Ночные тени Олларии

Все три окна окна кабинета с синими обоями были распахнуты настежь, свежий весенний ветерок сыпал в них нежные розоватые лепестки яблонь, окутанных облаком ароматных цветов, будто вуалью невесты. Вот только пахло в изысканном кабинете не весной, а терпким дубом — еще с раннего утра Первый маршал и его оруженосец разбирали бумаги, доставленные из архива. — Эр Рокэ, может, зажечь ароматические чаши с морисскими благовониями? — предложил Ричард, придвинув к себе очередной ящик с бумагами. Они сидели рядом на холтийском ковре так близко, что Окделл иногда нечаянно прикасался к своему эру, который был в одной только шелковой черной рубахе. — Я уже принюхался, юноша. — усмехнулся Алва, взяв в руки очередную пачку бумаг. — Благо, кабинет мой пропах лишь дубом, а не тем, во что умудрился наступить барон Айнсмеллер… — О, это вовсе не то, что Вы подумали, эр Рокэ! — улыбнулся Ричард, перебирая бумаги. — Барон страдает от фамильного недуга, ранняя седина, вот ему и приходится краситься в черный вонючим травяным составом. Запаха можно избежать, если умастить волосы особым составом, подержать немного и смыть. Но состава этого у барона оказалось очень мало, а выяснилось это уж после того, как он выкрасился. — Откуда Вам известны столь интимные подробности? — Ворон повернулся к оруженосцу, и Ричард застыл гальтарской статуей. Прекрасное лицо эра было так близко, всего одно движение, и губы их соприкоснутся… — Я… мне об этом рассказал мой друг, Эстебан Колиньяр… — едва слышно произнес Дикон и опустил серые глаза, ощущая волнительный трепет в низу живота. — Ему Ломбах пожаловался на запах. — Занятно… — отозвался Алва и потянулся за очередными бумагами. — Я полагал, Люди Чести держатся своего круга. Колиньяр ведь из так называемых «навозников»… — Это все предрассудки. — выдохнул Окделл. О, Создатель, а ведь уже думал, эр Рокэ сейчас поцелует!.. И… и так хотел этого… — Еще более занятно, юноша… — задумчиво отозвался Первый маршал и снова откинулся так, что Ричард касался и жарко дышал ему в скулу. — Кстати, раз уж речь зашла о цивильном коменданте, позвольте узнать о Вашей вчерашней инициативе. Я велел запереть лишь тех, кто пытался что-то сжечь или вынести из архива, что Вы и сделали. Отчего Вы решили арестовать графа Килеана-ур-Ломбаха, да еще и лично? Полагаю, он теперь считает Вас врагом. — Эр Ломбах препятствовал расследованию. — твердо ответил Ричард. — Я предположил, что Айнсмеллер действовал по его приказу, а если так, то господин Килеан-ур-Ломбах должен был понести заслуженное наказание. — Деяние Ваше потрясло незадачливых служащих до глубины души. — усмехнулся Рокэ, указав на внушительную стопку доносов, что лежала на письменном столе. — Один даже сослепу принял меня за кардинала Сильвестра и принялся настойчиво каяться в своих до неприличия скучных грехах прямо в коридоре. Меня только и спасло то, что у двери кабинета коменданта Вы предусмотрительно оставили гвардейцев. Ричард рассмеялся. Как же хорошо, что Люди Чести испугались Дорака, показав свое истинное лицо! Благодаря этому удалось стать оруженосцем Первого маршала, с ним так интересно, весело и… с ним так хорошо! — Надеюсь, Вам не доставил душевных терзаний тот факт, что Вы арестовали Килеана ур-Ломбаха, Человека Чести, именем Фердинанда Оллара Второго? — поинтересовался Алва, перебирая бумаги. — О, то самое громкое дело, драка из-за курицы… — Эр Рокэ!.. — воскликнул Ричард. Мысли опять хаотично смешались, ну зачем, зачем его эр всегда все портит?! — Имена тут совсем ни при чем, я сделал это ради справедливости!.. Эти парни, Персиваль, Ганс, Жан и тот, чьего имени мы даже не знаем, они заслуживают справедливости!.. Мы должны спасти Мартина и покарать убийцу!.. — Справедливость? — вскинул черную бровь Алва, потянувшись за очередной пачкой бумаг. — Значит, Вам все равно, чьим именем вершить закон, главное, чтобы