Первые лучи солнца отчаянно пробивались сквозь плотно закрытые занавески, даруя едва ощутимое тепло весеннего утра и необходимость укрыться от мешающего света тонким одеялом. За стеной раздавалось шарканье чьих-то ног и бряканье посуды, вероятно исходящее со стороны кухни. Наверное, тетя Лена, что вернулась домой относительно недавно, по привычке копошилась без отдыха на кухне, чтобы потом весь день до вечера проспать после смены в магазине.
Тетя Лена дома… А в комнате поблизости находился Валера!
Лера слишком резко открыла глаза, приподнявшись в кровати на локтях, а затем осмотрелась: кровать Ромки почти не имела на себе каких-либо складок — была заправлена. Причем ею со вчерашнего дня. А значит, что Рома домой даже не возвращался, о чем говорили и аккуратно сложенные Лерой спальные вещи на тумбе.
Шорохи совсем рядом, с боку, заставили тотчас вынырнуть из пучины собственных мыслей и повернуть голову на исходящий из-под чужих рук звук.
Турбо, уткнувшись лицом в подушку, принимал безрезультатные попытки спрятаться от мешающего яркого света. Его глаза время от времени подрагивали, а сухие губы, обычно сжатые в плотную линию, сейчас были едва приоткрыты. Сам парень тихо посапывал, не желая расставаться с твердостью кровати и, вероятно, присутствием наблюдающей за ним Леры.
И Лера, признаться честно, переживать разлуку, пускай и недолгую, тоже не стремилась. А вчерашний вечер ей, несомненно, запомнится надолго.
— Валера, — прошептала она, наклонившись к самому уху. Парень на зов никак не среагировал, по-прежнему изредка издавая звуки, подобные сопению. — Тебе нужно срочно уходить, — с опаской покосившись не дверь, Лера осторожно коснулась его лезущих на глаза волос, сильнее обычного завившихся в кудри.
— Который час? — лишь буркнул парень, даже не пошевельнувшись.
— Не знаю, — бросила та в ответ с легким раздражением. — Но если тетя Лена увидит тебя здесь, то меня ждут большие неприятности и очень-очень долгий разговор! — Лера, стараясь говорить как можно тише, но вместе с тем убедительнее, тормошила парня за оголенные плечи. — Ну же, просыпайся! Я не собираюсь получать из-за тебя сырой тряпкой в догонку.
— Ещё немного полежим, — пропустив её слова мимо ушей, проговорил он. Голос его осип, а поэтому после сказанных слов тот прокашлялся в кулак, да так, что Лера из-за этого невольно зажмурилась, прислушиваясь к возникшей тишине на кухне. Появлялось желание отвесить ему болезненный подзатыльник, да так, чтобы наконец проснулся окончательно, а затем тотчас вскочил с кровати.
— Лер, Ромка что ли через окно залез? — поинтересовалась тетя Лена достаточно громко, тем самым перекрикивая шум вскипятившегося чайника. — Я сейчас этому гулёне уши все поотрываю! Вот ведь болван непутевый… Просила ещё же вчера меня с сумками тяжелыми встретить, а его, оказывается, и дома то не было! Опять смотался в ночи. И где его черти только носят?
Лера точно слышала, как женщина стремительно приближалась к комнате. И сердце её непременно забилось в такт периодичных шагов, а чувство липкого страха и вовсе намеревалось подкрасться к гортани, не дав возможности сделать лишь один короткий вдох.
Лера взяла в себя в руки так же быстро, как и поддалась тошной панике, сдавливающей виски в адской боли. Её трясущиеся руки принялись в хаотичном порядке перебирать одежду и нужное натягивать в крайней спешке на себя, даже не забочась о том, что за ней с любопытством сейчас мог её разглядывать.
Валера, сонливо протирая глаза, казалось, сразу же понял, в чем дело — выпучил озадаченно глаза, замявшись лишь на считанные секунды. А затем, осторожно, стараясь не издавать громких звуков и не ступать на те половицы пола, которые издавали противные скрипы, поднялся с мятой простыни, взглядом бегло метаясь по пространству комнаты в поисках вещей.
