И имя той буре - Я

      Давно я не ощущала себя настолько разбитой. Голова раскалывается после бессонной ночи, проведенной в изучении каждой детали и неровности на входной двери в мою спальню. «Моя спальня». Словосочетание настолько простое в своей сути и настолько сложное для моего восприятия сейчас. До сих пор не могу поверить в то, что в этом доме у меня появилось что-то свое. Собственное. Я выяснила, что прислуга в поместье просыпается в шесть утра. Именно в это время под дверью появилась узкая полоска света, означавшая, что в коридорах закипела жизнь. Горничные тихонько хихикали и переговаривались на английском о всякой ерунде. Я не сочла бы даже нужным вслушиваться в их треп, если бы мне не было так смертельно скучно. Теперь я знаю, что Артур, работающий конюхом, частенько заглядывает после заката к Бриджит. А Лидия с кухни, но не та, что с рыжими волосами, частенько таскает бренди из бара в главной гостиной. Честно говоря, мне было абсолютно плевать и на Артура, и на Лидию, и на хозяйский бренди. Я просто надеялась услышать нечто полезное для себя. Но удача приходит к тем, кто умеет ждать. Я согнула одну ногу в колене и просунула руку под подушку, устраиваясь удобнее. Спать так – старая и недостойная привычка, которую я не собиралась менять. Воспитанные английские леди могли спать как им угодно, а я буду так, как мне нравится. К семи уже вовсю встало солнце, робко заглядывая своими первыми лучами в мою печальную обитель. Из распахнутого окна доносилось пение птиц и неразборчивое бормотание мужчин, работающих в саду. Легкий ветер трепетал кипенно-белые, выглаженные занавески. Это был маркизет или тюль? Стоило мне надолго остаться наедине с самой собой, как в голову лезли сотни неуместных и вовсе не нужных мыслей. Гораздо полезнее было бы сейчас подумать о другом. Как мне быть дальше? Свадьба, перевернувшая мою прошлую жизнь, состоялась вчера, и теперь я совершенно не понимаю, что я должна делать. Мы с лордом будем играть в примерную семью? Или мрачно бродить по огромному поместью, что вынуждены теперь делить друг с другом, в надежде встречаться как можно реже? Он не испытывал ко мне особых чувств, кроме, быть может, легкого интереса и даже некоторого уважения. Мою деловую хватку и непоколебимую самоуверенность он отметил еще тогда, в шахтах моей семьи, когда я уговаривала его вложиться в свое дело. Может быть, не стоило тогда лезть на рожон? Сидеть тихо и не высовываться, позволив Камалу заключить сделку без меня. И тогда бы меня не ждала участь провести жизнь в клетке с человеком, которого я с трудом выношу лишь от того, где он был рожден. Кристиан был не виноват в том, по какую сторону океана он вырос. Он был терпим и добр ко мне, по крайней мере пока что. За время нашей помолвки он не сказал мне и грубого слова. Позволил оставить дела моей семьи за мной, отказавшись от моего наследства. А вчера ночью и вовсе оставил меня одну, не посягнув на то, что по закону уже принадлежит ему. Был ли он мне другом, или лишь хотел казаться им, скрываясь в овечьей шкуре? Время покажет, но я совсем не боюсь его. У меня тоже есть клыки. Я долго борюсь с желанием поесть и нежеланием покидать этот маленький кусочек пространства, принадлежащий лишь мне одной. Необходимость выходить в этот дом, полный неизвестных мне людей, удручает меня все утро. На часах 9:20, и я знаю, что педантичные англичане привыкли все делать по расписанию. Может быть, мне повезет, и к моменту, как я появлюсь в столовой, лорда давно и след простынет? Лелея эту мысль я обуваюсь и отпираю замок на двери, который так никто и не попытался вскрыть. Лишь утром молодая служанка постучалась ко мне, принеся свежую одежду и кувшин прохладной воды. Это была молодая девушка, едва ли старше восемнадцати. Кожа бронзовая, а глаза нежно-голубые. И волосы светлее и тоньше, чем у других индианок. Сразу видно – метиска. Дитя смешанной крови. Таких обычно не принимала полностью ни одна сторона, обрекая человека всю жизнь