***
В течение следующих двух недель Драко развернул усердную работу над новым проектом. Шеклболт остался доволен презентацией и, хвала Салазару, ему хватило такта не задавать неуместных вопросов о тонкостях процесса работы сердцеспектрального эмоциоскопа, когда Драко предоставил ему диаграмму с постепенным развитием значений своих показателей и показателей партнёра. Несмотря на то, что Драко был относительно спокоен, испытывая лишь лёгкое волнение перед отчётом, обещание министра продлить контракт и продолжить финансирование проекта принесло значительное облегчение. Малфой снова ощутил под ногами твёрдую почву и уверенность в завтрашнем дне, что, как оказалось, было бесценным чувством. Теперь он мог это признать — после того, как угроза лишиться всего осталась позади. Вернувшись обратно в лабораторию, Драко плюхнулся на своё любимое вращающееся кресло и кружился в нём до тех пор, пока не стало дурно. Лаборатория вновь принадлежала только ему одному. В сердцеспектральном эмоциоскопе больше не было нужды, но как только Драко вознамерился его изъять, палочка в руке дрогнула. Теперь это — часть его. Было бессмысленно отрицать, что он привязался к своему открытию. Артефакт перестал казаться ему проклятием. Он стал своего рода талисманом, которому Драко был многим обязан, и потому принял решение сохранить его в своём сердце. Было поначалу непривычно вливаться в прежнее русло, возвращаться к пыльным библиотечным справочникам, тормошить задремавшие нейронные связи, что раньше неустанно трудились и генерировали сотни формул даже во сне. Целые горы свитков, пузырьков с эликсирами и разнообразных артефактов предстояло рассмотреть и отсортировать, выяснить, какие исследования, оказавшиеся бесполезными в ходе разработки эмоциоскопа, могли оказаться ценными в процессе создания амулетов. Каждое утро, заходя в лабораторию, Драко окидывал взглядом бесчисленное количество полок и ячеек, размещённых во всю стену, в которых хранились в хаотичном порядке пробы, ошибки и изобретения прошлых лет. Естественно, самым ценным его трофеем являлись пузырьки с зельем молочно-розового оттенка, ради которого Драко пошёл на немыслимые жертвы в виде унижений, нецензурных проклятий и даже одного магического, от которого, к счастью, ему удалось увернуться. Каждый раз, когда Малфой останавливал на нём свой взгляд, его губы трогала ностальгическая улыбка. С того самого дня, когда зелье приобрело долгожданный оттенок, мир перестал быть прежним. И всё благодаря живому цветку омелы, который удалось доставить в лабораторию вовремя — какие-то доли секунды. За прошедшие дни Драко видел Грейнджер дважды. В первый раз — с Поттером, когда они вместе направлялись в кафетерий, о чём-то увлечённо дискутируя. Во второй — в Косом переулке. Это была очень неловкая встреча: они столкнулись на входе в Гринготтс и никак не могли разминуться, поджимая губы в сконфуженной улыбке и бормоча извинения, словно двумя неделями ранее не лежали обнажёнными в постели в попытке отдышаться после самого головокружительного в жизни оргазма. Стыдно признаться, но это было первым, о чём подумал Драко, когда всё же отступил назад, пропуская Гермиону. Разумеется, он мог лишь догадываться, но лицо и уши, казалось, воспламенились и наверняка были такого цвета, что могли задымиться в любую секунду. В тот день Драко больше ни на чём не мог сосредоточиться, кроме желания провалиться в раскалённую магму, достичь земного ядра и поджариться на нём живьём из-за упущенной возможности попросить прощения у Гермионы за свой уебанский поступок. Он растерялся. Впрочем, этой фразой можно было описать всю его жизнь. Взгляд Драко медленно