Очередная глупая затея Микасы Аккерман

Утром следующего дня нас отправили в повозку, под завязку забитую людьми. Я все так же прижимала сумку к груди, рассчитывая занять поменьше места, а мальчишки рядом жались к стеночке чтобы не бить острыми коленками мужчину, что сидел перед ними. Нас в повозке было двадцать шесть человек, все – разного возраста, многие ехали остатками своих семей, и все, как оказалось, были из Шиганшины: кого-то я видела на пароме, а кого-то – в самом городе. Эрен и Армин ничего не говорили, хотя были куда более осведомлены о личностях попутчиков. Я тоже молчала – дорога оказалась не из легких. В тесноте и тряске мы добирались до места назначения по самым неприметным дорогам и отъявленным звериным тропам – все эти образчики и не слыхали о том, что дороги могли бы быть ровными. Доползли мы сильно за полдень, и к концу пути тошнило уже всех. – Обратно я на своих двоих доберусь, – прижимая ладони к грудине, пробормотал Армин. Мы с Эреном были полностью согласны. За небольшим пролеском растягивалось огромное поле картошки, а рядом с ним – небольшой барак и домик фермера с сараем. Соседние поля были засеяны пшеницей и гречихой. Еще дальше снова виднелось поле картошки, а за ним – лес, закрывающий горизонт. Место было живописное. Фермер, великовозрастный и до бела седой, шел в нашу сторону, прихрамывая. Полицейские, что сопровождали нас конными, спешились, и начали ему о чем-то рассказывать. Дедок кивнул, что-то ответив, и полицейские ушли к нам. – Ну все, теперь вами заведует этот землевладелец, – указал один из солдат на деда, – ваша задача – привести в порядок барак до сна. Ты! – солдат ткнул в грудь какому-то пацаненку, что стоял рядом, – Как звать? – Йозеф Фраунгофер, сэр, – отрапортовал он. – Будешь доставлять письменный отчет в штаб Хлорбы каждую неделю. Умеешь писать? Паренек кивнул. – Отлично. Тогда первым делом опроси всех присутствующих и составь на них досье. Вот список вопросов. В следующую пятницу привезешь в штаб. Полицейские сказали что-то извозчику, и вскоре оставили нас. Мы нелепым стадом потянулись осматривать полуразвалившийся барак, в котором было полно овец. Дедок зашел к нам и, оглядев нашу разношерстную компанию, тяжко вздохнул. – Вы трое, – указал дедок на высоких мужчин, что стояли поодаль, – чините крышу барака. Вы, – палец указывал на женщину и ее дочку, – займетесь коровами. Ты, ты и вон та девка, – ткнул он на оставшихся женщин из повозки, – займетесь готовкой. Ты и ты, – ткнул он на меня и на Эрена пальцем, – Займетесь острижкой овец. Вы двое, – указал он на крупных отца с сыном, – и вы тоже, – еще трое крупных мужчин, – идете в лес и рубите бревен на забор для овец и на крышу барака. Ты, – дедок указывал на Армина, – пойдешь помогать мне в сарае. Вы, – указал он на пятерых подростков, что кучковались неподалеку, – займетесь оградкой для овец. Оставшиеся займутся уборкой барака. Как закончите, займетесь сеном. А сейчас все, кроме кухарок, идут за мной в сарай, буду выдавать инструменты. Мы с Эреном получили ножницы, веревки и ценные указания о том, как следует выполнять свою работу. Армин, уже купивший дедка умным взглядом, скоро выуживал все необходимое из маленького сарая и раздавал под комментарии хозяина фермы. – Значит, сначала колтуны, потом… – запамятовал Эрен скороговорку дедка, когда мы пришли к овцам. – Сначала связать надо, – напомнила я, – давай, не расклеивайся. Как-нибудь справимся. Мальчишка кивнул, натягивая руками веревку. После второй овцы работа пошла куда быстрее, но пальцы стали работать неохотнее, и к концу стада руки нещадно болели. Стоило развязать последнюю овцу, как надо мной угрожающе нависла тень дедка, и Армин, протягивающий мешки для шерсти. К сумеркам в бараки дошел запах чего-то вкусного, и мы с Эреном, как раз перегнавшие овец в новенький загон, поспешили узнать, что это. Есть хотелось неимоверно, ведь последний раз мы кушали вечером, а благоразумные полицейские решили не кормить нас перед адской дорогой по камням и колдобинам. На этот раз с дедком был не Армин, а маленькая пожилая женщина, опирающаяся на клюку. – Ну вот, наши новые работники, Эльза, – кивнул он ей, – Я уж боялся, что одни дети да старики прибудут, покуда беженцы в этом году работают на полях. Да и женщин, гляди, тоже – раз два да обчелся. Четыре разновозрастные женщины, двое девочек и пятеро мальчишек. И пять мальчиков-подростков, на вид 14-16 лет, хотя тут такие считаются совершеннолетними. Остальные десять – мужчины. Ни одного старика. Вот наша статистика на двадцать шесть спасшихся жителей Шиганшины. – Славно, – кивнула