Гречишный мёд и кровь

Всего пять утра и по идее должно быть светло, только небо, сплошь затянутое чёрными тучами, видимо, решило отобрать солнце хотя бы на некоторое время, словно желая вернуть те времена, когда Хва Ён попытался скинуть с небес всех богов и уничтожить их одним махом. Открыв окно, чтобы подышать воздухом с едва ощутимым в нём ароматом грозы, Джиён, услышав гром, закурил. В такой же день Хва Ён исчез. Построив небесную лестницу, чтобы вымолить у богов прощение, он ушёл в царство мёртвых. Только там крики грешников, отчаянно взывавших о прощении, хоть на время заглушают вой голосов в его голове. Вой сотен погибших, обагривших его руки в красный цвет навеки. Сейчас вспоминая тот день и последние слова создателя, Джиён больше всего на свете хотел бы снова увидеть его. Альфа обязательно бы показал ему своего Чонгука и рассказал о том, как потерял доверие и любовь омеги. А ещё о том, что обязательно сделает их отношения лучше, чем они были до их глупой ссоры. Только проблема состояла в том, что госпожа удача, видимо проиграв в карты, сейчас развлекалась, наблюдая, как альфа всё глубже погружается в пропасть и совсем не торопится приходить к нему на выручку. Да и зачем прекращать представление, когда у тебя куплено место в первом ряду? Но ничего, совсем скоро, когда он разгребёт всё это дерьмо, связанное с коронацией, то обязательно возьмётся за Чонгука вплотную, и уж тогда омега снова станет принадлежать только ему одному, как это было им предназначено ещё до рождения самой судьбой. Дверь открылась, и на пороге появился едва стоящий на ногах Чонгук, Джиён тут же забыл об обиде на свою удачу, ведь сейчас его омега шёл ему прямо в руки. Нет, пьяного Чонгука альфа трахать не собирался, но от возможности обнять точно не откажется. — Меня сейчас вырвет, — произнёс Чонгук и, направившись вперёд, точно бы споткнулся о валяющиеся на полу домашние тапочки, если бы Джиён не схватил его под руку, помогая устоять на ногах. — Так, осторожно, пойдём со мной, — альфа повёл омегу в ванную. Через пару минут после того, как омега опустошил свой бедный желудок, Джиён собрался отвести того в его комнату, но Чонгук попросил: — Позволь мне остаться у тебя. Обведя взглядом слегка влажные после ванны волосы, немного пухлые губы, тонкую изящную шею и ключицы, виднеющиеся в не до конца застёгнутом воротнике рубашки, Джиён хмыкнул: — Ну конечно же можно, я вот прям сгораю от нетерпения проверить свою выдержку. И плевать на то, что я хочу тебя трахнуть все эти несколько долбаных месяцев. — Потерпишь, мне гораздо хуже, — Чонгук позволил ему помочь лечь на кровать. Глядя, как его омега устраивается на кровати, альфа подошёл к бару и, налив виски, сел рядом с Чонгуком. — Мне больно, — простонал омега и, схватив руку Джиёна, положил себе на грудь в область сердца. — Вот здесь, я как будто ощущаю, как мне кто-то воткнул сюда нож. Скажи, почему ты убил моего отца? Я знаю, что его последний приказ о сдаче Домсана был преступным. И то, что я ему подчинился, уже останется на моей совести. Расскажи всю правду, почему он приказал сдать город и пытался убить тебя? — Хорошо, — подвинулся альфа поближе. — Я расскажу. Можно я обниму тебя? Невинное объятие, не слишком высока цена за правду. — Ладно, но не увлекайся. — Только если ты не попросишь об обратном, — произнёс Джиён, неотрывно глядя омеге в глаза. Ощущая, как горят щёки, Чонгук продолжал смотреть в упор. Он не мог спасовать первым и отвести взгляд в сторону, хотя и боялся, что Джиён увидит в его глазах, как сильно он желает забыть прошлое и раствориться