Всегда возвращается

Сатору вздрагивает от прикосновения к своей руке. Маленькие пальцы тихонько трясут его ладонь. — Мимико? Девочка прикладывает палец к губам, прося сохранять тишину, и мотает головой в сторону гостиной. По её широко открытым глазам видно, что что-то случилось, и Сатору мгновенно просыпается. Он поворачивается, чтобы разбудить Сугуру, лежащего на другой стороне кровати, но ладонь трясут и сжимают ещё сильнее. Брови сходятся домиком, умоляя не делать то, что он задумал. До Сатору доходит. — Иди, я приду через минуту. — говорит он одними губами. Он бесшумно одевается, бросает взгляд на спину Сугуру, что все так же мирно спит, отвернувшись к окну. На часах восемь утра. Сатору выходит, прикрывая дверь за собой. — Что? Спрашивать не надо, масштаб бедствия виден издалека. Лёгкий дымок поднимается от микроволновки, а на пол с кухонной тумбы стекает вода. — Я хотела разогреть сэндвич, отошла в туалет, вернулась, а он горит. — С тобой всё в порядке? Ты не обожглась? Он присаживается перед Мимико на корточки и внимательно оглядывает её, но та отрицательно мотает головой. — Что теперь делать? Годж… — девочка хмурится, но перебарывает себя и продолжает, — Сатору, не говори папе, пожалуйста! — Не скажу. — доверительно улыбается он. Сатору заглядывает в микроволновку и обнаруживает в ней залитый водой сэндвич. В рассеянном утреннем свете тускло блестит фольга, в которую он завернут. Понятно. Он вздыхает, глядя на, как назло, белую изнутри поверхность и явно видные на ней ожоги. — Давай ты вытрешь воду, а я попробую убрать следы. — предлагает он. Мимико с готовностью кивает и уже тащит тряпку. Пока каждый занят сокрытием улик от Сугуру, Сатору спрашивает: — А чего ты не спишь так рано? — Мне уже хочется поехать к озеру! Я проснулась, не могла дождаться пока все встанут, лежала, лежала и проголодалась. Сатору понятливо кивает. Он уже жалеет, что легкомысленно пообещал Мимико ничего не рассказывать Сугуру, ведь черные потеки упорно не хотят оттираться. Он бросает это дело, достаёт из холодильника новый сэндвич, закрывает его внутри микроволновки, предварительно сняв фольгу, и включает разогрев. К его счастью, равномерный гул оповещает о том, что прибор работает. Махнув рукой на остальные не столь важные последствия встречи металла с микроволнами и решив не беспокоиться раньше времени, Сатору достаёт из шкафа сок. — Будешь? Пока Мимико занята ранним завтраком, он садится с ней рядом за стол и кладёт голову на локоть. Листает сообщения в телефоне и не может решить, пойти ли ему досыпать оставшееся время или ложиться снова не имеет смысла. — Почему ты не хочешь рассказывать папе? Он будет сильно ругаться? — Ругаться он будет, — рассуждает девочка, — Но кричать не будет, он никогда не кричит. Он добрый. — Но ты всё равно боишься? Мимико мотает головой. Она перестаёт жевать, задумывается и протягивает Сатору сэндвич, как будто хочет занять чем-то его рот и прекратить допрос. Тот послушно делает на нём небольшой укус. — Просто он расстроится. — наконец отвечает она. — Не хочу, чтобы он расстраивался. Сатору чуть не давится куском откушенного хлеба и случайно проглатывает его целиком, не успев прожевать. Господи, в этот раз дети Сугуру решили добить его окончательно. Он чувствует себя на расстоянии пары секунд от того, чтобы начать рыдать от умиления, а потому прокашливается с целью предотвратить новый потоп. — Ладно, но думаю, что он расстроится сильнее, если мы попытаемся это скрыть. Видишь, там остались следы? Будет намного хуже, если мы скажем неправду. Губы Мимико начинают дрожать. — Папа говорил, что нельзя класть туда фольгу. Но я забыла. — шепчет она печально. — Ну и что, каждый может забыть. Ты ведь не специально это сделала. Вот увидишь, он оценит, если мы расскажем ему всё, как