Бог кувшинок

      — Мне кажется, это я виновата, — звучал из наушников голос Нобары, но вину в нём распознал бы только человек с очень богатым воображением.       Монохромное небо крошило струпья снега, роняя их на крыши, козырьки магазинов, забытые с лета тенты и головы прохожих. Мегуми завернул к ближайшему супермаркету, возле дверей которого, как стадо брошенных пастухом овец, толпились посаженные на цепь тележки. Пришлось нырнуть под железный навес.       — Я сказала только Касуми. Она по-любому разболтала Кокичи, а он вроде бы знает Чосо, — не дождавшись реакции, Нобара пояснила: — Это ещё один их брат, вроде бы. Нет, погоди… Да, точно брат.       — А Такума? — Мегуми отошёл подальше от автоматических дверей, которые разъехались в стороны и теперь с немым укором ждали, когда он войдёт. Из пищащей сканерами глубины супермаркета потянуло яблоками и прелой капустой.       — А что Такума? — не поняла Нобара.       — Он ничего вам… — Мегуми огляделся по сторонам, — ну, не говорил?       — Ничего, — удивлённо отозвались наушники. — А должен?       — Нет. Так что этот… как ты сказала?       — Чосо. Может, Сукуна от него и узнал обо всём, не знаю. Но я ничего не говорила! Клянусь тебе, блин, я вообще с этой гопотой не общаюсь.       Мегуми задумчиво ковырнул ботинком сугроб:       — Я понял.       — Извини, — добавили наушники. — Но всё ведь наладилось уже, да?       — Вроде.       — Ну тогда чего переживать? Забей и живи дальше.       Ветер подхватил целлофановый пакет, подбросил его к небу, терзая, кружа по спирали в безумном танце, и понёс вглубь бетонных многоэтажек. Город, вскрытый ножевыми разрезами дорог, задушенный асфальтом, молчаливо глядел сверху, гонял по проржавелым венам заводов пары бензина и едкий дым. Город, в котором слухи распространялись как вирусы, никого не жалел: в обнесённом бетоном сердце давно не билась жизнь.       Думалось: столько проблем из-за человека, с которым и виделся-то всего раз… Сатору не просто раздражал — злил до покалывания на кончиках пальцев. Хотелось плюнуть на гордость, написать ему разгромное сообщение, обвинить во всех бедах — как-то дотянуться, чтобы не одному разгребать это дерьмо, чтобы и на его голову свалился маньяк Сукуна с его приятелями-отморозками…       Но вместо этого Мегуми перевёл дыхание, попрощался с Нобарой и нащупал кнопку сброса на скруглённой грани телефона — в него тут же упало сообщение от Юджи.       <12:15>       Ну, я люблю кулинарные шоу иногда посмотреть, когда делать нечего хD       Вообще готовить люблю очень, если бы не родители, я бы пошёл учиться на повара или пожарного. А ты?)))       Мегуми уставился на заблокированный экран и трижды перечитал сообщение. Этот Юджи ни на одно не жалел скобочек, щедро расставляя их конце предложений так, что казалось — они обнимают слова. Обильно сыпал жёлтыми рожицами-смайликами, отвечал длинными фразами — Мегуми ловил себя на мысли, что ему хочется перечитывать их, разбирать на части и составляющие, точки и запятые.       Плотные кирпичики сообщений падали на экран одно за одним, выстраивались в крепкий фундамент: Мегуми, ещё вчерашним вечером собравшись и написав первым, обнаружил, что надолго замирает над каждым, не торопясь переходить в диалог, словно пытается проникнуть взглядом за дисплей, прильнуть к маленькой радости, сочащейся сквозь строчки их болтовни.       