Arcanum Amoris

      Драко в очередной раз взглянул на небо, безошибочно отыскав пояс Ориона, и попытался прикинуть, на сколько градусов изменилось его местоположение. Без астролябии определить это было довольно непросто, погрешность могла оказаться слишком серьёзной. По его примерным подсчётам прошло около двадцати минут бесцельной прогулки по заснеженным улицам, но, учитывая состояние Драко, его ощущение времени было изрядно искривлено.       Нужно было захватить часы. Наблюдение за положением созвездий на небе — явно не самый эффективный способ определить время в двадцать первом веке.       Весь вчерашний день Малфой провёл за исследованиями: его тесная комнатка была сплошь завалена схемами и уравнениями; когда закончился пергамент, вычисления и схематические рисунки переместились на стены. Бедняжка Клио во время планового визита замерла на месте с чашкой кофе, лицезрея воцарившийся вселенский бардак, прикрыла своей маленькой ручкой рот, подавляя крик, и потеряла сознание. Чашка с блюдцем, предусмотрительно зачарованные именно на такой случай, неподвижно застыли в воздухе — Клио не впервой было врываться в самый разгар учинённого Драко научного хаоса, и потому, основываясь на прошлом опыте, она на всякий случай накладывала чары спонтанной левитации на посуду, чтобы хозяин мог насладиться напитком, пока бесчувственное тело его эльфа растянулось на полу.       Именно внезапный и такой несвоевременный визит Клио и оказался столь необходимой деталью в поисках Драко. Во-первых, он отвлёкся от непрерывных размышлений над тем, какое из свойств артефакта вызывало физический дискомфорт. Во-вторых, внимание Драко сосредоточилось на том, чтобы привести Клио в чувство и затем — заверить её, что он всё приберёт, лишь бы она не рассказывала его матери о том, что он затеял очередной мозговой штурм в канун Рождества. И в-третьих, как только Клио удалось подняться, взгляд Драко упал на один из многочисленных исписанных листков на полу, который не являлся частью проделанной научной работы. Это был обычный аптечный рецепт на обезболивающее зелье.       Неожиданная находка поразила Драко своей идиотской простотой: он потратил массу времени и усилий на поиск слабого места в его разработке, чтобы в рекордно сжатые сроки устранить проблему и при этом не испортить эмоциоскоп, когда мог просто ослабить физическое действие артефакта на организм с помощью обычного обезболивающего и таким образом свести к минимуму вероятность своего очередного побега или летального исхода во время поцелуев, которые могут выйти из-под контроля.       Мерлин, о чём я только думаю…       Драко до сих пор не мог поверить в то, что он пошёл на это. Письмо со своеобразным благословением Нарциссы поначалу привело его в недоумение. Её реакция показалась ему абсолютно противоестественной, Малфой даже было подумал, что maman находилась в состоянии алкогольного опьянения или лихорадки, но с наступлением утра и в течение всего последующего дня семейный филин не принёс нового письма с извинениями и безоговорочным приказом явиться на праздничный ужин. Это уже начинало походить на некий заговор — Малфой и вправду задумался, не объединились ли Нарцисса с Теодором в группу по интересам, которая преследовала одну единственную цель, — усложнить и без того непростую жизнь Драко.       Он не хотел думать о том, почему решил не извлекать сердцеспектральный эмоциоскоп из своего тела. Малфою казалось, что до тех пор, пока эти мысли не наводняли его сознание, он не совершал ничего плохого. Признаться себе в том, что стал зависим от собственного научного любопытства, было нелегко, поэтому Драко предпочитал не давать оценок своему поступку, ведь в таком случае он не являлся ни плохим, ни хорошим. Именно так работала слизеринская хитрость. Муки совести оказывают губительное влияние на здоровье.       И он опять стоял у знакомого порога, у которого не рассчитывал когда-либо оказаться вновь. Всего несколько дней назад они с Грейнджер попрощались здесь как друзья, и Драко был уверен, что спустя недолгое время забудет выученный наизусть маршрут и будет хранить память об этой самой ярко-красной двери с воображаемой вывеской, которая в недалёком будущем вызывала бы у него лишь чувство лёгкой неловкости и добрую улыбку.       