Ночные тени Олларии

Пожалуй, в пропахшем дубом кабинете цивильного коменданта Олларии с массивной мебелью никогда еще не было столь напряженной атмосферы, казалось, раскалился сам воздух. Впрочем, закованный в кандалы барон Айнсмеллер, которого поймали на месте преступления, умудрялся сохранять спокойствие — похоже, он до сих пор был абсолютно уверен в своей неуязвимости. Словом, дознаватель был безумен, по-настоящему болен душой. Или… Или же умело притворялся, рассчитывая, что вместо виселицы отправится в монастырь? — Барон, кому, как не Вам, знать, что лучше сразу во всем сознаться. — мягко уговаривал Марсель. — Ну, зачем Вам в Багерлее? Все эти дыбы, щипцы, каленое железо… жуть, да и только! Расскажите уже все по-хорошему, ведь отпираться нет никакого смысла. — Вот именно. Прекращайте этот безумный спектакль. — стальным тоном произнес Рокэ, в синих глазах его сверкал лед. Он вдруг достал из кармана маленький пузырек с темной жидкостью. — Всего пара капель этого чудодейственного средства, и Вы расскажете все. А если неправильно рассчитать дозу, через пару часов наступит побочный эффект, Вы станете морским огурцом и проведете остаток дней парализованным, но в ясном сознании. Где Мартин Дюваль?! — А знаете, господа, у вас замечательно получается. — невозмутимо улыбнулся Айнсмеллер, глядя то на Алву, то на виконта Валме. — Добрый… и злой! Мне с подозреваемыми приходится изображать и того, и другого, отчего меня считают безумным. Что поделать, издержки моей должности… Первого маршала тоже называют безумным только из-за того, что не в силах понять его блестящих идей. — Говорите по делу! — не предвещающим ничего хорошего тоном перебил Рокэ. — Прекрасная идея, только надо ее немного усовершенствовать, довести до идеала… — задумчиво отозвался Айнсмеллер. — Сначала с подозреваемым говорит злой, запугивает пытками и повешением. После уходит, а спустя некоторое время появляется добрый, просит рассказать все и заводит разговор о снисхождении. Понимаете же, да? — Просто признайтесь, и тогда уже можно будет говорить об этом самом снисхождении, — упрашивал Марсель. — Так вы мне пока решительно ничего не предъявили, господа. — пожал плечами дознаватель. — Где обвинения, улики, где, в конце концов, свидетели? Давайте следовать установленному порядку! — Ну, раз уж Вам так нужен спектакль, извольте. Барон Айнсмеллер, Вы обвиняетесь в похищении, изнасиловании и убийстве Фуко, Пюто и Норта. — объявил Первым маршал светским тоном. — А также в похищении и насильственном удержании Дюваля, и еще двух попытках похищения: Ларес и неизвестный, которого лекарь приведет уж с минуты на минуту. — Обвинения мне предельно ясны, герцог! — охотно отозвался Айнсмеллер. — А как у Вас обстоит дело с уликами? Расскажите, мне интересно! Улик было предостаточно, начиная уж с того факта, что именно барон Айнсмеллер взял в работу дела убитых, закрыл их, и, вместо того, чтобы подшить и поместить в свою папку, по листику «развеял» описи по всему архиву. И, в довершение к этому, приказал сжечь одежду, чтобы не осталось никаких зацепок. — Вы так разволновались, когда принесли «не тот» узел, помните? — все тем же светским тоном поинтересовался Рокэ. — Тот самый, в котором обнаружился мешочек Ганса Норта! — О причинах того, что я был вынужден закрыть дела, поинтересуйтесь у господина ур-Ломбаха. — снова пожал плечами Айнсмеллер. — Господин цивильный комендант, который почему-то не явился в этот знаменательный для меня вечер, лично приказывал мне взяться за другие, в которых пострадавшими были не мальчишки из работного дома, а персоны куда более интересного происхождения. Понимаете же, да? Дела я сдавал писарю, обязанность коего — скрепить, пронумеровать и внести в учетную книгу, а уж после вернуть мне, чтобы я подшил бумаги в мою папку. О сожжении улик Вы уже знаете, я наводил порядок во избежание неприятностей. «Атака» Первого маршала была мастерки отбита, но тот нисколько не растерялся и «напал» снова — разложил перед Айнсмеллером рисунки, обнаруженные в его кабинете. На них в деталях было изображено все, что делал Бородач — как похищал, связывал, насиловал… Как лишал глаз. В углу каждого рисунка барон поместил соответствующий «знак» — мешочек с вышивкой, медальон, плетеный поясок. На изображении обнаженного связанного Мартина Дюваля красовался вопросительный знак, взятый в круг. Завершал «серию» уже знакомый натюрморт — бутылка касеры, заточенная ложка и алатский графин, вот только, в отличие от первого рисунка, там было уже три пары глаз. — Вы в циничных деталях изобразили убитых и похищенного. — в голосе Первого маршала снова звенел ледяной металл. — Все, что Вы с ними делали, и свою «коллекцию трофеев»! — Графин, это из малоизвестного дриксенского романа под названием «Ложечник». — попытался было развести руками Айнсмеллер, но помешали звякнувшие кандалы. — Но, позвольте, на котором из рисунков Вы умудрились опознать меня? Там — Бородач… — Да вот же она! — не выдержал Ричард, и едва не ткнул дознавателю в лицо темным клубком волос. — Та самая Ваша борода, неопровержимая улика!.. Первый маршал снова ринулся в «атаку» — завтра утром здесь будут Персиваль Ларес и Йозеф Клеман. Оба они видели Бородача, и, без сомнения, опознают. Есть и другие улики, лютня, черная краска для волос!.. В своем признании госпожа Клеман указала день, когда Йозеф спугнул Айнсмеллера, который пытался утопить улики — это было на следующее утро после того, как в комендатуру поступила жалоба от виконта Валме по поводу похищения Персиваля! — К слову, не только они Вас запомнили, господин Айнсмеллер! — «ударил с фланга» Марсель. — Мне доподлинно известно, что Тео Бенар, который тоже побывал в работном доме, видел Вас! Вы дали ему деньги! — А после закрыли его дело, в котором указали, что деньги эти он выиграл в «Острой шпоре», где Вы его и обнаружили. — подхватил Рокэ. — Кстати, как вообще к Вам попало такое скучное дело? Ни изувеченного тела, ни убийцы, которого можно повесить! Да жив ли этот Тео Бенар, где его глаза, в Вашем графине?! — Нам же Вы говорили, что никогда не были в этой таверне! — азартно продолжил Марсель. — Но откуда Вы тогда знаете, что Персиваль отдаленно похож на Первого маршала? Вы безнадежно увязли в паутине собственной лжи, барон Айнсмеллер! — А я застал Вас прямо у кровати, на которой лежал связанный парень. — припечатал Ричард. — Я видел все, как Вы пили вино в темном углу, как шли за своей жертвой по улице, как напали и вели его в подворотню. Вас повесят, барон Айнсмеллер! По-ве-сят! Уолтер Айнсмеллер безумно расхохотался, запрокинув голову. На черные ресницы его навернулись слезинки.