Ночные тени Олларии

Килеан-ур-Ломбах толкнул тяжелую, неприятно заскрежетавшую раму окна и запер ее. Погода была скверной — то и дело налетал холодный ветер, трепал беззащитную весеннюю листву, обрывал нежные лепестки вишен и яблонь. В тучах, что еще с утра затягивали небо свинцовой пеленой, мелькали первые всполохи молнии и доносился ее глухой, неумолимо нарастающий рокот. Вот-вот начнется ливень!.. Цивильный комендант Олларии с сожалением подумал, что надо было уж давно отправиться домой, а он засиделся, разбирая отчеты вместо того, чтобы хорошенько развлечься. И все из-за этого Ворона, будь он… Послать Первому маршалу очередное проклятие не представилось. В дверь громко постучали, и, не дожидаясь разрешения, в кабинет вошли Айнсмеллер, Марсель Валме и Первый маршал со своим оруженосцем. Ломбах недовольно поинтересовался целью визита, поджав губы, и… И тут все полетело прямиком в Закат. «Мы, Его Величество Фердинанд Оллар Второй, сим дозволяем Рокэ, герцогу Алве»… — Вы осознаете, кого и в чем обвиняете, господин Первый маршал?! — гневно произнес Килеан-ур-Ломбах и встал с кресла во весь рост. — Более чем, господин цивильный комендант. — светским тоном отозвался Рокэ. — Виконт, прошу, займите место писца. Ввиду особой деликатности происходящего нам не следует привлекать посторонних. Граф Ломбах, прошу дать пояснения по следующему вопросу… Госпожа Клеман не лгала — она подавала жалобы об исчезновении мальчишек на следующее же утро после того, как те не возвращались в работный дом к положенному времени. Писарь исправно вносил эти жалобы в учетную книгу, да вот только на этом все и заканчивалось, они так и лежали в «несрочном» ящике — цивильный комендант отчего-то не считал нужным назначить ответственного дознавателя. А к Айнсмеллеру бумаги попадали только после обнаружения жертв. Барон со знанием дела принимался за расследование, но спустя пару-тройку дней получал от Ломбаха приказ закрыть дело за неимением улик, свидетелей и подозреваемых. — Иными словами, Вы прилагали все усилия, чтобы дела о похищении, изнасиловании и убийстве Ивона Фуко, Жана Пюто и Ганса Норта не были раскрыты. — подытожил Рокэ. — Я жду объяснений, господин цивильный комендант. — В работных домах всегда творится бардак. — ледяным тоном произнес взявший себя в руки Ломбах. — Вместо того, чтобы честно трудиться, подопечные так и норовят украсть что-нибудь, продать на рынке или сменять на выпивку. Ну, не вернулся мальчишка к сроку, так и что же? Может, кувыркается с девкой или прибился к шайке бандитов! Чтобы расследовать каждый такой случай, нужна еще одна комендатура! А у нас, между прочим, других дел невпроворот, и по делам тем пострадали достойные, честные люди, дознаватели работают в две смены!.. — Понимаю, пьяная драка из-за курицы куда важнее, чем никому не нужные мальчишки. — кивнул Рокэ. — Достойный ответ, господин цивильный комендант. Значит, Вы признаете, что намеренно не давали ходу делам Фуко, Пюто и Норта. Что ж… — Вы на этом строите свое обвинение, господин Первый маршал? — холодно усмехнулся Ломбах. — Если так, попрошу покинуть мой кабинет. Я буду жаловаться на Вас лично его Его Величеству. — О, мы только начали, господин цивильный комендант. — возразил Рокэ и показал новую бумагу. — Представьте себе, дознаватель Луи Терьен, что содержит дела в порядке и не берет взяток, обнаружил в числе своих улик нечто интересное… Слово взял Айнсмеллер и положил на стол две накладные бороды. Одна, черная и потрепанная, принадлежала самому барону и являлась одним из его «рабочих инструментов», а вот другая, практически не «ношенная», по цвету и форме совпадала с той, что описал Йозеф Клеман. — Вот рисунок с пояснениями, что я составил со слов Клемана. — дознаватель показал изображение. — Узнаете, ведь правда же? — Показания слабоумного?.. — натянуто усмехнулся Килеан-ур-Ломбах, карие глаза его были почти черными, губы побелели. — Барон, всей комендатуре известно, что Вы давно уж метите на мое место, но чтобы таким подлым способом… На основании улик, той самой бороды и рисунка, Айнсмеллер быстро и опытно обыскал кабинет цивильного коменданта Олларии. Результатом стало обнаружение ничем не приметного плаща и шляпы — Рокэ попросил надеть