Ебать Крутой

— Вы как шлюха, товарищ, честное слово, — говорит Вантузмен, негодуя. Ситуация повторялась: если крышка далась вполне легко, то закрутка винтов вновь пошла по одному месту. — Кто это? — растянуто спросил Красный Спикер. Детали в его голове всё ещё были будто расплавленные после перенесённого. — «Шлюха»? — Это людское выражение, — флегматично выдумывает оператор, попытавшись щёлкнуть пальцами, но те не поддались, — когда у человека никогда не закрывается какой-то похожий отсек. — Типа «душа открыта к другим людям» или это болезнь такая? — не успевшие перегореть диоды над грудью загораются зелёным, стоит Красному Спикеру грохнуть по крышке отсека кулаком. — Мне-то просто мишка один на заводе на ухо наступил — «души» у меня нет. — По-моему болезнь, — Агент Вантуз печально провёл костяшками по краю его отсека. — Тебе нужно обратиться в ремонт. У меня есть хороший товарищ — техник, — предложил он, параллельно решая, стоит ли отправлять этому товарищу отснятые только что материалы (вот же обзавидуется лохозавр — сам-то он тыловой, так не сможет). В разумных пределах, само-собой, где-то хоть часть из них сохранить точно требовалось, потому что перед плановым осмотром их так и так придётся удалить. Доносов со стороны учёного Вантузмен нисколько не опасался: дружили они относительно недавно, но оба уже имели друг на друга столько компромата, что в сумме хватило бы пожизненных на семь или на два билета в утиль. — Руки золотые. После него будешь как новенький. Или хотя бы изолентой замотаться надо, а то вылетит твой мотор посреди боя и поминай как звали. — Не надо мне ни к каким ремонтникам! — гаркнул Красный Спикер, скидывая агента с себя. Мигом оправился. — В прошлый раз там побывал и почернел нахер. Надо будет — открою! А само по себе оно и не откроется. Тяжело было признать, что вразрез с желанием сбросить Вантузмена, ядро, сердце (всплыло вновь в программе это слово) чуть не выпрыгнуло обратно ему в руки из отсека, причём чувство — чистая платоника. Спикеру не хотелось, чтобы снова было «не больно», просто не заботились о нём так никто и никогда. — Вот оторвёт мне голову — схожу, — мрачно подытожил Красный Спикер, застёгивая на себе рубашку. — Как твои системы? — спросил оператор, явно не ведясь на выпады в свою сторону. Подобных вопросов он сегодня задал и без того прилично, но поняв, что пальцы на руках стали двигаться с некоторым трудом, решил-таки уточнить. — Что ты чувствуешь? — Унижение. В радиосистеме обоих прозвучал аналогичный сигнал: пора в бой. Вантузмен вскочил с пола, как на пружинах, закидывая на плечи рубашку. Застегнулась она в мгновение ока, будто была на молнии, а не на пуговицах, жилетка с шинелью вообще, судя по ультразвуковым волнам, просто телепортировались на него. Но и Красный Спикер, к слову, был уже в пиджаке. Одновременно распрямив в руках галстуки, они шагнули друг к другу. Синхронизации действий можно было позавидовать: Красный Спикер быстро перекинул под поднятым воротником оператора его чёрный галстук, чувствуя, как в тот же момент на ворот опускается собственная, дряннейшего качества удавка, похожая на тряпку для мытья полов. — Придёшь позже, чтобы не возникло подозрений, — со всей серьёзностью говорит Агент Вантуз. — Или первый иди. «Стыдится он меня что ли?» — промелькнуло в программе Красного Спикера и отдалось при обработке лёгким бешенством. — «Ладно, лезть друг к другу нам запрещено, но появиться-то вместе какого хрена уже нельзя?!» — Отлично, первый пойду. Я как раз в настроении кого-нибудь хлопнуть, — на грани раздражения сказал он, втыкая лезвия в ножны на ремне. Затылком он видел, как Вантузмен замер перед ним не шевелясь, с занесённой для рукопожатия ладонью. Спина у него была прямая, за ней виднелась одна ручка вантуза, а смотрел оператор по-доброму легко, явно не обижаясь за сломанный инструмент. Да и может разве такой обидеться хоть на что-то? Над камерой чуть нимб не светится — слабо представляется, конечно, как он минут через двадцать впадёт в аффект, в одного разнося целые полки вражеских