Юджи источал её сквозь экран: или дело было в исключительной манере говорить на любую тему так, что из Мегуми словно выдергивали ядовитые иглы, или, может, в фото, заключённом в границы круга, — светлом, как хмельное лето, где сам Юджи расслабленно подпирал голову, а солнечные лучи, полыхнувшие за его спиной, обволакивали мягкими припыленными, как золотая дымка, тенями на плечах и скулах. Он улыбался легко и расслабленно, будто звал за собой в какой-то свой мир, лишённый проблем и трудностей, и Мегуми неожиданно находил себя улыбающимся в ответ.       Он провёл пальцем по плашке, точно пригладил её, зашёл в переписку. Набрал:       <12:19>       Люблю научную фантастику и в принципе научную литературу. Раньше читал киберпанк, но сейчас не уверен, нравится он мне или нет.       Отправить. Галочка под сообщением моментально раздвоилась, и Мегуми понял: у Юджи открыта переписка. Под плашкой с именем синим засветилось «печатает…»       <12:20>       О, круто! Я тоже люблю научную фантастику, но не читать, а смотреть хD       А ты давно на борде катаешься?       <12:21>       В этом году начал, а ты?       <12:21>       Лет с пятнадцати. То есть, получается, уже три года. Капец :)       Но ты здорово катаешься. Я ехал за тобой, видел! Ты такой молодец, для новичка это очень круто       Мегуми вдруг обнаружил, что не дышал, пока читал сообщение. Похвала обернула сердце в хрупкое тепло. Живые люди так разговаривают вообще?.. Юджи, такой искренний и отзывчивый, казался несуществующим, выдумкой. Мегуми пару раз пришлось напомнить себе, что это не так.       <12:23>       Спасибо.       Нажал отправку. Крепко задумался — что бы написать ещё? Обещал же отблагодарить, но так и не придумал чем. По сути, и предложить нечего… Может, позвать в какое-нибудь новое место с необычной кухней, раз Юджи любит кулинарию, или в кино? Не будет ли это выглядеть странно?..       Минуты капали, Мегуми судорожно пытался нащупать тему для разговора. Обнаружив, что снег под подошвами ботинок давно превратился в кашу, а куртка от мороза начала твердеть и неприятно похрустывать, Мегуми вспомнил, что вообще-то собирался в магазин. Но тут этот звонок Нобаре, теперь переписка с Юджи…       Снег падал и падал, Мегуми беспомощно смотрел на вросший между панелек увешанный вывесками торговый центр со ртом-вертушкой с несколькими языками, остановку, мимо которой волочились переполненные маршрутки и смазанными пятнами мелькали машины, пока телефон в руках коротко не завибрировал.       <12:26>       Я завтра собирался снова покататься       Хочешь со мной? :))       Мегуми оторвался от переписки, поднял глаза и поймал отражение в двери супермаркета: замершую не лице улыбку, такую непривычную, и собственный взгляд, распахнутый и глубоководно-синий, будто подсвеченный изнутри.       Наскоро выразив согласие лаконичным «хочу», Мегуми вошёл внутрь, в царство продавщиц в одинаковых чепчиках и стеллажей с овощами и бакалеей, пребывая в таком редком для него в последние дни приподнятом настроении.

