***
Последний рабочий день перед Рождеством всегда отличался от прочих. Зимний дух праздника витал в атмосфере, отгоняя всякое желание трудиться, и поговаривали, будто тому виной были специальные чары, наведённые сотрудниками Отдела магического хозяйства, чьи полномочия в любые другие дни были направлены исключительно на создание погодных условий за окнами кабинетов Министерства. Однако в рождественский период Кингсли делал исключение и отдавал им приказ облагородить коридоры и Атриум посредством ёлочных ветвей, украшающих стены и увитых золотыми огоньками, а также незамысловатой иллюзией в виде непрерывно падающих прямо с потолка снежинок, которые исчезали в воздухе, едва касаясь голов министерских работников. Завершив подготовку презентации, внеся в отчёт последние правки, Драко запер лабораторию и, выдохнув с облегчением и лёгким беспокойством, направился к лифту. Малфой сделал всё, что от него зависело и, можно сказать, уложился в срок: у него на руках были все необходимые данные для того, чтобы убедить Кингсли оставить его на должности невыразимца, но внутреннее противоречие из-за неуверенности в правильности своего поступка по-прежнему его терзало. Всё произошло так, как должно было произойти. Это была красивая история, заслуживающая называться самым приятным опытом в жизни Драко. Он жалел лишь о том, что им с Грейнджер не удалось провести чуть больше времени вместе, о том, что ему не хватило уверенности пообщаться с ней обо всём на свете во время незабываемых трёх свиданий. Сейчас, когда возможность сблизиться так глупо и внезапно была утеряна, Драко задумался о том, как было бы здорово узнать Грейнджер получше, обсудить с ней множество интересных вещей, расспросить её о жизни вне Хогвартса и, конечно же… Попросить прощения. За всё, через что ей и её близким довелось пройти. Погрузившись в эти бесплодные мысли, Драко захлопнул решётку лифта и отправился наверх. Он не был уверен в том, чего конкретно ожидал от этой поездки, но в глубине души ему всё же хотелось увидеться с Грейнджер в последний раз перед Рождеством и пожелать ей приятных праздников. Если на то окажется воля случая. Лифт остановился, впуская первых попутчиков. Драко, как всегда, опустил взгляд на свои ботинки, выражая крайнюю незаинтересованность в общении с кем бы то ни было, включая короткие приветственные кивки. Он прислонился к задней стенке лифта, засунув руки в карманы мантии, как вдруг почувствовал прикосновение к своему плечу, от которого незамедлительно сработал артефакт. Сердце Драко учащённо забилось, грудь обдало жаром — он и подумать не мог, что успеет истосковаться по этому ощущению. Стараясь сохранять дыхание ровным, он тихо ухмыльнулся и повернул голову в направлении источника «той самой» магии, но вместо идеальных каштановых кудрей и точёного профиля, усеянного веснушками, взгляд Малфоя упал на сладострастный оскал Клементины, измазанный синей помадой, а затем — на её томно моргающие два гигантских глаза, многократно увеличенные под толстыми стёклами очков. Улыбка Драко мгновенно исчезла, и он сглотнул, прищурившись от яркого света вечного Люмоса, который Клементина поднесла на кончике палочки прямо к его лицу. — Я так и знала, что это ты, — зачарованно пролепетала она. — Узнала тебя по запаху. Драко понятия не имел, что на это ответить, но отчего-то почувствовал лёгкую тошноту. Беспорядочные, изрядно поседевшие волосы Клементины торчали в разные стороны, словно её ударило молнией, и в них всегда что-то да застревало: то осенние листья, то министерский бумажный самолётик, так и не добравшийся до своего адресата. Сегодня в её буйных космах затерялась обёртка от «Друбблс» и, судя по тому, как