Драко поймал себя на привычной мысли о том, что всё ещё не поздно развернуться и уйти домой или аппарировать прямо в мэнор, увенчав свою трусость столь типичным поступком, и вдобавок ко всему разочаровать мать своим визитом в сочельник, но ещё одного истерического выговора от Нотта он не выдержит. Малфой вновь возвёл взгляд к звёздам и согласно поверхностному анализу никудышного глазомера сделал вывод, что обозначенное в приглашении время настало. Поднявшись на крыльцо, он негромко постучал в дверь и затаил дыхание.       Послышалось знакомое протяжное кошачье мяуканье, забавно колеблющееся по мере приближения, а затем замок щёлкнул, и дверь отворилась.       — Мистер Малфой, — с наигранным официозом поприветствовала его Грейнджер, облачённая в пёстрый рождественский свитер и держащая в руке наполовину опустевший бокал шампанского, — вы сегодня раньше всех. Не заблудились по дороге в наш тайный клуб?       Кое-что для Драко было ясно с первого взгляда: Грейнджер безусловно выглядела невыносимо привлекательно в своём маггловском праздничном одеянии, а ещё, вне всяких сомнений, полупустой бокал в её руке был явно далеко не первым. Эти два наблюдения напрочь лишили Малфоя чувства безопасности, но он решил не подавать виду и импровизировать — этой выверенной схемы он постоянно придерживался на протяжении последних нескольких лет.       — Мисс Грейнджер, — осторожно поприветствовал он в ответ, — я с дурной вестью. Боюсь, больше никто не придёт.       — О, нет, — в изумлении протянула она, — неужели приглашение от Министерства пришло только вам?       — Я более чем уверен в этом. Вероятно, произошла какая-то ошибка.       — Эти министерские филины ни на что не годятся, — с напускным разочарованием покачала головой Грейнджер.       Драко ухмыльнулся и вошёл в прихожую. Ему начинала нравиться эта игра, несмотря на то, что правила ему были неизвестны. Он понятия не имел, как ему следует себя вести и в какой момент остановиться или же проявить инициативу.       — Шампанского? — предложила Грейнджер, последовав к накрытому столу.       — Нет, благодарю.       Она с подозрением обернулась и изогнула бровь.       — Сегодня ведь Рождество.       — Я не пью шампанское, — соврал Драко, впрочем, нисколько не сомневаясь в том, что местное пойло и правда не заслуживает его внимания. Истинной же причиной его отказа являлось недавно принятое обезболивающее зелье, которое могло утратить свои свойства, вступив в реакцию с алкоголем. Это был единственный ощутимый изъян в плане Драко, но в то же время и явный плюс: он будет принимать взвешенные и осознанные решения на протяжении этого вечера. По крайней мере, так он себя убеждал по дороге сюда.       — Прискорбно, — пробормотала Грейнджер, осушив свой бокал одним глотком. — Апельсиновый сок?       — Будьте любезны.       К облегчению Драко, она наполнила соком оба бокала, слегка расплескав содержимое графина на скатерть. Малфой невооружённым глазом видел, что Грейнджер ужасно нервничала, — крупно дрожащие руки выдавали её с потрохами.       Праздничный стол был обставлен довольно лаконично: большое блюдо с дольками запечённой картошки, нарезанные свежие овощи, вышеупомянутый графин с соком и четыре бутылки шампанского, одна из которых была почти пуста.       — Я не очень хорошая хозяйка на самом деле, — призналась Грейнджер, заметив изучающий взгляд Драко. — Пироги и картошка — единственные блюда, которые мне стабильно хорошо удаются, поэтому я решила не рисковать, чтобы не ударить в грязь лицом и…       — Зачем ты пригласила меня?       Этот вопрос не давал Драко покоя вот уже двое суток. Он собирался выяснить это позже, но в какой-то момент почувствовал, что не может больше откладывать. Что-то явно было не так во всём происходящем, и состояние Грейнджер по-настоящему настораживало. Она отвела взгляд и, отправив в рот ломтик картошки, ответила:       — Я тут ни при чём, это всё Министерство…       — Грейнджер.       