Ебать Крутой

Ночь, улица, фонарь, аптека. Разбитые окна в квартире, кусок шинели с осколка давно снят и используется как тряпка для ножей. Сквозная дыра в стене мозолит отскакивающие от неё ультразвуковые волны. — Будешь снова лезть с дракой — я тебя убью, — охотно верится, что оператор совсем не шутит. Не настолько он ещё отошёл от развернувшейся минутами ранее бойни. — Тогда меняемся, — выдвигает условие Красный Спикер. Вариантов других, с его нынешней ситуацией, в любом случае особо не было. Вместо ответа Вантузмен начинает снимать с себя шинель. По обыкновению роботы делали это неповоротливо и со стороны до смешного походили на ящериц, пытающихся стянуть отлинявшую кожу. Красный Спикер часто видел на полировочно-смазочных минимумах или стирках, как некоторые из них наглухо застревали в своей одежде. А этот будто программу под это отдельную имел: раз-два и готово! Даже интересно откуда появились такие незаурядные навыки. — Разденься полностью, — говорит Красный Спикер, когда плечи оператора начинает покидать жилет. — Зачем? — резонно задаётся вопросом тот, с неким сомнением окидывая спикера взглядом. Его руки замирают на пуговицах. — Я хочу на тебя посмотреть, — «чтобы было, что вспомнить в мусоросжигателе» — чуть было не добавил он. Зрения, того, что было, несомненно хватало для боя. Красный Спикер мог видеть на триста шестьдесят градусов, определять с расстояния текстуру и даже вес объекта, но он всё ещё выглядел для него как неважно сделанная три-де моделька. Вантузмена он отличал-то от других операторов только по оружию, да по тому, что тот впереди всех всегда бежал. «О!» — только и успевал подумать Бетти, — «Это моему ноги оторвало». «Моему»! Тфу, кошмар какой… В привычной себе манере Агент Вантуз только молча пожал плечами, нагибаясь к своим ботинкам. Красный Спикер испытал в какой-то мере облегчение. Повезло же спутаться с кем-то настолько конформным — может и ему самому быть с ним немного попроще? — Рассматривай, — расставляет руки в стороны оператор и поворачивается пару раз кругом, как при построении. Вся одежда сложена аккуратной стопкой на полу — угол к углу. — Не так, тупица, — не удерживает смешка Бетти. Он снимает перчатки и мягко ловит руки Вантузмена, заставляя обратить на себя внимание. — Последи за ситуацией, я выключу ультразвук. — «Меняться, меняться!» — беззлобно упрекает оператор, — а ощущение, что во главе снова я. Так делали порой при чтении, чтоб не обрабатывать параллельно лишние данные и не перегружать процессор. Радиоголовым в целом давалось очень нелегко концентрировать своё внимание (читать, да и в целом как-то развиваться они начали совсем недавно, под влиянием поменявшего пол атамана, поэтому процесс шёл туго), и даже не смотря на то, что Красный Спикер в этом преуспел, для лучшего эффекта он предпочёл убрать отвлекающие факторы. Мир вокруг разом потух: в комнате стало так тихо, когда тело спикера перестало гудеть. Остался только стоящий перед ним обнажённый оператор. Руки у Вантузмена были безмышечно жёсткие, тяжеленные, что литые — понятно отчего они так сильно били. В местах креплений и на тыльной стороне ладони прожималась куча разномастных засечек и вмятин, одна особо здоровая вгибала указательный палец с обеих сторон, делая его уже. Часто он, наверное, перчатки меняет. Как Вантузмен такими руками не повредил ему покрытие на ядре в тот раз оставалось загадкой: хотя может и повредил, поэтому спикера всего и мотает уже который день. Вантузмен лёгкой вибрацией выбил пыль из своих динамиков, явно сконфуженный тем, что его так бессовестно трогают за руки. Бетти, опомнившись, вздрагивает всем телом, на автомате отдергивая пальцы от чужого металла. — Нет же, нет, — растроганно смеётся оператор, возвращая руки спикера на место. Сплетает пальцы для большей убедительности. — Это просто немного непривычно для меня. — Мне дико, — признаётся Красный Спикер. Это единственное, что он смог из себя выжать в данный момент, не навалив кринжа вдвое больше. Агент Вантуз вновь смеётся. Он здорово умел это делать. Красному Спикеру в принципе нравилось слышать смех — эти околопомеховые звуки всегда несли за собой что-то хорошее. Другие