есть. — Сатору берёт не занятую ладошку Мимико в свою, — В семье очень важно быть честными, чтобы все друг другу доверяли. Мимико колеблется, но, наконец, кивает, оставив последние сомнения. — Да, папа тоже так говорит. Сатору… Я скажу. Сама. Но ты можешь побыть со мной рядом? — Конечно, как он проснётся, пойдём к нему. — К кому пойдёте? — в дверях появляется зевающий Сугуру с помятым следом от подушки на щеке и обводит заспанными глазами кухню. — Уже завтракаете? А где Сёко? — А у неё бессонница из-за смены часовых поясов, она написала, что ушла прогуляться. Мимико с решительным лицом встаёт со стула. Сатору наблюдает за трогательной сценой рассказа об утренних приключениях, иногда вставляя свои комментарии о случившемся, а Гето действительно не сердится, и Мимико успокаивается. Но Сугуру не был бы Сугуру, если бы за завтраком не заставил всех (и Сатору в том числе) трижды повторить вслух правила безопасности при работе с микроволновкой. Когда на пороге появляется Сёко, все уже готовы ехать на озеро, а потому её выталкивают за дверь, пакуют в машину и отправляются в путь. — Иэйри-сан, а что вы умеете? Мирно дремавшую у озера на пледе Сёко перепрыгивают играющие в салочки Нанако, три проклятия Сугуру и Годжо. Последний запинается и падает на неё сверху и Сёко уверена, что он специально не даёт ей, страдающей от джетлага, поспать. Она отплёвывается от лезущих ей в лицо белых волос, и замечает за Сатору чего-то ждущую от неё Мимико. — А? — Папа управляет проклятиями, Годжо-сан делает вокруг себя барьер и телепортируется, а вы? — поясняет Мимико, замечая не до конца прогрузившееся выражение на лице Сёко. — Ты забыла про мою технику шести глаз, а техника бесконечности включает в себя синий, фиолетовый и… Ай! Кулак прилетает по загривку Сатору, который всё возится, пихается и никак не может уместиться на одноместном квадратном пледе, не рассчитанном на такие длинные шпалы. — Я лечу людей. — отвечает Сёко и наблюдает, как шея у Сатору сзади расцветает красным. — Здорово. — Мимико выглядит ни капли не впечатлённой. — Она владеет обратной проклятой техникой, — наставительно поднимает указательный палец Сатору, — кстати, я тоже это умею… — Да-да-да, Годжо, мы помним, — ладонь Сёко опускается ему на макушку и давит вниз, чтобы он не заслонял Мимико. — Я всего лишь хотел сказать, что у тебя это получается блестяще, гораздо лучше, чем у меня. Я ведь только себя могу лечить. Смотри, — продолжает он как ни в чем не бывало и тыкает пальцем в ногу Мимико, — вот у тебя синяк на коленке, он может тут же пропасть. Может же? Годжо наконец успокаивается, вытягивает ноги на песок и выворачивает шею, чтобы заглянуть Сёко в лицо. До предела распахнутые голубые глаза гипнотизируют её, как бы говоря «показывай фокус скорее». — Может, — она сдвигает Сатору с пледа и хлопает рядом с собой, приглашая Мимико сесть. Синяк и штрих длинной ссадины заживают на глазах, обретая здоровый оттенок кожи, и девочка уже искренне, а не из вежливости говорит: — Здорово! А руки и ноги вы можете обратно приделывать? А голову? Сёко задумывается. Возращать голову на её законное место ей не приходилось. — Мне как-то раз срезало мочку уха и оторвало два пальца на правой руке. Сёко пришила их обратно. — говорит подошедший Сугуру. Он берет полотенце и накидывает на голову, чтобы высушить волосы. — Только их искать пришлось долго. — Долго мы искали только твою мочку и то не из-за неё самой, а из-за новых плагов, которые ты купил накануне. — вставляет замечание Сатору. — Они были жутко дорогие на тот момент и очень красивые! Конечно, мне было жалко просто так выбросить один из них! — бормочет он из-под полотенца и стаскивает его на плечи, — Вы купаться будете? Никто не выражает желания купаться поздней весной во всё ещё ледяной воде озера. Сёко смотрит