Она медленно прожевала и глубоко вздохнула, с тоской взглянув на остатки вскрытого шампанского. Честная гриффиндорская солидарность не позволяла ей нарушить трезвенническую атмосферу этого поистине странного вечера. Невзирая на тихую рождественскую музыку, ёлочные огоньки и зажжённые свечи, настроение ощущалось больше напряжённым, нежели праздничным.       — А почему ты согласился? — наконец, взглянула она на Драко. Игра приняла другой оборот.       — Я думал, это министерская вечеринка, — невинно пожал плечами Драко, облокотившись на спинку стула и устремив на Грейнджер испытующий взгляд.       Играй по правилам, Гриффиндор. У вас с этим большие проблемы.       — Это был экспромт, — виновато произнесла она, заправив за ухо волосы. — Мне не хотелось оставаться одной на Рождество.       Не то чтобы её признание оказалось неожиданным, скорее, Драко не ожидал услышать столь искренний ответ в течение ближайших нескольких минут или часов. Жаль, не было ясно, кто победил.       — Позволь мне кое-что уточнить, — он неторопливо потянулся к бокалу с соком, стараясь выглядеть как можно увереннее и не расплескать напиток, следуя примеру Грейнджер. — Это свидание?       Она прыснула и издала нервный смешок, убедительно качая головой:       — Мерлин, конечно же, нет! — воскликнула Грейнджер громче, чем следовало. — Какое же это свидание? То, что мы вдвоём в сочельник у меня дома, совсем не означает, что мы на свидании. Никакого свидания. Разве друзья не могут провести вместе Рождество?       — То есть, мы друзья? — ухмыльнулся Драко, изогнув бровь и слегка пригубив бокал с соком. Напрасно он сомневался в правильности своего визита к Грейнджер — его трезвость на фоне её алкогольного опьянения давала ему явное преимущество, потому он больше не чувствовал себя психованным невротиком. Грейнджер временно опустилась до его уровня, благодаря чему Драко, наконец, почувствовал себя комфортно.       — Да… пожалуй… — неуверенно пролепетала она, покрывшись румянцем и непроизвольно сосредоточив взгляд на губах Драко в тот момент, когда они соприкоснулись с бокалом.       — Я тут подумал, — едва сдерживая улыбку, протянул Малфой, накалывая на вилку ломтик картофеля, — а в какой именно момент мы с тобой стали друзьями? — издеваться над Грейнджер никак не входило в его планы, но внезапно это ощутилось чем-то очень гармоничным в сложившейся ситуации. — Насколько я помню, у нас было три свидания и ни одной дружеской встречи. Мы никогда не поздравляли друг друга с днём рождения, не играли в «плюй-камни», не хвастались коллекцией карточек из-под шоколадных лягушек. Но зато я прекрасно помню, как несколько дней назад мы целовались прямо на этом диване, — он кивнул в сторону гостиной, медленно проворачивая между пальцами вилку с наколотой картошкой и наблюдая, как с каждым словом Грейнджер краснела всё гуще.       — Если ты намекаешь на то, что я позвала тебя, потому что у меня были некие определённые намерения, то это не так, — фыркнула она, направившись к холодильнику. — И мы, вроде как, выяснили, что не стоило торопить события тем вечером. Можешь быть спокоен, ничего подобного сегодня не произойдёт. Именно это я имела в виду, когда говорила, что мы друзья, потому можешь заслуженно считать этот вечер нашими первыми дружескими посиделками.       Что-то в словах Грейнджер не понравилось Драко. Точнее, ему не понравилось каждое её слово. Прямо сейчас он испытывал острое желание открыть новую бутылку шампанского и осушить её до дна, раз уж в действии обезболивающего зелья больше не было необходимости.       — Отлично.       — Хорошо.       Она уселась на место и бросила в бокал два кубика льда. Драко отправил в рот наколотую на вилку еду и устремил взгляд в тарелку. Всё шло не просто не по плану — с огромной уверенностью можно было прийти к заключению, что всё катилось к нюхлеровым чертям.       — Неплохая картошка. Дружище, — с сарказмом поддел Драко.       — Благодарю, приятель, — не растерялась Грейнджер. — Весь секрет в тёртом пармезане, который продаётся в итальянском магазинчике на Пикадилли.       — А я думал, секрет в том, что ты годами совершенствовала единственное блюдо, которое умеешь готовить.       