камероголовые отчего-то никогда не смеялись. Предплечья у типовых солдат были шире плеч — чаще кусали за эти места, поэтому и укрепляли. Сколько же раз капкан зубов сомкнулся на руках Агента Вантуза даже нет смысла считать. Металл на них был в жутких сколах, в местах швов виднелись стальные скобки, чтоб лишний раз не менять предплечья целиком. Некоторые дыры оказались достаточно большими, чтобы в них мог просунуть пальцы даже Красный Спикер — его легонько ударило током от провода с повреждённой изоляцией. — Ай, — глухо чертыхнулся оператор и его пальцы сжались. — Для руки последний день. Красный Спикер хмыкнул, проводя ладони вверх — до плечевых креплений. Он смог целиком обхватить их и без проблем упереться большими пальцами в шею оператора. — Ёпта, — вырвалось из динамика характерное спикерское восклицание. Да с такой нежностью, что наизнанку всего выворачивало, от стыда так бы и провалился под пол. Как бы Красный Спикер себя не сдерживал, из него все эти розовые сопли пёрли, не переставая. Пёр, в первую очередь, треклятый размазня-Бетти. — Каким собрали, брат, — спокойно говорит Агент Вантуз, фиксируя свои руки на талии спикера, тем самым заставляя его дёрнуться от неожиданности. — Прошу прощения, забыл. Но рук не убрал. Чтож, Бетти был вовсе тому не противник. Ладони спикера тем временем со всех сторон оглаживали камеру, тактично обходя хрупкий объектив. Она так же пестрила трещинами и потёртостями, из затылка у него спикер вытащил кусок бетона, оставивший за собой явно болезненный кратор. Радиоголовый подался вперёд, притягивая камеру к себе — прозвучал короткий, жёсткий стук. Да, это было, однакось, бессмысленно. Ну и пусть. — Ты красивый, — достаточно чётко высказал свою мысль Красный Спикер, чтобы оператор не посчитал его трусом. И в том числе, чтобы перебить остальную какофонию своих эмоций, спрятанную в этих словах. Изумление, от того что ему вообще подобное в голову пришло. Восхищение, ведь и правда в руках находится писаный красавец: корпус какой, ноги ровно кладёт, сложен пропорционально, причём не по стандарту, да и части тела как-то по-особенному друг с другу прикручены — наверное из-за частых поломок. Повезло, однако, Вантузмену появиться не на первых порах войны. Тогда бы учёные с ним распинаться так не стали. — Я… — в замешательстве протянул оператор, неловко взбив свои динамики. — Это слово вообще применимо к нам? Мы же все, считай, на одно лицо. — Люди тоже все были на одно лицо, ещё хуже нас. А как-то красивых находили. И считали эту красоту большим достижением, — Бетти, вспоминая, пару раз стукнул крепления на пальцах друг о друга. Так иногда реанимировали агентов на поле боя, и хотя он от лишнего альтруизма, как помнится, не страдал, инструкции на чрезвычайные ситуации прочитаны-таки были. — Ещё чего, — хмыкнул Вантузмен, — моя что ли заслуга в том, какое у меня тело? — он слегка опустил камеру, видимо, рассматривая себя. Откуда-то со спины у него вылетела с характерным звуком деталь, в пояснице что-то опасно хлопнуло. — Хотя может и моя местами. Бетти быстро пробежал пальцами по знакомым с прошлого раза плечам оператора, находя у него на шее разъём под зарядное устройство. Никакой, собственно, пошлости и никакого подтекста у этой неглубокой дырки не было, по крайней мере при конструировании. Но здесь вновь вступал в силу принцип «работаем с тем, что есть», потому Бетти, перевесив руки оператору через плечи, пошёл фантазировать: сложил ладони друг к другу, быстро растёр, как писалось в инструкции, выбивая из металла короткие искры, и со всей дури шибанул ему в порт током. Вантузмена пробило короткой судорогой. А потом подсветка у камеры погасла, но спикер этого, разумеется, не увидел. Оператор продолжал стоять, но только за счёт строения креплений. Стоило Бетти немного двинуться — и колени Агента Вантуза надломились, роняя своего владельца. Так бы и упал он плашмя, не успей Бетти подхватить его на руки. Вот что он думал, как считаете? Какие варианты? Что чувствовал, стоя так, с вырубившимся, если вообще не сломавшимся суперсолдатом и героем вся Альянса на руках, которого в теории прикончил? А у самого ультразвук не работает — не