Шарлатан и шарлатанка

Та ночь, когда Дайна ушла одна в замок Казадора, была самой длинной в жизни Уилла. Он провел в неведении не так уж долго, всего лишь шесть или семь часов, но ему показалось, что прошла целая вечность, и всё то время, что эта вечность длилась, он пытал и мучил себя одними и теми же вопросами, опрокидывая одну кружку эля за другой — и не хмелея ни на секунду. Есть ли у его друзей шанс выжить — или они обречены? Должен ли он был пойти с Дайной, наплевав на угрозы Орин и доводы рассудка? Должен ли был сам бросить вызов Казадору вместо нее? Почему, наконец, он не обратился за помощью к Мизоре, хотя мог? Уж Мизора точно не упустила бы эту возможность и вцепилась бы в его душу, как коршун в мышь-полевку... Он спросил себя об этом тысячу раз, придумал тысячу разных ответов и не остался доволен ни одним. Так прошла половина ночи. А потом, ближе к утру, на пороге «Эльфийской песни» появился бледный неулыбчивый посыльный, принесший Уиллу весточку от Астариона… Который оказался не просто цел и невредим, но еще и очень доволен собой. «Мой дорогой друг! — гласила написанная изящным почерком записка. — Надеюсь, ты не спешишь оплакивать нашу с леди Расфуфырник безвременную кончину. Спешу заверить тебя, что мы находимся в прекрасном здравии и в оплакивании не нуждаемся. Здравие нашей милой Карлах, увы, пока оставляет желать лучшего, однако при должном лечении она быстро встанет на ноги. Что же касается Казадора, то он навсегда покинул сей бренный мир, что, как ты догадываешься, не может не радовать твоего покорного слугу. Все подробности утром. Ложись спать, Уилл. Всегда твой, Астарион Анкунин». На следующий день ближе к полудню Астарион и Дайна явились в «Эльфийскую песнь», оба цветущие, как майские розы, и за чашкой кофе поведали Уиллу о событиях прошлой ночи. Уилл подозревал, что версия, предназначавшаяся для его ушей, прошла не меньшую цензуру, чем «Балдурский вестник», каждый номер которого перед выходом в печать теперь попадал к Горташу на стол, но выпытывать подробности не стал. В конце концов, всё разрешилось наилучшим образом, это ли не главное? — Не могу поверить, что ты отказался от идеи провести ритуал вместо Казадора, — признался Уилл, без аппетита ковыряя остатки пересоленной яичницы, и добавил, усмехнувшись: — Может быть, ты не так уж безнадежен, как я думал. — Уверяю тебя, я совершенно безнадежен, — успокоил его Астарион. — Просто у меня случилось помрачение рассудка, которое повлекло за собой приступ неожиданной сентиментальности… В первый и, надеюсь, в последний раз. По правде говоря, Уилл сомневался, что выпить кровь Казадора и стать настоящим вампиром — такая уж хорошая идея. Лучше ритуала, конечно, но намного ли? В вампирах он кое-что понимал — ему случалось иметь с ними дело — и знал, что большинство из них рано или поздно теряет всякое представление о морали. С другой стороны, мораль и раньше не была самой сильной стороной Астариона. К тому же… К тому же Уилл так радовался, что его друзья живы, что решил оставить свои рассуждения при себе. Однако просто выпить кровь Казадора — это одно, а поселиться в его замке — совсем другое, и Уилл, услышав предложение поскорее перебраться туда вместе с вещами, сперва не поверил своим ушам. Родовое гнездо Казадора стало могилой для огромного количества людей, причем для некоторых — буквально вчера, и слуги еще не успели оттереть кровь по углам, а Астарион уже расположился там с большим уютом и подумывал о покупке новых гардин и чайного сервиза, нисколько не сомневаясь, что замок если пока и не принадлежит ему, то скоро будет принадлежать. Да никакие гардины не смогли бы облагородить этот жуткий склеп! — Это место было для тебя тюрьмой, — сказал он Астариону, когда тот с видом гостеприимного хозяина провел им экскурсию по своим новым владениям. — Неужели ты сможешь здесь жить? — Лучше спроси, смогу ли жить я в «Эльфийской песни», где под каждым вторым матрасом обитает дружное семейство клопов. Ответ — нет. Не смогу. И тебе, мой друг, не советую. Уилл обратил взгляд к Дайне в поисках поддержки, но Дайна виновато развела руками: — Нам нужно держаться вместе. Если Астарион хочет здесь остаться, я согласна. И потом… Уж лучше неприступный зловещий замок, чем таверна, похожая на проходной двор, правда? С этим Уиллу пришлось согласиться, а через пару дней он скрепя сердце признал и другие достоинства их нового обиталища. Во-первых, в замке имелись слуги, которые подавали им завтрак, обед и