Ночные тени Олларии

В благоухающей дубом комендатуре было необычайно тихо. Служащие, что заступили в ночную смену, боязливо выглядывали из кабинетов, обменивались настороженными взглядам, многозначительно кивали друг другу и перешептывались в узких полутемных коридорах. — Симон Люра только что с бумажкою в архив пошел. — боязливо озираясь, прошептал немолодой мужчина с рябым лицом. — Не иначе, как доносить новому коменданту, что я на службе настойку можжевеловую пью. Так ведь я понемногу, исключительно в лечебных целях… — Я на этого кошкина сына уже донес. — едва слышно отозвался его толстый собеседник, отирая замызганным платком вспотевший лоб. — Люра пользует девиц легкого поведения, что приходят с жалобами на побои, а это куда серьезней твоей настойки будет… В конце коридора обозначилась изящная фигура в черном, рябой вытянул шею, будто бдительный суслик, и проворно юркнул в кабинет, а вот неповоротливый толстяк скрыться не успел, и растерянно переминался с ноги на на ногу, не зная, что теперь и делать. Уж лучше самому во всем сознаться!.. — Господин Первый маршал! — горестно возвестил служащий. — То была вовсе никакая не взятка! Дело я расследовал, как полагается. Портного, что спьяну подрался с дворником из-за сбежавшей курицы, я оштрафовал, а чепец с кружевами я уж после приобрел у него за полную цену. У меня молодая супруга, знаете ли… она требует… иначе ведь и близко к спальне не допускает… А причиной драки послужило то, что обе стороны конфликта желали вернуть курицу бакалейщице, чтобы добиться расположения оной! — Да, мне кто-то говорил, что все зло от женщин. — снисходительно усмехнулся Рокэ, направляясь к кабинету Килеана-ур-Ломбаха, который охраняли двое королевских гвардейцев. — Добрый вечер, господа! — светским тоном поприветствовал Первый маршал угрюмого Айнсмеллера, ур-Ломбаха, что в бешенстве ходил туда-сюда, и трех бледных, перепуганных служащих, что жались друг к другу. От них несло жженым тряпьем. — Герцог Алва! — в голосе замершего на середине кабинета Килеана звенела сталь. — Потрудитесь объяснить весь этот абсурдный балаган, что устроил Ваш мальчишка! — До чего же некуртуазно… — картинно всплеснул руками Алва, в синих глазах его плясали озорные искры. — А ведь за непочтительные высказывания о цивильном коменданте Олларии полагается штраф! Кстати, где же сам господин комендант? Мне, знаете ли, не терпится узнать красочные подробности того, что здесь происходит. — Он в архиве, — желая задобрить Первого маршала жалобно пискнул один из служащих, что жег тряпки. Ричард почуял запах гари еще до того, как увидел уходящий в вечернее небо дым, пришпорил Сону, понесся во весь опор… Трое служащих, сжигающих улики, обнаружились на заднем дворе — к счастью, не успели уничтожить и половины. Айнсмеллера юный комендант Олларии застал в архиве, тот сидел на досчатом полу, лихорадочно вороша разбросанные кругом бумаги. За Ломбахом Окделл отправился лично — подоспели королевские гвардейцы, двоих он взял с собой, остальным приказал охранять кабинет с арестованными, архив и помещение с уликами. — Никаких приказов барону Айнсмеллеру я не отдавал. — ледяным тоном произнес Килеан. — Я покинул комендатуру вместе с Вами, герцог Алва, и направился прямиком в свой особняк, где приятно проводил вечер с моим оруженосцем за познавательной беседой о поэзии… Ричард глядел на оправдывающегося Килеана с нескрываемой неприязнью. И у этого человека Повелитель Скал мог оказаться в оруженосцах?! Воображение услужливо нарисовало картину: он сидит на ковре у камина, а напротив вместо эра Рокэ с изящной гитарой в сияющих сапфирами руках — некрасивый Ломбах цитирует Барботту: Я безумен, я безумен, как олень, Средь осенних древес золотых, Одинок я, как подрубленный пень… Вот уж точно, трусливый дубовый пень! Ганс Норт, Жан Пюто — сколько их еще?! Скольких парней похитили, изнасиловали и убили из-за того, что Ломбах бездействовал?! А ведь убийца где-то держит пока еще живого Мартина Дюваля… — Я действовал исключительно в рамках уложений комендатуры! — поспешил