крепко она держалась, сам «Друбблс». Вероятно, кто-то из коллег-невыразимцев решил таким образом над ней подшутить. — Не ожидал встретить тебя на пятом уровне, — из вежливости выдавил Драко в попытке отстраниться, однако в лифте было уже достаточно тесно, и ему по обыкновению стало от этого не по себе. — Мой целитель рекомендует мне больше двигаться, — пояснила Клементина, не отрывая взгляда от Малфоя. — Поэтому время от времени я прогуливаюсь по другим уровням Министерства. — Уверен, он имел в виду прогулки на свежем воздухе, — сконфуженно улыбнулся Драко всего на мгновение и отвёл взгляд, мечтая как можно скорее убраться отсюда. — У меня аллергия на снег, — призналась Клементина, шмыгнув носом. Малфой сомневался в существовании таковой, но не стал спорить и тратить время на анализ услышанного, так как был слишком занят мыслями о скорейшем завершении этой проклятой поездки. Когда же лифт наконец достиг Атриума, Драко грубо отпихнул нескольких недовольных ведьм и волшебников и протиснулся наружу, глубоко вдохнув, однако временное облегчение моментально сменилось очередным приступом паники. Казалось, все сотрудники Министерства столпились именно здесь, и Малфой не мог найти слов для того, чтобы выразить презрение к каждому из них. Атриум походил на шумную ярмарку, не хватало лишь сладкого запаха яблок в карамели и дымящегося барбекю. Ребята из Отдела магического хозяйства действительно потрудились на славу с атмосферными чарами, но Драко они не нравились — тоска и уныние, привычно источаемые стенами Министерства, были ему по душе значительно больше. И что дальше? Проверить, нет ли её в кафетерии? Салазар, затерявшись в такой плотной людской массе, можно забыть собственное имя. Но не успел он сполна проникнуться животным ужасом из-за надвигающегося приступа паники, как вдруг совсем рядом раздался мелодичный голос с озорными нотками, от которого всё внутри встрепенулось, несмотря на то, что никакого прикосновения не произошло, и артефакт по-прежнему оставался неактивен: — Ты выглядишь так, будто заблудился. Драко обернулся, и в этот самый момент окружающий шумный мир, пестрящий буйством красок, словно остановил своё вечное движение, потускнел, приглушился и замер. Она выглядела в точности так же, как в их самую первую встречу в Атриуме: тёмно-зелёная кашемировая мантия, идеально уложенные локоны, но в этот раз, несмотря на бодрость голоса, улыбка Грейнджер выглядела измученной, а глаза — покрасневшими и уставшими. Она плохо себя чувствовала? Кто-то обидел её? Стоит ли ему осведомиться об этом, или на данном этапе их отношений этот вопрос доставит ей дискомфорт? — Перед Рождеством обычно именно так мне и кажется, — ухмыльнулся Драко. — Будто я заблудился и уже очень давно. — Итог уходящего года? — уточнила Грейнджер с понимающей улыбкой. — Вроде того. Отправишься на Рождество в Уизли-таун? Она всё ещё на улыбке поджала губы и отрицательно покачала головой, опустив взгляд. — В этом году Рождественский чемпионат по квиддичу в Ирландии, — спокойно ответила Грейнджер, однако было сложно не заметить, как тяжело ей давалось сохранять самообладание и не говорить между каждым словом «чёртов», хотя, возможно, на её языке вертелся и более нецензурный эпитет. — Поэтому Гарри, Джинни, Рон и остальные приняли единогласное решение отмечать праздник на трибунах. — Было бы мне лет пятнадцать, я бы сбежал из дома ради такого события, — усмехнулся Драко. — И как же ты собираешься это выдержать? Грейнджер выглядела удивлённой. — Неужели по мне настолько заметно, что мне не нравится квиддич? — Ты ненавидишь квиддич, — фыркнул Драко, саркастично нахмурившись. Он прекрасно помнил те славные школьные