ужин, а при необходимости даже штопали носки. Во-вторых, здесь не было, в отличие от таверны, назойливых шумных соседей. В-третьих, Казадор за свою долгую жизнь собрал неплохую библиотеку, хоть Астарион и уверял, что у его покойного хозяина был ужасный вкус в литературе (впрочем, по мнению Астариона, ужасный вкус был вообще у всех, кроме него самого). В-четвертых, гостиная с камином со временем начала казаться Уиллу даже уютной… Особенно после того, как Дайна сняла со стены и выкинула картину, изображавшую груду костей. Однако стоило Уиллу остаться в одиночестве, как ему снова делалось не по себе. Конечно, на самом деле он не был один в прямом смысле слова, но Карлах пока не могла составить ему компанию, а что касается слуг… Бледные и немощные, как подземные зверьки, никогда не видевшие солнца, они только дополняли общее зловещее впечатление. Замок полнился какими-то звуками, шелестами, шепотами. По углам свисали клочья паутины. Уилла не то чтобы это пугало — ему случалось бывать в местах и похуже, — просто чувствовать себя как дома в этом склепе он не мог. Вот почему каждый раз, когда Астарион и Дайна куда-то исчезали, Уилл отправлялся прямиком в библиотеку. Несколько мрачноватая, но теплая и сухая, библиотека была одним из немногих по-настоящему приятных мест в замке. Казадор, по-видимому, дорожил своей коллекцией, поэтому хранил книги бережно, не позволяя вездесущей балдурской сырости к ним подступиться, да и во всех остальных отношениях за библиотекой следили — в ней не было ни плесени, ни паутины, и даже дверные петли кто-то вовремя смазывал, чтобы их скрип ненароком не помешал хозяину, углубившемуся в чтение. Может быть, именно поэтому он не заметил, как вошла Мизора… А может, дьяволица снова появилась, как любила делать, из ниоткуда, чтобы через четверть часа, вконец измучив его очередной малоприятной беседой, снова исчезнуть в никуда. Не произнося ни слова, Мизора прошлась по залу, с любопытством разглядывая возвышающиеся до самого потолка шкафы, заполненные бессчетными рядами книг с тиснеными кожаными переплетами. Рыжие волосы пламенели в согревающем свете висящих под потолком магических ламп. — Впечатляет, — произнесла она наконец, остановившись в десятке шагов от Уилла. — Интересно, как смертным не жалко тратить бесценные часы своих коротких жизней на то, чтобы писать всякую чушь? Как ни странно, голос ее при этом звучал не столько ядовито, сколько удивленно, словно она искренне недоумевала на этот счет. Уилл не ответил и даже не поднял головы. Присев на подоконник — располагаться в похожем на трон кресле Казадора ему не слишком-то хотелось, — он читал одну из множества книг о культе Баала, имевшихся в библиотеке. Похоже, лорд Зарр питал к этой теме большой интерес, что было неудивительно: на его веку Баал пытался дорваться до могущества не раз, и каждая из этих попыток ставила планы Казадора под угрозу. Вот почему Уилл рассчитывал найти в его книгах или дневниках какие-то зацепки, которые помогли бы им обнаружить логово Орин. Пока поиски не увенчались успехом, но он не терял надежды и продолжал неутомимо штудировать том за томом. В каком-то смысле то, что Астарион и Дайна по вечерам оставляли его одного, было ему даже на руку: он мог погрузиться в чтение, не отвлекаясь на их бесконечную самозабвенную болтовню. — Бедный Уилл, — сочувственно сказала Мизора. В человеческом обличье от нее почти не пахло адской серой: когда она сделала еще несколько шагов по направлению к нему, он ощутил лишь легкий аромат сахарной пудры и засушенных фиалок. — Вот так всегда. Взваливаешь на свои плечи всю работу, пока другие развлекаются без тебя. Не обращая на нее внимания, он пролистнул несколько страниц, бегло скользнув по ним взглядом, и принялся за следующую главу. — Мне интересно, — добавила Мизора прежним сочувственным тоном, — знаешь ли ты, куда они пошли. Знаешь, наверное, хотя усердно гонишь эти мысли прочь. Вообразить пикантные подробности нетрудно, правда? Погруженная в полумрак комната борделя. Свет свечей ласкает изгибы сплетающихся обнаженных тел. Темная рука кого-то из близняшек-дроу скользит по спине твоей прелестной подруги до самого хвоста… Сосредотачиваться на чтении становилось всё труднее, но Уилл промолчал и на этот раз. — Ты даже не представляешь, насколько хвост чувствителен. О, у нас в Бааторе существуют целые трактаты, в подробностях описывающие все наслаждения, которые только можно испытать при помощи этой замечательной части