Улицы

Поздним вечером раздалась трель дверного звонка. Не помню, чтобы мы кого-то ждали. Я услышал женский голос в коридоре, а потом к нему прибавились истеричные нотки мамы. - … Я хочу знать! Я имею право! – настаивала на чём-то мать, пока я шёл к коридору, чтобы увидеть того, кто пришёл. - Мам! Ма-а-ам, что случилось? Я вышел и увидел Ирину Сергеевну. Она с усталостью смотрела на мою маму. - Рассказывай! При мне говорите, - не унималась мама. - На меня уже соседи все косо смотрят. Что он сделал опять? Опять ограбил? – она подалась ближе ко мне, пока я перебирал в голове все свои грехи, по которым инспектор могла прийти к нам домой. - Пожалуйста, - тихо попросила лейтенант, привлекая внимание моей мамы. - Ничего он не сделал, - наверное, в этот момент камень груза упал не только с её груди, но и с моей. - Это обычный визит. Я всех своих подопечных навещаю. Можно мы поговорим? Простите. Мама смотрела неверяще, но постепенно её истерия успокаивалась. Она выдохнула, опустила взгляд, вздёрнув его напоследок лишь когда проходила мимо меня. Если она в чём-то уверена – её было трудно переубедить. Но, с другой стороны, в чём она была не права? Я ведь действительно стал пацаном с улиц, тем кто плюёт в лицо закона, не чтит правила и ворует всё, что плохо лежит. Винить её было не в чем. Но и себя винить мне тоже не особо хотелось. Никто не заставлял её покрывать меня. Я сам мог расплатиться за свои грехи по заслугам. Я не боялся ни ударов в живот, ни правосудия гнилых законов. Лейтенант сняла верхнюю одежду, и я пригласил её на кухню, прикрыв дверь, чтобы мы могли поговорить. Она присела на стул, а я остался стоять у двери. - Прости, - она первой прервала молчание и посмотрела на меня сочувственным взглядом, - Не надо было так с тобой. На сборах что-то неприятное высказали, да? - Не без этого, - я старался говорить сухо и смотреть серьёзно, но от её оленьих глазок сердце само таяло. Удивительно, а ведь она старше меня. При этом ведёт себя как провинившаяся школьница. Она точно работает в милиции? - Я поняла. В тот момент показалось, что здорово будет, если мы поговорим при всех. Глупость, конечно, я понимаю. Не помогла и тебя подставила, - она выглядела так, словно вот-вот расплачется, а я лишь тяжело вздохнул на эту тираду. - Мучает совесть теперь, что ты там из-за меня наполучал. - Да нормально, - уже мягче ответил я, спокойно пожав плечами. - А знаешь что? – её лицо сменилось улыбкой, и она достала что-то из своего портфеля. - У меня в четверг будет, ну… как бы вечеринка. Музыканты будут наши, местные, - она выложила блокнот на стол и стала в нём что-то писать. - Будут играть вживую. Ты приходи к часикам… восьми-девяти, - она оторвала листок и протянула мне. - Вот адрес. - Спасибо, - я принял листок и не удержал лёгкой улыбки. А девушка в это время начала собираться, чтобы уходить. Она попрощалась с мамой, улыбнулась мне и вышла за дверь. Странное ощущение. Ирина Сергеевна не теряет надежд вытянуть меня. Думаю, именно так и стоит трактовать её нынешнее поведение. Она пытается влиять на меня сферой чувств и интересов. Но, увы, я уже давно знаю, что эта дверь для меня закрылась. Не только потому, что я примкнул к улицам. Я давно уже не чувствовал себя частью того мира, в котором она живёт. И даже зная, сколько опасностей сулит моя новая дорога, я хочу по ней пойти. Быть живым, пускай и недолго, звучит приятнее, чем существовать до старости в пресных надеждах на лучшую жизнь. Никто не знает, что будет завтра. Старший брат Марата решил помочь нам подняться. После службы у него было много идей, как мы можем с лёгкостью это сделать. Он собрал небольшую группку ребят, в том числе и скорлупу вроде нас с Маратом. Мы стояли на въезде в город и собирали «дань» с приезжих. Старшие раздобыли откуда-то камазные шины, и мы выкатывали их, как подобие ворот, мешая