***
Квартира встретила привычной прохладой, что каждый раз вызывала невольную дрожь в теле и мелкие мурашки по всей его поверхности. До прихожей доносился шум включённой воды, что лилась небольшой струёй из крана, и негромкие знакомые голоса, бурно что-то обсуждающие. Лера быстро скинула с себя верхнюю одежду, мельком глянула на себя в отражение настенного зеркала, дабы привести запутанные от ветра волосы в порядок, а затем, приложив холодные руки, что намеревались вскоре согреться, к краснющим щекам, проделала путь от входной двери до кухни. За столом спиной к вошедшей Лере сидел Ромка, распивая горячий чёрный чай на пару с тётей Леной, которая в последующие полчаса вынуждена была покинуть дом, направившись в сторону круглосуточного магазина, что находился отсюда неподалёку. Наверное, после её ухода Рома спустя десяток минут накинет на себя старую куртку с дырявым карманом и скроется за дверьми собственной квартиры в темноте обшарпанного подъезда, на лестнице одного из этажей в котором хлещут из горла самый дешёвый самогон, купленный в одной из квартир этой многоэтажки. Он бы вернулся тогда, когда стрелка часов давно перевалила за двенадцать вечера. С едким запахом сигарет на одежде или даже с перегаром. А Лера от этого брезгливо морщила бы нос, отвернувшись к стене и спрятавшись в одеяле сильнее. И только под утро от запаха не оставалось и следа. Да и Ромка вёл себя так, словно ничего вчерашним вечером и не случилось — встречал маму с работы, забирая из рук тяжёлую сумку, наводил на кухне крепкий чай, дабы окончательно взбодриться, а затем, когда пришедшая со смены женщина на ватных ногах направлялась в свою комнату, лишь одарял Леру многозначительным взглядом. Ему не нужны были лишнее просьбы о молчании, ведь знал он наверняка — сестра и слова не скажет тёте Лене о его времяпровождении. Усевшись сейчас возле Ромки и откинувшись на спинку скрипучего стула, Лера не сомневалась в том, что знакомая ситуация повторится снова. И тогда она останется одна в тёмной комнате, судорожно прислушиваясь к каждому шагу соседей сверху, нервно и сбито дыша. В такие моменты Лера про себя просила о скорейшем возвращении брата, который как назло с этим временил. Появлялось желание в следующий раз напроситься с ним, торопливо побежав за тем по мрачной улице. Но что с того? Ромка ведь не позволит. Не войдёт в её положение и, в конце концов, на чужую мольбу даже не взглянет. Зачем ему это? — Как в музыкалке дела? — спросила тётя Лена, как только Лера за ручку притянула к себе кружку и уже намеревалась отпить содержимое. Однако заданный вопрос заставил повременить. Лера слегка пожала плечами, промолвив затем: — Подготовка идёт полным ходом, — она слегка замялась, отчасти нервно заправив прядь волос за ухо. — И дома я тоже часто занимаюсь, — не зная, что сказать больше, добавила Лера. Рассказывать об успехах в области музыки было непривычно. Хотя и о чем-то другом, в том числе. Тётя Лена узнала об участии в концерте не от лица племянницы, что предпочла по непонятным причинам скромно о том промолчать. Делиться с родственниками подобным Лере было несвойственно. Что уж там говорить, если раньше и с мамой, которая являлась ей человеком самым близким, делилась она далеко не всем. Но те, как ни странно, относились к этому с пониманием. В особенности тётя Лена, что не спешила высказать свои претензии, а наоборот старательно избегала разногласий и спешила пойти навстречу. Ведь понимала — Лере тяжело. Тяжело прижиться в чужом доме, чувствовать себя «как дома», когда в настоящем доме нет возможности оказаться. — У тебя, Лерка, будущее большое! — вдруг заявила она, накрыв её руку, покоющуяся на столе, своей. — Я ж разговаривала тогда с училкой твоей. Говорит, мол, негоже таланту такому пропадать. Поэтому она тебя в свет и выводит. А там глядишь, отучишься да в столицу поступишь. Будешь в большом театре выступать при