тела, — почти мечтательно мурлыкнула Мизора, углубившись, по всей видимости, в некие приятные воспоминания. — Как думаешь, может, мне стоит одолжить Дайне один из них? Голос Мизоры утомлял его не меньше, чем утомляет жужжание назойливой мухи, часами носящейся по комнате. Муху, однако, можно было достать при помощи заклинания или хотя бы свернутого в трубку «Балдурского вестника» — дьяволицу же приходилось терпеть. — Наверное, ты спрашиваешь себя, почему не рискнул ради нее жизнью. Почему позволил ей всё сделать самой, хотя она могла погибнуть в попытке спасти своего дражайшего вампира? Но я думаю, что на самом деле ты знаешь ответ… Мизора в задумчивости крутанула глобус, стоящий рядом с окном, потом сама остановила его, царапнув ногтем извилистый контур Побережья Мечей поблизости от Аткатлы. — Просто она никогда этого не заслуживала. Никогда не заслуживала тебя. Уилл вновь не удостоил Мизору взглядом: книга по-прежнему интересовала его больше, чем всё, что дьяволица могла сказать. — Думаешь, она оплакивает вашу гитьянки, безвременно вас покинувшую? — продолжила Мизора, нисколько не смущаясь его молчанием. — Или, может быть, не спит ночами, не находя себе места при мысли о бедном волшебнике, томящемся в подземном святилище баалистов? Нет. Даже сейчас она развлекается в борделе вместо того, чтобы заниматься делом. — Это меня не касается, — сказал наконец Уилл, поняв, что Мизора не собирается избавлять его от своего присутствия… К тому же она сказала «подземное святилище баалистов», то ли намеренно, то ли случайно подав ему подсказку, и это определенно заслуживало внимания. — Еще как касается, — возразила Мизора. — А знаешь, чем она займется потом, когда с удовольствиями будет покончено? Она поправит прическу, подкрасит губы, улыбнется своему отражению в зеркале и отправится прямиком к Энверу Горташу на Змеиную скалу. Скажешь, и это не твое дело? О том, что Дайна наносит Горташу визиты, Уилл знал — она этого не скрывала. По ее словам, Горташ, раздосадованный потерей нетерийского камня, теперь требовал подробных отчетов об их успехах. Успехи, впрочем, были пока скромны, и когда Уилл поинтересовался, о чем она рассказывает эрцгерцогу несколько часов напролет каждый вечер кряду, Дайна заявила, что развлекает его, сочиняя всякую чушь. В тот момент Уиллу показалось, что она говорит правду и что между ней и Горташем действительно ничего — вопреки его смутным опасениям — нет… Но Дайна была непостояннее, чем цветные стеклышки в калейдоскопе, каждый раз складывающиеся в новый узор, и то, что было правдой вчера, имело все шансы стать ложью сегодня. — Она думает, что благодаря Горташу сможет получить всё, о чем всегда мечтала. Деньги, титул, положение в обществе, прекрасный замок… И ее можно понять, Уилл. Она не хочет остаться у разбитого корыта, если вы каким-то чудом сумеете избавиться от иллитидских паразитов в своих хрупких смертных черепушках. Вернуться домой? Снова играть на сцене сельского театра? Нет, твоя подруга решила, что заслуживает лучшего… И разве можно ее в этом винить? Уилл ее и не винил. С тех пор, как Дайна показала ему свой театр, прошло всего несколько дней, и воспоминания о том визите еще были свежи в его памяти. Конечно, она заслуживала лучшего! Ну что такое Ривингтон? Сельские лачуги, сараи, скотобойни, всюду нищета, серость, грязь… Среди этой серости и грязи Дайна сияла ярче янтаря на солнечном свету. Само собой, она не хотела возвращаться к прошлой жизни. Уилл это прекрасно понимал. Не понимал он только одного… Неужели нет другого способа «не остаться у разбитого корыта», кроме как строить глазки худшему человеку на всем Ториле — преступнику, тирану, избраннику Бэйна? — Просто ей невдомек, что всё, что она надеется получить от Горташа, она могла бы получить от тебя. Ты сын великого герцога Ульдера Рейвенгарда. Неужели ты сам никогда не думал об этом? У твоего отца немало союзников по всему городу, и ты прибрал бы власть к рукам без особенного труда. — Я не хочу «прибирать власть к рукам», Мизора, — вздохнул Уилл. Она подошла уже совсем близко, и запах фиалок щекотал ему ноздри. — За кого ты меня принимаешь? Мы столько лет знакомы — и ты до сих пор думаешь, что мне понравится сидеть на троне и наблюдать, как люди кланяются мне в ноги? — О нет, ты всегда был выше этого, — усмехнулась Мизора, разглядывая его со снисходительной нежностью. — Но я надеюсь, ты понимаешь, что именно поэтому на троне и оказываются такие негодяи, как Горташ. — А твоя