видать вокруг ничего, а этот, сука, шевелиться начать не планирует от слова совсем. Вот она и появилась, чрезвычайная ситуация; в который раз Бетти пожал самому себе руку, за то, что прочёл тогда эти курсы по оказанию первой помощи. По инструкции Агент Вантуз был уложен в горизонтальное положение на живот — не с первого раза, конечно; нет, сперва он оказался на животе, но радиоголовому показалось, что всё же на спине, поэтому некоторое время потребовалось, чтобы просто понять где у оператора зад, а где перёд. Стоя на корточках, Бетти навис сверху, дрожащими руками (так точно, руки у него тряслись, как улицы при двенадцатибальном землетрясении) пытаясь вновь повторить свой манёвр с передачей тока. Раз — металлический стук, — два — такой же, — полетели искры и: разряд! Тело Вантузмена дёрнулось, но только, что называется дёрнулось. А оператор так валялся на полу без чувств. Бетти нырнул к нему, поднося к груди звукоприёмники: механизмы не шевелятся, парень напрочь заглох. Спикер беспорядочно соображал, что же ему теперь делать. Бежать, как угорелая кошка, на ближайшую квартиру Альянса? Ага, чтобы его прям на входе «тра-та-та-та!» из половины орудий, а потом обоих прямым рейсом на чистку. Очень живо ему в этот момент представилась вся эта картина, особенно теловыражения рядовых агентов. Ну, думает, делать нечего. Если минут через десять дела останутся капутом, хочешь не хочешь, а жизнь товарищу спасать надо. Мысли, что можно просто убежать с места преступления, в процессоре Бетти даже не появлялось. Повторялась процедура раз, наверное, пять или шесть — спикер не считал, только давал разряд и прижимался к телу оператора, ждал, и опять сначала. Бетти уже реально готов был завязывать шнурки на туфлях, когда Вантузмен наконец-то кое-как пришёл в движение. Сначала даже показалось, что это ультразвук дурит, только закончив разогрев. Бетти с протяжной вибрацией свалился на пол. Чтобы он ещё хоть раз потерял бдительность рядом с этим недоумком. — Ух, как заново собрали! — бодро произнёс Вантузмен, перекатываясь на спину и подкладывая под камеру ладони. — Давай ещё разок? Спикер молча и крайне отрицательно мотнул колонкой — ему и одного раза хватило по горло. — Неужели ты чувствовал то же самое в прошлый раз? — спросил Бетти с ужасом в голосе. — Это же кошмар какой-то. — Мне в прикол было, — удивленно отзывается Вантузмен, повернув к нему объектив. — Как это… как его… психологическое удовлетворение. Плечи Бетти поднялись в порыве что-то сказать, но слов он не нашёл — карманы для них на месте так и не появились. Поэтому вклинился Агент Вантуз. — У меня ноги отказали. — В смысле? — подорвался с пола Бетти. Остаточные стрессовые помехи в его голосе отлетели по комнате ребристой вспышкой. — Со мной такое первый раз, если честно. Само пройдёт, забей. Системы слабые — сами раскочегарятся, — махнул рукой Вантузмен на обшаривания Бетти в районе пояса. — Не беспокойся за меня. — Как ту… — он резко обрывается на полуслове, понимая, что чуть не выдал себя с потрохами. А судя по тому, с каким громким вопросом на него уставился оператор — выдал уже давно. Пытаясь быстро перевести тему в другое русло, спикер хватается за первое попавшееся: под пальцами у оператора в паховой области ясно прощупываются сварные швы, — м, у тебя был член. — Не помню, если по чести. — Значит не такая большая потеря, раз не помнишь. — Погоди-ка! — воскликнул вдруг Агент Вантуз, меняясь в интонации. Он слегка приподнялся на локтях. — А как ты понял? — Шрамы, — безучастно отрапортовал Красный Спикер, проводя ладонью по этим самым шрамам в подтверждение своим словам. — А откуда, — оператор угрожающе сел, складывая свои руки в замок, — ты знаешь как такие шрамы выглядят? — С чего бы начать… Понимаешь, спикер может всю свою жизнь простоять в очереди за новыми портками. В бою попробуй только отключись: поднимешься голый, — Бетти накрыл рукой напряжённо стиснутые операторские пальцы. — Нам, решили видимо, одежда не так нужна. Наш титан тому пример. — Он покрашен, — не согласился Вантузмен. — Так разве нам это видно? — ввернул в ответ Бетти, наклонив колонку вбок. — Ходит у нас половина дивизии в неглиже, пальцами