нести клеймо отверженного. Мне было жаль таких детей. Но заговорить с девушкой я так и не решилась. Молча приняла одежду и снова заперла за ней, привалившись спиной к двери. Мне принесли сальвар камиз нежно зеленого оттенка из тонкой, почти невесомой ткани. Будто бы было мало тех тряпок, что уже томились в шкафу. Но нужно было признать, наряд был безумно красивым. Едва взглянув в зеркало, я почувствовала, что этот день стал чуточку лучше. Поэтому, спускаясь по огромной центральной лестнице, я тихонько напеваю мотив мелодии, что услышала пару лет назад от одной из храмовых танцовщиц в Калигхате. Простая, незатейливая песенка, но душа радовалась, едва стоило пропеть про себя несколько слов. — Доброе утро, миссис де Клер, — старушка в чепчике и переднике резко выныривает откуда-то сбоку, едва не заставив меня закричать от неожиданности. — Меня зовут Дафна. Дафна Мюррей, если будет угодно. Я экономка и ключница этого поместья, и по всем вопросам вы можете обращаться напрямую ко мне. Она старается говорить любезно, но то, с каким пренебрежением она кривит губы и осматривает меня, едва не заставляет меня закатить глаза. Я бы очень хотела поправить ее, что я мисс Шарма, но, к сожалению, старая Дафна права. Клеймо миссис де Клер теперь будет тянуться за мной, куда бы я не пошла. — Мне очень приятно, — цежу я сквозь зубы, надеясь, что из меня плохая актриса и она без труда поймет все по моему лицу. — В каких вопросах мне может понадобиться ваша помощь? — В любых, юная леди, — возмущается она, и я даже не предполагала, что ее лицо может стать еще неприятнее. — Чтобы подготовить званый ужин, сменить меню на завтрак да и просто решить вопросы, связанные с работой поместья. — Я не собиралась устраивать тут ужинов, — отвечаю я со всей серьезностью, надеясь разозлить эту неприятную женщину еще больше, — И что есть на завтрак мне, честно говоря, тоже все равно, — добиваю ее уже на ходу, направляясь мимо ее перекошенного лица в сторону столовой. — Но спасибо, буду иметь вас ввиду! Не знаю, ответила ли она мне что-то еще, потому что несусь со всех ног по длинному коридору, распахиваю двери в, как мне кажется, столовую, и влетаю туда, громко захлопывая их за собой. И тут же жалею об этом, потому что прямо за столом… — Доброе утро, Деви. — Доброе утро. Кристиан. Мой супруг сидит во главе длинного обеденного стола, читая газету, но сразу поднимается, чтобы меня поприветствовать. Он указывает рукой на свободное место справа от себя, где все подготовлено и сервировано для завтрака на двоих. Завтрака, который он должен был уже съесть. Я хмурюсь, сжимая ладони в кулаки, но послушно прохожу к своему месту. — Я думала, у вас принято завтракать до девяти. — Верно, — соглашается он и звонит в небольшой колокольчик. — Однако я человек с очень гибким расписанием. Он улыбается мне и вновь погружается в чтение до момента, пока служанки не подадут нам несколько дымящихся тарелок и пиал. Живот предательски урчит, когда я рассматриваю перед собой какую-то кашу с плавающим в ней куском масла, пиалу с фруктами и орехами и несколько яиц. Как я могла забыть, что вышла замуж за англичанина? И где там Дафна с ее меню? — Не нравится? — спрашивает Кристиан, добавляя в свою кашу фрукты и мед. Мне кажется, или я вижу обеспокоенность на его красивом лице? — Я привыкла к другой еде, — признаюсь я, не пытаясь сберечь его чувств своей напускной вежливостью. — Сегодня попробуй позавтракать этим и, если не понравится, завтра тебе подадут то, что ты захочешь. Он удивляет меня. Правда. Опешив, я даже забываю его поблагодарить. Молча беру в руку ложку и повторяю за ним, добавляя и в свою тарелку нарезанных фруктов. И, стыдно признать, мне даже нравится то, что я ощущаю. Сладость наполняет мой рот, а каша ощущается вовсе не такой противной, как выглядит. Не доса с овощами, но тоже ничего. Мне хочется пить, но за столом я вижу лишь заварочный керамический чайник. — Как я понимаю, в этом доме не пьют масала? — Теперь будут.