восторжествовала эта самая справедливость, я правильно Вас понял, герцог Окделл? Ричард не знал, что ответить, и тоже взялся за бумаги. Да, он действовал во имя справедливости! И… да… он вершил справедливость именем проклятого узурпатора Оллара… Но какая разница Гансу Норту, другим парням и их родным, чьим именем будет оглашен приговор убийце?! Именем Альдо Ракана, именем Фердинанда Оллара Второго, да хоть именем Леворукого и всех его кошек, им все равно, лишь бы она была, эта справедливость! — Эр Рокэ! — воскликнул Ричард, глянув на аккуратно подшитое дело. — Жалоба из работного дома госпожи Клеман! Ворон отложил свою пачку бумаг и придвинулся к Окделлу. — Тео Бенар, 17 лет, голубые глаза… — прочитал Рокэ. — В свободный день ушел в город, к двенадцати ночи, когда всем работникам полагается быть на месте, не вернулся… Дело расследовано и закрыто дознавателем Уолтером Айнсмеллером. Ричард открыл следующую страницу, со страхом ожидая увидеть рисунки барона, ведь Айнсмеллер брался только за зверские убийства, но вместо ужасающих изображений обнаружил довольно лаконичный ход расследования: «…Вечером следующего дня Тео Бенар был обнаружен мною лично в таверне «Острая шпора». В силу того, что Бенар не обучен грамоте, с его слов записал я, что в свободный от работы день Бенар посетил вышеуказанную таверну, где выиграл крупную сумму в кости. На следующий день после полудня Бенар явился в работный дом госпожи Клеман и полностью уплатил свой долг. Более оставаться в означенном заведении Тео Бенар не пожелал. К сему прилагаю: 1. Показания Тео Бенара, записанные мною лично с его слов. 2. Копию расписки об уплате долга, составленную писцом Гастоном Лакруа, заверенную его подписью и печатью цивильной комендатуры Олларии.» — Итак, Бенар жив… — задумчиво произнес Алва. — Интересно, почему Айнсмеллер не отправил успешно раскрытое дело в свою «коллекцию свершений», от того, что некого было повесить?.. — Эр Рокэ, а правда, что барон мучает собак, и у него есть тайная комната, в которой к стенам прибиты хвосты его жертв? Помните, он сказал про трофеи, которые убийца оставляет на память… — негромко спросил Ричард и нервно сглотнул. — Парни в Лаик про Айнсмеллера такое рассказывали, что жуть берет… — Как знать… — пожал плечами Алва и придвинул к себе ящик, в котором обнаружилась жалоба из работного дома. — Доподлинно известно, что в юности барон, действительно, вешал собак. Давайте-ка заберем дело Тео Бенара. Что-то меня в нем смущает, хоть я и сам пока не пойму, что именно… Ричард торопливо перебирал бумаги, появилась надежда найти нужные — ведь там может быть зацепка, которая укажет на убийцу. С каждым днем у Мартина Дюваля все меньше шансов остаться в живых… Эру Рокэ тоже улыбнулась удача: он нашел рисунки лекаря и опись вскрытия Ивона Фуко, парня лет 17-20, причину смерти установить не удалось. Глаз не было, лицо повредили крысы, но дата осмотра указывала на то, что этот Ивон Фуко мог быть неизвестным, тем самым пареньком, у которого был плетеный пояс. Ворон отложил опись к делу Тео Бенара. — Ложка… — едва слышно произнес Ричард. — Тот самый рисунок, о котором говорил лекарь! И тут еще… О, Создатель!.. — Каррьяра… — вскинул точеную бровь Рокэ, разглядывая «художества» Айнсмеллера. — Это опись с места обнаружения Ганса Норта. Барон Айнсмеллер превосходно владел техникой рисования графитовым стилусом, и, когда оказывался на месте преступления, следовал одной и той же схеме: на первой странице изображал тело, а после — увечья во всех подробностях, сопровождаемые комментариями. Обнаружился и ход расследования с предположением Айнсмеллера о мотивах убийства в виде «натюрморта» с пояснительными надписями: бутылка касеры, заточенная ложка с красиво украшенной завитками ручкой, по форме похожая на ту, что нарисовал лекарь, и прозрачный алатский графин с резной притертой крышкой. В графине этом плавали глаза Ганса Норта.