скользил по строчкам уравнений, расписанных на трёх створках грифельной доски. Формула защитного амулета казалась до безобразия простой, но для того, чтобы её испробовать, необходимо было убедиться, что она безопасна. Драко тяжело вздохнул и потёр уставшие глаза, прислонившись к рабочему столу, заваленному пробирками и пергаментами, где-то на краю валялась перевёрнутая чернильница, под которой на полу образовалась небольшая чёрная лужа. Сколько он уже провёл времени в лаборатории, так и не дав себе ни минуты отдохнуть? Нужен перерыв. Драко оттолкнулся от стола и, лениво потянувшись, направился к выходу. Ему срочно нужен был кофе. Достигнув Атриума, он заметил, что работники Министерства выстроились в очереди к каминам. Неужели рабочий день уже подошёл к концу? Драко казалось, что с момента, как он попрощался с Клио, прошло не больше трёх часов. Хотелось надеяться, что кафетерий ещё не закрылся. Драко миновал несколько очередей из спешащих домой сотрудников и завернул в коридор, в котором располагался кафетерий, как вдруг чья-то массивная фигура перекрыла ему дорогу, и для того, чтобы идентифицировать личность нерасторопного идиота, ему пришлось слегка поднять голову. — Малфой, — самодовольная улыбка, русые кудрявые волосы, голубые глаза, подбородок размером с небольшой астероид, способный уничтожить треть человечества и стать причиной очередного ледникового периода. Блять. — Ты всё ещё здесь. — Почему бы мне здесь не быть? — надменно поинтересовался Драко, изогнув бровь. — Министерство слухами полнится, — жеманно протянул Ник, и грудь Драко обдало холодом. Что? Только не… — В Отделе тайн с нового года должно было освободиться несколько вакансий, если мне не изменяет память. — Они освободились, — ухмыльнулся Малфой, стараясь замаскировать испытанное облегчение от того факта, что министерские слухи не имеют прямого или косвенного отношения к его гениталиям. — Говорят, в зале Смерти освободилось место надзирателя, правда, оно не вакантно. Хотя прошлый невыразимец приобрёл туда комфортабельный кожаный диван. Ник презрительно хмыкнул и окинул Драко оценивающим взглядом. — На твоём месте я бы не питал надежд на долгое пребывание в Министерстве магии, Малфой. Уверен, ты и сам прекрасно понимаешь, что таким, как ты, здесь не место. — Думаешь? — с издёвкой склонил голову Драко. — Это всего лишь вопрос времени, — беззаботно пожал плечами Ник. — Очевидно, министр по какой-то причине испытывает слабость к волшебникам со своего факультета и предпочитает закрывать глаза на то, что подавляющее большинство из них были приверженцами тёмной стороны. Подступающий к горлу гнев обжигал желчью корень языка. Какого чёрта этот придурок провоцировал Драко прямо сейчас, в переполненном Атриуме, на глазах у нескольких десятков волшебников? — Кстати, — продолжил Ник, приблизившись ещё на шаг и наклонившись к Драко, глядя куда-то мимо него, — не знаю, что стряслось у вас с Грейнджер… — Это не твоё грёбаное дело, — прошипел Малфой. — …но я убеждён, что именно из-за тебя она сейчас сама не своя. Я видел вас в лифте. Видел, как ты смотрел на неё. И знаешь… — Ник снова хмыкнул, тихо рассмеявшись. — Благодаря твоей выходке, чем бы она ни была, ты расчистил мне путь. Подготовил почву. Думаю, теперь Гермиона будет рада найти утешение в моих объятиях. Он медленно выпрямился и, омерзительно подмигнув, направился к каминам, нарочно задев Драко плечом. Мутная пелена ярости застилала глаза. Руки мелко дрожали, челюсти плотно стиснулись и заскрежетали. Навязчивая мысль о том, чтобы отрезать пуффендуйскому ублюдку его причиндалы и запихнуть ему же в глотку, заполонила сознание Драко, но, к