деньки, когда, будучи слизеринским ловцом, с высоты птичьего полёта видел один единственный неподвижно раскрытый фолиант размером с гиппогрифа среди неистовствующей толпы гриффиндорских болельщиков — это ли не являлось ярчайшим знаком протеста и презрения ко всему, что было связано с игрой? Грейнджер открыла рот, очевидно, чтобы спросить у Малфоя, откуда ему известно о её нелюбви к квиддичу, но вместо этого она сдалась и виновато кивнула: — Да, так и есть. Я ненавижу квиддич. Поэтому решила, что не поеду. Драко вскинул брови, совсем не ожидая подобного ответа. Он даже подумал, что ему почудилось. — В смысле… ты не будешь справлять Рождество с Поттером и Уизли? — Впервые за девять лет, — подтвердила Грейнджер, и это явно ужасно её угнетало. — Неужели ты будешь совсем одна? — быстрый вывод пришёл сам собой. Всё же, вероятно, отношения с её родителями были далеки от идеала. Она неопределённо пожала плечами и будто о чём-то задумалась. — Полагаю, что так. Правда, ходят слухи о том, что Министерство собирается устроить спонтанную вечеринку. Если это окажется правдой, наверное, я бы отправилась туда. Это всё же лучше, чем оставаться одной. Я бы хотел провести это Рождество с тобой. Драко моргнул и отвёл взгляд. Новость о том, что Грейнджер встретит праздник в одиночестве, подействовала на него самым странным образом. Его разум захватили расплывчатые мечтания о совместном вечере, плавно перетекающем в ночь без слов прощания до самого утра. Это до боли походило на потрясающий шанс всё исправить, однако… Будь реалистом. Ты упустил свой шанс, придурок. — В таком случае, будем надеяться, что слухи не беспочвенны, и ты прекрасно проведёшь время в компании душных министерских снобов, — усмехнулся Драко, тайно радуясь, что его язвительная шутка вызвала у Грейнджер ответную улыбку. — Полагаю, я вряд ли удостоюсь приглашения. — А ты бы хотел оказаться на подобном мероприятии? — она недоверчиво изогнула бровь. — Ты когда-нибудь встречала Рождество в компании меланхоличной вдовы, заключённой в мрачном готическом поместье? Серьёзно, Грейнджер, ты бы и минуты не продержалась. — По сравнению с квиддичем, звучит очень даже заманчиво, — заметила Гермиона, и они рассмеялись. Чёрт побери, какая же ты красивая. Это несправедливо. Чертовски, чертовски несправедливо. — Счастливого Рождества, Грейнджер, — тихо проговорил Драко, отступая на шаг назад. Ему нужно срочно вернуться в Отдел тайн, пока он не совершил какой-нибудь вопиющей глупости. — Увидимся в следующем году. — Счастливого Рождества, Малфой, — с толикой грусти улыбнулась она, махнув рукой на прощание. Рукой в этой охренительно сногсшибательной кожаной перчатке, которая до неприличия откровенно обволакивала каждый пальчик, заставляя Драко нервно сглотнуть, быстро кивнуть на прощание и устремиться в постепенно заполняющийся лифт.***
Остаток дня Драко провёл в лаборатории, уставившись в книгу, чтобы хоть как-то себя отвлечь. Весь намеченный план был полностью выполнен, и Малфой вполне мог позволить себе отправиться домой сразу после разговора с Грейнджер, но, как обычно, в стрессовой ситуации его большой умный мозг выдал ошибку. Атриум был переполнен волшебной людской массой, Грейнджер была ослепительна, разговор — чрезмерно приятным и даже почти лишённым неловкости, в общем, всё это было слишком. Драко запаниковал и испытал непреодолимое желание укрыться от вездесущей окружающей опасности, но, к сожалению, камины находились непостижимо далеко, ярдах в восьмидесяти, как ему показалось. Разумеется, всему виной была проклятая социофобия и непреодолимая плотность вышеупомянутой массы. Потому он решил просидеть в Отделе тайн до завершения рабочего дня и, как