Бог кувшинок

      Маки режет торт.       Так могло начаться утро Фушигуро Мегуми, но вместо задувания восемнадцати свечей в компании матери, двух тёток и — опционально — других родственников, пришлось выпроваживать ещё не до конца протрезвевших друзей.       Половина ушла минувшей ночью: об этом Мегуми узнал, осмелившись выйти из спальни, когда, судя по оглушительному — благодаря гуляющим сквознякам из-за балкона нараспашку — хлопку входной двери, Сатору покинул дом.       Мегуми с минуту неотрывно таращился на проём, рассечённый правильными квадратами панелей под цвет коньячного дуба, однажды старательно подобранными к интерьеру тётками, на дверь, вдавленную в этот проём, на груды обуви, раскиданные по неоднократно до блеска выдраенному мамой ламинату, и ощущал себя раздавленным, распавшимся и растоптанным, потому что не так он представлял себе первый секс и не понимал, почему Сатору Годжо, человек, который несколько часов подряд нежно глядел на него, как на цветок, прорезавшийся из-под снега ранней весной, попросту сбежал.       Сбежал, не оставив чаевых в виде «Оставь свой номер телефона» и «Как найти тебя в соцсети?», щедро обещаемых взрослым внимательным взглядом голубых, точно талая ледниковая вода, глаз. Сатору Годжо оставил его одного — беззащитного перед осознанием, что с последствиями своего поступка он должен будет справляться сам.       Должен справляться сам. Мегуми задумался. Как будто бы уже где-то слышал подобное…       Так, кажется, однажды выразился Фушигуро Тоджи, его отец.       Последний раз Мегуми виделся с ним в детстве, в доме двоюродного деда. Невовремя вырулив из комнаты с компьютером на кухню, Мегуми подслушал, как он ссорился с матерью и тётками, объявив, что они «обложили своими сиськами, как подушками безопасности, выращивая тепличного мальчика-соплю» и — железобетонное, как судебный приговор — «он должен учиться справляться со своими проблемами сам».       В тот год Мегуми стукнуло десять. Единственными его проблемами были четвёрка по географии, которую мама-академик принимала близко к сердцу, и угроза проходить пару лет закованным в брекеты (совет стоматолога, который, Мегуми надеялся, мать забудет).       Что до остального, Мегуми слабо понимал, что значит «справляться сам». Узнать, о чем говорил отец, став старше, случая не представилось. После того злополучного разговора мать старалась, чтобы Мегуми избегал с ним любых встреч.       — Зачем? — говорила она. — Чему он может тебя научить? Как проиграть на ставках единственную квартиру?       Фушигуро Тоджи на встречах с сыном тоже не настаивал.       Но вопреки подозрениям и страхам Мегуми, ни с какими проблемами справляться не пришлось. Никто из друзей, пьющих на его кухне, не интересовался происходившим в соседней спальне, и, судя по количеству пустых бутылок вина и пива, едва ли в тот момент среди них нашёлся бы кто-то внятно соображающий.       Внутреннее чутьё подсказывало: Нобару стоит всё же найти и поговорить, но, обойдя все комнаты, Мегуми понял — в доме её нет. Испарилась, как осенний дым. И утром следующего дня, когда за последним гостем, Тодо, которого полчаса не удавалось выпроводить, закрылась дверь, Мегуми, сгребая улики ночной попойки в виде окурков и пустых бутылок в пакеты и отправляя их в последний путь по мусоропроводу, окончательно протрезвел и решил, как часто говорила мать, — глупости всё это.       Кому какое дело, чем он там занимался? Какая разница — что и с кем у него было?       Лучше спросить у Такумы номер Сатору.       За ночь обида успела подутихнуть. Мегуми думал: он ведь взрослый, этот Сатору Годжо. Может быть, такое поведение среди тех, кто старше, — нормально? Может, когда тебе двадцать шесть — или сколько ему там? — в том, чтобы уйти среди ночи, нет никакой трагедии?       Мегуми Такуме написал, но ответ получил только на пути к дому тётки, сидя на заднем сидении её машины.       «А зачем тебе?» — интересовался Такума.       Мегуми быстро настрочил ответ:       «Забыл номер попросить. Он мне обещал кое-что». Ну не говорить же ему настоящую причину?       Такума молчал довольно долго. Тётка Маки, ругаясь на пробки и идиотов, которым неизвестно за какие заслуги выдают права, и виртуозно связывая это почему-то с характером бывшего мужа, к моменту, когда Такума наконец ответил, успела высадить Мегуми у дома-свечки в двадцать пять этажей, вручить связку ключей и отъехать на подземный паркинг.       «Слушай, номера у меня самого нет, щас пытался узнать у знакомого, может, позже даст… А тебе именно номер нужен? Он у меня в друзьях есть, можешь так ему написать». — Мегуми прочитал это, заходя в лифт.       