несчастью, его руки были связаны. Этого Ник и добивался, прекрасно зная, что весь грёбаный мир магии будет на его стороне. Ведь именно так и поступают Пожиратели смерти — в этом была, есть и будет вся их суть. Каким бы конченым мерзавцем ни был Ник, его низкие поступки будут обелены поддержкой Ордена Феникса во время войны, которая давно осталась в прошлом, и магическое общество всегда будет помнить об этом. Тихо выругавшись, Драко прикрыл глаза и заставил себя совершить глубокий вдох. Не реагируй. Не поддавайся. Пусть вшивый обмудок катится к чёрту. Но навязчивый образ плотно засел в его голове. «Теперь Гермиона будет рада найти утешение в моих объятиях». Драко сжал кулаки, ногти врезались в ладони. Это было просто смешно, дешёвый блеф. Грейнджер не купится на это, никогда. Она… она не станет… — Блять, — прошипел он и обернулся как раз в тот момент, когда Ника поглотило зелёное пламя. Жаль, что оно зачаровано и не причинило ему никакого вреда. Волна испепеляющей ревности захлестнула Драко, просочилась под кожу, в лёгкие и вызывала нестерпимый зуд. Хоть бы мерзкий сукин сын не учинил какую-нибудь подлость из жажды добиться желаемого. А если ему придёт в голову внедриться в разум Грейнджер? Подвергнуть Империусу и заставить… Хватит. Успокойся. Он не посмеет. Драко чувствовал себя отвратительно. В глазах Гермионы он предстал именно таким, когда вывалил на неё всю правду. Если Ник соблазнит её каким-то извращённым противозаконным способом, это просто уничтожит её. Он. Не. Посмеет. Паранойя начала обретать очертания, словно некое живое существо-паразит из лавгудовского журнала для сумасшедших конспирологов. Сейчас Драко готов был поверить во что угодно, так как явственно чувствовал шевеление его мерзких щупальцев у себя в голове. Но он больше не имел права вмешиваться. Он сам лишил себя этого права. Даже если Драко в глубине души, превозмогая боль и ревность, желал Гермионе обрести счастье с тем, кто достоин её, он не может помешать ей обжечься снова. Вот, в чём была его главная ошибка. Он не взял в расчёт, что на его месте может оказаться кто-то ещё хуже. Драко развернулся и направился быстрым шагом к лифту. К чёрту кофе. С его бешеным сердечным ритмом лишняя доза кофеина сейчас могла стать причиной инфаркта. С силой захлопнув решётку, он отправился обратно в лабораторию. Бедняга Уинстон подпирал дверь со скучающим видом и разочарованно вздохнул, увидев Драко снова, — парнишке не хотелось торчать здесь до полуночи, но Малфою было плевать. Час за часом он сверлил взглядом уравнения, возвращаясь к котлу и добавляя новые ингредиенты, ошибался, осыпал проклятиями неудавшиеся образцы и принимался экспериментировать заново. Понемногу мыслительная цепочка меняла свой вектор, и наконец Драко удалось отвлечься. Не поддающаяся объяснениям реакция между желчью броненосца и семенами клещевины стала поводом для сотворения новой формулы, которая на этот раз, вероятно, могла сработать. Схватив в руку перо и пергамент, Драко вывел первые руны как раз в тот момент, когда Уинстон заглянул в лабораторию. — Мистер Малфой, тут пришло… — Занят. — Э-э-э… Я собирался уходить. Мне оставить это здесь? Драко раздражённо вздохнул и обернулся к двери. Уинстон переминался с ноги на ногу, держа в руках какой-то свёрток. — Что это? — Не знаю, — пожал плечами Уинстон. — Я вышел из Отдела и увидел его у главного входа. Драко слегка нахмурился, но не хотел слишком долго отвлекаться, чтобы не потерять мысль. — Подожди меня. Я закончу через несколько минут. Уинстон обречённо ссутулился, оставив свёрток на столе, и вышел из лаборатории. Драко вернулся к вычислениям, но к своему неудовольствию