обычно, отправиться домой следом за самым последним засидевшимся допоздна офисным планктоном с какого-нибудь Отдела магических происшествий и катастроф. Лишь добравшись до дома, Драко, наконец, осознал, как же сильно он устал. Играть в игру собственного воспалённого разума было изматывающе, чувство несвободы от собственных страхов и зажимов отбирало слишком много сил. Крошечная квартирка казалась ему единственным безопасным местом, где обитало спокойствие, но и оно было мнимым, вынужденным самообманом, чтобы окончательно не слететь с катушек на почве очередного нервного срыва. Вот и всё. Ещё один год подошёл к концу, и Драко затруднялся ответить на вопрос, чего в нём было больше: хорошего или плохого. Он склонялся к первому варианту ввиду новых достижений и открытий не только в области науки, в которой Малфой, возможно, являлся единственным её представителем, и по этой причине нёс значительный груз ответственности перед всем миром магии, который, впрочем, вряд ли оценит его старания и предпочтёт присвоить их кому-то другому или абстрактной совокупности неких безликих невыразимцев, десятилетиями трудящихся в Отделе тайн. Немалым достижением также было открытие собственного внутреннего мира, целого спектра переживаний, на которые, оказывается, он был способен. Всё благодаря магии Любви. Магии Грейнджер. Она все эти годы была так близко, где-то совсем рядом. Она подарила ему чувства, о существовании которых он никогда не помышлял всерьёз. Чувства… — Хозяин Драко! Он вздрогнул и обратил взгляд на подпрыгивающую эльфийку, призывно трясущую чем-то в своём маленьком кулачке. Похоже, Клио давно пыталась пробиться сквозь тернии его мыслей, в которые он так глубоко погрузился. — Вам пришло письмо из Министерства магии, — Клио протянула немного смятый конверт с изображением характерной чёрной буквы «М». Драко настороженно нахмурился и принял письмо из рук эльфийки. В последний раз ему доводилось видеть конверт с эмблемой Министерства больше года назад — обычно администрация связывалась со своими сотрудниками посредством зачарованных самолётиков в рабочее время. — Спасибо, — рассеянно пробормотал он, сосредоточив всё внимание на конверте, пока Клио откланивалась и говорила что-то про ужин. Драко охватила тревога. Неужели в качестве рождественского подарка Шеклболт решил послать ему письмо, в котором сообщается, что он передумал сохранять должность Малфоя, и в презентации его проекта больше нет никакой нужды? Вполне естественный поступок для бывшего слизеринца, вряд ли он позволяет своему гнилому сердцу надрываться под гнётом милосердия — очевидно, оно ему чуждо. «Удивите меня, мистер Малфой». Слова патологического психопата, давно спланировавшего болезненное унижение бывшего Пожирателя смерти. Это был один из наиболее выдающихся талантов Драко — заблаговременно предугадывать сквернейший сценарий событий, которые уже давным-давно произошли в его голове, при этом не имея ничего общего с реальностью. Так было проще избежать разочарования, если предсказание окажется правдивым, а если же нет — будет приятный сюрприз. Нужно послать сову в Клир-Айленд. Надеюсь, главный целитель местного санатория для душевнобольных чародеев мне не откажет. Мунго уже явно не справится с таким тяжёлым случаем. На мгновение прикрыв глаза и сделав глубокий вдох, Драко быстрым движением оторвал край конверта и извлёк небольшой клочок плотного пергамента, исписанного золотистыми чернилами:«Уважаемый мистер Малфой,
Министерство магии приглашает Вас на закрытый рождественский приём. Форма одежды свободная, традиционный обмен подарками не предполагается. Ожидаем Вас в сочельник по адресу: переулок Гринбук, 9, в 8 часов вечера».