***

      Отсюда, сверху, город казался псориатической бляшкой, огрубелой мозолью, окруженной ломаным очерком сопок. Самая высокая выпирала, как кость из открытого перелома, — если бы эта сопка ожила, она уползла бы в другое место, откуда бы открывался вид на дышащий свободой океан, что всасывал волны, или лес, утопающий в сливочной дымке тумана, но не на город.       Город — разобрать бы его на песок, ржавые трубы и комки стекловаты, эти сотворённые рукой человека мышцы и кости, сухожилия и хрящи, — растворить бы их в земле, засыпать слоями сланца, известняка и скальной породы. Закопать как можно глубже, чтобы дышалось свободнее.       Но сопки, точно дюны, укрытые снегом, не двигались с места, и двое людей, в тёмно-синей и жёлтой куртках, рассекающие белое море на бордах, едва ли их интересовали.       — Тебе нужно сильнее давить на передний кант, чтобы тебя не вращало. — Юджи кивком указал на борд Мегуми и совершил на зависть плавный зигзаг. — И толкайся с носа.       — Да не могу я так, — невольно огрызнулся Мегуми, стараясь держаться ровно.       Они преодолели полтрассы: лишённый трамплинов пологий склон с другой стороны сопки, где Мегуми ни разу не катался, спускался к хребту — за ним в паутине зыбкого тумана терялся город. Юджи уже неделю водил их сюда, предпочитая другим склонам этот из-за длины и простоты; сказал, здесь проще выполнять трюки, которым Мегуми ещё не успел научиться.       Юджи рассмеялся, ничуть не обидевшись:       — Сколько ты весишь?       — Не знаю, — нехотя отозвался Мегуми. — Шестьдесят, может.       — А, ну тогда понятно, — весело хмыкнул Юджи. — Это доска тебе не подходит.       — А что, мало?       — Такая мне подойдёт. Я вешу восемьдесят.       — Ну да. — Мегуми метнул на него быстрый оценивающий взгляд. — Как-то не особо верится.       Дальше трасса заворачивала дугой, и Юджи жестом призвал притормозить. Впереди мохнатой волчьей шкурой лоснился еловый лес — к нему вёл недлинный, но крутой уклон.       Мегуми, который и так чувствовал себя по-дурацки после попытки самостоятельно совершить пару трюков и последующего позорного торможения в сетку, возражать не стал.       В этом смысле проще было положиться на Юджи — он много раз здесь бывал, знал каждую кочку и поворот.       — Дальше не поедем, — пояснил он. — Отсюда проще будет подняться, там камни одни. Вот было бы круто, если бы туда, — Юджи ткнул пальцем на лес, — проложили трассу.       — А что там? — Мегуми посмотрел в указанном направлении.       — Там дальше красиво. Летом так вообще. — Юджи уселся в снег и принялся сосредоточенно отстегивать доску. — Раньше там было озеро, а сейчас оно обмелело. Но это лучше, чем кататься по камням.       — Ты был там?       — Нет. Рассказывали.       Мегуми пожал плечами, огляделся по сторонам и тоже опустился в снег. То, что Юджи считал красивым, возможности оценить не было: с этого ракурса Мегуми видел только густорастущие ели и лиственницы, местами обглоданные ветром, и протоптанную кем-то тропинку, тонкой лентой уходящую вглубь.       Людей здесь за всю неделю Мегуми почти не видел — и тем загадочнее казался лес и узкая тропа. В голове даже возникла идея, что раз Юджи так часто здесь катался, то, возможно, только он и может указать дорогу к обмелевшему озеру… Мегуми незаметно тряхнул головой, прогоняя эту мысль. Что-то было такое в Юджи, неуловимо уникальное, выделяющее среди остальных, но ключевое слово здесь — неуловимо. Даже для него ходить одному зимой в лес — странно.       Юджи отцепил последние крепления и водрузил борд на колени, проверяя его на новые царапины. Горчичная шапка немного съехала набок — он поправил её выученным движением, отчего за ухом показались трогательная ямка и косая линия шеи, те самые, на которых Мегуми надолго останавливал взгляд, рассматривая фото на аватарке.       