***
Тёплые струи воды ударялись о кожу, теряясь в волосах и стекая по ресницам, губам, подбородку, кончикам пальцев. Под закрытыми веками плясали тусклые красные пятна, холодная керамическая плитка давно потеплела от долгого соприкосновения с телом. Сколько времени он уже находился здесь? Час? Два? Как жаль, что позор не отмыть обычной водой, сколько ни пытайся. Вернувшись домой, Драко сразу же сорвал с себя одежду и отправился в душ. Как только тело обволокло спасительным теплом, он почувствовал, будто силы покидают его. Он опустился на дно ванны и прислонился к стене, подставив лицо струям воды. Драко хотел пробудиться. Всё это было плохим сном, это не могло быть правдой, это… Это был не я. В голове всё не умолкали отголоски собственных жестоких слов. Он обличил перед Гермионой свой страх, который терзал его с самого первого дня создания эмоциоскопа. Если бы Драко только мог убедить её в том, что ни капли его ненависти не предназначалось ей. И даже Шеклболту или Нотту, Салазар его подери. Драко ненавидел себя. За патологическую нерешительность, за притворство. За грёбаный нескончаемый стыд за своё прошлое и за ужасные поступки, которых он даже не совершал. За клеймо, которое он продолжал носить до сих пор и которое словно жгло его кожу сейчас, как когда-то давно. Метка — вечное напоминание. Кожа на ладонях сморщилась от влаги. Драко потянулся к вентилю и перекрыл воду, продолжая неподвижно сидеть в постепенно остывающей ванне. Звук стекающих капель становился всё реже. — Хозяин Драко, — послышался робкий голос Клио за дверью. — Всё в порядке? Клио беспокоится. Драко провёл рукой по мокрому лицу и опустил голову. — Да. И вдруг его разум пронзила внезапная мысль. — Клио? — Да, хозяин? Он на секунду задумался, но всё же решил озвучить свой вопрос: — Ты когда-нибудь мечтала о чём-то? За дверью послышались звуки движения — Драко буквально видел, как эльфийка нервно переступает с ноги на ногу. — Прошу прощения, сэр? — растерянно переспросила Клио. — У тебя есть мечта? — М-м… Клио не совсем понимает, сэр. Драко обвёл взглядом ванную и раздражённо закатил глаза. — Хотелось ли тебе, возможно… не знаю, обзавестись семьёй? Выйти замуж? Жить в собственном доме с кучей детишек, открыть кондитерскую, в которой ты будешь продавать свои любимые тыквенные кексы? Или, может, писать стихи? За дверью раздался какой-то сдавленный звук, и уже через мгновение встревоженная Клио материализовалась прямо перед Драко, из-за чего ему пришлось судорожно схватить с крючка полотенце и прикрыться: — Мерлин!.. — Клио сделала что-то не так? — дрожащим голосом пропищала эльфийка. — Клио была слишком навязчивой? Клио невкусно готовит? На гигантских шарообразных глазах выступили слёзы, полупрозрачные уши с кровяными прожилками покорно прижались. — Что? Нет, дело не в этом… — У Клио есть семья! — воинственно заявила эльфийка. — У Клио есть братья, хозяин Драко и госпожа Нарцисса! У Клио есть дом и любимая работа, пожалуйста, сэр, не нужно… Бедняжка горько расплакалась, вцепившись костлявыми пальчиками в бортик ванны, словно в спасательный круг. Драко устало вздохнул и провёл пальцами по мокрым волосам. Он всего лишь хотел предложить ей другой мир, в котором она не будет чувствовать себя рабыней некого «высшего» существа. Он хотел предложить ей выбор, чего никогда не делал раньше и даже не думал о том, что такое возможно. Не то чтобы Драко рассчитывал на другую реакцию — он прекрасно понимал, что так это не работает. Клио не знала другой жизни, но он хотя бы попытался. — Прекрати истерить, — утомлённо протянул он, тысячу раз пожалев о том, что вообще поднял эту тему. — Я просто спросил, ясно? Клио в недоумении моргнула и громко шмыгнула носом. — Значит… хозяин не собирается прогонять Клио? — Нет. — Но зачем хозяин задаёт Клио такие неудобные вопросы? — Потому что надеялся осчастливить хоть кого-то, — неразборчиво