Драко прочёл письмо несколько раз целиком, дополнительно перепроверив последнюю строчку, чтобы убедиться, что ему это всё не мерещится. Торопливо сунув его в карман, он метнулся к камину, схватил пригоршню летучего пороха и назвал адрес Тео, совсем позабыв об ужине, который будет готов с минуты на минуту. Клио простит его. В любом случае, единственное, что в ближайшее время сможет беспрепятственно преодолеть путь от глотки до желудка, — это огневиски, охлаждённый примерно до пяти градусов по Цельсию.***
— Дорогой, я начинаю думать, что нужен тебе лишь в самые отчаянные моменты твоей жизни, — с ноткой обиды заметил Тео, оглядывая Драко с головы до ног, изогнув губы в приветливой улыбке. — Смотри, — запыхавшись, проронил Малфой, протягивая ему письмо. Теодор подозрительно изогнул бровь, но всё же принял листок пергамента из рук Драко и скользнул по нему взглядом. — Рождественский приём? Разве Министерство хоть раз организовывало нечто подобное? — Нет. Уверен, что нет. — Допустим, — задумчиво протянул Нотт, — и что же не так с этим письмом? — Адрес. — Адрес?.. — Это адрес Грейнджер. — …я не понимаю… — Это адрес Грейнджер, блять. Нет никакого рождественского приёма, Тео. В гостиной повисло напряжённое молчание. Теодор ни разу не выглядел столь неподвижно обескураженным за всю историю их знакомства. Драко терпеливо ждал, когда до Нотта дойдёт смысл всего происходящего, так как сам пятью минутами ранее пребывал в полнейшем замешательстве от осознания, что Грейнджер намеренно провернула весь этот фарс с выдуманным министерским мероприятием, чтобы пригласить Драко встретить Рождество вместе с ней. Мерлинова срань, это было похоже на сон. Или на чей-то неудачный розыгрыш, вот только почерк был её вне всяких сомнений. — Охуеть, — заключил Тео. — Я знаю. — Ты ведь понимаешь, что это значит? — заговорщически произнёс он, глядя исподлобья. В воображении Драко вновь возникла пресловутая красная дверь, над которой загорелась не менее пресловутая неоновая вывеска, на этот раз заманчиво мигающая разными цветами. О да, он прекрасно понимал, что это значит. — Я не думаю, что это хорошая идея. Тео вопросительно моргнул, склонив голову набок, и Драко вспомнил, что Нотту не было ничего известно о последних событиях. Малфой попытался в сжатой форме изложить содержание последних встреч с Грейнджер, включающих неудачный поцелуй и два дружеских разговора, намеренно опустив интимные подробности своей позорной развратной ночи, о которых Тео, несомненно, догадался сам. — Выходит, эмоциоскоп, предназначенный для распознавания магии Любви, не выдерживает её силы? — подытожил Тео. — Моё тело не выдерживает, — с лёгким раздражением поправил его Драко и, как только заметил намёк на коварную ухмылку Нотта, добавил: — Артефакт напрямую взаимодействует с сердцем. Это чертовски больно. — Ты не думал о том, чтобы как-то это исправить? Драко надменно усмехнулся и покачал головой. — У меня нет на это времени. Для того, чтобы откорректировать артефакт, мне нужна лаборатория, в которой находится вся необходимая литература и оборудование… — Вообще-то я имел в виду избавиться от него совсем. Драко замер и устремил на Тео озадаченный взгляд. — Что? — Салазар, Малфой, ты поражаешь меня, — легкомысленно усмехнулся Нотт. — Неужели тебе и вправду до сих пор не пришло это в голову? Ты действительно собираешься отказаться от приглашения девушки, которая тебе нравится, и которой, что немаловажно, нравишься ты, лишь по той причине, что до сих пор думаешь о чёртовом эксперименте? Данных, которые ты собрал, предостаточно, презентация и отчёт готовы, Шеклболт сохранит твою должность, ты выиграл этот бой, мать твою! Почему бы просто не позволить себе, наконец, наслаждаться жизнью? Драко отвёл напряжённый взгляд и опустился в кресло. Способность Тео обнаруживать его ментальные ловушки каждый раз сбивала с толку. Малфой не раз порывался извлечь сердцеспектральный эмоциоскоп из своего тела, но чаще всего это