Подул ветер, и Юджи поднял ворот повыше — и ямка, и линия шеи тут же исчезли за жёлтой синтетикой. Мегуми сглотнул, скованный сложным неизвестным чувством.       — Помочь тебе отстегнуть? — с готовностью вызвался Юджи и одними глазами указал на крепления, к которым Мегуми даже не притронулся.       Мегуми внутренне содрогнулся, проклиная свою рассеянность, которая становилась всё заметнее в последнее время. И чего, спрашивается, уставился…       — Нет, я сам.       Но неразгаданная сложность осталась, и, отстёгивая борд, Мегуми думал, что с тех пор, как они стали переписываться с Юджи, она — нет-нет — да настигала в неожиданный момент. Телефон не умолкал всю неделю, сообщения падали в него непрерывно: Мегуми и не подозревал, что когда-нибудь будет ждать чьих-то ответов или утопать в переписке, бесконечной пересылке каких-то видео, новостей, мемов, будто у него разом исчезли остальные дела.       Это было весело, интересно и ново, однако не покидало странное мучительное ощущение, будто он стоит на пороге открытия: оно никак не хотело даваться, а, стоило к нему приблизиться, выскальзывало из рук. Отдалённо оно напоминало чувство, возникшее при первом взгляде на Сатору, но сложнее. Сатору источал неприкрытую сексуальность, однозначную, чёткую — в каждом его движении проступала опытная искушённость; в Юджи… не было ничего однозначного.       Мегуми замирал, задерживая дыхание, словно перед прыжком в воду, но оказывалось — впереди ничего нет. Между ним и Юджи мерцал неплотный золотой туман, без устойчивого дна и чётко очерченных границ; стоило попробовать тронуть его, зачерпнуть в ладонь — он просачивался сквозь пальцы и таял, как утренний сон.       Прощупывая свою душу, словно пытаясь понять, где тоньше всего, Мегуми терзался, копал глубже. Спрашивал себя, перебирал чувства, скрупулёзно взвешивая их, мучительно пытаясь дать им имена. То, что он испытывает — благодарность? Однозначно, да, но за этим пряталось что-то ещё, неявное, размытое, как рябь в мутном зеркале. Желание дружить? Тоже, но не совсем. Интерес? И опять — нет.       Щёлкнули последние крепежи. Мегуми отложил борд в сторону, всё ещё погружённый в себя. За тем, что он чувствует, — стоит или не стоит нечто большее?..       — Лови! — внезапно завопил Юджи. — Сейчас укатится же!       Рядом знакомо зашуршал снег — Мегуми крутанул шеей, так, что она едва не хрустнула, и увидел, как его доска плавно скользит по необкатанному уклону вниз, прямо к лесу, выжигая на снегу гладкую ровную полосу. Юджи среагировал немедля: вскочил на ноги и ломанулся за ней.       Мегуми ничего не оставалось, как ринуться следом:       — Твою ж!.. — вырвалось у него. — Подожди! Там же глубоко!       Быстро двигаться не получалось — снег, в котором Мегуми тут же утонул по колено, засасывал трясиной. Юджи первый растянулся в сугробе, каким-то невероятным образом умудрившись уцепиться за край не успевшей набрать скорость доски. Мегуми, спеша навстречу, споткнулся обо что-то невидимое и рухнул сверху.       Лицо обжёг резкий холод, ледяная крошка забилась за шиворот, в рукава, прилипла к горлу. Небо и земля дважды поменялись местами, пока на тело не навалилась тёплая тяжесть, и Мегуми не обнаружил себя распластавшимся на спине под весом Юджи, который, давясь от смеха, вжимал его сугроб.       — Держу, — весело сказал он. — Не укатишься теперь.       — Поймал? — Мегуми завертел головой, и от сердца отлегло — Юджи успел воткнуть борд в снег, и теперь тот укоризненно торчал из сугроба в паре шагов от них, как безмолвный памятник всем спортсменам-неудачникам, которые не следят за инвентарём.       — Поймал, — выдохнул Юджи совсем близко.       