публике! — с ярым восторгом проговорила она, свободную руку прижав к вздымающейся груди. — Ты главное с дороги этой не сверни, — настоятельно попросила она, по-прежнему поглаживая большим пальцем чужую ладонь. — Одного раздолбая в семье хватает, — тётя Лена снисходительно оглядела Ромку, что из-за этого угрюмо смотрел в сторону Леры, вновь отпив из стакана уже остывший чай. Во взгляде его читалась нескрываемая зависть, ведь мама не способна была сказать таких слов в его адрес. Хотя винить в этом кого-то было бессмысленно — Лера, действительно, обладала нескрытым талантом, в то время как Ромка кроме уличных боёв и драк с кем-то на районе не занимался больше ничем. Тётя Лена наконец закончив свою мотивационную речь, глядела на Леру так, будто ожидала от неё бесспорного согласия, что проявлялось бы в частом кивании головы. Но Лера молча заглядывала в её глубокие, по-настоящему добрые глаза, в которых вряд-ли разглядеть можно было иной умысел. А затем уставившись куда-то под ноги, она слишком тяжело вздохнула от появившегося в пространстве давления. Чего же хотела сама Лера?.. Точного ответа в голове не сложилось. Наверное, снова вернуться в столицу, поступить в какой-либо университет, поселиться в общежитии и учиться-учиться-учиться, чтобы в будущем стать лучшей версией себя, добившись желаемых высот. А ещё, чтобы каждый оставил свои планы на её жизнь при себе, не тыкал лишний раз профессией, которая Леру вовсе не интересовала. Она в силах справиться с этим сама. Однако возразить была попросту не в силах. Не поймут, осудят и заткнут со словами: «Я знаю, как лучше». Вместе с тем мама всегда твердила о медицинском. Вероятно, желание вложить в Леру несбывшуюся мечту заглушало все остальные факторы. Ведь сама она стала лишь медсестрой в местной поликлинике; часто жаловалась на тяжёлый рабочий день и недовольных пациентов. Однако, как говорила мама, быть врачом — значит быть всегда при достатке. Должность то востребованная не только в столице, но и в любом другом городе. Только вот Лера её восторга от данной профессии не разделяла. Какова важность ходить изо дня в день в белоснежном халате! Душа всегда стремилась к чему-то другому, отчаянно цепляясь за иные возможности. Будь то тот же самый кружок по игре на фортепиано. И в то время как мама всячески пыталась навязать собственное мнение, приводя всевозможные аргументы, отец такой заинтересованностью не обладал. «Лишь бы выучилась», — отвечал он почти безразлично, махнув в сторону Леры рукой. Неважно на кого, не интересует как именно. — Ну ладно, — тётя Лена поднялась с места, принявшись убирать грязную посуду со стола. И Лера, тут же спохватившись, вскочила за ней следом. — Засиделась. Идти мне пора, — вытерев ладони о предназначенное для этого полотенце, сообщила она. — Посуду помыть не забудьте. Лера закивала. И после того, как шуршание в прихожей прекратилось, а входная дверь громко захлопнулась, принялась выполнять поручение, закатав перед этим длинные рукава. А Ромка поспешил тотчас покинуть кухню, перед тем стащив несколько конфет из пакета, упрятанном от лишних глаз на самой высокой полке. Но после вдруг остановился, произнеся в адрес сестры через спину: — Бегом давай. Разговор есть, — после чего он ушёл окончательно, оставив Леру на несколько минут наедине со своими догадками. После сказанных слов она начала водить губкой по тарелкам куда быстрее, но вместе с тем менее тщательнее, оставляя на них жирный блеск. А потом, шагая по коридору и сбито дыша, нервно сглатывала каждый раз, ведь некие переживания всë-таки затаились в груди, не дав возможности нормально вздохнуть. — Турбо про тебя расспрашивал, — кинул он в её адрес без какой-либо заинтересованности, развалившись на своей кровати и вытянув затем длинные ноги. И Лера насторожилась, желая услышать по какой именно причине хулиган ею интересовался. — Голову ты ему вскружила, Валерьянка, — Ромка