Ночные тени Олларии

Олларию окутал теплый весенний вечер, такой мягкий и безмятежный, что, казалось, вся столица пребывала в легком благостном настроении. Неспокойно было только в работном доме госпожи Клеман, совершенно нежданно захваченном людьми Первого маршала Талига. Вооруженные до зубов кэнналийцы в черном сначала привели обитателей работного дома в ужас — некоторые даже безуспешно попытались сбежать. Но, разобравшись, что к чему, подопечные госпожи Клеман послушно разошлись по своим спальням и теперь злорадно перешептывались — наконец-то эта кошка закатаная за все ответит, столько лет наживалась на тех, кому некуда было больше пойти!.. «Закатная кошка», бледная, как мел, сидела напротив Первого маршала Талига, что удобно устроился в ее обитым темным бархатом кресле. За плечом Ворона стоял его оруженосец, глядя на Жаклин не предвещающим ничего хорошего свинцовым взглядом, а на столе уселся укутанный в серое одеяло Марсель Валме в льняном исподнем — ведь костюм «жиголо» еще утром отправили в стирку. — Госпожа Клеман, если Вам хоть что-нибудь известно про Мартина Дюваля, прошу, скажите сейчас, неужели у Вас совсем нет сердца? — просил Марсель. — Мои люди обыщут каждый угол, к чему тянуть? — жестко настаивал Рокэ. — Я ничего не знаю! — в который раз повторила Жаклин. — Ни про Дюваля, ни про остальных! Мало ли, чем эти мальчишки занимаются в свободные дни! — Не получается, да? — раздался в дверях участливый голос барона Айнсмеллера. В руках его была «коллекция свершений» в кожаном переплете и какие-то бумаги. Следом за дознавателем в кабинет вошел мрачный ур-Ломбах — до отъезда в работный дом Рокэ отправил в комендатуру пажа с запиской и недостающими описями по делам, что нашли вместе с Ричардом. — Господин Первый маршал, позвольте мне… Дознаватель уселся в кресло и несколько минут молчал, слегка склонил голову на бок и разглядывал госпожу Клеман масляным взглядом, по губам его блуждала ласковая улыбка. От улыбки этой у Жаклин по рукам бежали мурашки. — Что Вам от меня нужно?! — не выдержала она. — Жаклин Клеман… — слегка причмокнул языком барон, будто пробуя имя на вкус. — Позвольте представиться: Уолтер Айнсмеллер! Вы про меня слышали, ведь правда же? По лицу вижу, слышали… А знаете, у меня замечательно выходит рисовать! Я покажу Вам. Услышав имя, госпожа Клеман съежилась, внутри все сжалось в ледяной узел. Барон всегда добывал признательные показания, попасть в его руки означало верную смерть!.. — Ивон Фуко… Жан Пюто… — Айнсмеллер медленно раскладывал рисунки с мест обнаружения тел перед парализованной липким ужасом госпожой Клеман. — Узнаете их? Узнаете же, да? Вас повесят, госпожа Клеман! — Я подавала жалобы! — рвано воскликнула Жаклин. — Знаете, женщин редко вешают… — вздохнул Айнсмеллер. — А все потому, что всегда находятся какие-нибудь смягчающие обстоятельства, например, некая дама отравила супруга, но ведь тот ее постоянно избивал! На суде такие обстоятельства подтверждает дознаватель. Или не подтверждает и настаивает на казни. Понимаете же, да? Айнсмеллер снова замолчал, неспешно листая «коллекцию свершений», где отвратительные рисунки с мест преступлений чередовались с детально изображенными повешенными. Жаклин умоляюще посмотрела на Первого маршала, но тот лишь скривил кончики губ в насмешливой улыбке, а оруженосец его и вовсе глядел так, будто хотел задушить собственными руками прямо здесь, безо всякого суда. Всего в несколько минут Айнсмеллер добился того, чего не могли почти за два часа сделать Рокэ и Марсель… — Да где же она… Ах, вот, нашел! — радостно воскликнул Уолтер и повернул подшивку к Жаклин. — Это одно из дел, что я раскрыл в прошлом году. Адель Фрессон, та самая, что помогала дамам избавляться от надоевших мужей. О, какая у нее была коллекция ядов! Нашелся даже