в этих сильных, красивых руках. — Думаю, нам стоит переместиться в кабинет, — дыхание Джиёна было тяжёлым и обрывистым. — А то спальня не то место, где можно сосредоточиться на столь серьёзном разговоре. Позже с помощью альфы омега смог дойти до кабинета и, выпив ещё пару чашек кофе, пока Джиён что-то искал и устанавливал экран, Кевин и вовсе почти протрезвел. — Что за фильм? Зачем? — Чонгук дотянулся до пачки сигарет и закурил. — Так надо. Ты должен увидеть Золотой Хёджон, и тогда ты сможешь понять меня. — Золотой Хёджон? Что это? — Сейчас ты всё узнаешь. Готово, — альфа сдвинул два кресла и, сев рядом с омегой, запустил проектор. Послышался голос: «Тэмин, мы приехали, смотри и запомни это — Золотой Хёджон!». От увиденного на экране Чонгук привстал на месте, ему вдруг захотелось зажмурить глаза. Игра лучей солнца с золотыми крышами и вымощенной такой же золотой плиткой дорогой ослепляла. Подойдя ближе и увидев дату внизу экрана, омега произнёс: — Останови и объясни. Что это за город? Съёмки этот человек проводил за сто лет до появления Домсана. Как это возможно? — Хёджоном управлял император, и он считался страной. Благодаря Хёну, ты должен помнить, он мой охранник, я смог достать много плёнки, и даже с самого возникновения этой страны. Смотри, ты все поймёшь позже. Человек, снимающий город, был одним из торговцев, ведущих в городе свои дела. До поздней ночи Чонгук был погружён в чарующую сказку, так сильно напоминающую ему старый любимый фильм «Волшебник страны Оз». Он был абсолютно пленён внешним обликом города, улыбчивыми и добрыми горожанами, многочисленными праздниками и справедливым канцлером Нам Джу Хёком, что не заметил, как Джиён, едва не скрипнув от злости зубами, ревнует его к самому себе, то есть к своему прежнему облику. Позже Джиён рассказал Чонгуку, чем закончилась сказка под названием Золотой Хёджон. Увы, к нему на помощь не явилась Дороти со своими друзьями. К сожалению, из-за жадности Чон Харёна и стремления к власти и богатству, император Чосона предпочёл утопить прекрасный город в крови и похоронить его под трупами людей, что жили здесь и были счастливы. Разглядывая многочисленные фото трупов и развалин того, что только недавно он видел в фильме, Чонгук чувствовал только, как сильно и резко в его душе огромными волнами, словно океан, мечтающий вырваться из берегов, о рёбра бьётся боль. Слёзы, безостановочно льющие по щекам, не способны её приглушить. Дослушав рассказ Джиёна до конца, ни разу не перебив, Чонгук вытер слёзы и дрожащей рукой попытался дотянуться до стакана: — Не могу поверить. Мой отец не мог убить столько невинных людей и сжечь целый город. — Мог. К тому же не весь, Харён сказал всем, что построил Домсан, но на самом деле Домсан это Хёджон. Твой отец лишь немного оремонтировал несколько зданий, что не сгорели в огне. — Нет. Люди обожали отца из-за постройки этого сверхсовременного города. Он не мог… не мог единственное своё достижение украсть. — Чонгук, я понимаю твои чувства. Но у меня ещё много есть доказательств, которые покажут, что я говорю правду. Пойдём со мной. Ты должен увидеть эти могилы. — Подожди, куда ты меня ведёшь? — Помнишь, ты нашёл подземный туннель? — Да, — произнёс Чонгук. — Так вот под этим городом их очень много. Я покажу тебе только маленькую часть могил. — Хорошо. Позже придя на место одного из многочисленных захоронений, Чонгук, увидев могилы, упал на колени и зарыдал. Весь ужас трагедии упал на его плечи, и омега, не выдержав вес, упал, решив утонуть в горе и забыть о ярком солнечном свете дня. Крепко обняв