Улицы

Морозный подъезд из-за деревянных покосившихся окон. Облупившаяся краска на стенах, сальные надписи то здесь, то там. Я сверялся с бумажкой, которую держал в руках, боясь, что ошибся адресом. Но когда я услышал музыку из-за двери, стало ясно, что я пришёл куда надо. Я позвонил в звонок, а спустя полминуты мне открыл дверь какой-то парень. Стоило ему посмотреть на меня, как радостная улыбка сползла с его лица. Он презрительно оглядел меня с головы до ног: - Дверью ошибся, - хмыкнул он, уже намереваясь закрыть. - Я к Ирине, - пришлось выставить руку, чтобы помешать ему захлопнуть замок. Парень хмыкнул, пожевал губу и обернулся назад. - Мишель! – позвал он: - Тут к тебе. По твоим ментовским делам. Ко мне выбежала жизнерадостная девушка, с широкой улыбкой. Совсем не та строгая милицейская, которую я видел обычно. В яркой кофточке, накрашенная, с распущенными, слегка вьющимися волосами. - Пришёл? – она раскрыла дверь, впуская меня в квартиру. - Привет. Ну, проходи. - Здрасьте, - кивнул я. - Позвали – пришёл. - Ну, разувайся. Тапочек нет, но я мыла вчера. Она закрыла дверь и пружинистой походкой пошла в комнату, где собралось больше всего людей. Я чувствовал себя странно. Неуютно. Мне здесь не было места, но вместе с тем, стало интересно, как веселятся студенты. В голове крутились мысли – зачем я здесь. Может, чтобы понять, могу ли я начать другую жизнь? Я всё ещё был, словно бы, на перепутье. Окружающие говорили, что я могу жить иначе, даже несмотря на уже отразившийся след улиц на мне. Может, я хотел попробовать на вкус эту – другую жизнь. Я пошёл к остальным. Стараясь не привлекать к себе внимания, аккуратно занял свободное место среди толпы. И всё же, все взгляды присутствующих устремились ко мне. По комнате прошлись шепотки, кто-то кого-то пихал, и я видел, как некоторые кивали в мою сторону. Ощущение, что я из лесу вышел к людям и сейчас они не могли удержаться от комментариев. Даже пацаны реагируют сдержаннее, а зверей называют нас. Пускай и звери, со звериными понятиями, да. Но хотя бы не лицемеры со множеством масок. Сейчас здесь в комнате все идеальные, но кто вы, когда сбрасывается эту лживую личину? Я принял себя. Принял даже свои аморальные для общества чувства. И поэтому остаюсь диким для других. Живу не по правилам. Дышу свободно, полной грудью. В это время парень, что играл на гитаре и пел, закончил свою композицию и повернулся к Ирине. - Ну что, кто-нибудь нальёт в этом доме исполнителям? – усмехнулся парень и девушка подле него сразу же засуетилась. Пока она наполняла стакан, все взгляды вновь устремились на меня, уже даже не скрывая ни любопытства, ни презрения. Как экспонат в музее. - А это кто? – кивнул исполнитель на меня. - А это – мой друг Андрей, - с улыбкой произнесла Ирина, - Головной убор сними-то, - она поправила собственные волосы, точно могла снять с меня шапку на расстоянии. - Он, между прочим, тоже музыкант. - Ага, - хмыкнул усатый, снова глянув на меня. - Видали мы таких музыкантов. Он же гопник! И шапку он не снимет – потому что боится, что свистнут. - А из какой ты банды? – спросил следом парень с гитарой. - А кто спрашивает? – спокойно поинтересовался я, совершенно безбоязненно смотря в глаза то одному, то другому. Держат меня за уличного кота, когда сами ничерта не стоят. Считают себя лучше всех, только потому что окончили какой-нибудь колледж и научились дёргать за струны. Парень с усами усмехнулся и развёл руки, дескать: «что и требовалось доказать». Другой тоже покивал, отводя от меня взгляд, точно я был каким-то мусором. Мои зубы сами стиснулись и скрипнули. Мерзость. Ощущение, что я вступил в помойную кучу. Которая ещё и смотрит на меня исподлобья. Да кто вы все такие, чтобы принижать меня? - Господи! – вздохнула Ирина. - Да Универсам он. И