машинам проехать мимо. Из-за того, что нас было немного, Марат и я работали вместе. Он старался не обращать на меня внимания. Следил за Ералашем, который гулял туда-сюда по трубе, аркой огибающей дорогу, следя за горизонтом, чтобы вовремя дать нам сигнал. По другую сторону точно так же стояли Зима и Турбо, а Адидас старшим ходил от нас к ним, развлекая себя скупыми разговорами и планами на будущее. - Не хочешь разговаривать? – прервал я затянувшуюся тишину, длившуюся уже добрые сорок минут, в отсутствие каких-либо машин. - Заткнись, - рыкнул он, складывая руки на груди. - Я не собираюсь говорить ничего такого. Скучно же молча стоять, - выдохнул я обречённо. - Как с Айгуль дела? - А тебе то какое дело? – наконец парень удостоил меня тяжёлым взглядом почти чёрных глаз. - Скучно, говорю же, - пожал я плечами и посмотрел ему в глаза, не скрывая улыбки. - Всё супер. Полный ништяк, - оскалился он, принимая очередной вызов в гляделки, который я и не очень-то хотел начинать, но теперь поддерживал его, чтобы не отступить первым. - О, правда? И что же вы такого ништякового делали? – я обернулся к нему полностью, припав плечом к трубе. - Гуляли. Дома у неё тусили. Да хули я вообще должен рассказывать? - И как же её родители пускают гулять с тобой? А она одобряет то, кто ты есть? Поддерживает, а? - Да тебе ли не насрать? – Марат ступил ко мне ближе, а я раскрылся, опуская руки по швам, лишь чуть приподняв лицо, готовый даже к удару, если он того пожелает. - Я просто интересуюсь, Марат. Не кипишуй ты так, - я развёл руками в сторону, уже предчувствуя, как парень хватает меня за ворот, но этого не успевает произойти. Звонкий голос Ералаша оповещает о новом автомобиле. Мы накладываемся на шину, отлипая её от промёрзшей земли, выкатывая на дорогу. - Она не будет помогать тебе так, - зашептал я, в этот же момент получив локтем в бок, от чего глухо засмеялся. Я не стал его мучить своей компанией. Раз он хотел молчать и делать вид, словно ничего не происходит – стоит ему подыграть. По крайней мере, он не избегал меня так, как мог бы. Правда, было бы странно, воспротивься он работать со мною, так что это совершенно ничего могло и не значить. Отморозив себе задницы пару часов, едва попавшись в руки милиции, мы наконец покинули свои посты. На автобусной остановке Вова поделил деньги, отдав каждому столько, сколько ему причиталось. Мне в компенсацию шапки, Ералашу на утюг, а другим - сколько осталось. - Ну что, пойдём на дискач, - предложил старший Адидас. - Ты как, Марат? - Да, вы идите. Я девчонку захвачу и приду, - кивнул он с улыбкой, мельком глянув на меня. Я не сдержал усмешки, хотя в груди что-то болезненно сжалось. Ощущение было, что он делал это специально. Но я не мог залезть ему в голову, чтобы узнать всю правду. А потому просто проследил за ним взглядом, пока он не скрылся за углом, а дальше пошёл своей дорогой к дому. Стоило отдать деньги матери. Когда я пришёл, она была в отличном настроении. С улыбкой поздоровалась, пригласила к ужину. Я уже представлял, как она будет счастлива, когда найдёт деньги. Я не хотел ей давать их напрямую, потому что знал – будет зла. Теперь она считает меня вором и вряд ли примет их просто так. Вряд ли поверит, что я мог делать что-то хорошее. Поэтому я отбежал и спрятал их в книгу, где она держала заначку на чёрный день. - Мам, а денег не осталось, получается? – спокойно, как мог, спросил я, войдя на кухню. - Да ты хоть не трави. Откуда? – тяжело вздохнула она, накладывая ужин в тарелку. - Мать разули. Встала, тоже, ворона. Пацан играет, и я туда же. Стыд, Андрюша. - А тех, которые в книге были, тоже нет? -В какой? В Пушкине, что ли? Нет уж давно, - отмахнулась она и села за стол рядом. - Ты говорила, там, есть, если что. – пожал я плечом, подцепив вилкой картошку, - Вроде в Пушкине. Может, ты перепрятала? - От тебя, если