являлось импульсивным желанием, возникающим на фоне неприятных ситуаций, однако прервать эксперимент он так и не решался. С самого начала разработки своего проекта он знал, что конечным этапом выявления наивысшей степени магии Любви будет являться интимная близость. Он знал это, но не предполагал, что когда-то окажется в двух шагах от цели. Как так вышло, что приоритеты настолько резко изменили свой вектор? В какой момент вечно фонящее на подкорке слово «эксперимент» начало вызывать у Драко отвращение? Почему в конечном итоге его проект поставил его же перед выбором: сохранить карьеру или позволить себе быть счастливым? Ответ был довольно прост. Драко мыслил рационально. Протоптанный путь невыразимца гарантировал ему успех. Он доверял ему. Что же касается абстрактного понятия счастья — в нём слишком много неизвестных. Уравнение, будоражащее разум, вызывающее дрожь в теле и заставляющее сердце биться с неумолимой скоростью, но не имеющее чёткого и логического решения. — Драко, — спокойно окликнул его Тео, вырывая из раздумий. — Невыразимец, изучающий Любовь, но не постигший её, не вправе называться настоящим учёным. Ты совершил огромный вклад в эту науку. Доведи же свой проект до конца. И я сейчас не про чёртову сердцеспектральную штуковину. Сожги её, если потребуется, но не лишай себя шанса узнать то, о чём ты никогда не прочтёшь ни в одной книге, приятель. Драко поднял взгляд на Нотта и вновь покачал головой. — Мне кажется, я разучился выбирать, Тео, — невесело улыбнулся он. — Жизнь всегда загоняла меня в условия, в которых мне приходилось изворачиваться, чтобы выжить. Ты говоришь, что я свободен, но я никогда по-настоящему не чувствовал этого. Свобода пугает меня, потому что я понятия не имею, какова она. Тео приблизился к нему и присел на корточки, положив ладони на колени Драко и взглянув прямо ему в глаза: — Она прекрасна, — восторженно прошептал он. — Ты даже не представляешь себе, насколько. Драко слабо улыбнулся, но нисколько не усомнился в его словах. Он верил Тео. Однако его чрезмерная тактильность начинала ему досаждать. — Не знаю, с какой планеты ты прибыл, но, пожалуйста, отправляйся обратно, тебе здесь не рады, — он бросил многозначительный взгляд на ладони Тео, касающиеся его колен. — Спасибо за гостеприимство, но мне, пожалуй пора. Нужно многое обдумать. — Мне кажется, не очень-то вежливо с твоей стороны заявляться к лучшему другу без приглашения и даже не соизволить поинтересоваться, как у него дела, — с напускной обидой заметил Нотт, выпрямившись и отойдя к камину. — А я разве не спросил? — в притворном удивлении нахмурился Драко. — Хорошая попытка. — Ладно, так и быть, — обречённо произнёс Малфой, направляясь к камину, но вместо того, чтобы остановиться возле Тео, зачерпнул горсть летучего пороха, намекая на скорый уход. — Как ты поживаешь? — Я очень рад, что ты спросил, — оживлённо ответил Тео, будто невзначай преграждая Драко путь к камину, на что он едва удержался от раздражённого вздоха. — Короче говоря, на выходных у Флинта была вечеринка в бассейне. Куча девчонок, несколько парней из Хогвартса, алкоголь лился рекой — в общем, тусовка была просто огонь. И вот, когда все разошлись, Флинт отправился спать, а согревающие чары всё ещё работали, я решил искупаться в бассейне перед уходом. Сбросил шорты к драккловой матери и залез в воду голышом… — О Мерлин… — А спустя некоторое время выяснилось, что в особняке остался ещё один гость — просто охренительно красивый парень, Салазар, клянусь, он будто сошёл с обложки американского «Квиркантума». Кстати, как потом оказалось, он из Нью-Йорка и зовут его Габриэль. Так вот, просто представь: он видит меня голым, обворожительно улыбается и, не говоря ни слова, снимает с себя всю одежду и спускается ко мне в бассейн. Как думаешь, что произошло потом? — вкрадчиво протянул Тео, замерев в предвкушении. — Уровень воды поднялся? — предположил Драко со скучающим видом. Нотт ещё с мгновение оставался неподвижным, а затем, разочарованно цокнув и закатив глаза, демонстративно отступил в сторону, уступая Малфою проход в каминную арку. — Счастливого Рождества, Драко, — снисходительно попрощался он, однако улыбка его была сочувствующе-добродушной. Теодор никогда не обижался — в случае с Малфоем это было совершенно бесполезно. — Уверен, ты примешь правильное решение.***