пробормотал Драко скорее самому себе и, небрежно обернувшись в полотенце, поднялся на ноги и спешно покинул ванную, оставив растерянную Клио позади. На рабочем столе лежало несколько конвертов: один из мэнора, два от Нотта, которые моментально отправились в мусорную корзину, и один из Министерства. Догадавшись, что, скорее всего, Шеклболт ещё до праздников распорядился отправить Малфою напоминание о подошедшем сроке, Драко не спешил вскрывать письмо и вместо этого взял в руки конверт от матери. Он вспомнил, что так и не прислал ей весточку в сочельник. Казалось, с тех пор прошло уже несколько месяцев. Бездумно вертя в руках всё ещё запечатанный конверт из тёмно-лиловой бумаги с чёрной сургучной печатью, Драко уставился в окно. И затем, быстро поднявшись, отложил его в сторону, натянул первые попавшиеся брюки и рубашку из его чёрной немногочисленной коллекции, шагнул в камин, зачерпнув горсть летучего пороха, и произнёс адрес. Когда ярко-зелёное пламя развеялось, Драко прищурился. Громадные арочные окна, уходящие в пол и сводящиеся высоко под куполом башни, заливали небольшую комнату солнечным светом, отражаясь от белых скруглённых стен, создавая ощущение нахождения в гигантской фарфоровой сахарнице. Посреди комнаты располагались небольшая старинная кушетка и элегантный кованный столик со стеклянной поверхностью. Спустя несколько секунд на нём появились чайник и две маленькие чашечки с блюдцами. Разумеется, о присутствии Драко здесь уже всем было известно. Он прошёл в центр комнаты, и как раз в этот момент лакированная дверь из красного дерева распахнулась. — Драко, — сдержанно воскликнула Нарцисса и ласково улыбнулась, устремившись к нему, словно плывя по воздуху. — Какой приятный сюрприз. С Рождеством, милый. Она заключила его в объятия, и Драко неожиданно для себя отметил, что артефакт сработал по-другому. Никакой вибрации и ощущения жара — словно его сердце окунули в тёплый эликсир, который растёкся по телу волнами спокойствия. — Я всё испортил, — вполголоса произнёс он, заставив мать отстраниться и с волнением заглянуть ему в глаза. Нарцисса жестом предложила ему присесть на кушетку и пододвинула блюдце с чашкой, уже наполненной чаем. К горлу Драко подобралась тошнота. Он ещё ни разу не делился с матерью чем-то настолько личным. Существовала ли вероятность того, что он горько пожалеет об этом? Как бы там ни было… больше ему не к кому пойти. Нарцисса была единственной живой душой, которой он мог открыть свою. — Драко? Терпение матери, казалось, не имело конца и края. Несомненно, она догадалась, о чём пойдёт речь, но из принципа не задавала наводящих вопросов. — Я оскорбил и унизил девушку, с которой провёл ночь, — он слышал свой монотонный голос будто со стороны. Вслух это прозвучало намного хуже, чем в его мыслях. — Уверена, всё не так плохо, — сдержанно ответила Нарцисса, отпив из чашки. — И перед чьей семьёй мне необходимо принести извинения? — Она магглорождённая. У неё нет семьи. Нарцисса сдавленно хмыкнула, изогнув губы в нервной улыбке. — И что это значит? — раздражённо поинтересовался Драко, закатив глаза. — Этого следовало ожидать, — с ноткой надменности изрекла она, поставив чашку с блюдцем обратно на столик. — Ни в одном чистокровном роду не осталось девушек на выданье, которые были бы не против связать себя узами брака с наследником Люциуса Малфоя. — Мама… — Гринграссы только в прошлом месяце прислали приглашение на свадьбу Астории. Дафна скоро родит второго ребёнка. А Пэнси в октябре вышла замуж, ты бы мог представить, за кого? — Мне не интересно. — За Невилла Лонгботтома! — презрительно покачала головой Нарцисса. — За этого… неотёсанного оборванца. — Мне не интересно, — тихо, но настойчиво повторил Драко. За Лонгботтома? Пэнси? Серьёзно?! — Признаться, я смирилась с мыслью и таила надежду на то, что твоя девушка окажется хотя бы полукровкой, — томно выдохнула