на Сугуру, как на безумца. Поднимается слабый ветерок, что заставляет его мокрую кожу пойти мурашками, и Гето начинает вытираться интенсивнее. Годжо, конечно, тоже делает вид, что предложение поплавать отдаёт сумасшествием, но его недоумение – лишь предлог, чтобы спрятать влюблённый взгляд. Он, прищурившись, смотрит на левый бок Сугуру. Там под рукой он заметил кое-что крайне интересное, от чего сердце пропустило удар, а глаза загорелись, но все вопросы он оставляет на потом. Вместо купания они катаются по зеркальной поверхности озера на большом проклятии-скате. То останавливаются в тихих заводях под навесами деревьев, то летят по его середине над большой глубиной. На обратном пути к месту привала Нанако, развеселившись, оступается и плюхается в озеро, вода тут же накрывает её с головой. Гето мгновенно бросается следом, а через секунду за ним сигает Сёко. Нанако, даже не успев понять, что произошло, появляется на плече Сугуру над водой, и тот закидывает её обратно на импровизированный плот. Ещё одно проклятие оборачивается вокруг её лодыжки и несколькими хвостами-присосками держится за ската. Сатору же, не ожидавший от подруги склонности к суициду, хватает её за ворот кофты и тащит обратно, пока крепко держит Мимико второй рукой. — Ты-то куда? Всё-таки решила искупаться? Сёко тоже забирается на ската и соревнуется с Нанако в громкости стучания зубов. Только та делает это весело, а девушка чувствует себя по-дурацки. И правда, зачем ринулась в воду? Сама от себя не ожидала такой глупости. Испугалась, что Нанако утонет, и, не раздумывая, бросилась её спасать. — А ты же мог использовать проклятие. — Годжо переключается со своими запоздалыми наставлениями на Сугуру. Тот лишь пожимает плечами. Не подумал. Тело среагировало быстрее мозга. — Ну, ладно, геройствуйте, раз вам нравится. Конечно, Нанако бы не утонула, но в моменте казалось, что так и будет, когда её голова резко исчезла под толщей воды. Сёко смотрит на Сугуру, с которого ручейками стекает вода, а всего его передёргивает от ставшего совсем холодным ветра, и понимает, что он тоже просто испугался. Он замечает её взгляд и одними губами произносит «спасибо». А сбоку к ней жмётся Нанако, улыбаясь и пытаясь согреться сквозь промокшую одежду. От этого Сёко и в самом деле становится теплее и спокойнее. На берегу они разводят костёр. Для Нанако запасливый Сугуру взял дополнительную одежду, а Сёко приходится довольствоваться полотенцами, пледом и свитером Сатору, в котором тот успел основательно поваляться на земле. Все вместе они сгружаются около костра, жарят хлеб и пьют чай, а Сёко и Сугуру равномерно проворачиваются вокруг своей оси, чтобы просушить одежду, пока слушают, как Нанако по кругу пересказывает всё, что видела за несколько секунд под водой. У неё теперь вагон и маленькая тележка впечатлений на целую неделю вперёд. Мимико уже жалеет, что не она стала жертвой скользкой подошвы ботинок и не свалилась со ската. Затемно они возвращаются домой. Перед тем, как лечь спать, Сатору, сидя на кровати, хватает подошедшего к ней Сугуру за левую руку, поднимает её и с восхищением пялится на кожу под ней. — Это же мой глаз? У тебя в подмышке? Романтично. Изящно прорисованный глаз с искрящейся множеством оттенков голубой радужкой и белыми ресницами смотрит чуть в сторону из-под полуприкрытого века. — Он не в подмышке! — возмущается Сугуру. — Это бок со стороны сердца. Я сначала решил делать слева на груди, но передумал, потому что слишком заметно. А это личное. — Вдвойне романтично. — Ты смеёшься. — поджимает губы Сугуру. — Между прочим, это было весьма больно. Сатору и правда создаёт впечатление того, что он веселится и иронизирует над татуировкой Сугуру. На самом деле, он просто понятия не имеет, как на это реагировать, и его лицо выдаёт то, к