***

      На следующее утро, спустившись к завтраку, я обнаруживаю возле своего места отдельный небольшой чайник, из носика которого поднимается ароматный пар. Что-то внутри меня ворочается, заставляя меня улыбнуться, но я мигом прикусываю себя за щеку изнутри, чтобы унять эту улыбку. Вот еще. Кристиан все так же сидит на своем месте, читая газету, и поднимается со стула когда я вхожу. В 9:35. На пятнадцать минут позже, чем я заявилась вчера, и на тридцать пять минут позже, чем приличие предписывало ему закончить завтракать. Любопытство это или нелепое желание вывести его из себя, но я решаю затеять с Кристианом свою глупую игру. Следующую неделю я заявлялась в столовую, когда мне только взбредет в голову. В среду я распахнула двери в 8:20, а в четверг – в 9:16. В пятницу и субботу я спускалась ровно к 8:00, пытаясь сбить его с толку. Но все эти дни Кристиан спокойно встречал меня в столовой, откладывая от себя газету, как только я входила. Он был вежлив и приветлив, а еду нам подавали одновременно и одинаковой температуры. Беспочвенная ярость с каждым днем закипала во мне все больше и больше, не находя выхода. Он даже не знает, что мы играем, а мне все равно не удается его победить. В воскресенье я капитулирую, бросая свою идиотскую авантюру. Разумеется, молча.

***

Не считая наших совместных завтраков, мы с Кристианом почти не видимся. Сразу после этого он покидает поместье, предоставляя меня самой себе, чему я бесконечно рада. Я изучаю сад, растущий под окнами моей спальни. Брожу по узким аллеям, запоминая, где растут какие цветы, чтобы позже срезать их в свою комнату. Реже читаю что-нибудь в тени высоких деревьев, растущих в глубине. Иногда я поднимаю свой взгляд выше, изучая поместье снаружи и пытаюсь отыскать окна спальни своего мужа. Я уже неделю здесь, а так и не знаю, где именно он спит. Как далеко от моей находится его комната? Видит ли он по утрам тот же рассвет, что и я? Через пару дней после моего переезда ко мне привезли и Деймоса, выделив ему просторное стойло в конюшне. И я едва не расплакалась от счастья, когда мне позволили кататься на нем по всей территории огромного поместья, включая поля и пашни. Чуть не кинувшись Кристиану на шею с благодарностями, я понеслась в свою комнату, чтобы переодеться во что-то более подходящее для верховой езды. И не вылезала из седла по часу каждый день, сразу после завтрака. Когда я несусь на Деймосе по просторному полю, ощущая порывы свежего ветра в своих распущенных волосах, я почти что ощущаю себя счастливой. Почти что. Груз никогда полностью не исчезает с моей шеи. Каждую ночь, ложась в постель, я кладу свой кинжал на подушку возле себя, боясь, что это именно та ночь, когда “придет время”. Когда Кристиан ворвется в мои покои, решая забрать свое. Но он этого не делает. За всю неделю в моей спальне побывала только Рашми. Служанка, что каждое утро приносит мне свежую одежду и застилает постель. Мне кажется, она самая печальная девушка в этом поместье, что удивительно, ведь именно меня здесь насильно выдали замуж. Несколько раз она на ломаном английском попыталась предложить заплести мои волосы или помочь мне искупаться, но я отказалась, добавив, что она вполне может разговаривать со мной на хинди. Не знаю, зачем я сделала это. Рашми нравилась мне здесь больше всех. Возможно потому, что единственная, кроме меня, была здесь индийской крови. Хотя бы наполовину. Но я не собиралась заводить тут друзей, как и не собиралась болтать с этой девушкой. В этом доме никому нельзя доверять. К