Нарцисса, изящным движением заправив светлую прядь за ухо. — Ясно. Драко больше нечего было на это ответить. Всё указывало на то, что разговор окончен. Зато благодаря ему он вспомнил, почему держался от матери на расстоянии и не делился с ней своими чувствами. Повисла долгая пауза. Было ли это сигналом к тому, что пора убираться отсюда, пока светская беседа плавно не перетекла в скандал? — Она тебе нравится? — вдруг спросила Нарцисса. — Та девушка? — Да, — коротко ответил он, проигнорировав скребущее ощущение внутри, вызванное столь сухим и бесцветным определением того, что Драко чувствовал к Гермионе на самом деле. — И чем же, во имя Мерлина, ты умудрился её обидеть? — с высокомерной пытливостью осведомилась Нарцисса, взмахом палочки повелевая чайнику долить чая в обе чашки — её и Драко, к которой он так и не притронулся. — Я скрыл от неё кое-что, — уклончиво произнёс он, сам не понимая, зачем продолжает поддерживать этот бессмысленный разговор. Нарциссе явно стало плевать на его переживания после того, как она узнала о происхождении девушки, которая была ему небезразлична. — А когда рассказал правду… сделал всё, чтобы её оттолкнуть. Потому что с самого начала понимал, что недостоин её. — Болван, — фыркнула Нарцисса, стрельнув в него насмешливым взглядом из-за поднесённой к лицу чашечки. Драко в замешательстве уставился на мать. Он не припоминал, произносила ли она при нём хотя бы раз что-то подобное, тем более, в его адрес. — Спасибо, — едко выдавил он. — Ты очень помогла. Драко поднялся с кушетки и направился обратно к камину. Это было просто унизительно. Как ему вообще могло взбрести в голову поведать матери о своей первой настоящей влюблённости? Если бы он дал себе время подумать и не действовал так опрометчиво, то не стал бы заявляться в мэнор в ближайшие несколько недель, пока не вернётся к некому подобию баланса, который он обрёл до встречи с Грейнджер. Уж лучше бы обсудил это с Клио. Она хотя бы не стала бы издеваться. Оказавшись возле камина, Драко потянулся к мраморной вазе с порохом, но его рука зависла в воздухе, так как Нарцисса вновь заговорила: — Я давно ни с кем не делилась этим… — Драко обернулся. Мать поднялась на ноги, сложив руки в идеальный аристократический замок. Казалось, то, о чём она собиралась поведать, пробудило в ней беспокойство. — В детстве у меня была подруга. Офелия, — она задумчиво улыбнулась и отвела взгляд, — из магглорождённой семьи. — Драко в удивлении поднял брови. — Мы встретились во «Флориш и Блоттс» в Косом переулке, когда нам было по шесть — я была с матерью, а она со своей тётей. Потом мы часто играли вместе в хвойной роще неподалёку от площади Гриммо, когда она гостила у этой самой тётки — тоже магглорождённой. Она знала, что я принадлежу к чистокровному роду Блэков. И потому, когда я спросила её о семье, она уверила меня, что её родители волшебники. Разумеется, позже моя мать обо всём узнала и запретила с ней общаться. Белла ещё долго смеялась надо мной. Говорила, что у меня никудышный нюх на грязнокровок. Нарцисса невесело усмехнулась, предавшись воспоминаниям. А Драко отметил, как внутренне содрогнулся, услышав слово, которого уже почти пять лет не существовало в мыслях сознательных волшебников, принявших новый мир без войны. — Когда мы поступили в Хогвартс, — продолжила Нарцисса, — Офелии в числе поступающих не оказалось. Однажды я поделилась с Беллой, что скучаю по Офелии. И она сказала мне, что я её выдумала, и никакой Офелии не существовало. Лишь Андромеда меня поддержала, сказав, что верит мне. Вероятно, родители девочки испугались и не позволили ей обучаться волшебству. Страшно подумать, какая судьба настигла её в мире магглов. Нарцисса взглянула на Драко и грациозно направилась в его сторону небольшими шагами. — Потом нашу семью поразила новость о замужестве Андромеды, — с горечью проговорила она, и Драко не смог распознать, что