что? - И ничего, - пожал плечами парень. - Я для гопоты петь не буду. - Гоша, это ханжество и лицемерие, - хмыкнула девушка, посмотрев ему в глаза. - Я за него ручаюсь. - Вот такие как он, - парень ткнул в меня пальцем: - Яна и убили из-за неправильной причёски. - А пару дней назад на остановке школьнику голову проломили, - проговорила девушка, что стояла достаточно близко ко мне. - Слышали? Она посмотрела на меня, а я отвёл взгляд. И конечно же именно я был виноват во всех пригрешениях. - Да ребята, - попыталась их успокоить Ира. - Давай я уйду, - предложил музыкант. - Не надо никому уходить. Я сам уйду, - я пожал плечами, уже пошёл, как заметил рядом с собой пианино. Я открыл крышку, от меня все разошлись в сторону. Я чувствовал спиной прожигающие взгляды, но мне было уже плевать. Пальцы легли на клавиши. Дёргать за струны, и ребёнок может. Каждый третий сейчас играет на гитаре, если не каждый второй. А я учился долгие годы слышать и чувствовать музыку – это что-то да значит. Я играл последнее разученное произведение и музыка, слегка печальная, но очень тёплая, наполняла помещение. Все стихли, никто не решался даже шептать. Только переглядывались, смотрели на меня и слушали. Когда я закончил играть, то резко уронил крышку и обернулся к присутствующим: - Покеда, чушпаны, - я смотрел глаза в глаза музыканту. - На районе увижу – закопаю. Я ушёл широким шагом. Влетел в кеды, прихватил одежду и пошёл. Я слышал, как следом бежит Ирина, но не останавливаться, не оборачиваться не стал. Ирина всё ещё наивно верила, что я могу примкнуть к её миру. Но я никогда не был таким, каким она хотела видеть меня. Вся правда в том, что я родился таким. Мать меня воспитывала и пыталась сделать из меня того, кем я не являлся. А по сути мне всегда хотелось отвечать оскалом на обиды. Поганое тошнотворное чувство преследовало меня после этого вечера. В животе ворочалась злоба, а кулаки чесались от желания кому-то вмазать. Но я не хотел превращаться просто в тупого зверя, за которого меня принимали «нормальные» люди. С одной стороны я примкнул к улицам, но с другой я не принимал безмозглое насилие. У меня были свои взгляды, пускай пока и не окрепшие. Но появление Вовы здорово обрадовало всех, в том числе и меня. Мне казалось, у него есть именно та вера, которая мне нужна. В нормальное правосудие, а не в насилие ради насилия. Я тонул в своих мыслях, пока до меня не долетел знакомый неприятный голосок. - Подпрыгни, - сказал Искандер, - Нормально подпрыгни. Я увидел макушку прыгнувшего парня. - Доставай из левого кармана. А за то, что гнал, в фанеру ещё получишь. Я очень остро вспомнил ту поездку в автобусе. Когда я впервые встретился лицом с кулаком Марата. Впервые ощутил звон в голове, впервые чувствовал последствия сотрясения. Тогда я получил за Искандера, который не хотел отдавать денег. И вот он, тот зверь, с которым меня сравнивают. Стоило пришиться, как возомнил себя круче остальных. А на деле - жалкий кусок плоти, ссущийся от одного вида Марата, если встретиться с ним один на один. Я вырулил из-за угла, оглядывая забившегося в углу щупленького паренька. Такой любому даже из новичков в группировке – на один зуб. Собственно, потому Искандер и прессует его. Единственный, с кем он может справится, когда один. - Искандер, - я подошёл ближе, а он вяло повернулся. - Чо надо? – мотнул он кучерявой головой и жирными щеками. - Это мой чушпан. Он мне платит, - спокойно выдохнул я, смотря прямо в его поросячьи глазки. - С чего это он твой? - Он должен мне. Подтверди, - мы оба посмотрели на растерянного паренька, который стрелял глазками во все стороны, но податливо кивнул. - Может, мне он тоже должен, - не отступал Искандер. - Не, - качнул я головой, - Только мне. Я ждал. И в этот момент я понял, что ощущал Марат, когда