Мегуми медленно обернулся на голос и встретил невооружённым сердцем горящие весёлыми искрами глаза. Попутно отметив, что они — не просто карего, а орехового цвета, словно подсвеченные изнутри и совершенно нетронутые резкостью жизни, замер, завороженный, не в силах шевельнуться.       Юджи часто дышал, словно пробежал кросс, — щёки порозовели, с приоткрытых обветренных губ, в уголке которых обнаружился коротенький шрам, прежде незаметный, срывался пар. Юджи сдул прядку, упавшую на лоб, сверкнул улыбкой, которая сразу же растаяла, — и эта улыбка рванула с души все предохранители. Тепло его дыхания, неуловимо пряное, прокатилось по щеке — Мегуми невольно поймал его, и это крошечное движение дрожью пронеслось по всему телу.       Близость Юджи, близость этих огромных распахнутых глаз, кремового оттенка губ, бездонного источника света, тлеющего внутри, и тяжесть его тела растёрли Мегуми, погрузили в обволакивающее чувство завершённости, словно в ванну с молоком.       Он моментально забыл, что лежит в снегу, что ему, вообще-то, холодно, и думал о другом. О том, между ним и Юджи сантиметров десять, и если податься навстречу, их губы соприкоснуться через секунду. Может, две.       — Все хорошо? — выдохнули эти губы, тонкие и с коротко мелькнувшей шелковой розовой полоской. Мегуми заметил на нижней пару вертикальных складочек, точно процарапанных тончайшим лезвием.Отчего-то захотелось провести по ним языком, распробовать, узнать, каковы они на вкус…       Кровь с шумом ударила в виски. Мегуми на миг зажмурился, вытравливая из мыслей неосторожные и сиюминутные желания. Глупые и очень опасные желания.       — Ты чего? — На лбу Юджи залегла обеспокоенная складка и сразу же разгладилась. Растолковав выражение лица Мегуми по-своему, добавил сочувственно: — Тяжело?       — Очень, — придушенно отозвался Мегуми, ухватившись за подсказку. — Слезь с меня, лось.       — Я же говорил, что вешу восемьдесят, а ты не верил, — усмехнулся Юджи.       Неуклюже утопая коленями в снегу, он привстал, а потом протянул руку Мегуми, помог подняться и поплёлся наверх. Мегуми, оглушённый, побрёл следом, попутно захватив свой борд и размышляя, что хватит с него пока необдуманных поступков.       Он сам не понял, как они поднялись в сопку.       Всю дорогу Мегуми тяжело дышал, считая горячие вдохи и выдохи, сосредотачиваясь на каждом: воздух влажно прокатывался изо рта в лёгкие и обратно, как стальной раскалённый шар. Усталость намертво вгрызлась в мышцы, тяжело поднывала где-то в солнечном сплетении. Казалось, в сознании не осталось ни лоскутка свободного места, чтобы заполнить его воспоминаем о губах Юджи.       — Домой? — спросил Юджи, который тоже всю дорогу молчал.       Мегуми, к этому моменту совсем ушедший в себя, кивнул — на внятные слова не осталось сил. Сердце колотилось в висках так гулко, что звук раскатывался по телу и одновременно ощущался везде — в горле, между рёбер, в коленях. Со странным упорством Мегуми заставлял себя представлять, как бежит по венам кровь, вслушивался в нудную боль мышц, словно позволь он мыслями течь свободно, они заведут в такие дебри, откуда он уже не сможет выбраться.       — Я тогда такси нам закажу, — предложил кто-то голосом Юджи.       — Хорошо, — ответил кто-то голосом Мегуми.       Ожидание потекло жирной патокой. Они что-то обсуждали, что-то незначительное — казалось, слова срывались с губ и мгновенно рассыпались в золу. Их подхватывал ледяной ветер, унося вглубь леса, звериной шкурой обросшего вокруг сопки, и Мегуми мгновенно забывал, о чём только что говорил.       Подъехало такси. Из салона дохнуло перечной мятой и средством для чистки мягкой мебели. Машина оказалась слишком тесной, чтобы в ней уместилась объявшая Мегуми полифония эмоций. Он стащил лыжные очки, бросил рядом на сидение и прижался взмокшим лбом к прохладному стеклу. Прикрыл глаза, заклиная, чтобы таксист активнее давил на газ.       — Музыка не мешает? — уточнил водитель, выезжая на шоссе.       — Не-а, — отозвался Юджи. — Можно даже погромче.       Мегуми приоткрыл глаза: и вправду, что-то дребезжит из колонок, а он и не заметил…       За аквариумными окнами в густую массу сливались лысые деревья, грязный снег, колотый лёд, мокрые носы-лопаты, лбы и спины плывущих мимо машин. Юджи болтал с водителем, а Мегуми неотрывно следил, как впускает их в себя вывалянный в пепле город. Сердце, работавшее на износ, успокоилось, и мысли потекли вяло и уныло. У желания поцеловать Юджи проявился, как слова на запотевшем стекле, чёткий контур — нежно-розовая сердцевина, а вокруг — непроницаемые стены длиной с цепь холмов.       — Куда сначала? — уточнил водитель.       — Давайте к первом дому… Который с синими панелями, — произнёс Мегуми и не узнал свой голос — точно вывернутый наизнанку. Обратился к Юджи: — Сколько там?       — Да не надо. — Он беспечно махнул рукой.       Мегуми опустил голову, присмотрелся к счетчику. Достал телефон и, несмотря на активный протест, перевёл горящую на экране сумму. Машина притормозила у подъезда, прохрустев по замёрзшей луже как по сахарным косточкам. Юджи ласково улыбнулся, подал на прощанье тёплую ладонь. Мегуми пожал её, ощутив, будто тронул оголённый провод, — разряд пронёсся насквозь, сквозь мышцы и сухожилия. Задержав дыхание, выбрался на улицу, поволок за собой борд.       У подъезда в кармане дрогнуло. Дрогнуло что-то в унисон и в груди. Мегуми вынул телефон, разблокировал. На экране всплыла узкая полоска: «Вам поступил платеж…» и ниже сообщение: «Половину хотя бы свою забери! :)»       Мегуми прикусил губу. Робкая скобочка в конце подцепила сердце на крючок и тоненько потянула: к трели домофона, лифту, двери, двум привычным оборотам ключа в замочной скважине. Войдя в квартиру, Мегуми выбрался из верхней одежды, скинул обувь, уронил борд.       В спальне матери плавал полумрак. Фосфорные звёзды, наглотавшись дневного света, мутнели на потолке тусклыми кляксами. Мегуми рухнул на кровать, врезавшись лицом в пахнущее кондиционером покрывало.       — Я в полной заднице, — прошептал Мегуми покрывалу.       Рядом коротко загудел телефон. Мегуми подтянул его к глазам:       <17:05>       Ты очки забыл в такси!       И сразу:        <17:05>       Я забрал, потом зайдёшь заберешь       Мегуми едва не взвыл. Пришлось набрать «спасибо», хотя хотелось психануть, написать совершенно иное. Вроде: «Хватит мне помогать, я так больше не могу», «Хватит быть таким хорошим» или «Хватит, иначе я всё испорчу».       Мысленно озвучив последнее, Мегуми задумался. В отзывчивости Юджи, в его интересе, дружбе фонтанировали искренность и доверие, в них не ощущалось подтекста. Не было в них ничего, что роднило Юджи с совершенно космическим магнетизмом Сатору, с его явной притягательностью. Открытый, честный, светлый Юджи, который без промедления бросился на помощь, ни единой мысли не допустив, что Мегуми — именно тот, кем его назвал Сукуна. Пидор, который подставляется под мужиков. Хотя, технически, конечно, это не совсем так, но…       Мегуми перевернулся на спину. Душу словно окунули в зловонное болото. Нельзя делать с Юджи то, что сделал Сатору, нельзя превращать наклёвывающуюся дружбу в сложные, полные равнодушия и отстраненности отношения. Он не заслуживал всего, что досталось Мегуми после: психов и отморозков, волочащихся следом, шепотков и сплетен, друзей, которые сдавали с потрохами.       Мегуми ничего не мог предложить — Мегуми и есть эти шепотки, сплетни и поджидающие под дверью отморозки. Если попытаться склеить Юджи, как Сатору склеил его, — в мире не останется ничего чистого и светлого.       — Это провал, — сказал Мегуми потолку. — Полный.       Фосфорные звёзды ответили красноречивым молчанием.