Встреть рассвет со мной, Наначи.

В ночных сумрачных иллюзиях всегда появлялись блеклые воспоминания, бесшумные эскизы превращались в самые настоящие картины, оставляя за собой лишь пятна красок, что невыносимо напоминали свежую кровь. Кровожадный зверь вынюхивал что-то, яростно облизывался и протяжно рычал, заставляя лес сновидений содрогнуться в страхе. Шаг за шагом, становилось всё холоднее. Блуждая по останкам памяти можно было отыскать разбитые зеркала, их было действительно много и каждое запятнанное пылью зеркальце было особенным. Огромная кучка плешиво накиданного стекла, окружённого лужицей алой жидкости с частями розоватой плоти, лежала тяжеленым грузом как в углу, так и в сердце. Митти. Подходить ближе не хотелось, сами стёкла будто взвизгивали от боли, умоляли о смерти и выкрикивали имя Пустышки. Отойдя подальше, можно было приметить другую кучу, в отличии от которой, стекляшки были более-менее целыми, только в некоторых местах были разбиты и покрыты грязью. В них отражались множество знакомых мест, но самыми привычными из них, оказались трущобы родной страны – Серени. Снова снег. В морозном, трепещущем мордочку, воздухе витал запах свежей мертвечины и мусора, смешанным с продуктами жизнедеятельности человека. В горле появлялся несущественный ком, а желудок, который практически никогда не ел вкусной еды, инстинктивно сжался. Дом, если его можно было таковым назвать, никогда не вызвал ничего, кроме сильного урчания в животе и неистовой жажды, а также наплывающей, словно волы, боли в останках сокровенной детской души. Раньше, в местной комнатке ютились сразу немалое количество отпрысков, чьи родители либо умерли, либо оставили собственных детей на произвол жестокой и безжалостной судьбы. Родители. Это слово отдавало неясным привкусов во рту, заставляя автоматически прикусить нижнюю губу, опаляя собственным дыханием полость рта. Даже пытаясь ворваться в пучины собственной памяти и отыскать смутные и недостижимые фрагменты собственных, обмазанных кровью и слюной, мемуаров, она всё равно не смогла бы вспомнить ни их голоса, ни их лиц. Находясь в скрипучем леденящем гробу, чей рёв отдавался в стенках непоседливого пунцового сердца, приходилось только пытаться вычитывать крупицы информации из книг, чей язык не понимали местные. С каждой новой буквой или словом что-то внутри трепетало и отдавало в глубинки собственного тела истым и ласковым согревающим солнечным лучом, но этого всё равно было недостаточно. «Да, это Серени.» – проносится метелью в мыслях Наначи, чей сон был слишком реалистичен, а из-за изменения температуры, она стала выдыхать немалое количество пара. – «Но что я здесь делаю?» Пройдя приблизительно несколько метров, можно было заметить, что маленькие и невзрачные дети валялись в молочных пушистых сугробах, их тела отдавали оттенками пленительных сапфиров и изысканных лазуритов, а в глазах мерцало долгожданное умиротворение. Они были мертвы. Рядом валялась и нежилась в махровом снегу, словно трепетно разбросанная, старая потрёпанная одежда, среди которой можно было найти даже окровавленное нижнее бельё. Лужица крови расстелилась вкрадчивым ковром лишь под одним замершим трупом, а остальные тельца, скованные климатом Серени, расположились рядом, выстраивая круг. Хаотичные следы от крошечных ног и невнятные вкрапления в снегу, показывали, что дети скорее всего испытывали сильные конвульсии в попытке согреть собственное тело. «Мышечные волокна стали бесконтрольно сокращаться, что и привело к странным следам.» – раздумывала благословенная обходя детские трупы, ей было несложно определить причину смерти, особенно в родных краях, где такие проишествия происходили довольно часто. – «Разбросанная одежда свидетельствует