Ночные тени Олларии

«Острая шпора» обрушилась на Ричарда какофонией пьяного гомона, азартных криков, грубого хохота и тошнотворной смеси запахов горелого жира, едкого пота, курятника и прокисшего вина. — Прошу, господин!.. — поклонился плешивый слуга, на куртке которого была вышита петушиная голова, и поманил за собой Ричарда. Миновали нечто вроде окруженного темными деревянными лавками амфитеатра с покрытым желтым сукном возвышением — бои начнутся через час, и здесь еще никого не было. Зато за столами у большого жаркого камина царило разгульное пьяное веселье. Кузен ждал в крохотном отдельном кабинете на втором этаже. Прошла неделя со дня Святого Фабиана, и Наль определенно позвал для того, чтобы передать что-то важное от эра Штанцлера. — Дикон! — с осуждением воскликнул поднявшийся из-за стола Реджинальд. — Вот уж не ожидал, что ты явишься в этом… — А что не так? — нахмурился Окделл. Ведь его костюм был безупречным — шелк глубокого графитового-синего оттенка и антрацитовый бархат, что подчеркивал глаза цвета грозового неба. Признаться, эр Рокэ мастерски подобрал цвета, Ричарду только и оставалось, что удивленно ахнуть, когда взглянул в старинное зеркало во весь рост. — На твоем колете — герб Алвы! — Наль горестно заломил брови и некрасиво поджал тонкие губы в точности, как Эйвон Ларак. — Ты должен был надеть надорский костюм, твой наряд, это издевка над Людьми Чести! В памяти ярко вспыхнул день Святого Фабиана, как стоял на площади, едва ли не кожей ощущая на себе взгляды жаждущей потехи толпы — насмешливые, презрительные, злорадные… Люди Чести молчали. Им не было никакого дела до покрасневшего юноши, который, сжигаемый горьким позором, обреченно смотрел на увитую гирляндами из темно-зеленых кедровых ветвей и алых гвоздик галерею в отчаянной надежде, что кто-то, все же, решится назвать его имя… — Людям Чести я оказался не нужен. — ледяным тоном отозвался Ричард. — Ты должен был отказать убийце отца и вернуться в Надор. — все с тем же осуждением произнес Реджинальд. Повисла напряженная пауза. «Ричард, герцог Окделл… Я, Рокэ, герцог Алва, Первый маршал Талига, принимаю вашу службу». По толпе волной прокатилось изумленное «ах!», сердце гулко бухнуло, мысли хаотично смешались, охватило пьянящее чувство триумфа — его, Ричарда Окделла, счел достойным сам Первый маршал Талига и пошел наперекор Дораку! А Люди Чести пусть теперь сгорают от стыда за свою подлую трусость!.. Происходящее казалось безумным сном — под сотнями взглядов Ричард поднялся по застланной алыми коврами лестнице, преклонил колена перед своим новым эром... «Отныне жизнь герцога Алвы — моя жизнь»… Кэнналийский Ворон протянул унизанную сапфировыми перстнями изящную руку… Ту самую руку, что нанесла отцу смертельный удар! «О, Создатель… ЧТО Я ДЕЛАЮ?!» — билось в голове, когда Ричард припал губами к нежной, едва уловимо пахнущей изысканными благовониями коже. — Я сам решаю, что мне делать. — глухо произнес, наконец, Ричард. Всю неделю он изводился мыслями о том, правильно ли поступил, а тут еще и Наль с этим своим «должен-не должен»!.. — Вот, держи. — кузен протянул какую-то бумажку. — Отсюда недалеко, ты должен запомнить, как пройти, а то на этих запутанных узких улочках легко заплутать. Записку обязательно сожги. В нужный день я приглашу тебя в «Острую шпору», чтобы Алва ничего не заподозрил. Снова тайная встреча с кансилльером!.. Сразу вспомнился тот хмурый осенний вечер, когда Эйвон Ларак вел в заброшенный особняк по лабиринту закоулков — место неспокойное, а обитателям окраины ни до чего и ни до кого не было дела, привязалась лишь визгливая торговка с корзиной лимонов… «Вызывать Ворона на дуэль бесполезно, он непревзойденный фехтовальщик», — горела всего одна свеча, ночные тени плясали на одутловатом лице эра Августа. — «Подсылать убийц слишком опасно, Алву будто сам Леворукий бережет, а Дорак непременно обернет все против Людей Чести, обвинит в заговоре, найдет способ подделать и подбросить улики»… Рокэ Алва — убийца отца, виновник всех бед Надора, враг Раканов, враг Талигойи… Тот, кто спас Эгмонта Окделла от казни и тем самым