только, - нервно посмеялась она. Я поддержал смех, а она задумалась. Решила подняться и поискать на полке среди книг. Я услышал даже со своего места её радостный восклик. - Точно, Андрей! Смотри! Совсем я что-то, - она взяла в руки купюры, которые я туда вложил. Её руки тряслись и она в восхищением смотрела на них. - Супер, - выдохнул я. - Сколько там? Её лицо медленно менялось из радостного в задумчивое, пока моё сердце ухало под желудком, рискуя оторваться и упасть прямо в пятки. - Это ты положил? – затихшим голосом спросила вдруг она. Искажённое то ли злобой, то ли печалью лицо. Глаза смотрели на меня и наполнялись влагой. В этот момент я понял, что я ничего больше не смогу сделать, чтобы помочь ей. Я теперь всегда буду неправильным. Для матери. Для школы. Для мира. Она разорвала деньги и сорвалась в очередную истерику. Ладонь прилетела по лбу, но это уже и нельзя было назвать болью. Не физической, по крайней мере. Юля прибежала успокаивать мать, а я сорвался с места и ушёл на улицу. Здесь мне не было места, больше нет. Я хотел помочь. Твоя же собственная глупость привела нас к такой нищете, но почему виноват всегда только я? Кто играет в азартные игры на всю зарплату. С двумя голодными детьми дома? Я хотел помочь. Как умею и как могу, покуда остаюсь ещё юным. Но если не хочешь – не буду. Справляйся сама. Я пришёл к зданию, где сегодня проводилась дискотека. Здесь уже стояли бобики, чтобы быстрее схватить и увезти того, кто накосячит. В стенах быстро отыскались знакомые лица, но мне не хотелось танцевать. Я просто не хотел быть дома. Я глазами огибал круги разных группировок, но здесь нигде не было Марата. Зато Ирину Сергеевну я нашёл быстро. Она стояла и следила за тем, чтобы всё проходило мирно и без драк. Как будто она бы могла помочь. Столько разгорячённых парней и мужчин – и она, хрупкая девушка, недавно окончившая университет. В поле зрения мелькнула знакомая красная спортивка. Марат вёл за собой Айгуль к нашим парням. Он прошёлся по кругу, здороваясь со всеми, а потом наклонился к девушке, что-то рассказывая её на ушко. Его взгляд мелькал по лицам, пока не споткнулся о меня. Он какое-то время буравил меня черным взглядом, но потом перевёл его, а рукой приобнял Айгуль. Как банально. Если тебе плевать – незачем подчёркивать так явно, что трудно даже взглянуть на меня. Как же бесит. Бесит, что мать теперь видит во мне только уголовника. Бесит, что лейтенант считает, что ещё есть дороги назад. Бесит, что Марат отмахивается от меня так запросто, хотя сам подал руку на пути к улицам. Бесит так страшно, что прямо сейчас хочется разбить ему лицо. Вдарить с таким же наслаждением, как когда-то избивал он меня. Но здесь я не могу. Не могу бить своих. Но никто не говорит о чужих. Начался медляк и конечно же Марат утянул свою спутницу в танец. Кружась с ней на паркете, он то и дело задевал меня взглядом. Словно бы говорил мне: «смотри, я не педик, вроде тебя». Но я уже был достаточно зол. Не было нужды подбрасывать больше дров в этот пожар в глубине моего страдающего сердца. Я уже хотел пустить кровь. Ощутить её вкус на языке. Я пристрастился к этому. Здорово так пристрастился. И к боли на скулах, и к крови во рту, и к сводящим суставам сжатых кулаков. Когда медляк закончился, я присоединился к общему кругу. Собственные глаза лениво перескакивают на Искандера. Того, из-за кого я попал во всё это дерьмо. Он расшиб мою маску приличного парня на осколки и заставил стать зверем. Оскалится, чтобы выгрызть себе свободу из его жирных рук. Так почему бы ему теперь за это не поплатиться? Он толкнул меня в эту бездну. Ему же туда и лететь вместе со мной. Я подпевал уже совершенно бездумно, пел хором со всеми, как один из легиона. Но мои мысли были не здесь. И я больше не мог противится зову. Я подошёл к Искандеру, который уже ожидаемо стал плеваться ядом. Мой