— Ромы здесь нет! — крикнула в ответ Лера, стараясь справиться с дрожью в охрипшем от волнения голосе. Руки предательски задрожали, а дрожь эта теперь отдавалась и в ногах. — Я и сама не знаю, где он.
— Как это? А что за звуки у тебя там тогда?
Валера махнул свободной рукой, другой натягивая на себя растянутую футболку, этим жестом призывая Леру промолвить что-то, более менее правдивое, дабы задержать настырную тетку ещё на какое-то время.
— Какие ещё звуки? — как можно удивленно поинтересовалась та. Вышло плохо — до актрисы Лере очень далеко, это уж точно…
— Ну как «какие»? Такие! Прячешь там кого-то что ли, а? — раздражимость в тоне слышалась отчетливо, а её нежданное присутствие намеревалось вскоре сократить расстояние до придела.
— Да кого же мне тут прятать? — возмутилась она, попутно убирая с подоконника все мешающие предметы: на пол без разбора валились учебники и книги, и Лера лишь протяжно вздыхала каждый раз, когда те опускались на пол с грохотом, который с легкостью можно было бы расслышать. — Это соседи снова, наверное. Стены ведь тонкие! — принялась заверять её та, приведя в свое оправдание достаточно весомые аргументы, чтобы тетка в них смогла поверить беспрекословно.
Хоть бы обман не раскусила! Хоть бы подождала ещё немного за дверью…
Возникло молчание. Лишь неуправляемо громкое дыхание Леры раздавалось в, казалось бы, замершем пространстве.
Если сейчас тетя Лена дернет ручку…
— Завтракать иди. Будешь копошиться — чай остынет! — лишь кинула она, так и не зайдя для проверки в её комнату, а затем, с секунды две постояв на прежнем месте — возле огорождающей от правды двери — снова направилась на кухню, что стало понятно по шарканью ее домашних тапочек.
С губ Леры сорвался облегченный вздох, она ухватилась за голову, приглаживая растрепавшиеся после сна волосы. Ликование от небольшого, но много значимого успеха разрасталось в груди стремительно и долгожданно. Везение, не иначе.
— А я то уж думал, что по этой ржавчине мне лезть больше не придется, — он мигом перелез через подоконник, не придав к этому особых усилий.
Лера в ответ укоризненно глянула на него, от злобы сведя на переносице брови.
— Тихо ты, не возникай! Давай лезь уже, — почти скомандовала она, отчасти сама удивившись собственной решительности и смелости при хулигане, что, вероятно, возрастала с каждым проведенным днем рядом с ним. И это, несомненно, Лере не могло не нравится — пришла пора заканчивать с ненавистным ей смирением.
— Встретимся ещё сегодня, — он сказал это с твердостью в голосе, не спрашивая — констатируя данный факт. Но Лера соглашаться с ним не спешила, и так дел по горло было (одна подготовка к концерту чего только стоила), а тут ещё и это «предложение», но в то же время отказаться по некой причине не могла — как бы не отрицала, провести с ним какое-то время желала.
— Посмотрим. Всё, пока! — она хотела вскоре отпрянуть от настежь раскрытого окна, однако помедлила, ведь Валера бесцеремонно впился в её губы жадным поцелуем. Так, словно он вдруг стал бы последним, о котором обычно требовалось вспоминать с тоской на сердце и влагой в уголках глаз.
Он зарылся всей ладонью в её волосы, второй очертил линию скулы, затем притянув Леру к себе настолько близко, насколько это позволяла ограда в виде окна. Турбо губами ловил её явно удовлетворенные вздохи, а вернее сказать, даже томные, просящие не останавливаться, не уходить, скрываясь в утренней, осевшей на город темноте.
Лера так хотела сказать это вслух — умоляюще протянуть в надежде оказаться услышанной короткое: «
Останься». Но сдержанно молчала, спустя какое-то время отстранившись. Потому что понимала: из этого, безусловно, ничего не выйдет. За дверью тетя Лена намывала посуду на кухне, а это значит, что у Леры даже не было шанса воплотить в жизнь свои неуместные в этой ситуации желания. Желания, которым точно не суждено было сбыться. По крайней мере, сегодня.