Грейнджер наградила его предупреждающим взглядом, однако уголок её рта предательски дёрнулся.       — Ты со всеми своими друзьями ведёшь себя, как высокомерная задница?       — Я думал, ты знала об этом.       Она закатила глаза и отправила в рот ломтик свежего огурца.       — Извини, я не привыкла. Мои друзья всегда были добры ко мне.       — Это те, что оставили тебя одну на Рождество, а сами отправились на дурацкий матч в Ирландию?       Грейнджер опешила от столь меткого замечания и даже прекратила жевать. Драко осознавал, что ходит по тонкому лезвию, но ничего не мог с собой поделать — он был азартным игроком.       — Они имеют на это полное право, — глухо отозвалась Грейнджер, изо всех сил стараясь не терять лицо. — Не их вина в том, что я не люблю квиддич.       — Нет. Конечно, нет, — ухмыльнулся Драко. — Но, кажется, квиддич оказался для них куда привлекательнее многолетней дружбы, ты не находишь?       Он бросил взгляд на почти пустую бутылку из-под шампанского и подумал, что Грейнджер совсем ничего не стоит разбить её о край стола и воткнуть ему в горло, замаскировав всё под несчастный случай.       — Это я настояла на том, чтобы Гарри и Рон провели праздник со своей семьёй, ибо если бы они остались из-за меня, я бы не простила себе столь вопиющий эгоизм, — профессорским тоном пояснила Грейнджер, отпив немного сока из бокала. Что-то было скрыто за этой эмоцией, будто она от чего-то защищалась, но Драко списал это на её неукротимое желание выходить победительницей из любой ситуации.       — Значит, ты утверждаешь, что твоё приглашение не было продиктовано чувством безысходности? — он недоверчиво приподнял бровь и склонился над столом, оперевшись на локти.       Грейнджер выдержала его взгляд и снисходительно улыбнулась.       — Ты недооцениваешь меня, Малфой, — хмыкнула она. — Я пригласила тебя просто потому, что захотела.       — Несколькими минутами ранее ты буквально сказала, что сделала это, потому что не хотела оставаться одна на Рождество.       — Тебе это польстило? Я рада, что ты купился.       Она обворожительно улыбнулась и встала из-за стола. Драко проследил за тем, как она приблизилась к проигрывателю и выкрутила громкость на максимум, пританцовывая в такт звучащей рождественской песне.       — Что ты делаешь? — попытался перекричать музыку Драко, брезгливо поморщившись, но Грейнджер не обратила на него никакого внимания.       — Это самое чудесное время в году! — нестройно подпевала она глубокому баритону, размахивая руками и кружась на манер балерины.       — О нет, только не это… — пробормотал Малфой, наблюдая, как Грейнджер порхает вокруг наряженной ели, проводя ласковыми движениями по игрушкам и гирляндам.       — Будем устраивать вечеринки, поджаривать маршмеллоу на костре, рассказывать страшные истории о призраках…       — Ты совсем выжила из ума, — повысив голос, констатировал Драко, невольно усмехаясь.       — Эй! — крикнула Грейнджер, слегка запыхавшись, а затем подбежала к нему и схватила за руки, заставляя встать. — А ну хватит тут киснуть и портить мне веселье, пойдём танцевать!       — Ни за что, — наотрез отказался Драко, раздражённо нахмурившись.       — Боже, я поняла, что в тебе не так! — воскликнула она, округлив глаза и вытащив палочку из кармана. — Ты невозможно скучный в этом своём вечно чёрном одеянии…       — Грейнджер, даже не вздумай…       Но было поздно. Превосходные чары трансфигурации превратили чёрную рубашку Драко в такой же пёстрый рождественский свитер, в который была облачена Грейнджер.       — Блять, какого чёрта?!       — Мерлин, какая прелесть! — заливисто рассмеялась она, указав на него палочкой. — Малфой, ты бы видел себя, клянусь, ты ещё ни разу в жизни не выглядел настолько милым!..       — Ты пьяная и сумасшедшая, — неубедительно проворчал он, чувствуя, как кровь прилила к лицу. — Верни мою рубашку обратно.       — Ха! Размечтался! — Грейнджер отпрыгнула в сторону и метнулась в гостиную. Мирно дремавший всё это время Живоглот спрыгнул с дивана и умчался за своей хозяйкой в безуспешной попытке вцепиться лапой в её ногу.       — Это просто нелепо, — прошипел Драко, вскакивая со стула и бросившись вдогонку. — Ты нарушаешь мои личные границы!       — В моём доме у тебя нет никаких личных границ, — подразнила она, прячась за ёлкой.       Подобное ребячество никак не вязалось у Драко с образом Гермионы Грейнджер, но вот он прямо сейчас вовлёкся в её новую игру, пытаясь поймать чёртову ведьму и отомстить за аляповатое недоразумение, в которое она его нарядила, ухохатываясь до коликов. Понятия не имея, как, но он во что бы то ни стало собирался отстоять свою честь, словно совсем позабыв, что имел при себе собственную волшебную палочку, которая могла вернуть его рубашке исходный вид. Но ведь так было бы неинтересно. Так бы не было весело.       — Ты об этом пожалеешь, — предупредил Драко, не в силах больше сдерживать улыбки, пока пытался поймать Грейнджер, забравшуюся в угол под ёлку, по которой неуклюже карабкался кот, сбрасывая шары.       — О-о-о, великий и ужасный мистер Гринч всё никак не угомонится, — карикатурно прорычала она, скривив смешную рожицу.       — Кто? — в недоумении нахмурился Драко, и воспользовавшись его секундным замешательством, Грейнджер неловко выбралась из-под дерева, но он быстро среагировал и, схватив её за лодыжку, повалил на ковёр, придавив весом своего тела. — Попалась!       Они звонко рассмеялись, и Драко поймал себя на остром чувстве дежавю: совсем недавно им было так же весело на городском катке, когда они оба бесконечно падали, неспособные устоять на коньках. Но на этот раз они были только вдвоём — никаких презренных зевак и осуждающих взглядов. Безусловно, это необъяснимо странное Рождество претендовало на звание самого лучшего за всю жизнь Драко.

Frank Sinatra — «Have Yourself A Merry Little Christmas»

             Комнату наполнил низкий бархатистый голос без музыкального сопровождения. Он словно рассказывал историю — очень хорошую светлую историю, к которой хотелось прислушаться и внимать каждому слову. Застывшая на лице Грейнджер улыбка постепенно растворялась, в её взгляде промелькнула тень печали — от былой радости не осталось и следа. Она посмотрела в глаза Драко и тихо произнесла:       — Потанцуешь со мной?       Это не было похоже на вопрос — это была просьба. Драко не знал, какова причина столь разительной перемены в её настроении, но почувствовал, что не вправе ей отказать.       — Ты серьёзно?       Грейнджер кивнула, протянув ему руку.       — Как друзья? — улыбнулся Драко уголком губ.       Она вновь кивнула, ответив на его улыбку, и в тот момент, когда он поднялся и помог ей встать, из проигрывателя раздалось тихое вступление оркестра, обволакивающее голос, будто мягким невесомым покровом.       Его сердце неистово колотилось, с силой ударяясь о грудную клетку, словно предвосхищая что-то очень важное и волнующее. Драко был уверен: как только он взял её за руку и обнял за талию, как только Грейнджер робко прильнула к нему и положила голову ему на грудь, когда он вдохнул её дурманящий вишнёвый аромат, всё это чёртово притворство с вымышленной дружбой обратилось в прах.       Стало так тихо. Комната словно наполнилась нежной теплотой, и Драко прикрыл глаза, невесомо касаясь губами волос Гермионы. Он надеялся, что она не почувствует. Покачиваясь в такт музыке, они не произносили ни слова, но казалось, делились друг с другом самым сокровенным, о чём не решались сказать вслух. Каждая новая секунда таила в себе неизвестность — Драко не знал, что произойдёт после того, как песня закончится, и потому молил Мерлина о том, чтобы она никогда не завершалась.       Почему всё было таким сложным? Почему каждый момент ощущался столь хрупким? Чем Драко заслужил находиться рядом с этой удивительной девушкой, чьи прикосновения откликались жаром на коже в области сердца, которое безошибочно распознавало её сокровенные чувства к Драко? Если бы он только мог дать ей почувствовать своё сердце так же, как он чувствовал её.       