стальной взгляд полыхнул сначала Ирину Сергеевну, которая стояла совсем рядом. Она видела во мне маменькиного сынишку, теплого мальчишку, что вечерами кутается в вязанные свитера. Потом я почувствовал другие глубины. Черный омут Марата смотрел неотрывно. Он уже читал мои мысли, читал по движению тела, по выражению моего лица. Он не пел с остальными, а двигался уже по инерции. Казалось, он хотел мне помешать, но не мог сделать это публично. Так даже лучше. Я коротко улыбнулся, совершенно не слушая яд Искандера. А потом замахнулся. Кулак врезался прямо в нос. Что-то хрустнуло под пальцами и жирдяй отлетел назад. Последовал взрыв. Лейтенант отступила подальше к стене, потому что танцпол начал захватывать буря из дерущихся парней. Дрались уже не разбирая, кто виноват. Все накидывались на всех. Инспектор что-то кричала, дула в свисток, но это не особо помогало. Я краем глаза увидел, как Марат хватает Айгуль и убегает с ней с танцпола. Я бы посмеялся, если бы мне не прилетел в лицо кулак. Но потом он вернулся. Видно, отвёл в безопасное место. Я уж думал, решил бросить нас здесь. Совсем скоро в зал вбежала милиция, начиная разнимать парней и уволакивать их за собой. Меня внезапно кто-то поднял за локоть, отпинав от меня парня, что от души лупил по лицу. Я заметил лицо Марата. Он тащил меня за собой, а в ушах чертовски сильно звенело. По пути я увидел Ирину Сергеевну. Она преградила нам путь и пыталась что-то сказать. Я услышал, что Марат просил её о помощи, указывая в сторону Айгуль. Она что-то сказала мне, зло сдвинув брови, но не стала мешать. Подошла к растерянной девочке и увела её подальше. А Марат неотступно тащил меня куда-то, пока не швырнул в подсобку и не захлопнул дверь. - Какого хуя?! – выругнулся он. Я едва не свалился мимо стола, на который пытался присесть. Голову крутило, меня подташнивало. Видимо, при драке здорово приложился головой то ли о пол, то ли о чужой кулак. - Ты нахера это сделал?! – Марат подошёл ко мне ближе, пока, что просто сверля меня диким взглядом. - Очевидно, же, нет? - я сплюнул в сторону сгусток горькой крови и выдохнул, приложив ладонь ко лбу. - Взбесило, что ты тёлку привёл. - Как же ты меня заебал, - он схватил меня за грудки, вставая вплотную к столу. Я подумал, как это странно может выглядеть со стороны. Я позволил ему встать ближе, разведя колени в стороны. И смотрел расфокусированным взглядом в лицо, что поддёргивалось от злобы. Из моего носа по губам текла вязкими каплями кровь. А он стоял и тяжело дышал, удерживая меня за ворот спортивки, которую сам же подарил. Я чувствовал острый запах одеколона. Полился им, чтобы сойти за ухажёра. Но это не был истинный запах Марата. Он – это пот от побега, кровь после драк, сигареты от скуки. А не деланный ласковый мальчик. - Ну же, ударь, - выдохнул я, всё ещё не в силах посмотреть трезвее в ночь его глаз. Он скалился, но кроме угроз больше ничего не делал. Я поддался вперёд первым. Одна рука схватилась за его кисть, до побеления костяшек, покуда вторая завелась за его голову. Он уже почувствовал неладное, но я не дал ему отступить. Ладонь под затылок, иголочки его коротких волос впиваются в ладонь. Он не успевает ни отпрыгнуть, ни плюнуть угрозой. Но я лишь коротко прижимаюсь к его губам, оставляя на них кровавый след своей крови. В следующий момент мне в живот прилетает удар, и я сдавленно выдыхаю, сползая со стола. Не знаю почему, но мне снова становится смешно. Может быть потому, что я знаю, когда Марат бил по-настоящему, и ЭТО не был его настоящий удар. - Долбаёб?! – шипит он, отпрыгивая назад как дикий кот. - Сам меня в укромное место затащил. Мог просто бросить – запинали бы. И не нужно было бы морочиться, как от меня избавиться. Марат, себе то хватит пиздеть, - болезненно произнёс я, откашливаясь после спазмов. Сегодня я получил столько пинков, сколько не