несопротивляющегося Чонгука, Джиён закурил сам и протянул сигарету омеге, продолжая рассказ. Сообщив омеге, что суть их конфликта с Харёном заключалась в нежелании признаться в злодеяниях и отречься от поста, Джиён рассказал также и немного подправленную версию того, как он сам узнал о том, что случилось с Хёджоном. Ну правда, не может же он рассказать о том, что он вампир и бывший правитель золотого города. Около полудня они вернулись домой. Джиён хотел уже пойти к себе, как вдруг Чонгук схватил его за руку: — Джиён, не уходи. Подняв его подбородок и начав внимательно вглядываться в глаза глубокого тёмного оттенка кофе омеги, без которого альфа и жизни своей не представлял, Джиён осторожно спросил: — Ты понимаешь? Что уже сегодня у тебя начнётся течка, я чувствую твой сильный аромат. Если я останусь с тобой, я не смогу просто так уйти. Джиён аккуратно освободился из довольно сильной хватки омеги. Но Чонгук не позволил уйти: — Я хочу провести эту течку с тобой. Теперь, когда я узнал всю правду о преступлениях отца, я больше не буду тратить время, отпущенное мне на земле попусту. Отныне каждую минуту я хочу быть рядом с тобой. Приставив палец к губам, Джиён прошептал: — Тихо, замолчи, а то я сейчас трахну тебя прямо в коридоре, — схватив его за руку, альфа потащил Чонгука в свою спальню. — Учти, спать ты сегодня уже не ляжешь. — Как будто я против, — улыбнулся Чонгук, и когда дверь за ними закрылась, он сам оседлал Джиёна и наклонился, втягивая в неспешный, нежный поцелуй. Но альфа не из тех, кто любит, чтобы им руководили. Поэтому немного грубо спихнув с себя омегу и придавив его к кровати, Джиён начал раздеваться и стаскивать с Чонгука одежду, попутно лаская его тело там, куда мог дотянуться губами или руками. — Быстрее, помоги мне, — хнычет омега. Вставший член упирается в ширинку, и это приносит не самые приятные ощущения. — Какие мы нетерпеливые, — подразнил Джиён и, избавившись от последнего предмета одежды, помог Чонгуку. Потом став между его ног, наклонился и начал неспеша покрывать поцелуями ноги, пах, живот омеги. Пока окончательно его вниманием не завладел анус Чонгука. Разведя ноги шире, Джиён засосал его в глубокий поцелуй и начал лизать и проникать языком всё глубже, готовя, расширяя и растягивая вход для своего члена. Раздающиеся громкие стоны Чонгука действовали на Джиёна не только как афродизиак, но и подсказывали, что он делает всё правильно. Они с Чонгуком уже очень давно не занимались сексом, поэтому Джиён действовал аккуратно и медленно, чтобы как следует подготовить своего омегу. Наслаждаясь тем, как Чонгук выгибается, словно кошка, и просит уже наконец-то трахнуть, Джиён вставил в его рот два пальца, вообще-то смазки было достаточно, анус буквально сочился ею. Альфа делал это только ради собственного удовольствия. Наблюдать за тем, с каким азартом Чонгук втягивает пальцы в рот и начинает интенсивно сосать, при этом издавая эти невероятные пошлые звуки, было поистине возбуждающим, незабвенным зрелищем. Всю эту картину Джиёну хотелось не просто запомнить, он должен высечь её на подкорке своей памяти и прокручивать в голове вечность. Вскоре не выдержав, Джиёну плавно вошёл в анус Чонгука и после нескольких толчков, не устояв перед мольбами омеги действовать грубее, Джиён начал жёстко втрахивать омегу в постель, практически вышибая дух, заставляя хрипеть и задыхаться от нехватки воздуха. От сильных пальцев Джиёна на его теле точно останутся синяки, но сейчас спустя столько времени, ощущая, как его горячий член долбит внутренности, задевая простату, отчего