не наткнёшься случайно — так сами распишут по пунктам что у них, да где. — Зато прямоугольный весь разодетый, — одновременной досадой вырвалось у них обоих. — Гад, — это уже добавил Агент Вантуз. — Ноги. — А!.. Радиголовый, к собственному удивлению, за разговорами решительно не заметил, как голени Вантузмена скрестились за его спиной, отрезая у спикера пути к отступлению. — Купился, — усмехнулся оператор, роняя его на себя и крепче обнимая ногами за поясницу. — Какой ты наивный, оказывается. Бетти грубо сбросил с себя его ноги — они застыли так, в почти комичном поднятом положении из-за плохой смазки. Любому олуху понятно было, на что намёк шёл, но после вида безжизненно валяющегося на полу Вантузмена, спикер под дулом пистолета бы больше к нему не полез. — Да брось, брат. Я в норме, — произнёс оператор, потянувшись было за ним. — Нет! — воскликнул Бетти в отчаяньи и отшатнулся. — Что с тобой сегодня творится? — оператор подпер камеру ладонью. Говорил он, как всегда в нарастающих конфликтах с его участием: непробиваемо спокойно, даже не повышая громкости. И от этого становилось только страшнее. Колени Бетти сгибались от страшного груза усталости, недоумения, гнева. Так вот в чём была вся соль лишать роботов половых органов: они не могли доставить друг другу удовольствие безопасно, с полной гарантией, что в конце кто-нибудь из них не помрёт. Тут уже, понятное дело, если реально любишь — в койку будешь тащить в последнюю очередь. Ну ударил бы («ударил»! Даже звучит-то как!) он его послабее, ну выдержал бы оператор таких несколько раз — а потом (что?) снова вышел бы из строя к чёртовой матери. А если бы Бетти вовремя это не заметил? Да, в кайф обоим, но если голову включить — это же вообще такого риска не стоило. — Блять, а если б я тебя не поднял? Что тогда, — как, как сука к нему обратиться, ебать его за ногу! — Котик?! Ты издеваешься? Чёрны-ы-ый Ка-ме-ра Ваа-а-а-анту-у-у-уз! Котик, значит котик. — Поднял же, — парировал оператор, продолжая лежать. Ему вовсе не обязательно было смотреть на оппонента сверху, чтобы доминировать в споре. — Меня собирали по частям, мне ноги, руки отрывало, голову. Мне половину программы снесли недавно! А я целый, невредимый, здесь, может только ради тебя здесь лежу! — И бережёшь, чтоб я тебя добил?! — рывком развёл руками Бетти. — Чтоб наш титан тебя не взял, а какой-то хуй с горы — то пожалуйста! — Ты… Бетти, ты горишь! — крикнул вдруг оператор, вскочив на ноги. Красный Спикер всмотрелся в себя: однако же занятное дело смотреть, как на собственной рубашке в районе груди расползается дыра. Её в мгновение ока накрыла, слегка похлопывая, чужая ладонь с множеством царапин, потертостей и вмятин. Теперь ещё и в копоти. Тьфу, даже туловище рассмотреть до конца не успел. Почему же у него горела рубашка? А это прожгло изоленту на груди. Раскалённая крышка проплавила. Стоило Вантузмену немного отнять руку, как дверца отчётливо последовала за ней. — А ты говорил — не откроется. — Рядом с тобой открывается. Всегда открывается, — стиснув кулаки, быстро проговорил Бетти. — Меня блять всего разрывает, башку просто в щепки разносит со сверхзвуковой. Я ебал блять, мне страшно пиздец — с тебя бля, с меня, с этой хуйни в моей обдроченной груди. Я каждый сучий день блять в выебучем ахуе хожу. Я блять смотрю на тебя нахуй и детонировать готов каждую многоблядскую секунду! Вантузмен придавил ему рукой динамик. От его ладони ещё исходил лёгкий жар с огня. «Если этот ещё про «шлюху» не знает», — рассуждал просебя оператор, — «то как другие спикеры между собой изъясняются, я представлять не рискну». А Бетти параллельно думал, как ему выразить весь тот бардак, скопленный в его несчастном процессоре, чтобы поток речи не превратился в итоге в поток трёхэтажной брани. И всё же он был далеко не первым спикером с подобной проблемой. На такой случай уже давно возникло единое решение: когда слов для мыслей не хватало, а не хватало их у спикеров довольно часто, они начинали петь. Или читать стихи. — Мое лицо спасает темнота, а то б я, знаешь, со стыда сгорела, что ты узнал так много обо мне. Хотела б я восстановить приличье, да поздно, притворяться ни