чему привыкло – широкую улыбку и переливающуюся смехом синеву глаз. Сугуру тянет свою руку к себе, но Сатору держит крепко и наконец определяется со своими чувствами. — Почему ты не показал мне сразу? — Ты бы обозвал меня сентиментальным. В голове у Сатору проносятся сотни подходящих к ситуации прилагательных, и даже «сентиментальный», но на язык просится иное. — Нет, я бы удивился тому, насколько сильно ты меня любишь. — Что в этом удивительного? Сугуру лишь слегка выдаёт своё смущение тем, как прячется за упавшими на лицо волосами, и Сатору думает, что, может, и правда ничего удивительного. Ничего удивительного, когда на тебя смотрят с такой нежностью и любовью, что хочется в ней добровольно утонуть и захлебнуться, и отдают вместе со взглядом своё сердце, бери, делай с ним, что захочешь. Что в этом удивительного, когда и сам Сатору, приезжая, каждый раз заново влюбляется в Сугуру и готов сделать что угодно, пойти куда угодно, лишь бы дорога привела его к нему? Сатору молча качает головой, улыбаясь. Он ложится на спину и тащит Сугуру за собой. Тот останавливает падение, поставив в упор руки с обеих сторон от лица Сатору. Под занавесом его волос, укрывших их обоих от остального мира, Годжо спрашивает: — А я могу что-нибудь набить? — Смотря что. — Твой член? Сугуру цыкает и закатывает глаза, ничего другого он и не ожидал. Сатору подносит указательный и большой пальцы к своему глазу, измеряет его в высоту и прикладывает их к татуировке. — О! В натуральную величину получилось. Значит, твой член будет тоже. — Пошлятина. Больше ничего не мог придумать? Сатору смотрит прямо перед собой. Красиво. Украсить своё тело целым лицом Сугуру не такая уж плохая идея. Потому что как, ну как оно может выглядеть так невероятно гармонично, несмотря на изогнувшуюся в недоумении бровь, чуть сморщенный нос и искривившиеся в праведном отвращении губы? Сугуру заводит за ухо мешающую прядь и яркий свет с потолка резче оттеняет высокую скулу и изгиб подбородка. Ох. Или увековечить на себе его улыбающееся лицо? Нет, Сатору не хочет, чтобы на такого Сугуру смотрел кто-то посторонний. Только он. Ладно, только он, девочки и Сёко, разумеется. — Твоё ухо. — тут же находится Сатору. — Мне нравятся твои уши. Сходим с тобой на неделе, снимем отпечаток уха и набьём. Получив зелёный свет на свою идею, он полночи проводит в размышлениях над тем, на каком участке его тела чернильное ухо Сугуру будет смотреться лучше всего.

***

— Сатору, Сёко! Гето, переминаясь с ноги на ногу, прижимая к уху телефон и закрывая микрофон рукой, подзывает их к себе. Он выглядит взбудоражено, как школьник, узнавший, что уроки отменили и можно будет прогулять целый день. Когда они подходят, он снова говорит что-то в трубку по-испански, а затем им: — Хотите пойти со мной? Особый уровень в часе езды отсюда. — Конечно! — у Сатору на лице появляется абсолютно идентичное выражение свалившейся из ниоткуда радости. — Посмотрим, насколько они отличаются от наших. Сёко, ты? Подруга не настроена так же позитивно. — Я пас, я приехала отдыхать, а не работать. — Да ну, Сёко, — уговаривает Годжо, — когда мы втроём ещё сможем это сделать? Пойдём, не ленись. К тому же, а что, если мы серьёзно пострадаем? — Только попробуйте! — тут же вскидывается она и сдаётся, — Ладно, так и быть. Только у меня с собой ничего нет, а те сюрикены, что ты привёз девочкам, и правда тупые. — Придумаем что-нибудь. Они доезжают на машине до большого заброшенного дома на окраине города. Сразу за ним начинается ферма и поля вокруг, но сам дом стоит обособленно, в отдалении от других построек, как будто и обычные люди чувствуют его опасную ауру. Подъездная дорожка пуста, зато во дворе под старыми фруктовыми деревьями обнаруживается нечто с худощавыми паучьими ногами и склизким телом, из которого