Гречишный мёд и кровь

Пульс Намджуна был едва ощутимым, и хоть это было ужасно, потому что Чимин многое отдал, чтобы ему не пришлось проводить ритуал обращения, он бы сделал всё, лишь бы его истинный до конца своей короткой жизни оставался человеком, а его запах мёда так же сильно одурманивал его, но у него уже не осталось иного выбора. Хотя даже с учётом проведения ритуала, он не был уверен в благоприятном исходе. Но когда на кону жизнь любимого, приходит время поставить всё на «красное». Ведь иногда в абсолютной темноте тебе приходится сделать шаг в пропасть и поверить, что под тобой появится мост, по которому ты выберешься из безграничной тьмы. Поскольку времени было немного, ведь самое главное, чтобы человек был почти при смерти, Чимин, превратившись, быстро полетел в деревню за едой. Самой идеальной пищей для рождения нового вампира были младенцы и дети не старше семи-восьми лет, старьё типа десятилетних ещё могло подойти, но в момент соития души отца и ребёнка желательно найти только самую вкусную кровь и желательно совсем маленьких детей. Найдя подходящих детей, Чимин быстро свернул им шеи, чтобы они не мешали ему лететь обратно, вернул свой облик и пошёл искать нож, ему бы точно не хотелось вырывать сердце из его груди с помощью своей руки, чтобы остановить его. Так что, подняв нож, он как раз валялся возле трупа Вонхо, омега поспешил к Намджуну. Оказавшись рядом с альфой, вампир, сразу швырнув тела на землю, первым делом потрогал пульс своего альфы. Горячие слёзы, словно дождь по стеклу, потекли по щекам, но Чимин не мог себе позволить терять хоть минуту и оплакивать ещё одну загубленную душу, сейчас он должен сделать всё, чтобы его вампирская сущность приняла душу Намджуна и слилась с ней воедино. Они оба во что бы то ни стало должны провести вечность вместе. Коснувшись губ альфы, Чимин прошептал: — Пожалуйста, останься со мной. — Крепко обняв его за шею, Чимин, глубоко вдохнув запах мёда, вонзил клыки в ярёмную вену. От невероятного блаженства Чимин закрыл глаза и, едва не постанывая, начал пить кровь с ароматом мёда. Положив руку на сердце Намджуна, буквально за миг до того, как оно перестало биться, Чимин всадил в него нож по самую рукоять, затем, с трудом оторвавшись от вены, из которой ещё хлестала кровь, омега уже не сдерживаясь, заплакал. Только утром, если новорождённый вампир откроет глаза, станет понятно, успешно ли прошло обращение. Хотя даже если Намджун и откроет глаза, то начнётся второй и самый сложный этап слияния сущностей отца и ребёнка. В этот момент новорождённый вампир видит все предыдущие жизни своего отца, и не раз было так, что он не мог принять всё это и убивал себя, так как даже создатель порой не может справиться с необузданной силой своего ребёнка, который не умеет ещё контролировать её. Вместе с воспоминаниями вампир также впитывает в себя часть знаний о том, как живут все вампиры, хотя, конечно, настоящие знания он получит только от своего создателя. Если второй этап слияния завершится не самоубийством новорождённого вампира. Уткнувшись в его уже начавшую остывать шею, на улице ночи были очень холодными, омега произнёс: — Я знаю, что ты не бросишь меня во второй раз, и поверь, я никогда не прощу себя за то, что не смог спасти тебя. Стараясь отвлечься от мысли о возможном провале ритуала, Чимин, устроившись поудобнее, снова заговорил: — Помнишь нашу поездку в пустыню, в Долину Ирисов, ты мне рассказывал о боге Хва Ёне? — он не ждал, что Намджун как-то отреагирует на его слова, но всё равно выдерживал все нужные паузы, как в обычном разговоре, словно его собеседник обдумывает ответ. — Так вот, я знаю о Хва Ёне более интересную историю. Думаю, тебе не помешает узнать о создателе вампиров. Как ты мне и говорил, две тысячи лет назад Хва Ёна сбросили с Небесного города за совершение им ужасного греха. Голос Кейлина был тихим, он и мысли не допускал, что его истинный