— Я позвоню, — прошептал он еле слышно, и слова его тотчас развеялись на ветру, почти ледяном, заставляющем Леру невольно поежиться и прикрыть руками непременно покрывшиеся мурашками плечи. — Будь готова, — кинул Валера напоследок, одарив её многозначной улыбкой, от которой уголки губ Леры сами по себе поползли заметно вверх.
Стоило Турбо стремительно спуститься по лестнице вниз и ступить на рыхлый снег, скрипящий под ногами, как Лера тут же прикрыла распахнутое окно, затем принявшись ставить всё на прежние места, дабы в случае чего-либо не вызвать ненужных подозрений.
Теперь, наконец, неподвластная мыслям тревога приутихла, но исчезла не вся — частица её оставила тягостный осадок на душе, схожий с неким предвкушением вскоре случившегося. Лере не терпелось как можно быстрее встреться с Валерой вновь; чувствовать на собственной коже пылкие прикосновения, от которых ещё какое-то время оставалось ощущение нежного трепета в груди.
Однако мысли эти развеялись с раздавшимся вскоре зовом тёти Лены.
— Я уже иду!
***
Валера, как и обещал, позвонил ближе к вечеру. Когда за окном едва заметно стемнело, а последние лучи капризного солнца намеревались вскоре скрыться за дальним горизонтом, позволив заполнить мимолетным восторгом осунувшиеся лица от скуки наблюдающих за небом людей.
Лера после короткого разговора через трубку телефона заметно оживилась. Даже не стала доставать с расспросами появившегося в тот момент брата на пороге — с этим, несомненно, отлично справится тетя Лена, что «наготове» была ещё с самого утра. А у Леры есть свои более важные дела!
— Я вернусь через полтора часа, — осведомила она осторожно, побаиваясь ещё не утихшего гнева тетки. Лера теребила в руках край коричневого свитера и только надеялась на то, что ей не придется сбегать через окно от отказа.
— Ступай-ступай, — она невзначай махнула рукой, словно слова Леры и её местонахождение в ближайшее время ту вовсе не волновало.
Девчонке же это было только на руку. Она, шустро накинув на себя верхнюю одежду и всунув ноги в облезлые кое-где ботинки, выскочила из квартиры как можно быстрее. Предвкушая совсем скорую встречу с тем, кто дожидался её тут, неподалеку, Лера мотала вокруг тонкой шеи вязаный шарф в надежде уберечься от холодного ветра, ставшего с приходом весны едва заметно теплее.
На душе было хорошо, можно сказать, безмятежно. Трепет бушевал внутри её тела, обдавая горячим дыханием вскоре замерзшие кончики пальцев и согревая неощутимым теплом тело — грея душу.
Стоило ей выйти из подъезда, оглядываясь по сторонам в поисках Валеры, как он сам принялся махать ей рукой с другого конца двора, к себе тем самым призывая. Губы Леры тотчас расплылись в глупой, неконтролируемой улыбке, которая вскоре также быстро исчезла, как только взор её уцепился за одну крайне интересующую деталь.
— Откуда у тебя машина? — чересчур удивленно поинтересовалась она, в то время, как Турбо, до этого облокотившийся о капот автомобиля, неторопливо приближался к ней. — Ты мне только честно скажи, — потребовала она, отчего-то протяжно вздыхая. — Угнал у кого-то, да?
— Какого ты обо мне мнения вообще? — возмутился он крайне бурно, почти обижено. — Во-первых, не угнал, а одолжил! Вещи разные, — парень принялся жестикулировать руками в воздухе, пока Лера едва заметно для него закатила глаза. — А во-вторых, никто за это мне голову не открутит, не ссы, — он сократил расстояние между ними за несколько шагов и оказался к ней вплотную, а затем, положив ладонь на её щеку, едва спрятанной вязаным шарфом от колющего мороза, оставил кроткий, вероятно, приветственный поцелуй на приоткрытых алых губах.
Лера от его действий заметно поменялась в лице — даже слегка улыбнулась краешком губ, позабыв о былых возмущениях. Всё-таки не было повода для переживаний.
Наверное.
— Прекрати, — она почти сразу отстранилась, смущенно глядя себе под ноги. — Вдруг тетя Лена из окна увидит.