с противным хлюпанием вылетают ядовитые шипы. Гето с Годжо наносят по нему удары, явно забавляясь, а Сёко стоит в сторонке с выданным ей ниндзято, который Сугуру пропитал проклятой энергией, царапает им покосившийся забор и просто хочет закурить. Эти двое отлично справятся сами. Ей правда приходится пару раз пригнуться, когда шипы пролетают в опасной от неё близости и закрыть уши, когда проклятие, явно обладающее сознанием, начинает орать на Годжо по-испански. — Слышали, слышали? — ликует тот. — Оно ведь желало мне смерти! И я понял! Сугуру, я же правильно понял? Гето в этот момент немного занят, чтобы обсуждать успехи в изучении иностранных языков. Он с двух ног влетает в проклятие, валит его наземь и ломает ударами пару паучьих лап. Однако того это ничуть не останавливает, оно шустро вскакивает и собирается удирать огородами. — Оно убегает! Сугуру бросается за ним, выпуская вперёд себя проклятия, но Сатору хватает его и Сёко за плечи и складывает пальцы на правой руке. Когда Годжо проворачивал этот трюк в кабинете Сёко, он снёс её стол, вешалку и шкаф с инструментами. Ей, как и в прошлый раз, на мгновение кажется, что она ослепла, темнота облепила её, а глаза как будто больше не способны воспринимать свет. Но затем мимо них яркими вспышками проносятся звезды, скопления, галактики, сливаясь в одно и распадаясь на множества, открывая все тайны вселенной и тут же схлопываясь в ничто, оставляя после себя цветные хвосты. Проклятие, что со всех ног улепётывало, замирает, как вкопанное, и таращится в возникшие из ниоткуда глубины космоса. Рука Сатору вдруг резко сгибается в локте на плечах Сёко. — Эй, я вообще-то всё ещё здесь, придурки! Годжо решил, что сейчас самый подходящий момент для поцелуев под звёздами. Он разворачивается к Сугуру и касается губами его губ, при этом не забывает надёжно держать второй рукой Сёко, чтобы она не попала под действие его техники, и невольно тянет её за собой. А Гето мог бы для приличия посопротивляться, но нет, он с готовностью льнёт к Сатору и обвивает его спину руками. Конечно, будь Сугуру на задании один, он бы быстро уничтожил проклятие без всякого баловства. Но когда Годжо рядом, он делит с ним одну единственную клетку мозга на двоих. Смотреть на этих идиотов, да ещё так близко, у Сёко нет никакого желания. Один точный удар каблука по пальцам мигом решает проблему, космос вокруг них исчезает, а Годжо вскрикивает от боли. Он резко разворачивается к проклятию, но потом соображает, что это Сёко коварно открыла огонь по своим же. Она тем временем подскакивает к проклятию и, пока оно не очухалось полностью, сносит ему голову с помощью ниндзято. — Превосходный удар, Сёко! — улыбается ей Сугуру. — Если вдруг ты хотел его поглотить, то извини. — разводит она руками. — Нет, на вид слишком мерзкое, думаю и на вкус такое же. — он поворачивается к Сатору, — А ты освоил расширение территории? — Красиво, правда? — Не успел заметить, — пожимает плечами Гето. — Оценил бы, если бы ты не отвлекал меня. Сёко тем временем вошла в кровожадный азарт. Она вертит в руках ниндзято и ищет, в кого бы ещё его воткнуть. Легко сбивает хлипкий замок на входных дверях дома, распахивает их и проходит внутрь в поисках жертвы. И в этом мрачном, полном всяких жутких историй месте конечно же находится десяток не самых сильных проклятий, на которых ей удаётся выпустить пар. К её резне присоединяются и Годжо с Гето, вдвоём они носятся по ветхим ступеням и длинным коридорам и отфутболивают в сторону Сёко мелкие проклятия, а она лишь успевает размахивать ниндзято направо и налево. — Хья! — очередное зубастое нечто разрублено на множество мелких частей за секунду, а Сёко смеётся, увидев на лицах друзей удивление, граничащее с благоговением. Может, не такая уж плохая идея была поехать с ними сюда.