уберег Дом Скал, выполнял свой долг перед королем, защищая Талиг… Тот, кто предотвратил позорную высылку из Олларии под конвоем, эр, которому сын Эгмонта Окделла поклялся служить ближайшие три года… О, Создатель, как в этом всем разобраться, у кого спросить совета?! — Что мы тут сидим, будто в склепе? — Ричард окинул тоскливым взглядом тесную каморку без окна, что именовалась «приватным кабинетом». — Здесь темно и воняет. Пойдем в зал. — Там воняет куда противней. «Навозники»! — презрительно скривил тонкие губы Наль. — Колиньяр со своими дружками. Эр Август говорил, что ты должен избегать их, будут оскорбления, провокации, не хватало еще… — Еще одно «должен» из твоих уст, Ларак, и моему терпению настанет конец. — ледяным тоном перебил Повелитель Скал и вышел из каморки, хлопнув жалобно скрипнувшей дверью. Второй этаж «Острой шпоры» был гораздо приятнее, чем темный нижний зал — здесь были окна, в которые врывался свежий весенний ветер. Ричард оглядел столы и, признаться, не сразу обнаружил в пестрой толпе Эстебана. Бывший «однокорытник» и любовник едва не бросился на шею, пригласил выпить «Черной Крови», принялся знакомить со своими друзьями. На Ричарда лавиной обрушились поздравления, расспросы про Ворона, восхищенные и завистливые взгляды. Вопреки напутствиям эра Августа, никто из «навозников» и не думал оскорблять или провоцировать. Может, от того, что парни эти, как и Эстебан, считали вражду с Людьми Чести глупым предрассудком, а может, потому, что Окделл был оруженосцем не какого-нибудь коменданта Олларии, но самого Первого маршала Талига. Колиньяр увлек Дикона в приватный кабинет — уютный, пахнущий лавандой, с опрятной белой льняной скатертью на столе. — Ну, теперь мы одни, давай, выкладывай уже начистоту, каково это, быть оруженосцем легендарного Кэнналийского Ворона? — Эстебан протянул Ричарду бокал «Черной Крови». — Да я пока и сам не понял… — честно признался Дикон, глотнув терпкого ароматного вина. — Эр Рокэ, он… как бы это сказать… Не обращает на меня внимания. — А ты что думал, Ворон тебя в первую же ночь в кровать потащит? — усмехнулся Колиньяр, по-своему истолковав ответ. — Ты же герцог, Повелитель Скал, а не простой парнишка, которому можно прямым текстом предложить стать любовником. — Эсти, я… — начал было Ричард. В постели с врагом, убийцей отца?! — Ворон полагает, что ты — скромный недотрога из Надора, который и знать не знает о любви по-гайифски. Будет соблазнять тебя осторожно, как бы проверять, понял? Ты ведь такой красавчик, он точно не устоит! — назидательно перебил Эстебан. — Главное, улавливать намеки и правильно на них реагировать. — Что ты имеешь в виду? — не понял Ричард. — Первым делом Ворон пригласит тебя выпить с ним вина, непременно у камина. — охотно принялся объяснять искушенный юный развратник. — Примется цитировать стихи, сделает комплимент. Мне Ломбах все твердит, какие у меня удивительные голубые глаза… — Эр Ломбах?! — едва не вскочил с опасно заскрипевшего стула Дикон. — Но ведь он влюблен в Звезду Олларии!.. — Дорогая любовница, увешанная драгоценностями, это только для статуса. — с видом знатока махнул рукой Эстебан. — Как линарская кобыла с роскошным седлом, что непременно должна быть в конюшне, а ездят-то на морисском жеребце... Так вот, меня Ломбах совершенно не привлекает, на комплименты его я равнодушно отвечаю, что мне ровно то же самое говорила матушка и ударяюсь в воспоминания нежного детства, что действует, как ушат ледяной воды. Тебе же следует наоборот, всем своим видом показать, что внимание такое тебе приятно… Колиньяр все говорил и говорил, а Дикон… Дикон не знал, как себя вести с своим эром. Всю эту неделю избегал его, как только мог. Впрочем, эр Рокэ только раз и позвал в свой кабинет, предложил съездить к виконту Валме выбрать ткани для костюмов. Ричард отказался, и с тех пор эр не посылал за ним. И вроде, от этого должно было наступить облегчение, но вместо этого стало обидно — сын Эгмонта Окделла не нужен ни Людям Чести, ни Первому маршалу… Наль осуждал, Эстебан только и думал, что о любви по-гайифски. Что делать, спросить было не у кого.