тихо рассмеялся, и Лера не могла в ответ не улыбнуться. Однако не только от осознания сказанных им слов, но и от услышанного в тот момент прозвища. Давно забытого, но такого родного. Рома часто дразнил её так раньше, не придавая значению чужим возмущениям и возгласам. Ведь Лера в ответ ничего по-настоящему обидного придумать не могла, поэтому каждый раз, когда ненавистная ранее кличка слетела с его уст, она тотчас твердила: «Клоун». И только сейчас она понимала, что брошенное когда-то обзывательство Ромке на тот момент подходило как никакое другое. Пускай теперь Рома был крайне сдержан и даже без эмоционален в большинстве случаев, в памяти Леры он навсегда остался громким и весёлым мальчишкой, чьи густые тëмно-русые волосы блестели на ярком дневном солнце, становясь чуть светлее, а сухие губы расплывались слишком часто в беззаботной улыбке. Увидеть такого Ромку теперь было невозможно — он запрятался где-то внутри; в глубине его души, что на самом деле перед близкими людьми раскрывалась и представлялась с совершенно другой стороны. И осознание этого безжалостно било в область рёбер. Осознание того, что прошлого не вернуть. Как бы сильно не проявлялось желание. — Об этом ты поговорить хотел? — поинтересовалась она, всë ещë облокотившись о дверной косяк. Не спешила присесть на своë спальное место, а на чужое уж тем более. Лера покорно ожидала ответа, глядя на брата со всей высоты своего роста. Однако тот вдруг резко поднялся, вмиг оторвавшись от мягкой подушки, слегка потянулся, а затем принялся снимать со стены старую, потертую в некоторых местах гитару. Пыль, что оседала на её поверхности, буквально говорила: Ромка не притрагивался к ней уже долгое время. Однако все струны на инструменте были целы и невредимы. Лера знала одно — гитара эта досталась ему от отца как память. Слышать то, как Рома играл на ней, ей ещё не приходилось. И, если честно, она даже подумать не могла, что когда-то вдруг такая возможность всë-таки появится. — Песни «Кино» слышала? — поинтересовался Ромка, вероятно подумав, что Лера в отрицание головой покачает да плечами пожмет: «мол, впервые слышу». Ведь впечатление о её музыкальных предпочтениях складывалось совершенно иное благодаря музыкальной школе, где часто она пропадала и наверняка изучала лишь классику, ограничив себя в её рамки. Но Лера, на его удивление, вдруг с некой гордостью в голосе сообщила: — Слышала, — тут же закивала она, усевшись затем напротив брата, который на слух со всей своей внимательностью настраивал инструмент, за чем Лера с явным интересом наблюдала, следя за каждым движением чужих умелых рук. — Тогда подпевай.Кино — Восьмиклассница.
Из-под пальцев тотчас полилась уже знакомая мелодия, текст песни которой раньше Лере часто приходилось слышать из уст пьяного отца, что бормотал его то себе под нос, то, не стесняясь, горланил во весь голос, получая от мамы смачного подзатыльника следом. Лера затаила дыхание. Особенно нравилось ей слышать живую музыку, а если это был струнный инструмент… Тогда она готова была без сожаления потратить на это всë своё время. Текст сам слетал с приоткрытых губ. Они распевали почти в унисон. Лишь Лера порой путалась незначительно в словах. Только Ромка значению этому не предавал, полностью сконцентрировавшись на повторяющихся раз за разом аккордах. Они, наверное, просидели бы так целую ночь, слыша отдалённые возгласы и стуки соседей по батареям, которые таким раскладом точно были бы недовольны. Стены то в доме тонкие. Спели бы ещё много-много песен других исполнителей, напрочь позабыв о том, что завтрашним утром было необходимо рано проснуться. Однако благодаря невыносимой усталости, из-за которой невольно клонило в сон, голоса в комнате ненадолго стихли, но затем раздались вновь. — Если кто спрашивать станет, — начал Ромка почти шепотом, чуть приблизившись к её лицу. — Говори, что с Универсамом, поняла? Лера кивнула, а