такой, от которого умирают во сне, а вскрытие ничего не показывает. Но однажды Адель перепутала склянки, представляете, да?.. — Я, правда, не знаю, кто такой Мартин Дюваль! — не выдержала владелица работного дома, увидев рисунок повешенной женщины во всех отвратительных подробностях. — Даже если бы он представился другим именем, я, уж конечно, вспомнила бы его по портрету. Не приходил он сюда, иначе… иначе я, конечно же, уговорила бы его остаться!.. — Уговорили бы? — картинно вскинул брови Айнсмеллер и снова продемонстрировал повешенную Адель Фрессон, на подозреваемых это всегда действовало безотказно. — Госпожа Клеман, я несказанно рад, что Вы ступили на путь благоразумия, но соизвольте называть вещи своими именами, иначе у нас с Вами ни кошки не выйдет. Вы не уговаривали, но вынуждали. — Эти мальчишки сами хотели! — в какой-то нелепой надежде воскликнула Жаклин. — Вот тот же Тео Бенар, он… — Молчать! — рявкнул Айнсмеллер, грохнув кулаком по столу так, что подпрыгнула изысканная алатская чернильница. — Никаких лишних имен, говорить только по делу, Фуко, Пюто, Норт, Ларес и Дюваль! А давайте-ка вот побеседуем о Персивале Ларесе. Виконт Валме, прошу, Вам слово… Марсель, нисколько не стесняясь того, что был лишь в льняном исподнем, да сером одеяле, рассказал, что лютня в мельчайших подробностях соответствует описанию, что дал Персиваль. Айнсмеллер тут же выдвинул версию, что госпожа Клеман задумала пополнить свой список «мальчиков для утех», приказала похитить Перси и даже успела выкрасить ему волосы — ведь в спальне ее нашлась и та самая краска! Но госпожа Клеман призналась: лютню принес Йозеф. Нашел ее, вот совершенно случайно, а допрашивать его никак нельзя, он, как и Джозеф, слабоумный!.. Айнсмеллер настоятельно «попросил» Жаклин вспомнить все, что касалось убитых парней, ее увели. На стул усадили рослого Йозефа, который улыбался, приветливо здоровался со всеми и, похоже, не особо понимал, что происходит. — … Светало. Я в камышах сидел, там так красиво поют лягушки… Вдруг слышу, напролом к воде лезет, как медведь! Всех лягушек и распугал! — пожаловался Йозеф. — Вот я и пошел ему по шее надавать! — Молоденький такой, волосы длинные, глаза голубые, на герцога Алву похож, да? — Айнсмеллер указал на Рокэ. — Не… — махнул рукой Йозеф. — У него борода была и мешок. Он к этому мешку камень приладил, и веревкой приматывал! Убежал от меня, а в мешке том оказалась лютня. Красивая! А еще перчатки и склянка, а в той склянке — вонючее такое, черное! — А давай-ка, любезный, мы вот что сделаем… — Айнсмеллер положил перед собой чистый лист и достал из кармана графитовый стилус. — Какой он из себя, этот с бородой, а? Расскажи. Может, похож кого знакомого? — Ну… — Йозеф растерянно огляделся, взгляд его задержался на Килеане ур-Ломбахе. — Вот если этому бороду приладить и шляпу, так вылитый он и будет! — Господину цивильному коменданту? — указал на Килеана Айнсмеллер. — Ага, ему! — расплылся в довольной улыбке Йозеф, понимая, что участвует в чем-то важном. — Или вот Вам тоже! — А если бороду эту приладить герцогу Алве? — мягко поинтересовался дознаватель. Первого маршала Талига слабоумный Йозеф решительно отверг, и опытный дознаватель сначала изобразил овал лица, после расспросил о шляпе — она, увы, оказалась «ну… шляпа… черная…». Темные глаза, борода, которую слабоумный сын госпожи Клеман старательно изображал пальцами… — Мда, с таким портретом можно задержать половину Олларии. — подытожил Айнсмеллер. — Но хоть что-то… Йозеф, а где вонючая склянка, перчатки, мешок и веревка? — Я там в камышах и бросил, на что они? — удивленно отозвался слабоумный. — Вот что. Сейчас уж темно, а завтра на рассвете мы с тобой отправимся слушать, как поют лягушки. — Айнсмеллер отложил свой графитовый стилус и едва слышно выдохнул.