владычица не рассердится на тебя за такие речи? Я думал, Горташ и Зариэль давние друзья. По лицу Мизоры скользнула тень: кажется, ему удалось задеть ее за живое. Все семь лет, что они с Уиллом были знакомы, она старалась показать себя верной прислужницей Зариэль, ее ближайшей наперсницей и правой рукой, однако Уилл подозревал, что Зариэль придерживалась о Мизоре далеко не такого высокого мнения, как той хотелось бы. Может, теперь Мизора и вовсе впала в немилость? В конце концов, ни одно из недавних поручений своей повелительницы она выполнить не смогла, да и душу Уилла по глупости потеряла. — А что, если мои мечты простираются дальше, Уилл? — парировала Мизора, явно раздосадованная вопросом. — Может, я не хочу всю жизнь быть на побегушках… В отличие, по всей видимости, от тебя. Уилл хмыкнул: даже самые сладкие свои речи Мизора всегда сдабривала оскорблениями. Как бы ни пыталась она изображать, что вдруг потеплела к нему, какая-нибудь гадость всё равно нет-нет да и срывалась с ее змеиного языка. — А еще называешь себя героем, — с издевкой фыркнула она, сложив руки на груди. — Хотя даже свой родной город не пытаешься защитить. В одном Мизоре нельзя было отказать: она прекрасно знала все его больные точки и умела давить на них с безжалостностью опытного костоправа. Не проходило ни дня, чтобы он не думал о том, как изменились под властью Горташа Врата Балдура и как ему хотелось бы выжечь всю поселившую здесь гниль — прекратить террор, убрать с улиц Стальную стражу, искоренить цензуру, распахнуть двери тюрем. Но что он мог сделать? Он мог только читать книги в библиотеке Казадора в надежде на то, что найдет способ добраться до Орин, а потом… Что будет потом? Потом, когда из избранников Мертвой Троицы останется только один? Ответа на этот вопрос Уилл не знал. Дайна в ответ на любые попытки обсудить план дальнейших действий отмахивалась — мол, не начинай! — и говорила: «Посмотрим, там видно будет». Потом улыбалась и добавляла: «Это еще дожить надо». И наконец заключала примирительно: «Не волнуйся, как-нибудь разберемся». Что, в сущности, значило одно и то же: «Надоело. Отстань». — Или ты надеешься, что ваша храбрая предводительница в конце концов согласится, что от Горташа нужно избавиться? Что ты можешь рассчитывать на ее честь, совесть и доброе сердце? — Дайна не такой плохой человек, каким ты надеешься ее изобразить. — О, не пойми меня неправильно, я вовсе не думаю, что она плохой человек. Она просто прелесть, правда, я сама от нее в восторге. Этакий маленький милый чертенок. Но для таких людей, как она, вся жизнь подобна карнавалу… И пока карнавал продолжается, ей нет никакого дела до того, кто правит государством — тиран или добрый король. Нет, сказал себе Уилл. Мизора, как обычно, просто льет яд ему в уши. Любой мало-мальски здравомыслящий человек, и Дайна в том числе, прекрасно понимает, что Горташ — худший правитель, которого только можно вообразить. Преступник, обманом получивший власть, жестокий самодур, готовый отправить на виселицу всех несогласных, негодяй, для которого человеческая жизнь не стоит и гроша… Дайна знала всё это не хуже самого Уилла. Может быть, сейчас она и пытается всеми силами умаслить Горташа, чтобы отвести от них угрозу, но это не значит, что она и дальше собирается оставаться с ним лучшими друзьями. Нет. Для этого у нее действительно слишком доброе сердце. С другой стороны, Дайна была непостояннее, чем цветные стеклышки в калейдоскопе… И то, что у нее доброе сердце сегодня, еще не значит, что оно останется таким завтра. — Ты все время заявляешь, что ради Врат Балдура готов на всё, однако не делаешь ровным счетом ничего, — продолжила Мизора, поняв, что Уилл снова ушел в свои мысли. — А хватка Горташа тем временем сжимается сильнее с каждым днем. Еще немного — и ее будет не разжать. Воцарилось молчание; Уилл по-прежнему не отвечал. Библиотека располагалась в башне, под самой крышей, и в тишине было слышно, как капли барабанят по сколотой черепице. Как всегда во Вратах Балдура, дождь грянул совершенно внезапно, грозя так же внезапно превратиться в ливень, и когда Мизора подошла к Уиллу вплотную, звуки ее шагов уже утонули в шуме грохочущей снаружи воды. — Неужели ты не понимаешь, — сказала она, — что есть только один способ спасти этот город и провести его к процветанию? Процветанию, о котором ты всегда мечтал? — Да? — усмехнулся Уилл, глядя на нее поверх книги. — И какой же? — Всё просто, милый. Городом должен править ты.