Драко не прислушивался к словам песни, но улавливал исходящую от неё светлую грусть, будто рассказчик хотел донести до слушателя, что Рождество — не только о радости, оно также напоминает о боли, которую каждый из нас носит с собой, боясь выставить её напоказ и стать уязвимым. Сколько боли умещалось в сердце Грейнджер? Как глубоки её раны?..       Последний аккорд растворился в тишине гостиной, и пространство наполнилось едва слышным шипением — скользящая по пластинке игла возвещала о том, что эта композиция была последней. Несколько мгновений они неподвижно стояли в объятиях друг друга, затем Грейнджер аккуратно отстранилась, и Драко почувствовал, будто всё вокруг начало рушиться, выбивая почву из-под ног.       Её глаза были наполнены слезами. Она явно стыдилась их, избегая смотреть на Драко и крепко обхватив себя руками в защитном жесте.       — Грейнджер? — обеспокоенно позвал он, но она лишь покачала головой и отступила назад.       — Прости, — пробормотала она и устремилась вверх по лестнице, скрывшись за дверью спальни.       Драко растерянно проводил её взглядом, ощущая растущее внутри напряжение. Он обидел её? Должен ли он был отправиться за ней или дать ей время побыть одной? Возможно, ему и вовсе следовало уйти. Возможно, Гермиона почувствовала неправильным всё происходящее сегодняшним вечером и поняла, что больше не может находиться рядом с Драко.       Он тяжело выдохнул и опустился на диван, уперев локти в колени и погрузив пальцы в волосы. Разумеется, он допустил сегодня слишком много ошибок, начиная с того, что принял приглашение Грейнджер, о котором она, несомненно, пожалела. Интуиция Драко не обманула: с самого начала ему показалось, будто что-то в её состоянии было не так, не считая в одиночку выпитой бутылки шампанского. Грейнджер была сама не своя, но Драко упорно игнорировал это, превратив ужин в балаган своими неуместными остротами. Наверняка они ей были неприятны и лишь подлили масла в огонь, но ей хватило самообладания подыграть Малфою и не подать виду, насколько болезненными ощущались его издёвки по поводу двух имбецилов, которых она нежно называла своими друзьями.       Непонятный шум отвлёк Драко от размышлений, заставив поднять голову: Живоглот спрыгнул с рождественской ёлки и сбросил несколько золотистых звёздочек, украшавших дерево без специального крепления. Он сердито приблизился к Малфою и уставился прямо ему в глаза, будто намеревался унизить его одним взглядом, а затем испепелить лучом смерти — Драко даже не сомневался, что старина Тесла ошибочно был причислен к магглам. Вероятнее всего, рыжий полуниззл водил дружбу с «королём молний», но по непонятной причине до сих пор скрывал свою суперспособность.       — Пытаешься меня выпроводить? Не волнуйся, я уже ухожу, — сухо пробормотал Драко, вставая с дивана, но Живоглот перегородил ему дорогу и угрожающие мяукнул. — Что? — раздражённо спросил Драко, и в этот момент кот подбежал к лестнице, остановился у первой ступеньки и вновь обернулся на Малфоя.       Он озадаченно нахмурился, шагнув по направлению к Живоглоту, и тот поднялся на несколько ступеней вверх, снова остановившись и взглянув на Драко.       — Ты, должно быть, шутишь, — устало выдохнул он, чувствуя, как по груди распространяется волнение.       Кот вёл его за собой на второй этаж. Он хотел, чтобы Драко не оставлял Грейнджер одну.       Драко замер на месте, не решаясь откликнуться на немую просьбу Живоглота. Мысли спутались, пребывая в состоянии полнейшей энтропии, распавшись на мельчайшие частицы, которые никак не собирались воедино.       Он не знал, как себя вести, что говорить. На каком расстоянии держаться от Грейнджер? Захочет ли она, чтобы он обнял её? Драко хотел. Ощущать её в своих руках, гладить по волосам — если честно, эти образы преследовали его повсюду и доводили до изнеможения своей недоступностью каждый мерлинов день. Что, если она запретит ему прикасаться к себе? Или попросит уйти? Или он снова ранит её какой-нибудь глупостью, пусть и не нарочно?       Живоглот снова настойчиво мяукнул и посмотрел на Драко с осуждением. Вполне возможно, шерстяной засранец умел читать мысли, и если это в действительности было так, то цепочка рассуждений Малфоя его категорически не устраивала.       — Я попытаюсь, — заверил его Драко шёпотом, бросив взгляд в конец лестницы и, обогнув Живоглота, поднялся наверх и легонько толкнул приоткрытую дверь.       Грейнджер сидела на полу в полумраке у панорамного окна, поджав колени к груди, и наблюдала за пролетающими снежинками. Уловив едва слышный скрип двери, она обернулась и, тихо шмыгнув носом, произнесла:       — Ты остался.       После яркого света гостиной Драко не мог разглядеть её лицо, но по её хрипловатому голосу понял, что она всё ещё плакала.       — Ты в порядке? — этот вопрос казался вполне безопасным и столь же бессмысленным.       Грейнджер медленно покачала головой и отвернулась к окну. Драко замешкался на мгновение, но всё же, не дожидаясь приглашения, пересёк спальню, опустился на пол рядом с Грейнджер и устремил взгляд в окно. Эта комната была невероятно уютной, будто зачарованной — очень тёплой и светлой даже в ночи. Рождественские огоньки отражались от окна разноцветными бликами и казались неподвижно парящими в воздухе на фоне снежинок.       — Это была любимая песня моего папы, — тихо проговорила Грейнджер, и Драко наконец взглянул на неё, залюбовавшись печальной улыбкой и блестящими от слёз глазами, которые казались ещё красивее в тусклом желтоватом свете уличного фонаря. — Мы всегда танцевали с ним под неё на Рождество, а мама сидела на кресле-качалке с чашкой чая в руках и, улыбаясь, наблюдала за нами. Когда ты спросил у меня про родителей… — она тяжело вздохнула и опустила взгляд. — Я не соврала. У них действительно всё хорошо. Но они больше не помнят, что у них есть дочь. Так было нужно, Драко. Я должна была уберечь их от войны.       Он не мог шелохнуться. Кажется, он даже забыл, как дышать. Драко смотрел на Гермиону, пытаясь осознать всю глубину горечи сказанных ею слов, и всё не мог понять: как ей удавалось так храбро держаться? Ежедневно быть неотразимой и улыбчивой, ходить на работу, печь пироги, встречаться с друзьями, словом, жить обычной жизнью, будто бездонная дыра в её груди не причиняла невыносимой боли? Как часто Грейнджер приходилось натягивать маску вежливости, радости, озорства, пряча за ней от глаз посторонних свою неизлечимую скорбь?       — Мне очень жаль, — глухо вымолвил Драко. Разумеется, этого было ничтожно мало.       — Я не жалею о своём решении, — продолжила она чуть более настойчиво. — Так было правильно, и если бы я могла повернуть время вспять, я бы поступила точно так же. Это был единственный способ заставить их уехать из Англии. Мне было всего семнадцать, а я так мало провела времени с мамой и папой… Но я не могла бежать с родителями, потому что была нужна Гарри. Была нужна миру, в котором всегда чувствовала себя гостем.       Её лицо исказилось болью, и блестящие дорожки слёз рассекли покрасневшие щёки. Драко бессознательно потянулся рукой к её плечу в робкой попытке утешить, и Грейнджер прильнула к нему, показав, насколько отчаянно желала оказаться в его объятиях. Барьеры безвозвратно рушились секунда за секундой, защитные механизмы ломались, оставляя лишь обнажённую искренность.       — Знаешь, — прошептала она, отстранившись, — теперь я всё чаще задумываюсь, правильный ли выбор я сделала. Тогда он казался мне единственным возможным, но сейчас… Мне кажется, будто все ускользают из моей жизни. Каждый, кто мне дорог, рано или поздно уходит, и я остаюсь одна. А теперь ещё и ты… — Грейнджер осеклась и прикусила губу.       — Но я здесь, — заверил Драко, собрав её слёзы подушечками пальцев.       И на этот раз он нисколько не сомневался, что находился именно там, где должен был. Рядом с ней.       Грейнджер печально усмехнулась и обречённо взглянула на него.       — Надолго ли?       Она недоверчиво хмыкнула, но не отвела взгляд. Грейнджер ещё не понимала, что Драко готов был пойти на что угодно, лишь бы она больше никогда не плакала, и это желание было настолько сильным, что он даже не пытался ему сопротивляться.       — Пока не попросишь уйти.       Тень горькой насмешки исчезла с её лица, и её взгляд исполнился отчаяния. Гермиона подалась вперёд, замерев в дюйме от лица Драко, и прошептала ему в губы:       — Не уходи.