счастью, это не касалось животных. В намерениях Деймоса и Асима относительно меня я могла быть совершенно уверена. Последний, например, совершенно искренне хотел меня съесть. Я была благодарна ему за честность, но заходить к нему в клетку еще не решалась, бросая ему куски свежего мяса через прутья решетки. У него был огромный вольер прямо в саду, где он мог бродить весь день. Но во время кормежки я старалась держаться поближе, чтобы тигр быстрее привык к моему запаху, в глубине души все еще надеясь, что однажды он съест моих врагов так же, как сейчас ест этих несчастных козочек. — Я вижу, вы начали находить общий язык, — голос Кристиана, хоть и тихий, чуть не заставил меня подпрыгнуть на месте от испуга. — Извини! Я вовсе не собирался пугать тебя. Он поспешил вытянуть вперед руки, демонстрируя мне открытые ладони. Будто показывал, что не прячет оружия за своей спиной. Я постаралась сделать бесстрастное лицо, хотя сердце внутри колотилось как безумное. Я не терпела резких звуков. Они казались мне слишком похожими на выстрелы. — Мы отлично ладим, когда в моих руках мясо. — Только не переусердствуй. Если ты откормишь его слишком сильно, Асим уже не сумеет тебя защитить. Я уставилась на мужа, стараясь держать эмоции под контролем. Он знает, что обозначает имя, выбранное мной для тигра? Ну и отлично. Я не скрывала перед ним, в каком положении нахожусь в его доме. Хорошо, когда у супругов нет тайн друг от друга, верно? — Сегодня ты вернулся рано, — заметила я, вспоминая, что только недавно закончила обедать. Обычно Кристиан не появлялся раньше ужина. — Что-то случилось? — Да, — признается он, — И мне понадобится твоя помощь.

***

      Нужно было броситься в окно еще в ту самую ночь. Закончить это жалкое существование, разбившись о холодный камень, устилающий двор поместья, пока не стало слишком поздно. Сейчас бы не пришлось трястись в экипаже по пути в змеиное логово. Я стараюсь успокоить себя мыслью, что мне не впервой. Что я уже общалась с британской аристократией и сохранила свой разум здоровым, не позволив им растерзать себя на части. Однако, в прошлый раз я была собой. Самостоятельной госпожой, главой третьего по влиятельности дома во всей Калькутте, способной дать за себя отпор. Сейчас же я по просьбе Кристиана вынуждена играть роль примерной жены перед одной из английских семей, что прибыли сюда для того, чтобы отобрать земли и богатства, принадлежащие моему народу. Я согласилась, ведь это меньшее, что я могу сделать за то, что он всего лишь просит меня сыграть, а не действительно велит мне выполнять обязанности его супруги. Быть женой на словах, а не на деле, меня вполне устраивает. Я надела свое лучшее сари ярко алого оттенка, позволяя англичанам глазеть на меня, как на дорогую заморскую диковинку. Я сделала макияж и позволила служанке заплести мои волосы в высокую прическу с пробором, который она покрыла мне красной краской. Замужество предписывало мне делать много новых вещей и синдур – одна из них. Я не соблюдала ритуалы в поместье и не собиралась этого делать в дальнейшем. Но, выходя в люди, я не могла выставлять себя в дурном свете, подставляя и себя, и Кристиана. Как он может держать в своих руках целый штат, если не способен справиться даже с собственной женой? Поэтому весь вечер я буду играть отведенную мне роль покорной овечки. Но в одном я снова ему не уступила. Обручальное кольцо осталось лежать на своем прежнем месте – туалетном столике в моей спальне, сокрытое от чужих глаз. Однако, на его безымянном пальце кольцо