня за радикала и других тупоголовых демонов, что приказали что-то делать, но ничерта не объяснили. Тут проблемы безнравственного владыки ещё, конечно. Ты можешь связаться со своим Творцом? В ответ кивок. — Ну вот. Я бы тебе посоветовал поговорить с ним и спросить: почему именно так? Твой папаша заигрался немного. Тут Скарамучча задумался: может ли он счесть Владыку за своего отца? Не хотелось бы. Он сам по себе и должен излучать понятие свободы нравов и привязанностей. Они дошли до врат храма, и Сурталоги остановился. — Иди. Я буду ждать тебя здесь. — Зачем? — Расскажешь, что да как. Мне, вдруг что, обратно тебя в ковен доставлять. В храме было людно: большинство скамеек заняты, а в помещении отдавало плохо разбираемым специфичным запахом. Будь Скарамучча человеком, наверняка бы мог ощутить долю волнения, однако его цель была яснее таких соринок, как переживание за провал. Он детально рассмотрел каждого прихожанина и метнул взор к священнику, что вёл беседу с обычной пожилой женщиной. Благо это был не Пьеро: не хотелось вызывать подозрения и лишние вопросы. Скарамучча хотел было даже присвистнуть, ибо от весьма молодого священнослужителя исходила аура чистейшего света. Неужто остались на свете подобные люди? Скарамучча терпеливо ошивался рядом и ждал, когда священник освободится от общества отчаянной докучливой женщины. И благо свершилось — наконец-то он сделал пару неуверенных шагов в его сторону, скромно улыбаясь. — Здравствуйте, Отче.Шаг первый: полностью расслабиться и отпустить чувства. Легко улыбнуться, ощущая, как твоя ненавязчивая энергетика влияет на собеседника.
— Слава Иисусу Христу. Чем могу помочь? — Было видно, как парень сконфузился, отводя свой взор к иным прихожанам. Не хотелось откровенно пялиться на человека, который притягивает магнитом к себе. — Отче, знаете… Я недавно окончил семинарию и желаю устроиться в вашем храме священником. Что мне следует для этого сделать, подскажете?Шаг второй: совершенно поверить в сказанное собою, не подвергая мысль к сомнению.
— А, да… — Парень сжал руки в кулаки, стараясь держать образ собранного и порядочного человека. В его разуме наверняка кишела мысленная война. Словно его собеседник — точный пазл в картине всего храма. Казалось, всё так и должно было быть, это момент, которого оставалось верно ждать на протяжении всей жизни. Его даже не смутило, что Скарамуччу должны были распределить в глушь, а не позволить самому выбирать храм. — Простите, но устройством на работу я не промышляю. Давайте я поговорю со старшим и всё решу! Некоторые прихожане бросали короткие и не особо взгляды в сторону Скарамуччи, а тот парень правда всё решил. То, что звучало бы невообразимым сюром, торжественно воплотилось в реальность: семнадцатилетний школьник, что притворялся совершенно другим человеком, стал работать без должного опыта священником? Поскольку храм находился совершенно неподалёку от бабушкиного дома, они с Сурталоги приняли решение, что ему нет смысла находиться в ковене и каждый день проводить обряд по перенесению. Завтра ему предстояло посетить храм в девять утра, ибо тогда начинается его смена. Много не требуют, по большой части Скарамучча будет наблюдать за чужой работой и хватать на лету с краткой «стажировки». Знания, которыми должен орудовать священник, были у него мальца поверхностны, ибо возможно ли было за месяц досконально изучить нечто настолько глубинное и требующее серьёзного философского подхода? Благо, что ранее он был верующим человеком и знал принципы да обычаи христианства, сейчас же дело за профессиональным подходом к грядущим проповедям. Все часы в храме, обсуждение устройства и пересказ выдуманной истории не вымотали, Скарамучча мог даже не постесняется и назвать сию игру весьма забавным представлением. Быть может, все непутёвые демоны были правы в доводах, что ему понравится? Разве это не забавно, волнующе и кидающе душу в мандраж — являться для всех последним глотком воды в пустыне? Мысль не покидала разум до момента, пока он не ступил во двор когда-то родного дома. Здесь его волной пришибло: пусто, пыльно, нечеловечески одиноко. Пройдя в комнату покойной бабушки, он лицезрел уже коричневые пятна, засохшие на постели и полу. От представленной картины Скарамучча ощутил себя как никогда пустым и истощённым. Все