о том, что кровь, сосредоточенная вокруг мозга и внутренних органов груди и живота, устремилась к конечностям по расширившимся сосудам. Именно поэтому, они стали раздеваться.» Вокруг одного трупа, чей рост был намного больше остальных тел, находилось слишком много крови, чего не ожидала увидеть Пустышка, ведь дети умирали от кислородного голодания, и, следовательно, крови быть здесь не должно. Наначи осторожно, словно стараясь не спугнуть заледеневшую душу, обходит мальца, чьё лицо было совершенно безмолвным и смиренным, будто он просто видел очередные сновиденья, где он был поистине счастлив. Благословенная, решив всё-таки осмотреть подозрительную лужу крови, подошла к трупу, который оказался юной девчушкой, в чьих объятиях ютилось что-то непонятное и жилистое. Это был недоношенный ребёнок, скорее всего он родился, но мать уже была мертва и не смогла спасти своё чадо. Примкнув к собственной матери, ребёнок сделал свой последний вздох. Он даже не успел ощутить, что такое жизнь. Прочувствовать каждой крупицей тела, что такое существовать в этом бренном, но таком удивительном мире. Он мог бы чувствовать, любить, переживать, плакать, но не успел. Младенец, чья матерь была так слаба, лежал и ожидал, пока белёсый вкрадчивый снег накроет их, дабы они наконец-то смогли покоиться с миром. Эта картина, чьей краской была кровь, а полотно была земля, растрогала Наначи, даже заставила присесть на колени и просто продолжать смотреть на трущобы, что были ей домом, и на окоченевшую мать со своим собственным ребёнком, чьи мечты даже не успели родиться на этот свет. – Н-на… – утерев накапливающиеся слёзы, благословенная прижалась к собственным коленям, словно пыталась укрыться от настигающего ужаса. Становилось прохладнее, словно сама Наначи сейчас начнёт замерзать, а потом и вовсе разденется, и умрёт так же, как эти дети. От того, что в мозг перестанет поступать жизненно необходимый кислород. Неразборчивый и расплывчатый белый шум смешивался с гуденьем морозящего душу ветра. Слабое ощущенье наступление холода по всему телу скукоживало омертвелые останки разума. Кто-то звал её, заботливо и нежно, словно мать звала дочь к обеденному столу, накрытому специально для семьи, словно отец звал сына с собой на прогулку, указывая на снежную горку, где с весёлым визгом скатывались юнцы, словно всё было взаправду хорошо. Она засыпала, долгим сном, укрываясь снежным одеялом, таким мягким и махровым. Наконец-то её кто-то согреет и будет рядом. *** Человеческое дитя вальяжно извиваясь в не особо приятной для тела постели, проснулась в окружении своего верного друга – Рега, чей вид выдавал его тревогу и переживания. Робот смятенно смотрел в стенку будто пытаясь извлечь из неё информацию, было заметно, что он раздумывал над действительно чем-то важным. – Рег? Ты выглядишь странно. – потянувшись, высказалась Рико, чьё сонное личико излучало слабую, но искреннюю и заботливую улыбку. – Что-то случилось? Где Наначи? Спрыгнув с кровати, её легкое тельце прижалось к роботу, но на удивление, Рега это не заставило смутиться, да даже покраснеть. В его глазах, янтарные кролики пали замертво, а белоснежного блеска будто и вовсе не было. Напряжение в мелкой комнатушке возрастало, стены стискивали стенки черепа. – Бондрюд. – металлические пальцы сжались в подобие кулаков. – Когда ты спала, он вошёл и сказал, что Наначи возвращается на Идофронт по собственной воле, дабы мы могли пройти дальше. – собственное сердце забилось всё быстрее, малец явно сильно не понимал происходящего, ведь Наначи ненавидит Бондрюда. Зачем нужно было идти на такое? Для чего всё это? – Наначи… – расположившись поближе к роботу, та схватила его за сильные руки, чей выстрел мог переписывать законы, пытаясь