привалил к нам в автобусе. Зуд в кулаках, возрастающее напряжение во всем теле. И одна мысль, пульсирующая в голове: «Ну же, дай мне повод». Я хотел вылить на него злобу на мир. На всех людей вокруг. Всё своё разочарование. Всю свою боль. На одного его, потому что он, как никто другой заслужил это. И Искандер дал мне повод. Его кулак прилетел мне в скулу, и я больше не сдерживался. Я учился прилежно у Марата. Учился бить до тряски в руках, учился не обращать внимание на ссадины и проступающую боль. Я уже не чувствовал костяшек, куда бы они не приземлялись. Кулаки были моим оружием: бесчувственным, сильным и неотвратимым. Конечно, у Искандера было преимуществе в весе. Его жир защищал тело и органы. Но мне было плевать. Под шум нашей драки мальчишка просочился мимо по стеночке. А я только и видел, что свою цель: разгрызть, раздавить, разломить, задушить. Я уронил его, бил по лицу, а потом схватил что-то. Кажется, шарф. Я душил его, пока он не начал хрипеть. Он уже не пытался бить в ответ. Он хлопал меня по ладоням, прося отпустить. Его глаза закатывались под веки, его лицо краснело от переизбытка крови, а я стягивал шарм и скалился в наслаждении. Но что-то щёлкнуло в мозгу. Я моргнул и понял, ЧТО я делаю. Я резко выпустил шарф из рук и поднялся с него. Искандер барахтался на полу, точно черепаха, кашляя и хрипя. Я что, хотел задушить его? Мой взгляд опустился на ладони. С носа капнула кровь, но я уже не обращал на это внимания. Руки тряслись. Я сжимал и разжимал пальцы, будто не верил, что сейчас смотрю на свои руки. Это были мои руки. Определённо точно мои. Покачиваясь, я пошёл на выход из раздевалки. На моё удивление, там стоял тот самый мальчишка. Он смотрел на меня затравленными распахнутыми глазами. - Сколько я должен? У меня просто сейчас нету, - он шёл за мной следом, соблюдая безопасную дистанцию. - Я через неделю могу только – самое ранее. - Не надо ничего. Живи спокойно, - выдохнул я, поднимаясь по лестнице. Мальчишка остался там, хлопая глазами и боязливо косясь в сторону раздевалки. Наверное, я бы хотел тогда, когда меня прессовал Искандер, встретить такого человека, который бы вступился. Просто так. Потому что у него есть сила и он вправе распоряжаться ею. И потому, что защищать слабых – это правильно. Во мне жило что-то воспитанное на советских сказках, на добрых мультиках и фильмах. Может, это дерьмово для жизни на улицах, но не хотелось становиться таким же, как Искандер. Даже если в итоге я буду лежать в сырой земле. Хотя бы я буду знать, что жил по тем правилам, которые сам счёл правильными. Я редко встречал Марата в столовой, а потому очень удивился, когда увидел его спину. Я подошёл ближе, присел и он начал даже без приветствий. - Хорошо, что сам пришёл. У нас строгий сбор объявили. Походу, скоро война будет. Надо с Хади Такташ что-то решать. Он хотел, было, продолжить, но вдруг застыл, смотря в проход коридора. Я посмотрел в ту же сторону и увидел пару милиционеров. Марат вскочил с места и постарался как можно менее заметно скрыться, но вскоре его окликнули. Он умел быстро удирать, так, словно бы и не было никого минуту назад. Я спокойно проследил за этой погоней и глянул на сурового учителя. Та, с которой милиционеры разговаривали, цокнула и оценивала меня как сообщника Марата. Сколько я учился в этой школе – меня никто не замечал. Никакие хорошие дела не сделали мне репутации прекрасного человека. Но одно злое дело и теперь каждый знает моё имя и мой вес. По-своему приятно, хотя каждый раз тошно от презрения в чужих глазах. Хочется плюнуть, но я лишь серьёзно смотрю в ответ. Другие отводят взгляд первыми. Всегда... В раздевалке я заметил куртку Марата. Похоже, он дёрнул прямо на улицу в чём был. Я прихватил его вещи с собой, когда уходил, правда не знал, где