осознал, что видит на пергаменте лишь непонятный набор из букв и цифр. Похоже, на сегодня вдохновение покинуло его. Отбросив в сторону перо и смяв очередной испорченный лист пергамента, Драко подхватил мантию и набросил её на плечи, как вдруг взгляд наткнулся на только что доставленный свёрток. Надпись на ярлычке незнакомым почерком гласила «Мистеру Драко Малфою». Это было странно. Ему никогда не доставляли почту на работу. Драко протянул руку, но к собственному изумлению не смог прикоснуться к свёртку. Пальцы словно наткнулись на невидимый барьер. Он нахмурился и бросил взгляд на дверь. Наверное, Уинстон всё ещё там. Малфой выглянул в коридор. — Ты точно не видел, кто оставил почту? Уинстон покачал головой и собирался что-то ответить, но Драко вновь скрылся в лаборатории и осторожно приблизился к свёртку. Мог ли он переутомиться настолько, что ему показалось, будто рука наткнулась на отталкивающие чары? Он попробовал снова и резко отдёрнул ладонь — кожу словно пронзило током. Зачем кому-то понадобилось отсылать ему свёрток, к которому он не мог прикоснуться? Внезапно край упаковочной бумаги едва заметно дрогнул. Драко быстро попятился назад, успев выхватить палочку, но было слишком поздно. Яркая вспышка света была последним, что он увидел перед тем, как непроглядный мрак заволок его сознание мертвенной чернотой.***
Десятью минутами ранее Гермиона откинулась на спинку кресла и сбросила каблуки, пошевелив ступнями из стороны в сторону. Если бы кто-то сказал ей в семнадцать лет, что через каких-то четыре года неудобная обувь станет обязательным атрибутом её нового имиджа, она бы рассмеялась этому человеку в лицо. Но, как бы ни было парадоксально, ей нравилось это неудобство — становясь выше, она чувствовала себя увереннее и утончённее. К тому же, она не могла отказать себе в удовольствии наблюдать, как Гарри вынужден приподнимать голову, чтобы встретиться с ней взглядом. Мальчик-Который-Не-Выжил-Бы-Без-Неё — так он себя называл, каждый раз поднимая тост в день её рождения. Рабочий день подошёл к концу больше двух часов назад, но Гермиона не спешила домой. Сразу после того, как она разобралась со сбежавшей мантикорой, которая перекромсала целый курятник на территории Хогсмида, Гермиона наведалась в библиотеку Хогвартса и прихватила с собой несколько старинных фолиантов, в которых упоминались древнейшие виды магии до изобретения волшебных палочек. Разговор с Джинни натолкнул её на мысль о том, что было бы действительно полезно кое-что узнать о волшебстве, которому не обучали в школе. Возможно, Гермионе удастся отыскать ответы на волнующие её вопросы и рассмотреть ситуацию несколько глубже, чем та могла показаться на первый взгляд. Или же я просто дура, которая отказывается смотреть правде в глаза. Как бы удачно ни складывался пазл из домыслов и неоспоримых доказательств, Гермиона всегда оставляла место для упущенной ею детали, которая могла в корне всё изменить. Может, конечно, Джинни просто была пьяна и хотела её подбодрить, но что-то в её словах всё же заставило Гермиону посмотреть на один из самых грандиозных своих провалов под другим углом. И одной из определяющих причин этим заняться оказался спонтанный визит Ника прямо к ней в кабинет перед обеденным перерывом. Этот напыщенный индюк сегодня вёл себя подозрительно самоуверенно, будто уже давно всё решил не только за себя, но и за неё. Когда он заявился к ней, ввалившись без стука, и поставил перед фактом, что заберёт её после работы на ужин, Гермиона приняла экстренное решение, что не уйдёт с работы вовсе и, если понадобится, заночует в кабинете до самого утра. Но, вопреки её ожиданиям, Ник не был настолько