получал за всю свою жизнь. Нас отвлекает стук в дверь. Я слышу знакомый низкий голос. Марат смотрит на дверь такими глазами, словно там стоит смерть с дробовиком. Я проглатываю свою боль, спрыгиваю со стола и иду к двери. Но на полпути меня перехватывает рука Марата. Он не говорит, но по глазам и так читается: «не надо». - Всё хорошо, - выдыхаю я, - Это дядя Ильдар, я его знаю. Я открываю дверь и входит мужчина в очках и с усами. Он что-то говорит нам, а потом требует следовать за ним. Марат лишь молча бросается ненавистными взглядами, запоздало вспоминая, что следовало бы стереть с губ мою кровь. Впрочем, вряд ли бы кто-то подумал о неправильным, учитывая, что мы оба были побиты. Нас сажают в бобик, а потом везут к участку, вместе с толпой других повязанных ребят. Все выходят, но только меня дядя Ильдар ловит за локоть. - Что делать то с тобой будем? – спрашивает он устало, ведя меня по коридору, - Хороший же парень, а? Юморист, Петросян, - он вдруг смеется и достаёт листок фальшивых кличек, - Ты меня с этими кличками, конечно. Я же сначала повёлся. Ну Роки, рембо, Кобра. Ну, ладно, думаю, всякое бывает, - он смеялся и поглядывал на меня, а я уже чувствовал подступающий к горлу ком, - Но вот когда Робокоп и Том и Джерри, ай, думаю! Смешной парнишка. Всех, кого видел, тех и записал? Я уже чувствовал, что он зол. Не знаю как, фибрами нутра. Просто ощущал, несмотря на мягкий голос и лживую улыбку. Я видел оскал за ней и сталь взгляда, непрощающего такие шутки. Я чувствовал кожей, что ещё немного и я почувствую клыки – настоящую натуру дяди Ильдара. - Заходи, - указал он мне на дверь туалета. - Не хочу, - хмыкнул я, но мне не давали шанса. Он затолкнул меня и закрыл за собою дверь. Говорил что-то про отца своего, снимая часы и очки. Говорил что-то про наказания, взяв с подоконника валенок и кирпич. И стоило мне оглянуться на дверь, как его голос сменился на рык. Рывок и я врезаюсь в толчок. А дальше ощущаю только удары кирпича, смягчённого валеной шерстью. Вот он истинный лик. Бить тех, кто слабее. Бить тех, кто нуждается в помощи. Бить, несмотря ни на возраст, ни на телосложение. Вот ты и показал свой истинный лик. Он оставил меня приходить в себя прямо на толчке. А потом я поплёлся по коридорам, удерживая себя под ребра. Ощущения были, что мои органы перемешали в миксере и запихнули обратно. Всех парней уже отпустили, а кого-то повязали в обезьянники для дальнейших разборок. Я шёл и мой шаг эхом отражался от стен. Ни голосов, ни будто бы даже вздохов. А в ушах звенит и хочется выблевать лёгкие вместе с желудком. Я ковыляю по лестнице и едва не падаю, поскользнувшись на скользкой ступеньке. Но вместо падения ощущая, что я повис в чьих-то руках. - Пацаны сказали, что тебя не выпускали. Где тебя держали? – голос Марата. И его руки уволакивают куда-то в темноту улиц, мимо крохотных огней фонарных столбов, что рыжими пятнами очерчивают тропинки. - Ты меня ждал? – всё, что выдавливается из моих губ, когда мы останавливаемся. - Что с тобой делали? – спрашивает он, оглядывая меня, заглядывая в лицо, побледневшее от боли. - Били, - ухмыльнулся я, едва качнувшись на нетвёрдых ногах, но Марат держит крепко. А потом вдруг прижимает к себе. - Дебила кусок. Вот надо было тебе. Я растворяюсь в руках. Не хочется больше ничего спрашивать и говорить. И уж тем более смеяться. Мне так больно внутри. Так больно и некуда деть эту боль. Я не знаю, отчего болит сильнее, от побоев или разочарования. Но это уже неважно. Я закрываю глаза и вдыхаю свежую гарь. Марат курил. Судя по концентрации – долго. Марат меня ждал у крыльца участка. Марат обнимает меня в трескучем морозе и дышит так медленно, словно время вот-вот заморозится. Хоть бы так произошло и завтра бы не настало. Не хочу ни рассвета, ни новых проблем. Хочу растворяться в темноте, зимнем морозе и объятьях Марата.