смогу найти его. Но, как оказалось, даже искать не нужно было. Стоило завернуть во двор, как меня поймала рука и втянула глубже под арку, где прятался Марат. Я сразу протянул ему куртку, в которую он с радостью влез, явно продрогший до костей. - Ты же говорил, что не крал шапку, - хмыкнул я, наблюдая за тем, как он разгоняет кровь по замёрзшим рукам. - Шапку я и не крал, - рыкнул он, подняв на меня недовольный взгляд. - Я её купил. На украденные деньги. - А, вот оно что, - я не сдержал усмешки, а потом тяжело выдохнул. - Свободно, они тебя не ищут. У кого ты вообще свистнул эти деньги? - А я ебу? Просто мужик какой-то был. Кто же знал, что он в милицию пойдёт, гнида. - Много украл, раз за тобой милиция пришла? - Да было бы что красть! – возмутился парень, всплеснув руками. - Ладно, хер с ним. Пошли на сборы. Мы пришли на площадку, где уже собрались все возраста с нашего района. Пока что они разделились по группкам. Кто играл, кто загружено разговаривал. Вова, стоявший чуть поодаль, позвал Марата. Парень шлёпнул меня по плечу, сказав остаться здесь, а сам пошёл к брату. Они о чём-то переговорили, и Марат побежал в сторону своего дома. Чуть позже показался Кащей со своей сворой. Турбо, Зима и Адидас пошли к нему навстречу. Все внимательно следили за их разговором, но отсюда не было слышно, о чём они разговаривали. Разве что Зима громко подтвердил, что это Хади Такташ виноваты в смерти Ералаша. Все собравшиеся громким кличем поддержали, готовые хоть прямо сейчас ринуться в бой. После небольшого разговора,Кащей отвёл в сторону Адидаса и что-то говорил ему лично. Вова выглядел загружено, почти не смотрел на Кащея, но всё же пожал протянутую руку. К нам обратно он шёл медленно, явно переворачивая разные мысли внутри себя. Все собравшиеся ждали, что он скажет. Турбо и Зима уже шепнули, что мести не будет, что Кащей замял ситуацию. Но судя по выражению лица Адидаса, всё было не так просто. Он забрался на ограждение и окинул нас хмурым взглядом. - Пацаны, - наконец крикнул он, привлекая всеобщее внимание. - Кащей сказал, что Ералаш Хадишеского нахуй послал. Что воевать не за кого, говорит. Кто-то переглянулся, но ни слова не говорил, пока Вова продолжал стоять, точно на сцене, смотря теперь вдаль своим задумчивым тяжёлым взглядом. - Но это наш пацан! – продолжил он. - С Нашего двора! Поэтому здесь пусть каждый сам решает, как быть. Я, если что, и один пойду. А вы сами там смотрите. Кто со мной… тот со мной. Закончив свою речь, он спустился на землю и достал пачку сигарет. Мало кто решался окончить это напряжённое молчание. Голоса появлялись тихо и неуверенно. Общей команды не было, и Вова возложил решение на плечи каждого. Уже сейчас чувствовался раскол в группировке из-за возвращения Вовы. Он был как второй вожак, но с совершенно другими взглядами на жизнь. Его мнение отличалось от мировоззрения Кащея. И если Кащей был далёким управленцем, вечно шатающимся где-то среди врагов, или пропивающим печень в коморке, то Вова был одним из нас. Пацаном, готовым поднять кулаки, если надо. Готовым драться даже в одиночку. Разумеется, Адидас был ближе по духу, чем Кащей. А потому за ним пошли все. Я оглянулся, ища глазами Марата, но он до сих пор не вернулся. Возможно, всё-таки, милиция схватила его. Но я уже не мог просто пойти за ним. Не в такой момент. В любом случае, он будет в порядке. Разговоров было не много. Ехали в молчании и напряжённо смотрели куда-то вдаль. Во-первых, из-за того, куда направлялись и зачем. А во-вторых, от мысли, что теперь непонятно, что будет дальше. Если двое важных людей в группировке не могут сойтись во мнении, это означало, что каждому теперь нужно выбирать сторону. Я помню рассказы Марата про группировки. Он ещё тогда сказал, что Хади Такташ лютые. И, вероятно, именно