Чонгук, наплевав на то, что голоса нет уже около часа, не может думать ни о чём, кроме того, что сейчас есть только Джиён и он. Никто, кроме них, даже во всей вселенной больше не имеет для него значения. Сейчас важно лишь умение дышать. Позже, когда Джиён уже кто его знает какой раз по счёту кончил в него, и омега увидел, что между его ног образовалась уже довольно приличная лужица, а он уже не ощущает собственного тела, только тогда Чонгук попросил о небольшом тайм-ауте. Нехотя согласившись, Джиён закрыл шторы и пошёл в ванную. Вернувшись оттуда с тряпкой, он вытер омегу и накрыл их обоих одеялом. Позже, услышав сопение Чонгука, альфа, некоторое время любуясь спящим омегой, тоже уснул. Четыре месяца спустя. До прибытия в Ханян осталось всего пару часов. Пробыв неделю в пути, Мэттью сильно соскучился по Юнги, но прекрасно понимал, что не мог взять его с собой и о принятом решении не пожалел. Разговор с Джиёном был не из приятных. План, придуманный им только на словах, выглядел простым. Риск был велик, и Юнги только бы мешал ему. Мэттью не смог бы помочь Джиёну и остальным, постоянно думая, не грозит ли опасность его омеге и двум альфам. То, что Ёнгук был взрослым мужчиной, способным не только помочь в их плане, но и постоять за себя, не имело значения. Мэттью всё равно переживал за него так же сильно, как и за своих двух беззащитных лисят, если не сильнее. Позже Мэттью ещё раз убедится в правильности принятия своего решения. А пока альфа уже видел, что впереди по курсу его ждал порт Ханяна. Спустя пару часов. Дом губернатора Квон Джиёна. Мэттью сидел рядом с Джиёном, дальше Чонгук, Чимин, Чжухон и недалеко от них Намджун. За всё время обсуждения плана никто не открыл окна, и вся комната пропахла смесью сигаретного дыма и кофе. Конечно, для всех, кроме Мэттью, то, что Ёнгук является сыном императора Акихито, и стало неожиданностью, но удивление не может длиться вечно, и эта информация абсолютно не помешала и дальше прорабатывать план действий. А сделать им за следующую неделю, оставшуюся до коронации, нужно было много чего. Позже договорившись, во сколько они завтра встретятся в порту, чтобы отправиться в Японию, они начали уже расходиться по домам, как вдруг вместе с вылетевшими из окон стёклами, дом будто затрясся от мощнейшей автоматной очереди. Чимин, стоящий возле дверей, отпрыгнул в сторону, накрыв по привычке Намджуна. Тот, впервые не пререкаясь, прижавшись к полу, начал ползти в укрытие, спасаясь от дождя из пуль и стекла. Чонгуку и Джиёну с местом расположения повезло больше, они ближе всех находились к коридору, где спрятаться проще. Мэттью из-за того, что ему не было кого защищать, начал отстреливаться раньше всех. Ещё через мгновение к нему присоединился Чжухон, который, испугавшись, что пули серебряные, решил проверить, всё ли хорошо с Чимином. Увидев, что Чимин ещё умудрился закрыть собой Намджуна и они оба уже скрылись в коридоре, Чжухон, став спиной к Мэттью, выхватил револьвер и начал стрельбу. Вскоре к ним прибежала охрана и, казалось бы вот она победа, но оказалось, что наёмников намного больше. Бой длился несколько часов. Только когда трупы усеяли двор Джиёна, словно цветы, выросшие на клумбе, и их можно было складывать как домино, только тогда стрельба прекратилась. Позже осматривая трупы, среди которых оказалась большая половина охраны губернатора, что означало их полнейший непрофессионализм, Джиён и остальные вызвали скорую помощь и полицию. Всю ночь Джиён отдавал распоряжения, и только ближе к вечеру следующего дня им всем удалось отправиться в Японию.