заверить Айнсмеллер, заискивающе глядя Рокэ в глаза. — Если дело сдано в архив, и в течение месяца родственники или иные претенденты на имущество не требуют вещей, их полагается уничтожить. Проверьте — все дела архивные! Признаюсь, я упустил этот момент, и по моим делам невостребованное так лежало в узлах. — И Вы отчего-то решили исправить это именно сегодняшним вечером… — насмешливо отозвался Рокэ. — Дайте угадаю, погода располагает? — Так ведь Вы с проверкой нагрянули, вот я и принялся наводить порядок… — смиренно ответил Айнсмеллер, виновато опустив голову. — А в архиве я искал недостающие бумаги по делу Ганса Норта, ведь обещал предоставить их Вам к завтрашнему утру. Ричард протянул своему эру заботливо переплетенные в кожу бумаги, сообщил, что проверил, по каким делам служащие, повинуясь приказу дознавателя Айнсмеллера, успели сжечь улики, и даже отметил их закладками. Рокэ открыл книгу на первой закладке — полная подшивка описей, допросов, хода расследования… Стража быстро примчалась на зов перепуганной торговки, что услышала истошные крики, убийцу застали с окровавленном ножом в руке. Пьяный отчим в приступе белой горячки изрезал 15-летнего пасынка… Барон Айнсмеллер прибыл на место преступления в каких-то четверть часа, и не только подробно описал, но и на нескольких страницах собственноручно изобразил обезображенное тело, и с разных ракурсов, выпущенные кишки. На последней странице красовался еще один рисунок: убийца на виселице. — Только зверские убийства… — задумчиво произнес Рокэ, листая подшитые дела. — Даже ни одной пьяной драки из-за какой-нибудь не стоящей и выеденного яйца потрепанной курицы… Скажите барон, а для чего в конце каждого раскрытого дела Вы прилагаете изображение повешенного? Разве уложения комендатуры этого требуют? — Лично присутствую на каждой казни! — неприятно осклабился дознаватель, карие глаза его стали масляными. — Рисунки эти, коллекция моих свершений. — Полагаю, Вы частенько пересматриваете их, судя по тому, как замусолены именно эти страницы… — У каждого из дознавателей имеется своя специализация. — уверенно подал голос Килеан-ур-Ломбах, вспомнивший вдруг, что ему следует не сидеть, как мышь под веником, а отстаивать подчиненного. — То, что удается расследовать лучше всего. Только взгляните, сколько дел раскрыл барон Айнсмеллер с начала этого года! А что до того, что он приказал сжечь никому не нужное хламье… — О, это вовсе даже не хламье, господин Ломбах. — Рокэ достал из внутреннего кармана колета какую-то бумагу и подошел к столу, на котором Ричард разложил важнейшие улики, которые не успели сжечь, и взял в руки льняной мешочек с вышивкой. — Показания Йозефа Клемана, смотрителя работного дома госпожи Жаклин Клеман, в котором, согласно проверенным мною лично документам, числился убитый Ганс Норт… Йозеф Клеман, как и его брат-близнец, совсем не блистал умом, но в качестве компенсации природа щедро одарила его физической силой. А в работном доме было, где ее применить — драки вспыхивали из-за коек, мелких краж, да и просто так, от бессильной злости на горькую судьбу. Над хрупким, изящным Гансом Нортом с большими голубыми глазами едва ли не в первый день стали насмехаться и пророчить ему путь в «мальчики для утех», но за паренька заступился Йозеф. Они сдружились — Клеман, которого вечно «затирал» на второй план более сильный и жестокий брат, чувствовал себя нужным и особенным, а Ганс был рад, что можно хоть с кем-то поговорить. Показал «оберег», единственное, что напоминало о доме… — Нет абсолютно никаких доказательств, что эта вещь принадлежала Норту, — начал было привычную «песню» Килеан-ур-Ломбах. — Мало ли, у кого мог быть похожий мешочек с вышивкой, так что… — Все доказательства есть, господин бывший цивильный комендант. — перебил Рокэ. — Ганс показал Клеману содержимое мешочка. Две перемотанные зеленой нитью тонкие дощечки, между которых и обретается тот самый высушенный четырехлистный клевер. Так, давайте-ка посмотрим… Вы не поверите, господин Ломбах, дощечки… а вот и листик. Вам есть еще что сказать?