умер, для него было легче считать, что он спит. Но замолчать и слушать эту ужасную тишину было выше его сил. — Так вот, Хва Ён очнулся как раз в пустыне, возле Красных Скал, где позже мы и построили свой золотой город Хёджон. — Голос Чимина прервался, и горячие слёзы с новой силой потекли из его глаз. Сжав руку Намджуна, омега, целуя холодные кончики пальцев, обратился к нему: — Надеюсь, тебе интересно? — Чимин старался унять дрожь, но не мог. От волнения его так сильно трясло, что он снова замолчал, так ничего ещё и не рассказав. Погладив лицо альфы, вампир, словно набравшись сил, продолжил: — Уж не знаю, сколько дней Хва Ён шёл по раскалённой пустыне, это, собственно, и не важно, тогда он был богом, а боги точно не боятся жары. Но вскоре, как говорится в легенде, он увидел старенький полуразваленный дом. Наверно, если бы Хва Ён не был богом, он вряд ли рискнул постучаться в дверь, мало кто может жить в пустыне, — задумчиво произнёс Чимин и добавил: — Подожди, я скоро вернусь, не могу перестать думать о том, что тех детей тебе может и не хватить. Подойдя к телам, омега взял одного ребёнка и, выпив его за пару минут досуха, снова улетел на охоту. Когда вампир, вернувшись, принёс ещё несколько тел, он был уже полностью уверен: его Намджун не останется голодным. — Ну вот, я вернулся и больше не оставлю тебя одного. Даже если ты захочешь убить меня, я к этому готов. Я дам тебе серебряный кинжал и покажу, куда нужно нанести удар. Но всё это будет завтра. А сейчас, — Чимин, улыбнувшись, протянул руки к Намджуну и произнёс: — Иди ко мне. Точно зная, что ему придётся всё сделать самому, Чимин поднял тело Намджуна, которое не весило даже одного килограмма, устроил его так, чтобы ему было удобно обнимать своего альфу, и только потом омега продолжил рассказ. — Эту историю мне рассказывал Джиён, так что я готов дать руку на отсечение, что он умолчал о многом. Знаешь, почему я в этом так уверен? — снова спросил омега. Видя, что альфа молчит, омега заговорил: — Дело в том, что самым первым вампиром был Джиён. А он ещё тот любитель тайн и секретов. Тогда он конечно был еще в теле - Минсона, но я его буду называть Джиёном так это тело моя любимая оболочка. Ну что, тебе хоть немного стало интересней, я же знаю, тебе очень нравится Джиён. Ладно, я продолжу. Когда Хва Ён постучался в двери, ему открыл один не слишком высокий, но очень старый омега. Услышав, что тот путник заблудился, мужчина пустил Хва Ёна в дом. В нём он жил Джисон со своим мужем. Хотя слово «жил» звучит слишком громко, скорее существовал, но не суть. Несмотря на ужасные условия, они приняли путника, что называется, с распростёртыми объятиями и даже накормили. Поскольку дело происходило поздним вечером, то после ужина они все трое сразу легли спать. Утром же, когда Джисон, так звали омегу, повёл Хва Ёна умываться, тот увидел несколько больших валунов, а на них нарисованные фиолетовые ирисы. Расспросив омегу о том, кто это нарисовал, а главное зачем, и услышав простой ответ, что он просто любит эти цветы и вряд ли когда сможет увидеть их в пустыне, потому что они здесь не вырастут, Хва Ён очень удивился. Много тысяч лет, проживая в Небесном Городе, он и не думал о том, что у людей могут быть такие смешные желания. Позже, за завтраком, разговорив этих двух милых старичков, Хва Ён узнал, что их, как и его, изгнали из родного города. Само собой, Хва Ён не сравнивал себя, бессмертного бога, которого изгнали с Небес, с ними, простыми оборванцами, совершившими преступление, но всё равно уже за завтраком он решил, как именно отблагодарит своих благодетелей. — Что ж, я снова прервусь, — улыбнулся Чимин и, наклонившись к альфе, коснулся его холодных губ. Проникнув внутрь и начав сосать язык, Чимин громко застонал и, оторвавшись от губ, сказал: — Я никогда не смогу насытиться тобой. Перебирая волосы Намджуна, Чимин, поцеловав того в макушку, снова заговорил: — Прожив