солдат. Зато, как любит говорить, «чисто и быстро». Красный Спикер устало тарахтит, опустив плечи: с характерным хлопком жмёт его руку. Оператор моментально отвечает и прощальное рукопожатие крепнет. Ладонь Агента Вантуза просто утопает в его здоровенной лапище — хочется запихать руки по локоть в карманы со стыда, а лучше оторвать (вот ни пришей ни пристегни, додумался же какой-то техник ему в размер добавить, теперь и до колонщиков не дотягивает и среди своих — лишний кол в заборе), но спикер держится. Идёт сразу в нападение: — Руки такие маленькие, — говорит он, переплетая их пальцы и чтоб ещё сильней доминировать над ситуацией, накрывает сверху второй ладонью. Смешавшись, Вантузмен не знал куда объектив направить; тяжело переоценить руки, когда лица на месте нет. Оттого и чувствовалась эта новая ловушка из «Пилы» немного по-другому. А когда-то оператор обожал эти фильмы, но уже не помнил даже сюжета — так, кажется, давно это было. — Пропаду я с тобой, Красный, — говорит Агент Вантуз. То ли печально, то ли смутившись до дрожи в аудио. Его неразгибающаяся до конца ладонь растерянно опустилась поверх их сплетённых воедино, продолжая этот ручной кластер. — И ты пропадёшь. — Значит так тому и быть, — говорит в ответ Красный Спикер. Хоть где-то габариты идут на пользу: захватить оператора целиком в объятия, как нечего делать. — Не знаю я ваши операторские заморочки и знать их не желаю. — Были бы они придуманы нами… Понравилось обниматься? — Да, — в другой ситуации он промолчал бы, но раз уж пошёл упор на чувства, можно и разжевать такую понятную без слов чепуху. Вся эта сцена длилась от силы минуты две. В унисон со вторым сигналом готовности Красного Спикера бьют по заднице, крепко сжимая на ней руку. Металл сплошной, конечно, заложенного людьми смысла в этом действии не осталось, зато реакция соответствующая была-таки достигнута. Красный Спикер с тихим, мягким звуком прогнулся в пояснице и замер, как олень, на которого с огромной скоростью по дороге неслась десятитонная фура. Очнулся он, соответствующе примеру, быстро, но фура — с одним вантузом за спиной — уже с наимерзейшим хохотом летела в окошко, оставляя кусок шинели на торчащем из рамы стекле. — Увидимся на поле боя, Бетти! И вместо того, чтобы погнаться вслед, Красный Спикер вновь включает экстренное охлаждение. Отсек на груди со скрипом распахивается, и винтики, минуя крепкую преграду в лице ремня, позорно просыпаются из штанин на пол. Он заторможено опускает на колонку наушники. Лучше и не выразишься. Маленькая сентментальная Бетти. Его плечи напряглись под весом обвалившегося на них осознания. Он только что совершил страшное преступление, содержащее в себе ещё многие и многие другие. Влюблённость — вот, как оно называется. А он, кажется, любил. Втрескался, идиот, по самую макушку, да в кого! Ё!.. Да сам кем являясь! Дошутились, доприкалывались, думали, что до них эта гадость не доберётся, а дело-то уже всё — гробовое. — Теперь это случилось со мной… Непривычно бережно для себя Бетти затворил сквозь рубашку железную дверцу. Теперь уж сам себя не пожалеешь — никто не пожалеет. Влюблённость не влекла за собой смерть; в их рядах способность любить — и есть смерть. Такие преступления нельзя скрывать вечно. Это можно некоторое время, даже не один год, если проживёшь, но рано или поздно до тебя доберутся. Других агентов (в их защиту: менее подверженных утилизации за такое. Солдат со стрёмным галстуком круто постарался, чтобы весь Альянс окончательно превратился в блудилище), как не странно, эта аксиома совершенно не страшила. Красный Спикер проклинал на чём свет стоит своё пространственное зрение, вновь и вновь замечая жмущиеся по углам сладкие парочки — особенно отличались его радиоголовые. Ну оно и понятно — спросу никакого, в карцере их вообще чёрти что творилось. Одни ручонки свои тощие спаяли посреди улицы, другие сидят, чуть ли не друг на друге — милуются, третьи вообще в подворотне трахаются — ну и мерзость, хуже унитазов! Желание было поставить себе в наушники что-нибудь из Мундейтея и пойти