— Хватит свою тетку бояться, ничё она не сделает тебе, — принялся убеждать её Валера.
— Ошибаешься. Если она узнает, что я с тобой отшиваюсь…
— Не хочу об этом слушать, — он отчасти нагло её перебил, а затем, уложив руку на чужих плечах, произнес: — Ну что, едем?
— Едем, — повторила она за ним на выходе, первая подойдя к машине вплотную, а затем дождавшись, пока Валера откроет ей дверцу, аккуратно, дабы не испачкать пальто, присела на переднее сидение.
Лера, ощущая некую неловкость, осторожно огляделась, подмечая про себя, что обстановка внутри оказалась ничем не приметной, схожей с салоном той самой папиной машины.
— Куда мы? — поинтересовалась она из любопытства, стараясь лишний раз не сталкиваться с его взором, в данный момент направленным лишь на дорогу и изредка на ручник.
Сырой снег разлетелся по сторонам, когда шины завертелись в попытках не застрять в этой снежной каше на дорогах, мешающей свободному проезду.
— Покатаемся, — только кинул он в ответ, выезжая из двора на главную дорогу не без усилий.
Девушка лишь коротко кивнула, повернувшись к слегка запотевшему из-за разницы в температуре окну. Пейзажи мелькали быстро, и проходящие мимо пешеходы оставались лишь темным пятном на блеклом фоне серых многоэтажек. Теперь почти ясное небо потемнело на пару оттенков, и лишь розоватые полосы на нем по-прежнему даровали какое-никакое освещение вместе с многочисленными фонарями на пути.
Всё это напомнило, казалось бы, недавние события из жизни Леры, когда она ещё и не подозревала о том, что поджидало её в скором будущем. Тогда всё имело другие очертания, и даже предвкушение долгожданной поездки имело иные ощущения.
Перед глазами имелась четкая картинка того, как она вместе с папой возвращалась домой после учебы по такой же заснеженной дороге, с сопровождений подобной этой заре — не менее красочной.
Воспоминания о прошлом привычным образом вводили в отчетливое уныние, отличающиеся особой зацикленностью на рандомной точке и оставляющей после себя открытую тоску, что приходилось отгонять с помощью мыслей противоположных. Как сейчас, например.
— Концерт у тебя совсем скоро, да? — Валера подал голос, задав самый банальный из всех представленных в собственной голове вопрос.
Лера отделалась лишь кивком, затем снова прислонив с осторожностью макушку к холодному стеклу. Из-за неровных дорог удары по нему заставляли на какое-то время отпрянуть.
Девушка хотела начать разговор о чем-либо другом, более интересном и важном, как вдруг рука парня отчасти по-хозяйски расположилась на её слегка подрагивающей от дурацкой привычки коленке. Специально вызванная дрожь прекратилась, стоило чужим пальцам начать совершать ощутимые сквозь плотную ткань штанов поглаживания.
— К выступлению то готова? — как бы невзначай поинтересовался он, скользнув чуть выше — к напряженному от легкого дискомфорта бедру.
Лера сглотнула, пытаясь справиться с ощутимым волнением. Действия Турбо поселили комок в гортани — объемный, мешающий глубокому вдоху. И, сказать честно, теперь ей хотелось, чтобы плотно закрытая дверь вдруг резко распахнулась, даруя возможность выбраться из этих тягостных оков, характерных своей атмосферой неуюта.
— Да, — промолвила Лера крайне тихо, так, будто отвечая самой себе. Она насторожилась, сильнее вжалась в кожаное кресло, внимательно следя за каждым движением его наглых рук, а ноги её, напряженные до предела, слегка и незаметно для парня подрагивали каждый раз, когда Валера чуть перемещал свою раскрытую ладонь.
— Я приду. Обещал же, — он повернул к ней голову, притягательно улыбнувшись краешком губ. Парень то ли не замечал отчетливой робости на её лице, то ли просто не хотел замечать, игнорируя вместе с тем и возникшее в чужом теле напряжение. — Если успею, конечно, — парень снова со всем любопытством уставился на дорогу, по-прежнему сжимая ногу Леры своей рукой. — Знаешь, у меня сейчас времени в обрез, — произнес тот задумчиво, — но ты не ссы, часть его уделить тебе я пока в силах.