их, а заодно и бороду. — Герцог Алва, я во всех деталях изложу устроенный Вами балаган в моей жалобе Его Величеству. — с ледяным достоинством произнес Килеан-ур-Ломбах, надевая накладную бороду. — Вас не спасет не то, что кардинал, но и сам Создатель! Марсель пригласил в кабинет трех бородатых мужчины в шляпах и плащах, они встали у стены вместе с цивильным комендантом. А еще Айнсмеллер принес три лютни, одна из них была резная. — Первый свидетель, Йозеф Клеман. — негромко произнес Рокэ. В окнах то и дело вспыхивала разгулявшаяся молния, гремели яростные раскаты грома, ливень хлестал в стекла и барабанил по подоконникам... Йозеф сразу опознал и Килеана-ур-Ломбаха, что распугал лягушек, и красивую лютню. Цивильный комендант только рассмеялся, вновь напирая на то, что сын госпожи Клеман — слабоумный, а барон Айнсмеллер намеренно фальсифицировал описание. Но в кабинет вошли четверо парней — бывшие «мальчики для утех» и Персиваль, а после них — скабрезного вида мужчина лет 50 с маленькими, глубоко посаженными глазами. — Это вот я доподлинно сказать не могу… — елейно пропел владелец «комнат для свиданий», оглядев бородачей. — Много, знаете ли, всяких с бородой и в шляпах ходят, всех и не упомнить… Но лютня, да, была, вот эта самая, резная! И мальчик тоже был. — Который, вот этот? — Айнсмеллер указал на взволнованного Реми. — Он, верно? — Никак нет. — расплылся в услужливой улыбке свидетель. — Вон тот, красивый, с длинными волосами. Совсем пьяненький был, едва на ногах держался! А комната, ее ведь на месяц снять изволили, заплатили вперед, самая лучшая, что у меня есть, с большой кроватью, и чтобы полный пансион, завтрак, обед и ужин… Килеан-ур-Ломбах равнодушно пожал плечами — ну, вспомнил владелец комнат этого Лареса и его лютню, так и что же? Это ровным счетом ничего не доказывает!.. В кабинет завели дородную женщину, что так и не выпускала из рук корзинку пожухлых лимонов. — Так ведь видала я его! — заискивающе глянула в глаза Айнсмеллеру сводница и указала на Персиваля. — Ночью вдвоем пришли, с лютней, да… Я было им предложила… ну… енто самое… А они сразу в дверь! Я и скнокала: промеж собой они будут того-этого, не нужны им девицы. А под утро мальчишка возьми, да и вылези в окно со второго этажу! За ветку каштановую ухватился, значит, полез, потом об землю — шмяк! — за ногу схватился, и ну бежать, прихрамывать. Не иначе, украл чего-то! — Ну, а его спутник? — ласково произнес Айнсмеллер и указал на бородатых мужчин. — Присмотритесь, подумайте. Это важно. Важно, прежде всего, для вас, понимаете же, да? — Так оно же… — торговка забегала глазами, взволнованно стиснув корзинку. — Из господ он, это я уж точно понимаю, они по-иному держатся, ходят степенно, плечи расправлены… А на пальце у него брульянт сверкал! Большой такой! — Покажите руки. — обратился к бородатым мужчинам Айнсмеллер, и Килеан-ур-Ломбах закусил еще сильнее побелевшую нижнюю губу… Помимо показаний свидетелей были и другие улики. Барон предъявил рисунки, что сделал в камышах, берег оказался глинистым, и в том месте, где обнаружился мешок с уликами, остались четкие следы обуви, принадлежащих двум разным людям — стоптанные исполинские краги Йозефа и четкие отпечатки сапог со слегка стертыми внутрь каблуками и изящно сужающимися носами. Айнсмеллер изобразил и те, и другие, в полный размер, сделав мерки одним из шнурков от корсета госпожи Клеман. — Извольте наступить правой ногой. — попросил барон, положил перед Ломбахом покрытую воском дощечку и повернулся к Рокэ. — Одно из моих изобретений, герцог Алва, весьма и весьма действенное! Заключительным этапом стала примерка перчаток, что были обнаружены в том самом мешке, что хотел утопить Бородач. Дорогие лайковые перчатки, перепачканные черной краской для волос, идеально подошли цивильному коменданту Олларии. — Я отказываюсь что-либо говорить без защитника. — глухо, отрешенно произнес Килеан-ур-Ломбах. — Я имею на это полное право. — Как пожелаете. — отозвался Рокэ. — Вас отвезут в Багерлее. В особняке Вашем уже проводят обыск. Вас будут пытать, а после — повесят, господин цивильный комендант. — Просто скажите, где Мартин Дюваль… — умоляюще попросил Марсель. — И можно будет говорить о снисхождении…