именно скрывалось за этой эмоцией: отвращение или сожаление. — Так я потеряла сестру. Свою единственную настоящую подругу. Потому что так было правильно. Понимаешь, Драко? — К чему это всё? — устало пробормотал он, склонив голову набок. — Я лишь хочу сказать, — Нарцисса остановилась возле него, изучая внимательным взглядом, — что чувствую, будто ты всё ещё ждёшь одобрения. С моей стороны, со стороны общества. Но, в отличие от меня, ты теперь живёшь в другом мире. Ты свободен, Драко. Свободен выбирать жизнь, которую хочешь ты сам. У него сдавило горло. Кончики пальцев похолодели, голова шла кругом. Разве не то же самое всё это время пытался донести до него Тео? Разве не это же Драко сказал утром Клио? И если домовые эльфы по сей день подчинялись многовековому рабству, то чему продолжал подчиняться Драко? — Спасибо. Мне было важно услышать это от тебя, мама. Нарцисса кивнула и сдержанно улыбнулась — её высшая степень проявления материнской нежности. Когда Драко вернулся домой, его постигло удивительное чувство незнакомого ранее умиротворения. Ему всё ещё было больно и стыдно за свой поступок, но где-то в глубине души затеплилась надежда. Возможно, ему удастся стать на путь истинного исцеления и изменить свою жизнь, если он попробует. Я попытаюсь. Я обязан попытаться. Другого выхода нет. Драко опустился на кровать, размышляя о визите к матери. О её словах, о таком странном, но столь свойственном для неё поведении. Нарцисса была загадкой. Несмотря на то, что она являлась его матерью, Драко не мог утверждать, что достаточно знает её. О её истинных чувствах он мог лишь догадываться. Рука бессознательно потянулась к груди. Он вспомнил, что так и не просмотрел данные эмоциоскопа после того, как вернулся. Конечная цель эксперимента в итоге так и осталась тайной даже для него. Но Драко не сожалел об этом. Он узнал очень много, значительно больше, чем когда-либо рассчитывал. И это знание останется в его памяти навсегда, он не посмеет осветить его ни в одном чёртовом отчёте. Внезапно ему вспомнилась любопытная реакция артефакта на прикосновение матери. Драко ухмыльнулся, с интересом представив значения, полученные от вечно надменной и чопорной Нарциссы Малфой, которая даже не позволяла себе улыбнуться шире определённого предела, чтобы её губы ни в коем случае не нарушили ось симметрии. Он расстегнул несколько верхних пуговиц рубашки и коснулся кончиком палочки цветка омелы, невербально произнеся заклинание. В воздухе всплыла знакомая таблица с наименованиями и цифрами. У Драко перехватило дыхание. Он в неверии всматривался в парящие в воздухе значения, пока не почувствовал жжения в глазах, затягивающихся слёзной пеленой. Напротив четырёх из пяти наименований, за исключением аффинитета, светились цифры лишь со стороны Драко. Вместо цифровых значений, описывающих степень глубины чувств Нарциссы, стоял знак бесконечности.***
Знакомая прохлада лаборатории в Отделе тайн наполняла лёгкие тем самым воздухом, которым Драко привык дышать. Ему нравилось это место. С полной уверенностью он мог смело назвать его своим. В последний раз пробежав глазами по строчкам, старательно выведенным каллиграфическим почерком, Драко сложил пергаменты в стопку и скрепил с помощью простых канцелярских чар. Он всё же решил идти до конца. Убедить министра сохранить должность единственного невыразимца, который способен покорить магию Любви и научиться ею управлять. Ещё три дня назад, до разговора с матерью, Драко готов был отказаться от этого — от всего, на что потратил невообразимое количество усилий, и сделать выбор в пользу страха, что вечным спутником преследовал его по пятам, заползал через шрамы в душу, сердце, сознание, нашёптывал слова сомнений. Драко принял решение двигаться дальше. И на пороге новой жизни страху не было места. Малфой больше не собирался ему уступать, он понимал, что страх не бросит свои подлые