мысли, что водили в хаотичном разуме хороводы, не были достойны разверзшейся пропасти, в которой ему было точное коренное место. Он прошёл в комнату, совершая неестественно робкие шаги, уселся на ту кровать, что казалась миной, и схватился руками за голову, цепляясь за волосы на уставшем вздохе. «Может, спалить к монахам этот дом?» Мысль была подкреплена довольно убедительными для себя факторами: каждый сантиметр пыльного ламината, старенький стол, полки с книгам — навевали дурные и мешающие воспоминания. Он видел, как Макото что-то тихо ворчала, убираясь; как Куникудзуши помогал ей приделывать полки и упал с табуретки, когда обжёгся клеем-пистолетом; как на унылой кухне они сплетничали о соседях, обсуждали прошедший Дзуши день в школе — это всё было родным, нудным и простым, но наперекор всему — таким ярким, пусть и сопровождающимся ровной бесчувственностью. Анализируя, как ему жилось тут раньше, он начал ценить всю нещадно разодранную ранее жизнь и обесценивать настоящее.***
В храм Скарамучче было указано пожаловать в утром, на первую проповедь. Он должен вести наблюдение за священником, его поведением и подачей, ибо завтра от него будет требоваться то же самое. Он впервые в жизни надел сутану, мнимо душащий великий крест и выглядел в тотально чёрном облике так, словно он воистину посланник Сатаны. Чёрный — цвет нейтральности и приличия, но выглядит похуже смерти. Одновременно хотелось мысленно поглумиться со всей обстановки священной эпопеи, но символ божеский оставлял неприятный осадок. Он обязан развалить все укрепленные порядки. Было одно «но»: последнее, чего хотелось от жизни этой — это лицезреть в рядах скамеек обличье Кадзухи. Хвала антихристу, его не было, что заставило знатно удивиться. Скарамучча встретился взглядом с Пьеро, и ныне дорого бы дал, чтобы по новой запечатлеть в памяти удивлённое выражение лица отца. На лишние разговоры не было времени, однако он несомненно уверен, что мужчина подойдёт к нему после. Стоило бы наспех придумать оправдания. Рядом со Скарамуччей стояла девушка, сложив пред собою руки в молитве. Большие синяки под глазами никак не отображали всю её свежесть и молодую красоту, но выглядела та, невзирая на подобные мелочи, очень и очень приятно. В особенности, красиво собранные в косу чёрные волосы, пушистые ресницы и благородно белая кожа с лёгким румянцем. Она сосредоточенно молилась, поглядывая на Пьеро и настойчиво игнорируя желание обернуться в сторону нового священнослужителя. О да, та заприметила его, будучи помощницей в храме, сестрой Лайлой, в первые секунды его появления. Тяжело было не обратить внимания на ангельски красивого и харизматичного человека, что словно влёк иллюзорными нитями, сковывал по рукам и ногам ими, имея тотальный контроль над другим человеком. А немного облегающая сутана заставляла окончательно отводить взгляд на прихожан. Но ведь не произойдёт конец света, если она в знак вежливости заведёт беседу, отвлекаясь от молитвы? — Вас звать Скарамучча? — Самый неловкий и глупый вопрос из всех возможных. Он перевёл взгляд на Лайлу, встречая скромную улыбку и искренний интерес. Явное попадание на крючок. «Может, это шанс протянуть первые корни?» — Всё верно. — Он состроил на лице добротную взаимную улыбку, оборачиваясь корпусом. — А вы, должно быть, сестра Лайла. Я слышал о вас, вы частенько искренне сияете в храме. Отец Чунь Юнь о вас весьма похвально отзывался. Она тихо хихикнула, враз опешив от подобной реакции. Нельзя давать волю эмоциям на службе — это настоящее богохульство. Сердце забилось от тревоги. Но почему так ясно казалось — золотыми буквами по плотной бумаге, — что, когда рядом стоит настолько располагающий к себе Скарамучча, можно забыть про церковь и должность, концентрируясь сугубо на нём? — Негоже от службы отвлекаться, — добавил он. — Поговорим после? Думаю, вам есть, о чём мне рассказать, ведь так? Он мысленно давил, его аура заполонила душу Лайлы, из-за чего ту словно скрутило и замком закрепило к священнику. Конечно же, здесь нет возможности отказаться. — Пригласите к себе на чай? — тихо выпалила она. — Безусловно. — Скарамучча напоминал Чеширского Кота столь едкой и пробирающей на громкие удары сердца ухмылкой. Поправил сутану и развернулся, обозначая конец диалога. Нужно наблюдать за службой.