планомерно весь этот народец вырезать. Отпилить голубкам ручонки по локти, расшвырять по другим концам улицы и головёнку насквозь пробить одному из них для смаку, отпинать ногами, переехать на танке бы всех этих позорников и сверху напалмом залить — чтоб с глаз долой, не видеть больше этих гадостей нигде и никогда. Гитары им выдать хотели… Да тут ружьё — минимум! На него вдруг напал панический страх. Бессмысленный конечно — у них так никогда не будет. Страшно и мерзко было даже представлять, что на месте этих парочек могли бы быть они с Агентом Вантузом. Ходить за ручку, обжиматься, говорить друг другу нежности — Красный Спикер тряхнул колонкой. Лучше сразу смерть. Да её бы он только и дождался. Серьёзное развитие их отношений имелось лишь одно: он же сука видел, как такие подходили к Вантузмену. Не мог не видеть. Кто-то робкий — на расстоянии, нервно теребя пальцы, а кто-то посмелее и уже распускал руки (или в их случае лучше сказать «разговаривал»?). Агент Вантуз реагировал на всех одинаково по-доброму равнодушно, но у Бетти каждый раз внутри происходило возгорание от оной картины. Сам бы добрался и головы им поотрывал, если бы до них не добирались быстрее. Незадачливых операторов мигом уволакивали под локти куда-то в недры их лабораторий (колонок единицы — их за флирт обычно не чистили, но Красного Спикера эта привилегия точно не касалась). Ни разу Красный Спикер не видел среди потерпевших ухажёров Вантузмена телевизоров: что-то ему подсказывало — если тот западёт в программу телевизионщику, то попрощаться придётся именно с Агентом Вантузом. Нежные чувства Красного Спикера своей убойностью ушли не так далеко. Ими он мог в три слова угробить и себя, и оператора, и его дружка учёного, и ещё агентов двадцать под пытками выдать. Как назло, по разным концам света их двоих рассылать не спешили, видимо взяв в расчёт их излишне прохладное друг к другу отношение: они даже в одно время никогда не появлялись. К тому же пожар войны горел крайне неравномерно и в отдельных местах, так уж получилось, удобнее было использовать сразу обоих суперсолдат. И здесь, как говорится, ни вздохнуть ни пёрнуть — не смотреть на шикарного Агента Вантуза не выходило ни коим образом. Тем же вечером он в домино выигрывает у своих маленький обмоток изоленты. Крышка держалась крепко, теперь только если помрёт отмотать получится. Никакие больше чувства, никакая любовь ему не помеха — сквозь изоленту не пробьётся. Даже на парочки стало смотреть полегче, хотя одному он рожу всё-таки чуть не проломил. Чудом выжившие ночные бабочки безрезультатно шуршали крылышками о холодную чёрную преграду. Красный Спикер угрожающе замахнулся на них кулаком и они покорно замерли, падая куда-то вниз. Он уже успел отвыкнуть от того, что при взгляде на Вантузмена грудная клетка не распахивалась настежь. Но хоть и были таковые порывы, любовь всей его жизни находилась теперь в полной безопасности: за тремя рядами изоленты. — У тебя ширинка расстёгнута, — замечает Агент Вантуз, но в его сторону не смотрит: похоже, не выключил запись на камере. Дрянь! Бетти едва удержал своё абсолютно неподконтрольное рядом с оператором тело от стыдливого поднятия плеч. А он ведь так весь день проходил, получается (и ни один слова об этом не сказал!). Ладно при своих, по сравнению с ними и Красный Спикер — представитель интеллигенции. Но появиться при таком видке перед оператором… Вот это — полная шляпа. — М, — многозначительно вибрирует спикер, думая, как бы заставить его чувствовать себя вдвойне хуже. Тихо просчитывает примерный диапазон съёмки и выключает свою звукозапись. Агент Вантуз фиксирует для протокола, как его собратья добивают последнего вражеского солдата, заталкивая визжащую голову в унитаз ботинком. Пальцы оператора подрагивают, будто порываясь остановить, но быстро раздумывая, а затем вновь задаваясь вопросом, зачем же они это вытворяют. — Так может застегнёшь её мне? — Красный Спикер наклоняется почти к самой шее оператора, где находились звукоприёмники и с упоением замечает, как кулаки Вантузмена резко сжимаются.