настойчив, очевидно, планируя попытать удачу немного позже. Всего шесть раз он уточнил у Гермионы, в самом ли деле она не хочет провести вечер с ним, но этого было достаточно, чтобы она почувствовала резко навалившуюся усталость от бесполезных уговоров. В конечном итоге она продолжала оставаться в своём кабинете до сих пор, несмотря на то, что Министерство давно опустело. Гермиону настигло внезапное чувство дежавю. Она поступала так раньше много раз, преследуя совсем иную цель. Теперь об этом было даже стыдно вспоминать. После отъезда Джинни одиночество ощущалось острее. Общение с Демельзой постепенно сошло на нет — после смерти миссис Робинс они с Гермионой виделись трижды и все три встречи были тоскливы и немногословны. У Демельзы не было сил поддерживать конструктивный диалог, а Гермиона понятия не имела, как её отвлечь и чем заинтересовать, так как любая предложенная тема в итоге заканчивалась её монологом либо затянувшимся молчанием, которое в конце концов прерывалось словами «ладно, думаю, мне пора». Гермиона переживала за подругу и искренне пыталась помочь, но неизбежно приходила к мысли, что Демельзе понадобится не один месяц для восстановления. Гарри упоминал, что теперь она часто навещает двоюродную сестру, которая проживает на Аляске, и потому время от времени берёт отгулы по несколько дней, чтобы повидаться с единственной живой родственницей. Эта новость Гермиону утешила, но и одновременно опечалила, так как она допускала, что, вероятно, Демельзе захочется быть ближе к семье, и со временем она переведётся в американское Министерство магии. Когда Гермиона взглянула на часы, время близилось к десяти вечера. Захлопнув пыльный фолиант о родовой магии древних инков, она утомлённо вздохнула, обулась и отправилась домой. Пустые коридоры Министерства буквально дышали магией, чего никогда не ощущалось в дневное время. Присутствие волшебников заглушало голос вибрирующей атмосферы, напитанной множеством разнообразных чар. Именно в эти моменты Гермиона осознавала, насколько сильно любит это место, пережившее две войны и смену власти, светлую и тёмную магию, поколения выдающихся волшебников, которые вершили историю, боролись за свободу, рушили и создавали. К сожалению, за последнее десятилетие у магического сообщества выработалось предвзятое отношение к Министерству магии из-за козней Фаджа, Амбридж и прочих недобросовестных чиновников, ослеплённых властью. Но сейчас наступило лучшее время, и Гермиона была рада быть причастной к насущным переменам, работая в одной команде с Гарри и Кингсли. Ещё никогда мир магии не был настолько толерантным и безопасным для всех его обитателей, однако, разумеется, всегда было, куда стремиться. Гермиона часто возвращалась мыслями к удивительному вечеру, проведённому в магическом Париже. И дело совсем не в том, что это было свидание. Больше всего ей запомнились крошечные столики и стульчики для эльфов, а не тонкий аромат парфюма Драко Малфоя; этичное меню без единого мясного блюда, а не серые глаза, в которых отражались огоньки настольных свечей; мужчина, чей облик всё ещё не восстановился после острой фазы ликантропии, а не невесомое прикосновение к бедру и румянец смущения на скулах. Вот что для Гермионы было по-настоящему важно — находясь на высокопоставленной должности в Министерстве, она всего лишь хотела, чтобы каждый житель магической Британии был добр к другому, чтобы процветали равенство, дружба и любовь, а не устаревшие старомодные предрассудки. Но для столь разительных перемен необходимы годы, чтобы пережитки прошлого окончательно искоренились из коллективного разума британцев. У неё есть время это