сияло. Мы сидим напротив друг друга уже пятнадцать минут. И все это время Кристиан разглядывает пейзаж за окном, не удостаивая меня взглядом. Меня это полностью устраивает, ведь в это время я могу беззастенчиво разглядывать его самого столько, сколько мне захочется. Он красив. Черты его лица настолько правильные и симметричные, что иногда мне кажется, будто он ненастоящий. По линейке сделанный человек, без внешних изъянов и недостатков. И его идеальная внешность настолько резко контрастирует с этим местом, в которое его завела судьба. Индия – настоящий хаос из криков, красок и вкусов. Здесь не нужно было наводить порядок, как пытались сделать это британцы. В этом хаосе нужно было уметь жить и направлять его в нужную сторону. Экипаж тормозит у богатого особняка с круглой подъездной дорожкой, отчего я слышу приятный хруст гравия под колесами. Думаю, это последняя приятная вещь, которая ждет меня за сегодняшний вечер. Я позволяю Кристиану протянуть мне руку, чтобы помочь элегантно сойти со ступеней. Его ладонь теплая и нежная под моей, а пальцы ласково касаются оголенной кожи на моем запястье, отчего вверх по руке мгновенно пробегает волна мурашек. Я мигом отворачиваюсь, не позволяя лорду увидеть тень смущения на моем лице, вперемешку со злостью на саму себя. Совсем с ума схожу от одиночества! Если бы только я могла чаще встречаться с дюжиной… Не позволяя себе думать о чем то светлом в столь неприятный момент, я задвигаю мысли о друзьях в самый дальний уголок своего сознания. Туда, где никто не сумеет до них добраться. Несколько горничных и камердинер встречают нас во дворе, прямо возле парадных дверей. И я не могу перестать думать о том, насколько лицемерными нужно быть, чтобы привезти свою прислугу с собой из Англии вместо того, чтобы нанять местную. Интересно, Кристиан бы послушал меня, если бы я попросила нанять в поместье больше местных работников? Спросить его я не успеваю, да и не время сейчас для подобных разговоров. Распахнув перед нами высокие двери, слуги провожают нас в гостиную отвратительного желтого цвета, из которой мне захотелось сбежать в то же мгновение. Лишь рука Кристиана, лежащая на моей, останавливает меня от подобного безумия. — Доброго вечера, дорогие гости! — семенит к нам молодая дама в пышном платье из шифона такого же неприятного желтого оттенка, как и ее гостиная. — Я так рада, что господин губернатор принял наше приглашение отужинать с нами сегодня! — Разве я мог отказаться, миссис Харрис? Слава о вашей кухарке мгновенно разнеслась по всему штату, стоило вам только прибыть на эти земли, — любезничает Кристиан, пока хозяйка дома заглядывает ему чуть ли не в рот. Меня же не удостоили даже отдельным приветствием. Я едва сдерживаюсь от того, чтобы не фыркнуть ей прямо в лицо. Рука лорда чуть крепче сжимает мои пальцы, без слов благодаря за благоразумие, я не могу удержаться от улыбки. — Госпожа де Клер, — вспоминает дама обо мне, когда видит, как я улыбаюсь, держась за руки с Кристианом, — у вас такое хорошее настроение? — Просто рада быть здесь со своим супругом, только и всего. Я улыбаюсь еще сильнее, смотря ей прямо в глаза, и вижу ровно то, что я рассчитывала там вызвать. Злость и ревность, расползающиеся в ее глазах, как вечерний туман. Выходит, не у нас одних приняты браки по расчету. Жестоко и неправильно, но мысль о том, что не одна я страдаю, делает мое состояние чуточку лучше. Сжав розовые губы в тонкую линию, миссис Харрис проводит нас через гостиную в большую столовую, где за столом уже сидят несколько