успокоить. – Рег, не переживай, она сто процентов что-то придумала. Это же Наначи! Она очень умная! Она ведь спасла меня, видишь? – её левая рука резко разжала руку робота и воспарила вверх, оголяя заметный шрам. – Ай! Больновато, но всё хорошо! – с улыбкой на лице, произнесла ребёнок, в чьих волосах пряталось лучистое солнце, а в глазах пленилась трава, облесительная свежей росой. – Ты права, но я всё равно переживаю. – вздохнул мальчишка, отведя взгляд на железную дверь, нужно было развеяться перед тем, как покинуть пятый слой, в особенности, Идофронт. Находится здесь было невыносимо, ведь даже один вид Молящихся Рук уже напрягал стенки желудка, что уж говорить про самого Лорда Рассвета, чей вид в особенности устрашал. – Нужно собраться, нам скоро выдвигаться. – Ты читаешь мои мысли? – усмехнулась та, отпуская ручонки своего друга-пёсика. – Только хотела предложить! – Рико отбежала от робота и стала собираться. Красный Свисток всегда старалась найти что-то замечательное и особенное среди ужасов Бездны, именно и поэтому та верила, что Наначи сможет что-то придумать. Пустышки удивительны, как и сама Бездна. «Одежда Искателя? Есть! Зелёная курточка? Есть! Серая накидка, что согревает даже на пятом слое? Есть!» – обдумывала девочка, чьё лицо выражало неподдельное счастье. Пока она одевалась, в её рассуждениях при сборе, не было и мысли, что Наначи не сможет выбраться из лап Лорда Рассвета. Её слова в голове поддерживались некоторыми фактами и факторами, поэтому уверенность за подругу возросла ещё больше. *** – Рико! Ре-ег! Это я, Прушка! Выходите! Папа уже готов помочь вам! – пролепетала дочь Владыки Рассвета в стальную и мощную дверь, дабы Искатели точно услышали её. Зеленоглазая девчонка, в чьём взгляде смеркалось недоверие, что-то прошептала себе под нос, но всё же подбежала к двери и отворила её, замечая за ней фигуру, одетую в свою привычную одёжку, только руки её были в странном положении, девчонка будто собралась молиться. Её внешний вид был очень экстраординарным, ведь её одежда очень сильно отличалась от всей цветовой гаммы, как Идофронта, так и её отца вместе с Молящимися Руками, чьи цвета ограничивались от серого к чёрному. На Цветке Рассвета было то же самое пальто, как и при первой встрече команды и Прушки, оно отливалось словно в тенях искристого изумруда, который извивался в пленительных одеяниях жемчужного цвета. Красноглазая и вправду была похожа на непревзойдённый цветочек, который мечтал увидеть рассвет. Ведь она была рождена здесь, на пятом уровне, а поэтому и никогда не видела внешний мир, который тоже мог заворожить юное сознание, своей необычайно красивой природой и восхитительными пейзажами. Прушка была удивительной, как и по своей манере общения, как и по фанатизму к своему отцу. Она невероятно сильно предана ему, и сделает всё, чтобы помочь Владыке Рассвета, уважает его больше, чем кого-либо ещё. Это настораживало, но не удивляло, ведь это был единственный близкий человек для неё в этой огромной душераздирающей клетке, под названием Идофронт. Хоть Бондрюд был человеком науки, его цели были намного выше семейных ценностей, поэтому в этой семейке, состоящей из дочери и отца, не было суждено стать счастливыми. – Привет, Прушка. – Рико было немного неловко расспрашивать, но та продолжила. – Лорд Рассвета поможет нам? Но с чем? – довольно сложно было догадаться о планах Белого Свистка, когда он был особенно непредсказуемым. По рассказам Рега и Наначи, осиротевшая Пустышка Митти действительно страдала, когда была заточена в своём собственном теле, не имея возможности покинуть этот кровожадный мир. Переживания за Наначи только усилились, но прятаться, поджимая хвост, было нельзя. «Мама ждёт меня на дне.» – С