с отшельниками пару месяцев, однажды Хва Ён, вернувшись со стоянки, где останавливались караваны торговцев, не пожелавших платить стражникам огромные деньги за вход в город, увидел, как Джиён уже закончил рисовать на двух огромных камнях размером, наверно, в свой рост. Рядом с ним сидел его омега - Джисон. Подойдя к нему, Хва Ён сказал, что ему пора и он пришёл попрощаться с ними. Альфа Джиён услышал слова Хва Ёна и грустно улыбнувшись, крепко обнял его. После прощального обеда Хва Ён перерезал горло альфе и омеге и, вернув им молодость, превратил их в вампиров. — Увы, я знаю только это, Джиён всегда останавливался только на этом моменте, и я не смог за все эти годы добиться от него продолжения этой истории. Я только знаю, что мой Джиён и тот из легенды это один и тот же человек, ой, привычка, то есть вампир. Джисон — муж Джиёна — погиб очень давно, ещё перед рождением Хёну. Ну как тебе история? — спросил Чимин и, посмотрев на нешевелящегося Намджуна, снова поцеловал его в макушку и, погладив по волосам, сказал: — Ох, хочу немного пройтись. Кстати, прошу, не думай, что наш создатель поступил плохо. В той пустыне ирисы начали цвести, только после встречи этих стариков с Хва Ёном. Если бы они не встретились, эти двое так и умерли, не увидев этих красивых цветов. Справив нужду, Чимин вернулся и, снова устроившись рядом с Намджуном, крепко сжал его ладонь: — Спокойной ночи, надеюсь, мы оба сможем пережить завтрашний день. Услышав такое, Хва Ён, откусив яблоко, только переглянулся с мальчиком. Тот, прекрасно поняв, что означает эта ухмылка, спросил: — Почему вы не поможете Намджуну пережить обращение? — Зачем? — увидев, что его вопрос поставил мальчика в тупик и теперь тот точно надолго от него отстанет, Хва Ён продолжил наблюдать за Чимином. Проснувшись от собственного крика, Чимин увидел, что Намджун лежит на нём и пьёт из его шеи. Несмотря на то, что клыки Намджуна, разорвав ему шею, продолжали причинять боль, Чимин почувствовал невероятное облегчение от того, что альфа прошёл первый этап обращения. Всё, что начало происходить потом, Чимин навсегда похоронит в своей памяти, потому что видеть такого безумного Намджуна, который, опустошив все тела отшвыривал их, как тряпичные куклы, было невыносимо. За всю свою жизнь Чимин много раз наблюдал за обращением, но ещё никогда ему не было так мерзко и больно. Его Намджун должен был прожить всю свою жизнь, как человек, и нянчить их ребенка, уж он бы выбрал самого лучшего и принёс бы его своему альфе, выдав за своего. Намджун, конечно, не глупый, но вряд ли бы он смог победить его в мастерстве лжи. Только получилось всё наоборот. И теперь он вынужден смотреть, как Намджун поглощает еду, как зверь какой-то. Позже, решившись на не очень хороший поступок, хотя для него он вряд ли будет последним, Чимин, обратившись в одну из своих форм, набросился на Намджуна. Они, как голодные псы, принялись рвать друг друга и нещадно бить. Но, даже наслаждаясь дракой, омега хотел чего-то более горячего. Скрутив Намджуну руки и связав их верёвкой, омега, оседлав его, принялся насаживаться на член. Ощутив его твёрдость, Чимин в один миг забыл, что Намджун теперь тоже вампир. Но когда тот, разорвав верёвки и швырнув Чимина на землю, сразу же жестко ворвался в его анус и едва не разорвал его на части, омега, крича от боли, тут же вспомнил, что теперь его Намджуна больше нет. Только рано утром перед пробуждением, в момент, когда новорождённый вампир должен стать собой и вспомнить обо всём, что с ним случилось, и принять свою новую сущность, Чимин, сбившись со счёта, сколько раз Намджун его трахнул, заглянул в глаза своему альфе. Увидев, что тот проснулся, попытался рассказать ему обо всём, что у него на душе. Но все слова, все чувства, о которых омега хотел сказать, вмиг застряли в горле, когда Намджун прямо посмотрел ему в глаза и произнёс только одну фразу: — Ты должен был убить меня.