попытки незаметно просочиться и посеять зёрна неуверенности и стыда в ещё столь мягкую почву. Но надо было с чего-то начинать. Именно поэтому, глубоко вздохнув, Драко покинул лабораторию и устремился к лифту, на котором отправится прямиком к Шеклболту. Приложив руку к груди, он изогнул губы в умиротворённой улыбке. Сердцеспектральный эмоциоскоп больше его не тревожил, но всё ещё оставался при нём. Драко намеревался продемонстрировать его возможности министру в последний раз и затем извлечь из своего тела, но теперь отчего-то не чувствовал той жгучей потребности избавиться от артефакта, как раньше. Лифт постепенно наполнялся работниками Министерства, продвигаясь от уровня к уровню, и Драко заметил, что больше не испытывает прежнего оцепенения, находясь в толпе незнакомцев. Что-то в нём изменилось, стало работать иначе. Когда лифт остановился на шестом уровне, группа из пяти человек протолкнулась внутрь, заполнив крошечную кабинку до отказа. Недовольные волшебники оттаптывали друг другу ноги и возмущались, пытаясь уместиться в тесном пространстве, чтобы решётка, наконец, захлопнулась. И в этот момент Драко увидел её. Грейнджер стояла к нему вполоборота, беспокойно озираясь, и в конечном итоге сосредоточила взгляд прямо перед собой. Её волосы больше не были уложены аккуратными блестящими волнами, вместо этого заплетённые в косу, на лице, лишённом косметики, под глазами проглядывались тёмные тени. Гермиона казалась такой маленькой, словно брошенный ребёнок, которым она на деле и являлась. У Драко сжалось сердце. Он был так виноват. Он видел в ней себя — свой страх, с которым не нашёл способа справиться вовремя, рассказать о чёртовом артефакте в самую первую их встречу в кафетерии — и что бы случилось? Разве в действительности это было чем-то настолько ужасным? Потерял бы он право зваться невыразимцем, рассекретив предмет своего изучения? Было бы в Драко чуть больше смелости и самообладания, он бы поставил Шеклболта перед фактом, что собирается посвятить в свой эксперимент человека, благодаря которому будет совершён настоящий прорыв во всей истории магии, и никакие писаные правила и бюрократические козни его бы не остановили. Но Драко был другим. Слишком замкнутым и скрытным. И был прав лишь в одном: он действительно не был готов. Теперь, когда прошлого не воротишь, он ясно видел это, словно наблюдал издалека. Он просто был таким же потерянным ребёнком. Лифт тронулся. Гермиона испуганно моргнула и глубоко вдохнула. Она так и не заметила Драко, прижатого к стенке в полуметре от неё, а он был не в силах оторвать взгляд от её бледного обескровленного лица. И внезапно его прошибло осознание. Вдох на три счёта, выдох на четыре. Вдох — три, выдох — четыре. Грейнджер тоже боялась. Тоже испытывала приступ паники в замкнутом пространстве, находясь в толпе. В самый первый раз, когда они оказались в лифте вместе, Драко и представить не мог, что причина крылась именно в этом, потому что считал это ненормальным. Считал ненормальным себя. Всё произошло само собой. Драко даже не дал себе времени на размышления. Он протянул свою руку и отыскал её — холодную и сухую, но такую же нежную, как он помнил. Гермиона порывисто выдохнула и прикрыла глаза, на переносице пролегла бороздка от напряжения. Она пыталась держаться — Драко видел это, но в конце концов её дрожащие пальцы крепко сжали его ладонь в ответ. Лифт довольно скоро достиг четвёртого уровня. До самой остановки они держались за руки, но Гермиона так ни разу и не обернулась. Как только решётка отодвинулась в сторону, Гермиона отпустила ладонь Драко и поспешила к выходу, устремившись быстрым шагом по коридору, почти срываясь на бег. Прости меня, если когда-нибудь сможешь. Я был таким идиотом. Мягкие вибрации артефакта всё ещё ощущались слабыми импульсами. Драко смотрел ей вслед до тех пор, пока лифт не тронулся вновь, нырнув в темноту туннеля.