Долго искать не пришлось. Волосы, похожие на только что выпавший снег, и туманная дымка круглых очков врезались в глаза раньше, чем Мегуми успел дописать третью букву его имени. Даже с фото Сатору глядел тепло и внимательно, словно просвечивал душу насквозь. А рядом с фото…       Лифт вздрогнул, тормозя на двенадцатом этаже, и с Мегуми произошла та самая секундная потеря дыхания, когда кажется — лифт падает, а твои внутренности повисают в воздухе, — но с одним отличием. Сейчас казалось, что вниз падает не лифт, а его восхищение Сатору Годжо, его интерес к Сатору Годжо, его волнение перед Сатору Годжо, — всё это падает, падает и падает, бурым солнцем катится за горизонт, и падение это никогда не кончится…       Железный рот медленно распахнулся. Мегуми выполз на ватных ногах, не в силах оторвать взгляд от странички Годжо Сатору.       Он, судя по графе «семейное положение», женат.       Ему, судя по дате рождения, тридцать один год.       Мегуми минуту не мог попасть ключом в замочную скважину, пытаясь по внешним признакам определить, — не лгут ли ему глаза, не обманывает ли разум? И действительно ли тот, с кем он провёл полвечера и встретил свои восемнадцать, женат, и стоит ли вообще что-либо писать этому Годжо Сатору?..       Тридцать один год. Он взрослый, он очень взрослый. И он женат.       Поверить невозможно.       В желудке ворочался ржавый гвоздь, от обиды к горлу подступал тугой ком, глаза щипало. Тошнило от мысли, что человек, ещё несколько часов назад топивший в эксклюзивном внимании, в роскоши из ласки и неподдельной заботы, на самом деле — фальшивка.       Мегуми как в тумане дождался тётку, получил нагоняй из-за забытого обещания позвонить матери, выслушал по телефону поздравления, — туман густел, ржавый гвоздь вытолкнуло из желудка под рёбра, — получил деньги в подарок на карточку, помог тётке вытащить из кухни стол, дождался к вечеру родственников, — тонна, тонна гвоздей под рёбрами впивались в живое сердце, туман застилал глаза, — выпил бокал шампанского, попробовал торт, двадцать минут слушал путанные поздравления двоюродного дедушки, — ржавчина наполняла кровь, грозила политься из глаз, туман заплывал в горло, — признался, что устал, скрылся в пустой комнате и, не включая свет, обессиленный, завалился на диван.       Было — хреново. Хреновее некуда.       Мегуми достал телефон. Прохладный свет разрезал темноту, ослепив на короткий миг. Не в силах себя побороть, снова зашёл на страничку, препарированную вдоль и поперёк не меньше двадцати раз за сегодняшний вечер, прокрутил записи вниз.       Судя по фотографиям, Сатору давно жил и работал в другом городе: чужие улицы и дома вписывали в несложную архитектуру снимков незнакомых мужчин, женщин, окружавших неудавшегося женатого любовника оживленным кольцом.       На одном Сатору небрежно положил руку на плечо низенькой брюнетке со шрамом на лице, самодовольный и гордый. Вряд ли это его жена, решил Мегуми. На другом рядом с ним высокая блондинка с мощными плечами. Глядит с несдержанным самодовольством ярким уверенным взглядом. Тоже вряд ли…       Следующее фото. Меланхоличная мышка-шатенка и высокий парень с узким лицом и завязанными в узел волосами обступили Сатору с двух сторон — над этим снимком Мегуми просидел минут пять.       Сатору вполоборота, на лице — сосредоточенно-нежная улыбка и когда-то давно отзвучавший, но пойманный в вечность смех. Из обращённого к нему раскосого прищура сочилось затаённое в глубине зрачков тепло. Друг?..       Или тот самый, о ком он говорил?       Следующий кадр. Белая снежная гладь, вершина хафпайпа, две доски на изготовку — Сатору Годжо собственной персоной, моложе лет на десять-пятнадцать, а рядом снова этот друг. Вытянутые по-лисьи глаза улыбаются, тёмная прядь выбилась из-под шапки и пристала к щеке.       Уведомление о новом сообщении выплыло так неожиданно, что сердце испуганно врезалось в хребет. Смутная, но очевидная предательская надежда, что это от Сатору быстро сменилась разочарованием.       Писал Такума.       <21:33>       Чё, как ты       <21:34>       Нормально       <21:34>       Поедешь катать завтра с нами?       Мы собираемся в 12 где-то, едем на нашу гору       Я, Тодо, остальные может ещё подтянутся       <21:36>       Да поехали       <21:36>       Ок       Слушай       Такума замолчал. Мегуми послушно ждал продолжения, пока под именем не заиграло волнами косое «печатает…»       Мегуми не любил эту функцию — она разом выдавала перемены сердца, и несказанные и непрозвучавшие слова, как призраки, так и не вырвавшись за пределы пиксельного мира, застревали путанными нитками слов, которые уже не вытянешь.       Или — как с Такумой. Баюкая свои страхи, Мегуми ждал худшего и не ошибся.              <21:46>       Мне тут передали кое чё       Кто-то видел, что ты с этим Годжо Сатору в комнате был       Мегуми затаил дыхание. Кровь в венах заледенела, как у глубоководной рыбы. Сообщения от Такумы выпрыгивали на экран, точно взбесившиеся мячи:       <21:48>       Я тут же понял, зачем ты его номер искал       Два плюс два, сам понимаешь       Я просто давно его знаю, мой кореш Нанами мне про него рассказывал кое-что, мутки у него в прошлом были       Так что можешь мне не пиздеть       Случайно в спальне с Сатору Годжо может оказаться только ветер или пуля       Ты не подумай, мне похуй на это вообще, это не мое дело       Ты осторожнее будь просто       Если это выплывет за наш круг, мы тебе ничем не поможем, понимаешь?       Мегуми трижды перечитал написанное, оценил риски. Быстро набрал:       <21:55>       В каком смысле?       <21:57>       Если ты с ним будешь мутить, и об этом узнают не те люди, последствия могут быть непредсказуемые       Мы тебя не отмажем       Понял теперь?       <22:01>       У меня с ним ничего нет       В целом, решил Мегуми, здесь он не соврал. От тона, каким с ним говорил Такума, по языку растекался гадкий вкус пепла, но сил прекратить диалог не находилось.       <22:04>       Нет, ты не понял, по ходу, Мегуми       Сатору этому плевать, он здесь больше не живет. Улетит обратно на другой конец страны, его никто не найдет       А ты здесь       О себе подумай       <21:08>       Я тебя понял, но еще раз говорю, у меня ничего с ним нет       И не будет       Он женат вообще, о чём разговор?       Последовало недолгое молчание, за время которого у плашки «печатает…» случился нервный тик: надпись возникла и исчезла пять раз, словно Такума то пытался что-то написать, то бросал это дело.       <22:12>       Блять, Мегуми       Всё так плохо, что ли?       Вообще завязывай тогда это, слышишь?       Я-то думал… а тут драма драмируется))       Я про него такое знаю, лучше не связывайся, серьёзно       Мегуми с минуту смотрел в экран. Стало любопытно.       <22:15>       Что знаешь?       <22:18>       Ну       На самом деле мне это Нанами как-то сказал       То ли он кинул своего мальчика-зайчика и уехал, то ли что-то в этом духе. Сам понимаешь, после такого никому не отмыться, а когда ты болеешь за другую команду, это еще и рисково, потом с таким багажом в нашей дыре жить сильно непросто       То ли по-другому там было, но короче где-то там этот Сатору знатно проебался       Он и тебе мозги делать будет, раз такой разговор пошёл       И он вроде бы уже не женат, хотя хер его знает       <22:16>       Ладно, спасибо, я понял       Буду знать       <22:18>       Ни хрена ты не понял, я смотрю       Напорешься на какого-нибудь Сукуну, который любит таких, как Сатору, примерно так же сильно, как коммунальщики живущих в подвале бомжей, вспомнишь, что я говорил       Короче, я тебя предупредил       <22:20>       Какого Сукуну?       <22:20>       Ну есть тут один маньяк пришибленный       И компания у него такая же, отморозки одни       Нас они не любят       Борды наши им поперёк глотки       <22:25>       А зачем ему я? Причём тут всё это вообще       <22:27>       Ну вот, нас они конечно не любят       А тех, кто по их словам долбится в жопу, вообще повесить готовы       Не знаю, по тюремным понятиям наверное живут       <22:30>       Понятно короче       <22:30>       У него брат младший ещё есть, по слухам, удар тяжелый       Лан, забей на это вообще пока       Я тебя просто предупредил, чтобы ты осторожнее был       <22:35>       Ок       <22:36>       Но решать тебе       Завтра в 12, не забудь       <22:37>       До завтра       В ушах бухал пульс, точно кто-то молотил в дверь, несмотря на стоящую в комнате тишину. Звуки оживленного разговора родственников и позвякивания посуды из соседней комнаты достигали слуха, как сквозь поролон.       Мегуми отложил телефон, переваривая новую информацию. Изнутри жгла странная смесь чувств: впивались невидимыми иглами вина, злость, обида и горечь, и каждое из них так сложно было поднести к глазам и попробовать разглядеть поближе.       Мегуми думал: пошёл он, этот Сатору. Столько проблем из-за одного человека, который не потрудился узнать ни номера телефона, ничего, и за весь день — даже не вспомнил о нём. Не написал.       А ведь ему сегодня восемнадцать лет, день рождения всё-таки…       Под боком коротко завибрировало. Мегуми, с застрявшим в горле сердцем, схватился за телефон: а вдруг?..              <22:53>, Такума Ино       Слушай, нет запасных очков лыжных? Я свои по ходу проебал в прошлый раз       Набирая ответ, что да, где-то были, Мегуми решил, что совету Такумы он, скорее всего, действительно последует.       Никакому Сатору Годжо в его жизни места не будет.