поэтому Кащей не хотел иметь с ним никаких дел. Но, видно, Вова верил, что мы могли потягаться с ними в силе. Мы налетели, когда у группировки было собственное сборище. Сначала всё, казалось, так же, как и с Разъездами, но после первого же болезненного удара в солнечное сплетение я начал понимать, что они отличаются. Их сила чувствовалась по треску костей от каждого неимоверно сильного удара. Они били наотмашь, хватали что придётся. Их кулаки словно бы сделаны из стали. Казалось, прошла всего пара минут, а меня уже оглушило. Я не видел ничего и слышал лишь звон. Я не понимал, где нахожусь в пространстве и что со мной происходит. Где-то отдалённо происходили вспышки. Иногда появлялись чьи-то близкие голоса. Но потом я стал слышать сирену. И лишь тогда мой разум решил отключиться. Стало холодно. Хрустнул лёд, и я упал в самые тёмные глубины своего сознания. Здесь невозможно было дышать, нереально пошевелить ни единой конечностью. Я даже начинал забывать, кто я и что со мной стало. Я тщетно пытался вобрать воздух лёгкими, но что-то вязкое неизменно заполняло моё горло. Пока меня не прибило к поверхности. Очень жёстко и мгновенно. После стольких попыток выплыть, я вдруг захотел обратно. Потому что там я не ощущал ничего, а сейчас до меня докатывались последствия драки. Всё тело болело, меня воротило от самого факта существования. Внутренности обжигало, будто по моим венам циркулирует лава, а не кровь. А затем снова начался звон в ушах и пульсация в голове, сводящая с ума. Я приложил руку к голове и ощутил под пальцами какую-то ткань. Глаза долго не хотели разлепляться. А потом я понял, что просто смотрю в темноту. Впереди маячили красные круги, в ушах шумело, как если бы я находился прямо рядом с водопадом. Но, похоже, это просто последствия сотрясения. А потом я ощутил чей-то взгляд. Я сделал усилие и перевернулся на спину, замечая фигуру, сидящую рядом со мой. Девушка, с накинутым на плечи халатом. Ирина. Тяжёлый взгляд и ни грамма улыбки. - Наконец-то, - хмыкнула она, что-то принимаясь писать. - Ты всех напугал. Я опустил взгляд, посмотрев на свои руки. Почему-то показалось, что на них застегнулись наручники, но мои кисти были разве что в ссадинах. - А Вы чего тут? – хрипло спросил я. - Уволилась из ПДН, устроилась в больницу на пол ставки. Чего это ты, Андрей? Есть ещё какие-нибудь версии? Я упёрся затылком в подушку и прикрыл глаза. Меня резко затошнило от её шуток. Ощущение, словно мне проломили череп, подрали мозги и оставили всё как есть. Думать вообще не получается, ещё и она тут со своими шутками, вместо адекватного ответа. Я тяжело вздохнул, снова раскрывая глаза и замечая лист бумаги. - Заявление на меня написали? – озвучил я первое, что смогло прийти в голову. - Мама твоя была, - она щёлкнула ручкой, убирая её в портфель. - Я её домой спать отправила. Ни сидеть, ни стоять не может. Но врач успокоил. Сказал – черепно-мозговая, но жить будешь. Тебе бульон принесли. Будешь бульон? Я покосился на бутылку и от представлений этой жидкости во рту, снова подступила тошнота. Куриный бульон как лекарство от всех проблем. Жаль, только, Ералаша нельзя воскресить этим бульоном. - Нет, - я качнул головой и прикрыл глаза. Даже слабый свет из коридора врезался в глазницы лезвием, вызывая адские ощущения в голове. - Дурак ты, Андрейка. Может хоть это тебя чему-то научит, - она оглядела взглядом палату, нервно усмехнувшись. - Вот скажи, что лучше. Бегать где-то или посидеть, музыку послушать хорошую? Я бы ответил, да вот у неё был только один ответ. Хорошо верить в лучшее, мечтать, как научили сказки. Но жизнь далека от идеальных фильмов и книг. Милиция винит нас, но где были они, когда Ералаша убивали? Что они могут сейчас? Преступник известен, но никто не может его посадить. Только в пустые