Его ничем не приметный вид и расслабленное лицо вызывали смешанные ощущения. С одной стороны, Лера понимала, что эти
противные прикосновения не несли за собой того самого смысла, от подтверждения которого сердце намеревалось вскоре забиться в тревоге. Но с другой…
— Убери, пожалуйста, — она промолвила это тихо, почти прошептала — отчасти умоляюще, просяще. Слова вырывались из уст еле разбираемым хрипом, наверняка призывающим умолкнуть и забрать своеобразную просьбу обратно, пока не стало поздно.
— Что? — вопросил он, притворившись. Да, именно так! Лера готова была поклясться — Турбо слышал её отчетливо, а поэтому едва заметно приподнял бровь в недоумении.
Лера снова сглотнула вязкую слюну, чуть тряхнула головой в попытке разогнать тупую боль, постепенно разрастающуюся в висках.
Последовало короткое молчание. В нем, несомненно, чувствовалось ощутимое для обоих напряжение, что безжалостно давило со всех сторон салона автомобиля.
— Убери руку, — вторила она, придав голосу некую строгость, тотчас смешавшуюся с дрожью, отдающуюся и в поджатых ногах, и в вспотевших ладонях, что покоились подле живота, тем самым являясь так называемой «оградой» от непредвиденных умыслов другого. Того, кто сейчас кидал на Леру странные, озадаченные взгляды.
Он, какое-то время помедлив, выполнил просьбу — теперь его ладонь плотно, почти до противного скрипа, сжимала руль. Сам же Валера выглядел иначе: стискивал от раздражения зубы, отчего выглядел ещё более устрашающе, нежели прежде.
Валера вел себя так, словно это Лера совершила подобное — нечто до невозможности неприятное. Будто бы она была не в праве противиться, просить остановиться.
Но разве Лера являлась виновной?..
На душе было паршиво, и влажные глаза Леры, бесспорно, смогли бы стать тому подтверждением.
В том месте до сих пор ощущался пылкий жар, безжалостно обжигающий теплую кожу. Чужие прикосновения, заметно отличающиеся от тех, о которых Лера могла с трепетом отозваться, как о долгожданных, оставили глазу неподвластный шарм на её теле, невольно сжимающемся каждый раз при чужом незамысловатом движении.
Чувство возникшей тревоги долбило со всевозможной силой по голове, невесомо встряхивало Леру за плечи, оставаясь отнюдь не ощутимым.
Внутри отчаянно, отчасти истошно, кричал тот детский голосок:
Страшно-страшно-страшно.
Но ведь так быть не должно! Всё это неправильно. Тревога болезненно колола изнутри точно так же, как в ту самую встречу на дискотеке, когда он разыскал её в том, казалось бы, безопасном месте.
Лере снова хотелось сбежать. Настолько далеко и быстро, чтобы её точно не смог догнать кто-либо другой, а затем связать крепко-накрепко руки, вместе с тем стянув в оковах и то, благодаря чему Лера до сих пор имела возможность ослушаться.
— Я хочу пройтись, — промолвила она в надежде, что её желания вдруг снова окажутся учтены.
Однако, как выяснилось позже, ей эта смелость, требующая к себе иного отношения, станет преградой, а не желанным спасением.
Зимние шины заскрипели на снегу от резкой давки по тормозам, а тело Леры интенсивно поддалось вперед, едва не ударяясь о детали салона со всей дури от неожиданности.
— Ты до невозможности глупая, Кукла, — он хмыкнул, но усмешка также быстро исчезла с его скривившихся губ. — Шуруй давай, да побыстрее, только помни, что такую возможность я тебе даю в последний раз. Не забывай, кто ты теперь.
Лера видела, как взгляд его меняется — стремительно тускнеет, делая радужки глаз темнее.
Быть может, он решил её проучить. Таким не щадящим, но, на его взгляд, эффективным способом. За то, что Лера не проявила в тот момент покорность. Но разве он был тем, чьей воле подчиняться было необходимо?