человек. Я выдыхаю, не обнаружив здесь ничего желтого, кроме самой хозяйки. Если отбросить личную неприязнь и свой скверный характер, я даже могу назвать ее симпатичной женщиной. Золотистые кудрявые волосы обрамляют ее пухлое и светлое лицо, на котором, словно два блюдца, сияют голубые сапфиры глаз. Ее муж, коренастый и статный мужчина лет сорока-пятидесяти, важно восседает в самом центре стола. Не удивительно, что юная девушка благоволит к молодому и красивому лорду, который, к несчастью, является еще и моим супругом. Мне даже начинает казаться, что Кристиан специально взял меня сегодня с собой, чтобы отделаться от надоедливого внимания девушки. Он весь вечер сидит рядом со мной, не отходя ни на шаг. А я в ответ участливо сижу подле него, делая вид, что внимательно вслушиваюсь в каждое слово. Это не сложно. Гораздо сложнее сохранить лицо спокойным, когда все твои мысли сейчас не здесь и не с тем человеком. Я едва успеваю подумать об уверенных руках, накрывающих во время спешного поцелуя мою талию, когда женский голос вырывает меня из пучины моих фантазий. — Как вам живется в доме у губернатора? — интересуется одна из девушек, чье имя я с легкостью забыла, как только мне ее представили. — Не скучаете, пока ваш муж пропадает по долгу службы? Кристиан молниеносно поворачивается ко мне, ища взгляда. Его брови чуть вздернуты вверх, будто он боится, что я начну выбалтывать что-то правдивое о наших с ним буднях. Например, о том, что за неделю брака мы едва ли сказали друг другу больше сотни слов. А целые дни я провожу в одиночестве, пытаясь сбежать от пугающей реальности. Или о том, что наш брак до сих пор даже не узаконен. Я улыбаюсь ему и слегка хмурюсь, призывая успокоиться. Дорогой лорд, женились вы далеко не на инфантильной дурочке. — Прекрасно, — уверяю ее я, — Несмотря на то, что супруг часто занят важными государственными делами, мы успеваем найти время, чтобы провести его вдвоем и узнать друг друга получше. Часто весь вечер мы сидим с ним, рассказывая истории о нашем детстве и жизни до встречи друг с другом. — Как это чудесно! — восклицает она, хлопая в ладоши, и тут же принимается заваливать меня кучей бессмысленных и глупых вопросов, на которые я отвечаю, не поведя и бровью. Врать людям прямо в лицо я научилась уже очень давно. Весь оставшийся вечер я успешно играю роль идеальной и влюбленной жены. Настолько хорошо, что Кристиан даже не посмел бы это оспорить. И к тому времени, как мы наконец-то возвращаемся домой, солнце давно село, а я умираю от головной боли. Слишком часто она стала преследовать меня в последнее время. Когда я намереваюсь покинуть экипаж, Крис вновь подает мне руку, на что я в ответ удивленно округляю глаза. — Здесь нас никто не видит. — Знаю, — он кивает, так, что прядка угольно-черных волос выпадает из его идеальной прически. — Я просто хочу помочь. Ты неважно чувствуешь себя, позволь провести тебя до покоев. Нерешительно кивнув, я соглашаюсь, принимая протянутую ко мне ладонь, и он проводит меня по всему поместью, замирая лишь перед дверью в мою спальню. Отпустив его руку, я нервно тереблю ворох браслетов на своем запястье, уставившись в пол. Я совершенно не представляю, что мне ему сказать. Может быть, стоит просто поблагодарить? — Ты отлично сыграла сегодня, — прерывает он мои терзания. Я непроизвольно хихикаю, тут же зажимая рот ладонью. Идиотка. Нашла от чего смущаться. — Не стоит благодарности. — Мне жаль, что тебе приходится это делать, — произносит он и поднимает руку, будто бы хочет вновь прикоснуться