разговоры милиция и может. Обещать, дарить надежду, а потом приезжать вместе со скорой, констатируя смерть. - Про тебя Джон, кстати, спрашивал. Хотел извинится, - продолжала лейтенант. - Это кто? - В джинсах и рубашке такой, помнишь? Он, кстати, с тобой поговорить хотел. У них там что-то с клавишником. - Э… когда? - Ну, врач сказал, завтра уже можешь ходить. Но ты не торопись, как сможешь – я тебя отведу. Они в ДК репетируют. - Класс, - выдохнул я, совершенно не способный поддерживать адекватный разговор. Она ушла, оставив меня в тяжёлых раздумьях. Я смотрел на бледный больничный потолок. Правосудие. Справедливое наказание. Отмщение. Что эти слова значат для милиции? А для улиц? Кащей просто повернулся спиной, не замечая смерть хорошего парня. Я не долго знал Ералаша, но не верил, что он мог так просто послать кого-то из вражеской группировке. Что-то тут здорово не клеилось. И Улицы говорят, что не прощают косяков. Нас избивают, стоит хоть немного проебаться. Бьют даже свои, не жалея сил. Но хотя бы есть вера, что свои защитят от чужих. Получается, даже в это нет веры. Мы и впрямь просто звери? Бездумные. Хищные. Рвущие даже своих. Нет. Вова хотел показать нам другое. Что каждый заслуживает внимания. Что даже подросток чего-то да стоит. Нельзя забывать. Нельзя прощать. Нельзя переставать бороться. Эти мысли кипели во мне не прекращаясь. Я ничерта не смог сделать там, вместе с другими. Меня очень быстро просто выключило из драки. Я чувствовал себя беспомощным и жалким из-за этого. Чувствовал, что не сделал того, что должен был, что мог бы. Тяжелый взгляд. Я поднимаю своё тело, что вопит от каждого движения. Плевать, я заслужил это. Я должен быть сильнее. Иду по коридору, врезаясь плечами в стены, придерживая себя за рёбра, будто иначе они развалятся. Подойдя к посту медсестры, спросил про Равиля – того, кто убил Ералаша. Конечно, из нескольких десятков человек, вряд ли ему могло повезти оказаться в больнице. Но когда медсестра назвала этаж и номер палаты, что-то екнуло в груди. Я вышел на лестницу и привалился спиной к стене. Бит разгонял кровь по телу, а мышцы снова начало сводить в ожидании. Ожидании чего? Отмщения? Почему? Зачем? Всю свою жизнь я был жалким чушпаном. И наконец я стал сильным, но, по итогу, так ли это? Я хотел защиты, но теперь сам могу защищаться. Наверное, я бы хотел, чтобы за мою смерть мстили до последнего. Наверное, я бы хотел, чтобы мой убийца больше никогда не стаптывал ботинок о землю, под которой я лежу. Наверное, я просто слишком сильно хотел вылить своё отчаяние на кого-то. На кого-то, кто заслужил. Пульс долбит в ушах. Ноги несут по лестнице вверх. Я вваливаюсь в палату и окликиваю Равиля. Он быстро просыпается и начинает подниматься. Я уже не осознаю, что делаю. Я не чувствую руку и даже не знаю, как бью. Но судя по тому, что он не может встать – бью сильно. Я чувствуя влагу на пальцах, какие-то капли забрызгивают моё лицо, всё моё нутро трясётся от восхищения. Я уже не могу остановиться. Странный экстаз захватывает меня с головой, и я просто даю своему зверю выйти. Я рву того, кто посчитал себя лучше нас. Теперь он содрогается и стонет беспомощный. Надеюсь, ты чувствуешь себя жалким и ничтожным, потому что ты такой и есть. Меня отнимают от парня, и я уже не вижу, шевелится ли он. Дышит ли он. Проверять не хочется. Я выхожу из палаты, сплюнув последнюю угрозу. Меня всё ещё потряхивает. Руки не перестают вибрировать, пальцы сжимаются в кулаки, сердце отбивает бешенный бит. А потом я чувствую на языке сладкое послевкусие. Меня накрывает блаженной истомой, когда я оказываюсь на своей кровати. Дыхание выравнивается, и я больше не чувствую той адской боли, что была в начале. Мне стало хорошо. Одного лишь не хватает сейчас. Так хочется хотя бы увидеть Марата.