Лера знала: Валера желал, чтобы та к нему непременно вернулась, поддалась засевшему внутри страху, в тисках сдавливающего грудь, чтобы прибежала, как голодная дворняга к тому, чьи теплые руки изначально казались спасением, чтобы больше так вести себя не смела, заставив умолкнуть чувство сжирающей изнутри несправедливости.
Не забывай, кто ты теперь.
Но Лера не спешила поддаваться его желаниям, потому что она не вещь. Не бездомная собака, вызывающая отвращение из-за своего неприятного вида. Не марионетка, чьи чувства можно с легкостью растоптать подошвой белоснежных кроссовок.
Не марионетка, которой можно управлять с помощью привязанных на руках нитях.
Не ма-ри-о-не-тка.
Кукла — она тоже человек, способный испытывать такие же эмоции, подвластному любому другому человеку. И Лера, бесспорно, способна к выбору — правильному или нет — не имеет значения. А поэтому унижаться перед ним, втаптывая в грязный снег свою гордость и самолюбие, она намерена не была. И пусть придется пешком идти по проезжей части, встречая на своем пути опасность в виде гнилых машин, водители которых не упустили бы возможности посигналить ей вслед. Пускай будет так, но Лера точно не окажется в чужих глазах слабохарактерной дурой, не имеющей права голоса.
Она, даже не взглянув лишний раз в его сторону, дернула ручку автомобиля, перешагнув через порог точно так же, как перешагнув через собственные страхи.
Дверь захлопнулась как назло громко, и можно было посчитать, что Лера сделала это нарочно, чтобы Валеру окончательно вывести из себя. Она зашагала в противоположном направлении от того, в котором машина с ней на пассажирском держала путь. Повезло, что уехали они не так уж и далеко — примерно через минут двадцать неторопливой из-за плохих дорог ходьбы Лера точно окажется во дворе дома.
Свежесть морозной свободы проникла в легкие стремительно, а затем последовала и тонкая струя пара изо рта, хорошо заметная при свете очередного фонаря.
Лера отчетливо слышала, как машина завелась снова, боковым зрением заметила, как она развернулась, нарушая правила, однако девчонка лишь делала незаинтересованный вид. Он нагнал её быстро, не дав долгожданной возможности побыть наедине с собой хотя бы какое-то время.
— Далеко собралась, Кукла? — его голос заглушался в одновременных с речью звуках, но Лере без лишних усердий удалось сказанное им услышать.
— Подальше от тебя, — она буркнула это себе под нос так, чтобы слова её развеялись на ледяном ветру моментально, не дав возможности их кому-либо другому расслышать.
Сапоги тонули в каше снега на дороге, и Лера постепенно сдавливала шаг, стараясь не спотыкаться лишний раз о бугры. Встречный ветер вместе с проезжающими автомобилями обдувал её покрасневшие щеки и местами открытую шею, заставляя невольно подрагивать каждый раз, когда все смешивалось в одну кучу.
— Садись по-хорошему, — потребовал он, почти перекрикивая шум других машин. — Иначе придется силой тебя в салон пихать. Ты же этого не хочешь?
Лера не слушала, направлялась дальше в том же темпе. Пусть едет своей дорогой, а не плетется, как черепаха, за ней следом!
— Упрямая, — последняя фраза слетела с его губ перед тем, как он буквально вылетел из автомобиля, ловко «припарковавшись» на обочине.
Валера за несколько чересчур уверенных шагов оказался за её напряженной спиной, а затем, особо не церемонясь, грубо развернул девчонку к себе за локоть, вмиг столкнувшись с её явно недовольным этим взглядом. В глубоких глазах, что сощурились от света, направленного прямо на них, читалось откровенное раздражение, но вместе с ним и плохо упрятавшаяся за открытым для парня бесстрашием трусость.
— Почему бы тебе просто не оставить меня здесь? — поинтересовалась она, наивно полагая на то, что Валера действительно окажется на такое способен.
— Да люблю я тебя, Лерка, — он сказал это так, словно слова эти имели бесценный смысл. Так, будто ничего и не значили, являясь обычным выражением, можно даже сказать, комплиментом.
Люблю. Я. Тебя.