Остывший ужин остался нетронутым. Драко сидел за столом, уставившись в одну точку, согнув руки в локтях, и бессознательно крутил перо между пальцами. Почтовый филин улетел почти час назад, и было бы правильно не дожидаться его возвращения и отправляться спать, но Драко был слишком взволнован для того, чтобы заставить свои отяжелевшие веки сомкнуться хотя бы на несколько секунд. Всё ещё испытывая глубокое замешательство и терзающие сомнения, он решил впервые за долгие месяцы послать письмо Нарциссе. По необъяснимой причине, несмотря на мудрые наставления Тео, Драко подспудно намеревался избежать возможности впервые провести Рождество таким образом, чтобы на следующий день не хотелось вспороть себе сонную артерию и умереть бесславной смертью в луже собственной крови посреди обеденного зала Малфой-мэнора. Ведь существовала вероятность, что резкая смена многолетнего сценария приведёт к беде, а тем более, когда этот сценарий включал в себя риск оказаться в постели девушки, которой Драко был категорически недостоин. И если он снова сбежит, то на этот раз на другой континент, не иначе. Потому было решено уведомить мать о том, что на горизонте возникла потенциальная проблема в виде загадочной незнакомки, которая намеревается нарушить их рождественские планы. Драко умышленно составил письмо таким образом, чтобы спровоцировать у Нарциссы приступ материнской ревности и желание провернуть классическую манипуляцию, которая заключалась в том, что Драко — ужасный сын и хуже его не сыскать, так как вознамерился бросить мать в одиночестве в угоду своему неконтролируемому либидо. Это должно было сработать. По крайней мере, он на это рассчитывал. Не то чтобы мнение матери хоть когда-то имело для него первостепенное значение, но в данном случае оно оставалось единственным и решающим фактором его невозможного выбора. Письмо Нарциссе являлось чем-то вроде игральных костей или подбрасывания монетки, вот только у этого способа был один неприятный побочный эффект: в тот самый момент, когда монетка оказывается в воздухе, ты уже знаешь ответ. Решение рождается в подсознании непроизвольно. — Блять… — устало выдохнул Драко, отбросив перо, и запустил руки в волосы. Он уже не был уверен, хочет ли дожидаться ответа Нарциссы. Возможно, будет правильно сжечь его, не читая. Всё равно он уже знал, что будет в письме. Взъерошив волосы окончательно, Драко схватил новый лист пергамента, обмакнул перо в чернильницу и уже занёс его над бумагой, чтобы написать Грейнджер короткое послание с отказом, как вдруг раздался стук в окно. Филин вернулся из Малфой-мэнора. Его крючковатый клюв крепко держал тёмно-лиловый конверт с чёрной сургучной печатью. Чернильная капля упала на пергамент, но Драко этого не заметил: по непонятной причине его сердце колотилось с бешеной скоростью, что не являлось его обычной реакцией на письма матери. Монетка упала. Осталось узнать, какой стороной. Драко поднялся из-за стола и подошёл к окну. Свежий морозный воздух ворвался в комнату, когда он взял письмо в руки. Наспех сломав печать, он извлёк миниатюрный листок дорогого пергамента, исписанный каллиграфическим почерком Нарциссы, и прочёл свой вердикт:«Дорогой Драко.
Известие о том, что ты можешь провести это Рождество не со мной, бесконечно ранило меня. И, как твоя мама, я вынуждена настаивать на том, чтобы ты сделал правильный выбор. Если ты проведёшь праздник в Малфой-мэноре, а не с той девушкой, о которой мне совсем ничего неизвестно, с огромной долей вероятности ты умрёшь в одиночестве, милый. Пришли мне весточку в сочельник.
Целую, мама».