последним спуском, конечно! – улыбнулась во весь рот Прушка, радости ей было не занимать, в её рубиновых глазах вспыхивал настоящий огонь, который обнимался с невероятными искрами, блестящими средь кровавого океана. – Пойдёмте же! Скорей! Именно на этом моменте, Рико и Рег напряглись. Как это? Уже? Так скоро? Легонько нахмурив брови, робот ухватил Рико за правую ручонку, словно это было попыткой защитить свою сокровенную Рико от всего. Прушка заметив, что ребята готовы отправляться, стала показывать им проход к лифту, или же как называл это её собственный отец – «Алтарь Абсолютной Границы.» Море трупов омывало конструкцию, которая представляла из себя большой артефакт сферической формы с каменной поверхностью, напоминающей странно выложенные плиты и словно с оттенком малахита, мембранным входом. Рядом с лифтом стоял Владыка Рассвета в своём втором теле, на котором расположился хвост, похожем на ящерицу и происходящем из артефакта. Также, за спиной у Белого Свистка расположились несколько картриджей, видимо он специально подготовился. Сзади мужчины стояло двое Молящихся Рук. Плечи Лорда были широко расправлены вместе с руками, он явно ожидал прибытие этих двоих. – Проходите в Алтарь. – Искатель был совершенно хладнокровен и невозмутим, будто это не он вчера прикасался к их пушистой подружке, чей умиротворённый сон сейчас согревал стены его кабинета. – Ну же, проходите, не бойтесь. – с детьми всегда было просто разговаривать, достаточно было нескольких слов, и они сами шли туда, куда нужно. – Рико, если мы пойдём, я не знаю, сможем ли мы встретиться с Наначи снова. – шептал Рег, в его голове было что-то несуразное, смесь тревоги и страха, что сжирало стенки горла заполоняя его ненавистным комом. Не хотелось оставлять Наначи у этого монстра, который сломал жизнь многих невинных детей и в особенности – Митти. – Она сделала это, чтобы мы прошли дальше. – прошептала Красный Свисток на ухо роботу, чей взгляд постепенно устремлялся в землю, тоска и досада устремлялась безжалостной молнией в юные сердца обоих. – Нам нельзя допустить того, чтобы её старания прошли зря. И ведь Рико была права, нельзя было просто так растрачивать смиренное пожертвование Пустышки, чьим искренним желанием было помочь своим друзьям спуститься на край Бездны. По правде говоря, Рико до безумия хотела плакать, вжаться в робота, сбежать отсюда и найти Наначи, прижаться к ней и никогда не отпускать, но это было бы слишком эгоистично по отношению к ней. Оставалось только переступить через себя и спуститься на шестой слой вместе с Владыкой Рассвета. – Да-да! Мы идём. – вцепившись в руку робота сказала Рико Белому Свистку, они быстрыми шагами устремились к мужчине, который указывал, куда нужно пройти. Заходя через мембрану, по спине прошёл легкий холодок с привкусом мурашек. Находится рядом с Бондрюдом и Молящимися Руками не хотелось, но ради спуска на дно, придётся и потерпеть. – Пока, папа! Возвращайся скорее! – кричала Прушка отцу, быстро махая ему своей невзрачной ручонкой, даже Мэйня выскочила из замысловатой шапочки, чей изумрудный цвет сильно выделялся среди Молящихся Рук, стоявших рядом. Помахав в ответ своей дочери, Бондрюд вместе с Молящимися Руками зашёл внутрь, мембрана лишь немного всполошила часть кожи, что пряталась за всевозможным количеством одежды смоляных оттенков. Как только их тела исчезли в Алтаре, Цветок Рассвета тактично и заботливо сложила руки и прикрыла чуть заплаканные глаза, Молящиеся Руки повторили за ней. Молча, в своём сознании, они воспевали молитвы. Лорд Рассвета убедившись, что всё в норме и они готовы отправляться, лёгким движением потёр Белый Свисток. Лифт с причудливым звуком тронулся, значит артефакт заработал. Сказать