Слова, брошенные для того, чтобы Лера забыла обиды? Или Валера действительно её любил? Как в тех самых романах, где обязательно присутствовал счастливый конец. Неужели он любил Леру по-настоящему? Любил так, что был готов ради нее на все тяжкие.
Любил ли?
Быть может, вся его «любовь» заключалась лишь в одержимости, в тисках сдавливающую Леру без возможности выбраться.
— Чё непонятного? Я ж уже говорил: ты моя Кукла. Только моя, — последние слова он выделил особенно четко. — Могу делать, чё хочу, — Валера произнес это весело, как будто в открытую насмехаясь над чувством Лериной безысходности.
Могу делать, чё хочу.
Значит, всё-таки одержимость. Больная, странная, порой и вовсе незаметная, однако теперь проявляющаяся в своем чистом виде.
— Не молчи, — его голос вмиг обрел твердость, подобную твердости большого булыжника, что, несомненно, мешался, но не поддавался человеческому напору. Просьба казалась в глазах Леры приказом. Приказом, которого нельзя было ослушаться.
Она прокашлялась, глотая комок отчаяния вместе с мокротой. В горле пересохло от возникшей здесь духоты, что сдавливала его в своих лапах.
— Любишь? — уголки её губ невольно поползли вверх от иронии всего происходящего.
Ещё несколькими минутами ранее он буквально выставил её из машины, пускай Лера сама была тому настоятелем. А сейчас… В этот момент Турбо плел ей о любви, на его взгляд, самой настоящей.
Абсурд.
Валера принял решение оставить своеобразный вопрос без ответа. А Лере он был и ненужен — и без того его знала наверняка.
— Поехали, достала меня эта беготня, — он снова ухватил её под руку, только теперь заметно осторожнее, словно по-настоящему опасаясь того, что она вновь его оттолкнет.
— Куда?
— Как куда? Домой тебя отвезу, — теперь голос его выдавал… усталость? Она виднелась и в тусклых глазах, смотрящих в одну точку перед собой — заглядывающих в глаза Леры, бегло метающихся по чужому лицу в попытках что-то для себя понять.
Девушка, не дожидаясь, пока Валера примет решение потащить её за собой, заставляя быстро перебирать ногами, дабы не свалиться на посеревший от грязи снег, сама стремительно зашагала в сторону машины.
Странно только, что Турбо до сих пор не поведал ей о всех тех мерах, предназначенных для Лере подобных девчонок, что вдруг осмелились принципам и установленным нормам противоречить.
Не моя — значит, общая. И даже брат-группировщик не стал бы тому преградой.
Возможно, просто знал наверняка, что Лера от него
никуда не денется. А быть может, ему вздумалось оставить победное напоследок. Ведь такого закона все без слов лишних придерживались?
Впрочем, теперь это было неважно.
Теперь Лера не сомневалась — их законы дороже морали, намного ценнее даже чьей-то несчастной жизни, с которой с легкостью можно было бы распрощаться.
Всё потому, что это — улица, кишащая опасностью и криками на каждом углу. Улица, которая буквально кричала об этой опасности вслед тому, за кем увязалась кучка местных бандитов.
Отныне стало по-настоящему страшно. С этого момента Лера пообещала себе не забываться в тянущих на самое дно чувствах и не теряться в том, чего нет и быть точно не может.
Чувства — слабость, особенно в том случае, когда выбор между ними и разумом полагает собой решительный.
Кукла, больше не смей доверять, даже несмотря на то, что разум бессилен перед криком сердца.
***
Лера вернулась домой тогда, когда стрелка часов указывала на отметку девяти. Тети Лены не было дома, о чем говорило отсутствие верхней одежды, и лишь шлейф её резких духов позволял сделать вывод о том, что ушла она не так давно. Вероятно, находилась у соседки и вскоре должна была вернуться.
Было тихо. И тишина эта нарушалась лишь заглушенным дверью перебором струн — Ромка играл на своей старенькой гитаре, едва разборчиво бормоча слова песни себе под нос. Лера, прислушиваясь к негромкой мелодии, осторожно зашагала в сторону их общей комнаты, отчего половицы пола противно поскрипывали в некоторых местах.