исправить. Когда подъехал лифт, Гермиона неосознанно задержала дыхание и не поднимала взгляд с носков своих туфель до тех пор, пока он не остановился. Когда же она убедилась, что лифт пуст, с её губ сорвался разочарованный и в то же время облегчённый выдох. Отодвинув решётку и войдя внутрь, Гермиона усмехнулась и покачала головой. Дурочка. Едва эта мысль пронеслась в её голове, как вдруг откуда-то снизу раздался низкий глухой звук, и пол под её ногами дрогнул. Гермиона схватилась за решётку и прислушалась. Сердце тревожно заколотилось, на ладонях проступил холодный пот. Этот звук невозможно было спутать ни с чем другим — она хорошо его знала. Будто отголосок войны преодолел пространственно-временной барьер и разрушил прекрасную утопию, оказавшуюся всего лишь долгим сном. Гермиона дёрнула за рычаг дрожащей рукой. Лифт тронулся, минуя уровень за уровнем, но каждый новый коридор оказывался пустым, никаких следов борьбы. Несмотря на призыв внутреннего голоса вернуться в Атриум и бежать к каминам, Гермиона продолжила спускаться — возможно, она была единственной, кто всё ещё находился в Министерстве. Приблизившись к седьмому уровню, она начала ощущать отчётливый запах дыма, который постепенно пробирался в лифт сквозь решётку из шахты. О боже… Жуткое предчувствие обжигало внутренности ледяным дыханием, с каждым новым метром погружения дым становился всё гуще, разъедая лёгкие. Гермиона закашлялась, прижав локоть к лицу, и прищурилась. Ещё не добравшись до эпицентра катастрофы, она догадывалась, где именно произошёл взрыв, — Гермиона никогда не проводила границу между логикой и интуицией и не ставила их на две чаши весов: она безоговорочно доверяла своему чутью, потому что оно никогда не подводило. — Нет… Массивные двери Отдела тайн болтались на петлях, разверзнутые взрывной волной. Ослепляющий и удушающий дым бордово-рыжего оттенка вырывался наружу, где-то внутри сквозь тошнотворный треск тлеющего помещения слышались крики. Гермиона выбежала из лифта, рассеивая палочкой дымовые вихры, в попытке отыскать хоть кого-то. — Эй! — выкрикнула она, заходясь в приступе кашля, но было совершенно ясно, что перекрыть шум разбушевавшейся огненной стихии ей не под силу. Гермиона отмахивалась от дыма с помощью рассеивающих чар и наконец-то увидела очертания бегущего на неё волшебника. Она ринулась к нему, но не успела ничего сказать, как он крикнул: — Мисс Грейнджер!.. — Что здесь произошло?! Мужчина, по-видимому, охранник, в панике обернулся на раздавшийся грохот обвалившейся стены, и затем вновь повернулся к Гермионе. — Вам нельзя здесь находиться! Это слишком опасно, вы можете покалечиться!.. — Здесь был кто-то из невыразимцев? — не унималась она, готовая в любой момент броситься вперёд, и никакая охрана не сможет её остановить. — Мы не знаем, взрыв произошёл не в нашем отделе. С минуты на минуту прибудет подмога — мы уже связались с аврорами через Протеевы чары, так что прошу вас… — Где произошёл взрыв? — прокричала Гермиона, лишь сейчас заметив, что кончик её палочки упёрся прямо охраннику в горло. Он нервно сглотнул и кивнул позади себя. — В зале Любви. Жалкие остатки кислорода покинули лёгкие. Тело пронзила крупная дрожь, рука с палочкой резко опустилась и, не отдавая отчёта своим действиям, Гермиона оттолкнула мужчину и бросилась по коридору в самую гущу огненно-дымовой завесы. Шаг, шаг, ещё один. Пульс глухо отдавался в ушах бешеной дробью, мгновения тянулись, растягивались, время остановило свой ход, когда Гермиона упала на колени перед завалом, из-за которого виднелась неподвижная бледная рука, испачканная пылью и кровью. — Нет… — исступлённо выдохнула она. — Нет… Драко…