к чему. Ты любишь ли меня? Это ведь не шутка, — что-то в словах Красного Спикера оператору казалось очень диким, неправильным, но мысль моментально терялась в низком околотелевизионном тембре чёрного робота. — Я легковерной, может быть, кажусь? — руку Вантузмена, от удивления слегка сползшую с вещающего динамика, порывисто перемещают ниже, на отсек с ядром. Агент Вантуз задней мыслью думает, что его, должно быть, закоротило. — Конечно, я так сильно влюблена, что глупою должна тебе казаться, но я честнее многих недотрог, которые разыгрывают скромниц. Мне б следовало сдержаннее быть, но я не знала, что меня услышат. Прости за пылкость и не принимай прямых речей за легкость и доступность. Оператор не мог оторвать взгляда от застывшего динамика. Процессор его медленно, но верно отключался от перегрева. — Почему ты начал говорить о себе в женском роде? — Вольное цитирование, — поводит плечами Бетти, — вряд ли бы я выразил свои чувства лучше. Он удручённо опустил колонку в ожидании своего приговора. Стоило бы подумать дважды, трижды, четырежды. Изъяснился он кое-как в своих чувствах, ну, что дальше? В состоянии войны и тотальной слежки? Даже если бы не было ни того, ни другого и Вантузмен (да ну нахуй!) ответил бы ему взаимностью, Красный Спикер всё равно не соображал, что же они должны делать после признания. Из «жили долго и счастливо» в книжках подробнее разъяснялось «умерли в один день». — Я, помню, лежал на форматировании, примотанный к койке железными листами, видимо, сопротивлялся сильно, — кое-как заговорил Вантузмен, от неловкости поддевая пальцами дырку в чужой рубашке, — и думал: «Ебать мой лысый череп!» Ну, тоже цитирую, считай… «Вот полюбил бы меня хоть кто-нибудь на этой Земле! Может не лежал бы здесь!». А у меня ещё и песня какая-то дурацкая в процессоре заела на повторе, что-то… — Напой, я смогу найти, — предложил Красный Спикер. — Может имя тебе поменяем. — Не-не-не! Мне только не хватало, чтоб спикеры со мной ей здоровались. Человек на записи так орал, что хоть на стены лезь и объектив о них ломай. Хоче-ешь разде-еться-а-а — или согреться — стой, не спускайся вниз, залезь мне в сердце-э-э, а не в ширинку джи-ы-инс, чё-то там души-ы, чё-то на «ка», вылижи мне ду-шу, нимфоманка-а-а, — Вантузмен задумчиво потёр камеру, — тогда она мне казалась более драматичной. Короче я ещё хуже тебя с твоими. А-а-ай, забей, давай я просто в пасть скибидисту прыгну и мы на этом закончим! Он развернулся на пятках и пошёл гневно натягивать на себя штаны. Красный Спикер неловко пыхнул динамиком, хлопая себя по карманам. — Ты, понимаешь, тот, как раз, кто «в сердце, а не в ширинку», — оператор стоял к нему спиной, как Вантузмен застёгивал ремень можно было только слышать. — Наша встреча с этого и началась. — Я бы и на том закончить мог, если честно. Мне и так с тобой хорошо. А ты вот беспокоишься обо мне, чуть-чуть поранить боишься. — Ты умер, — прогремел Красный Спикер, снова вспыхивая, как спичка. — Потрясное ощущение, — повернулся к нему Агент Вантуз. — У меня даже часть программы на место встала. Красный Спикер многозначительно промолчал. — Вот, о чём и говорю… — усмехнулся оператор. Он подошёл к радиоголовому вплотную, поддевая ремень и быстро застёгивая его разошедшуюся на штанах молнию. — Короче, — как бы отрезая, говорит Агент Вантуз и поднимает на него объектив, — детка, если тебе нужны проблемы, я весь твой. Он привстаёт на носочки (с его-то ногами тот ещё подвиг), коротко стукая Красного Спикера линзой в самый динамик. Тот не шевелит ни единым механизмом. Мир вокруг Бетти завибрировал. Сердце в груди горело огнём от этих слов — дверцу отсека снова пришлось прижать рукой. Ему хотелось орать от счастья, или шагнуть к нему и обнять, крепко-прекрепко обнять. Потому что трясло всего вот так! Да он вообще после такого на любой подвиг, любые трудности, он всё, всё! И другие слова. И в сухом остатке: — Люблю тебя. Оператор тормозит с занесённой на подоконник ногой. На автомате показывает палец вверх, понимает, что юзанул не ту эмоцию, тут же на месте тушуется, теряется, спотыкается об отказавшие ноги, почти валится из окна и издаёт короткий смешок. — Аналогично.