Теперь расслышать, что именно Рома бренчал на инструменте, было легко — свою наилюбимейшую «Восмиклассницу», мотив которой Лера теперь смогла бы узнать с первых поставленных аккордов.
— Как погуляли? — он кинул это отчасти с безразличием. Так, будто задать этот вопрос было просто необходимо — без какого-либо интереса.
— Зашибись, — вероятно, горькая усмешка ненадолго застыла на её синеватых губах, а в тоне читалось несомненный сарказм, за которым Лера так старательно пыталась скрыть истину.
— В чем дело? — Рома заметно напрягся, даже прекратил игру, теперь с интересом наблюдая за каждым движением её замерзших рук.
— Неважно, — отмахнулась она. — Ты же меня в свои дела не посвящаешь, поэтому в мои тоже не лезь.
— Я спрашиваю, — он тут же отложил инструмент в сторону, уставившись на неё так требовательно и даже строго, и теперь казалось, что взгляд его изменился в одночасье, — в чем дело, Лера?
— Почему ты не сказал, что всё будет так? — голос её предательски дрогнул, и ровно в этот момент былая маска безвозмездно пошла по швам. Глаза вмиг заблестели на свету лампы, наполняясь непрошеной влагой, что осела на пушистых ресницах. Лера прикрыла рукой дрожащие губы, когда первый всхлип всё-таки невольно вырвался из них.
Обида разрасталась в груди уже долгое время, намереваясь показаться наружу в виде потока назойливых слёз. Слёз, выражающих странную обиду, возникшую из-за, казалось бы, пустяка, в котором Лера разглядела совершенно
иной умысел.
Как странно, что былой трепет развеялся так быстро.
— Сюда иди, — Рома подозвал её к себе тогда, когда Лера медленно осела на его кровать, тотчас поджав по себя худые ноги.
Как странно понимать, что ей от него не удастся убежать.
Ромка непременно стиснул сестру в кольце своих рук, чтобы та уложила голову на его часто вздымающейся груди. Его длинные, но вместе с тем шершавые пальцы, со всей осторожностью невесомо коснулись спутавшихся на самых кончиках волос.
— Что он сделал?
— Пока ничего, — шепот сопроводился очередным приглушенным всхлипом.
Как странно осознавать, что её неуместная влюбленность никуда не исчезла; не развеялась в пространстве того чертого автомобиля, заменившись характерным для нынешних обстоятельств отвращением.
— Не реви, — отозвался он, шепча слова эти на самое ухо. Поглаживания по спине прекратились, а Ромка тут же осторожно отстранился, заглядывая в её робкие глаза, отчаянно, но безмолвно просящие побыть с ней, сидя на краю скрипучей кровати в обнимку, ещё немного. Совсем чуть-чуть, чтобы почувствовать себя в полной безопасности, пропавшей с присутствием чужих прикосновений, колоссально отличающихся от прикосновений Ромы. — Ты ведь знала, на что шла, — он сказал это настолько уверенно, что Лера ошарашено на него уставилась, слишком часто хлопая влажными ресницами.
Неправда!
Хотелось воскликнуть противоречие, убедить его в том, что тот несет чушь, правдивости вовсе не подлежащую. Однако всё, что Лера могла выдавить из себя — слабое покачивание головой в отрицании.
— Рано или поздно то, от чего ты так трясешься случится.
Случится-случится-случится.
Слова эхом крутились в голове, и казалось, что теперь они застряли на самом подсознании надолго.
— Таковы правила, Лер. Давно пора отбросить неправдивую картинку о настоящем.
***
Лера, вероятно, так и провалялась до полуночи с закрытыми глазами, носом уткнувшись в перьевую подушку. Она лишь изредка издавала звуки, подобные сдавленному плачу, что тщательно старалась заглушить наверняка прилипшей ко рту ладони, свернувшись комочком у стенки. Зверек — не иначе. Жалкий, беспомощный и напуганный человеком.
Со временем звуки эти окончательно прекратились, и только тогда общая комната погрузилась в отчетливую тишину, что теперь нарушалась лишь постукиванием настенных часов над страдающей от опасений головой Леры.