Рома, дождавшись этого, добавил столь же тихо: — Можешь ещё сказать, что с Турбо ходишь, — от этих слов Лера невольно улыбнулась и порадовалась про себя, что в темноте, которая нарушалась лишь тусклым светом полной луны, спрятанным от глаз закрытой занавеской, невозможно было разглядеть её красных от смущения щëк. В памяти всплыл сегодняшний разговор с новыми знакомыми. Не ошиблась, получается. И правильно сделала, что в ответ именно это сказала. Ромка лишь хмыкнул в ответ, с неким интересом вглядываясь в её лицо. Казалось, что прямо сейчас начнется расспрос. И о случае на дискотеке, и о произошедшем вчера. Но догадки, к счастью, оказались неправдивы. Рому, по всей видимости, чужие отношения вовсе не интересовали. — Курить будешь? — вдруг спросил он и, тут же вынув из кармана спортивок заметно смятую пачку, потряс ею перед хмурым лицом. — Не курю, — коротко ответила она, после молча, но возмущено наблюдая за тем, как брат достаёт вместо одной для себя две. — При мне можно. Мамке не расскажу, не ссы. Отказаться она не решилась. Ведь только-только их отношения поднялись с самой низшей ступени на несколько ступеней вверх, совсем близких к наивысшей. И это, безусловно, не могло не вызвать радости и глупой улыбке на лице, из-за которой на горящих щеках появлялись ярко выраженные ямочки. За один вечер и за одну лишь песню они смогли стать ближе. Пускай это и было странно, однако вместе с тем вызывало чувство полноценности, отсутствие которой вызывало ощутимый дискомфорт. Сейчас, сидя напротив друг друга и часто смеясь, они вели себя так, будто и не было никогда между ними былой пропасти, что состояла из вечного молчания и равнодушия. По её краям вдруг возник прочный мост, позволяющий наконец пойти навстречу. Спичечный коробок оказался в свободной руке Ромки. Одной из них он тут же чиркнул, и тогда пространство возле осветилось её ярким пламенем. Поднеся сигарету к полураскрытым губам, Лера корила себя за то, что бесстыдно нарушала собственные обещания, данные в далёком прошлом. В попытках повторить за братом, что делал первую затяжку, в отличие от неё, умело, Лера закашлялась, принявшись стучать кулаком в область груди. Горький привкус во рту заставил скривиться; губы тотчас сжались в плотную линию, а глаза невольно заслезились. — Неужели это правда может доставить удовольствие? — искренне не понимая, спросила она, не прекращая кашлять почти через каждое слово. Ромка в этот раз рассмеялся намного громче, запрокинув голову назад. А Лера смех его разделять не спешила, продолжая кидать на него злобные взгляды. — Я больше к этому, — она приподняла руку с зажатой и тлеющей меж пальцев сигаретой, — никогда не прикоснусь. — Ну и правильно. И деньги сэкономишь, и здоровье, — Рома важно покачал головой и, забрав у сестры табак, вновь закурил, тут же разглядев на чужом лице явное негодование. — Не пропадать же добру, — только сказал он в своë оправдание. Они замолчали. Каждый размышлял о чем-то своём, уткнувшись взглядом ровно перед собой. — Ты разве не уйдешь сегодня? — нарушила возникшую тишину Лера. Нет, она вовсе не давила на виски. Наоборот. Даже вызывала спокойствие, что сменило собой прежнюю атмосферу веселья вперемешку с уютом, который, как ни странно, получилось воссоздать. — Не уйду. Не хочется, — честно признался он, продолжая задумчиво глядеть теперь уже куда-то в сторону. — Прикольная ты, Валерьянка. Весело с тобой, — он наконец посмотрел в сторону сестры, что даже слегка приоткрыла рот от такого заявления, а затем коснулся ладонью чужой макушки, взъерошив на ней и без того чуть лохматые волосы. Теперь рассмеялась и Лера. Звонко, по-настоящему. Так, как давно не смеялась. И от осознания происходящего и всего случившегося появлялось желание протереть глаза, чтобы снять с них налипшую пелену. Однако убирать было нечего. Это, действительно, реальность. Пускай поверить в неё было крайне сложно.