честно, нельзя было примерно рассчитать, сколько времени будет длиться спуск, ведь время всегда выходило разным. Обойдя детей, которые уселись посередине, его взгляд устремился на Море Трупов, где плавало множество останков. Каждый раз выглядело завораживающее. Мелюзга сидела в середине артефакта, почти впритык к друг-другу, хотелось побыстрее спуститься и продолжить своё путешествие, ведь шестой слой – это точка невозврата, можно было даже говорить: «Столица Невернувшихся», даже на поверхности, в Орте, ходили слухи о таинственном Золотом Городе, что скрывается на дне Бездны. Теперь Рико и Регу придётся самостоятельно исследовать, укутанные сумеречной тьмой, тайны и бесчисленные загадки шестого уровня Бездны. *** – Добро пожаловать в Столицу Невернувшихся, дочь Лизы и её верный спутник. – проговорил Бондрюд выходя из массивного артефакта, пейзажи шестого слоя всегда могли поражать человеческий взгляд, ведь таких руин ещё нигде и никогда не встречали. Хоть сам Город и описывался, как золотой, но его руины не были покрыты золотом, а были покрыты странным кристаллическим материалом. – Ого!.. – в голосе Рико блестели радость и восхищение, даже в глазах можно было заметить появление блеска, что озарял всех стоящих рядом, но резко, её голос стал спокойным, а взгляд вновь устремился в туманное болото. – Спасибо, Лорд Рассвета, вы нам очень сильно помогли. Человеческий ребёнок осознавал, что нельзя быть слишком легкомысленной и безалаберной рядом с Искателем Легендарного уровня, ведь он мог в любой момент убить её с помощью своих артефактов, а может даже превратить в самую настоящую Пустышку, как и множество других доверчивых детей, или не дай Бездна, схватить Рега, словно новую игрушку-безделушку, с которой можно творить всё что угодно. Осознавая это, Рико поняла, что Лорд Рассвета в действительности оказался холоден, как застывшая льдина, а в его голове не осталось и капли человечности, как и говорила ей однажды Наначи, когда они ещё не отправились в путешествие на пятый слой. – Продолжай свой путь, дитя. – Бондрюд кивнул белобрысой девчонке и её ручному роботу, показывая им, что теперь они могут спокойно идти дальше. В глазах Рега смутно возгорался огонь ненависти и обиды, но проявлять гнев было нельзя, ведь это именно Владыка Рассвета помог им спуститься, хоть он и забрал Нарахейта, в чьих мечтаниях тоже плавали желания изучить Бездну, раскрыть её тайны и конечно же, спуститься на самое дно. Обернувшись, Бондрюд возвратился в Алтарь Абсолютной Границы, а вместе за ним прошли и его Молящиеся Руки, чьим молчанием сопровождался весь их спуск. Белый Свисток знал, что детишки смогут справится с шестым уровнем, ведь здесь находится миловидная деревня Пустышек, или же деревня Илблу, там было довольно безопасно, ведь там было что-то наподобие отеля и даже местной кафешки, поэтому они смогут выжить. Даже переживать за местную Митти не было смысла, ведь послание не сможет дойти до пятого слоя, а без собственного Белого Свистка они не смогут вернутся назад и рассказать об этом их меховой подружке. Всё проходило лучше некуда, конечно, было жаль отпускать такой интересный, а самое главное живой артефакт с ребяческим именем Рег, но уже было слишком поздно, Пустышка установила свои правила и, если ты хочешь, чтобы пушистый подопытный кролик оставался незапятнанным и смиренным, нужно иногда было следовать её бессовестным условиям. *** – Н-на… Где я? – мямлит Пустышка, чьи глаза всё ещё слипались ото диковинного сна, в котором она замерзала под толщей снега, что был ей одеялом. – Рико? Рег? – её очаровательный зевок отдаётся в стенки комнаты, в которой она находилась, множество документов и книг, а также артефактов, давали понять, что она находится в «гнёздышке» Владыки, если это можно было так назвать, а именно в его кабинете. Мордочка искривилась в недоразумении, а уши упали вниз, словно завядшие цветки, только что-то мягкое до сих пор согревало тельце наивного кролика. – Что это за чёрная мягкая штуковина? – в лапах благословенной находилось то самое пальто, которым Бондрюд укрыл её во время сна, зрачки резко сузились, ведь Владыка Рассвета редко проявлял даже банальные действия заботы по отношению к ней, лишь только обсуждение новых качественных картриджей и нерегулярная похвала всплывала между ними, да, иногда было и парочку поглаживаний по голове. – Н-на… Мерзавец! Неприятное колкое чувство появилось в груди, переворачивало там всё с ног, крушило всё, что так долго и трепетно выстраивало. Что творит этот безумец? Для чего? Проявляет доброту и заботу, чтобы потом поиздеваться, схватить за мозолистые лапы и утащить в свою омерзительную звериную клетку, нацепив стальные оковы? Цепи свирепого безумия облегают нежнейшую кожицу, заставляют сжаться в позу эмбриона, словно ты вновь прячешься под брезгливым сердцем собственной матери, чьи лихие ладони согревали твоё бренное, никому не нужное, тело. Грань дремучей реальности и беспощадного помешательства трескается, остаётся совсем немного, дабы разбиться под натиском собственных мыслей, которые облеплены, словно идол, лишь частями жемчужного черепа и мясистой, тянущей кровью, кожей. «Давай, дотронься своей бледной и холодной рукой до моей нераскрытой девственной души, облитую кровью невинных, и проникни в мои самые сладостные сокровенные мысли, наполненные лишь бесследной мглистой грязью, обляпанной самой тьмой.» Становится невыносимо удручающе вдыхать запах своего тела, смешанный со смрадом своего мучителя, звавшего себя человеком науки, хочется выблевать все остатки уродливых человеческих органов, разорвать вражье сердце смешав с изощрённой кашицей из кофейной печени, залить лакомым желудочным соком и налить прямо в безмолвный рот монстра, что держит её здесь. Выползая из позы эмбриона, что так долго служила неистово золотистой колыбелью, Пустышка всматривается в своё бренное и скоротечное тельце, что уже так долго бродит по пленительному свету. Оставив Митти, оставив своих друзей, хотелось нанести себе множество свирепых порезов, вырвать каждый кремовый зуб, что смел вкусить чёрствой еды, упасть с высоты, чтобы на каждом миллиметре тела появилась мертвенная гематома, сломать себе все драгоценные кости, но что-то внутри трепетало и взвывало на бой с киноварной смертью, что-то внутри всё ещё возжелало жить. Голова идёт кругом, танцует священный вальс с потаёнными мыслями, окружёнными лишь стенками из полотен, обрызганных желчью и кровью. Бездна, вытащи из отупленного тела все мои задушевные страдания, содрогни же мою подпольную душу в своей лучистой земле, дай же вдохнуть мне свежего воздуха, в котором раздаётся рёв дьявольского зверя. Пустышка, сильно зажмурившись от помутнения в глазах, выблёвывает на стальной пол содержимое своего желудка, причудливое месиво сопровождается кашицей из того, что она ела ещё вместе с Рико и Регом, та самая вкусная еда, что она впервые смогла ощутить на своём язычке теперь просто стала спутником зябкого безжизненного пола. Сквозь мохнатые и податливые лапы, Наначи плачет, уже практически сразу рыдает, словно младенец, только что родившийся на свет. В стенах Идофронта раздаётся лишь её заунывные стоны и отчаянные всхлипы, а склизкие сопли размазываются по всей поверхности её собственных лапок. Стальная дверь, с громким звуком, отворяется, лишь высокая фигура лёгким шагом проходит в комнату, заставляя Наначи остановить жалобный животный вопль, исходящий из её собственного обливающегося кровью, сердца.