ко мне, но быстро убирает ее обратно, — Я бы хотел, чтобы ты действительно была здесь счастлива. Я подавляю вздох, рвущийся из моей груди, ровно настолько, чтобы успеть зайти внутрь своих покоев и запереть за собой дверь. Он хочет, чтобы я была здесь счастлива. Здесь. Рядом с ним. Не представляю, как верно совместить компоненты в этом уравнении. Рядом друг с другом мы можем разве что существовать, но никак не наслаждаться счастливой жизнью. Но головная боль не позволяет мне думать об этом слишком долго. Виски пылают огнем, а от света ламп вокруг глаза начинают слезиться. Сдавшись, я выхожу обратно в коридор, чтобы найти служанку и попросить у нее обезболивающий отвар. Через десять минут Рашми поднимает меня с постели, чтобы сопроводить в ванную. А у меня даже нет сил, чтобы сказать ей, что я не желаю мыться. Лишь выпить отвар и лечь спать, отключившись на как можно дольше. Она маленькая и хрупкая, совсем еще девочка. Но уверено держит меня под руки, помогая забраться в ароматную горячую ванную. И через пару минут я уже не помню, почему именно не хотела сюда идти. Потоки тепла приятно обвивают мое тело, расслабляя мышцы и сосуды. — Я нанесу немного масла гвоздики на ваши виски, госпожа, — тихонько говорит Рашми, нежно касаясь пальцами моей головы. — Это поможет снять боль. Хоть бы меня измазали в меду и обваляли в перьях. Я готова на все, лишь бы эта изнуряющая боль ушла. И правда. Под мягкими и неторопливыми движениями ее пальцев, втирающими пряное масло в мою кожу, я расслабляюсь и не замечаю, как мысли проясняются. — Где ты этому научилась? — Меня научила моя мама, госпожа, — я не вижу ее лица, но по голосу слышу, что она улыбается, говоря о матери. Я плохо помню своих родителей. Они погибли, когда я была еще слишком мала, чтобы запомнить их получше. Долгое время родители в моей памяти жили только по воспоминаниям Кайраса о них. Сейчас же не осталось и этого. — Она была целительницей? — Вроде того. Она не училась этому. Просто помогала всем, кому могла. И в мирное время, и на войне тоже. — Она лечила наших воинов? — Она лечила всех, — я удивляюсь, услышав в ее голосе оттенки грусти. — Она была слишком добра, и однажды сильно поплатилась за это. — Кто-то посмел причинить ей вред? — Мой отец. Осознание мгновенно прошибает меня, словно разряд молнии. Я распахиваю глаза и поворачиваюсь лицом к девушке, не желая, чтобы она рассказывала все это, считая, что мне наплевать. Я мысленно корю себя, что вообще задала этот вопрос. Как я сразу не догадалась. Метиска, в столь неспокойное время, едва разговаривающая по-английски. — Он обижал и тебя? — Нет. Я никогда не видела его, а мама не желала даже говорить о нем, — Рашми пытается улыбнуться, но я вижу в ее взгляде давно запрятанную вглубь скорбь и печаль. — Она заботилась обо мне одна, пока не заболела. Теперь я здесь, чтобы позаботиться о ней. Я несколько раз машинально кивнула ей, а после развернулась и легла обратно в ванну, погружаясь в теплую воду до самого носа. Нестерпимо хотелось смыть с себя этот день, а в особенности последние пять минут. Я отпустила служанку, поблагодарив ее за помощь, и проводила взглядом ее маленькую фигурку до самого выхода. Не знаю, будет ли ошибкой то, что я решилась сделать. Я раздумываю об этом все то время, пока вылезаю из ванной, вытирая себя мягким полотенцем. Пока ложусь в постель, по обыкновению устроив рядом с собой клинок. И размышляю до тех самых пор, пока утром не нахожу старую Дафну в одном из коридоров. — Я хочу взять Рашми в свои личные служанки.