бабулька, – Урожай нынче не такой хороший, как в прошлые года, но работы будет достаточно, – заверила она и обратила внимание на нас с Эреном, – чего вы тут без дела шатаетесь? – Овцы острижены, закрыты в загоне. Мешки с шерстью стоят в бараке, – отчитался Эрен, – пришли спрашивать новое задание! Дедок усмехнулся. – Тащите мешки в сарай, завтра разберем. Зовите того пацаненка на ужин и сами приходите. – Есть! – отрапортовали мы с Эреном, и побежали за мешками. После работы еда была особенно вкусной. Пока мы занимались овцами, Армин под светом керосиновой лампы пытался разгрести завалы, скопившиеся в сарае за долгие годы, и уже успел разобрать часть, но без солнца работа начала стопориться, и мы позвали его отдыхать. К ночи в бараке обновили солому, и мы смогли наконец прилечь. – Да-а, – протянул Эрен, – А ничего так, очень даже мягко получилось. Я, которая была счастлива развалиться даже на каменном полу, довольно промычала в ответ. – Завтра будем заниматься шерстью, – заметил Армин, – Прошлые пледы изъела моль, и нам нужно будет постараться залатать старые и потом сделать новые. Кстати, мистер Риман сказал, что скоро сюда приедет еще несколько повозок, и нам надо готовить не двадцать шесть, а почти сотню спальных мест. – А мы влезем в этот барак? – удивилась я, представляя, каково будет спать плотнячком. – Ну, тогда кто-то будет спать на улице, – усмехнулся какой-то мальчишка, что сегодня занимался загоном для овец. Да, на улице спать не очень хочется. На следующий день мы занялись разборками с мешками шерсти: промыванием и вычесыванием колтунов. Когда я уже отчаялась, миссис Риман вручила мне кусочки ткани, иголки с нитками и отправила к компании женщин, что занимались починкой пледов. Мальчишки страдальчески смотрели мне вслед. За ужином дедок травил байки про прежних работников этого места. – Так что попробуйте только забыть хоть одну картофелину в земле, – погрозился он, – увижу – закопаю рядом с ней! Дела на ферме складывались неплохо. Риманы относились ко всем тепло, и наши заботы по подготовке места для новых работников не были измождающими, так что вечерами, попросив лампу, мы садились играть в нашу настольную игру с другими детьми. Взрослые относились к нашей игре с большим скепсисом, посчитав это детским развлечением, но миссис Риман с удовольствием присоединилась к нам в один из вечеров. К концу недели Йозеф пришел к нам, чтобы завершить свои записи для военных. Йозеф был щупленьким молодым человеком лет двадцати, скверно кашлявшим в стронку в перерывах между вопросами. Ценящий уединение, он обыкновенно проводил время в обществе самого себя, и сейчас особенно было видно, как неловко ему с кем-то разговаривать. Но, к счастью, воспоминание о докторе Йегере смягчило его напряженность. – О, я помню доктора Йегера, – почесал в затылке пацан, – Я был мал, когда в Шиганшине была страшная болезнь, но помню, как он вытащил матушку с того света. Как жаль, что он пропал. Ты тоже у него учился лечебному делу? Эрен помотал головой. – Жаль, было бы хорошо иметь врача рядом, – заметил Йозеф, – Кого из родственников знаешь? – У отца не знаю родственников. У мамы никого не было, – ответил Эрен. – Записал. Ну ладно. Так, давай следующего. – Стой, Йозеф! – прервала я, – Ты всех спрашивал, кто что умеет, у нас тоже есть, чем похвалиться. – Мы работали кожевенниками в Эрмихе! – похвастал Эрен, – шили форму для военных. Я усмехнулась, не собираясь продолжать. – Это хорошо, – парень дописал пару строк, – Ну теперь точно все, остальное с мистером Риманом обсуждать нужно. Тебя как зовут? – Микаса Аккерман, – ответила я, и сразу продолжила, – Родилась 10 февраля восемьсот тридцать… пятого года. Сиротой стала еще до падения Марии, тогда меня взяли к себе доктор Йегер с женой. Близких родственников нет, но в столице есть дальняя родня. Подземный город – тоже своего столица. – У-у, – пацан удивленно промычал, – понятно. Тогда я вас записываю друг другу как ближайших родственников. Мы с Эреном кивнули. Судя по вопросам, военные хотели найти не столько каких-то полезных людей, сколько понять, кто из беженцев сможет пристроиться, а кого искать будет некому, если их вышлют за стену. – А у тебя, Йозеф, кто-то из родных остался? – спросила я. – Нет, – вздохнул он, – отец и дед умерли от болезни еще давно, а матушку с сестрой камнем придавило. Я чудом выжил, когда дом обрушился, меня нашел какой-то разведчик и помог добраться до парома. Все-таки разведчики патрулировали Шиганшину, и смогли спасти этого паренька. Печально у него судьба сложилась, однако он мог и умереть. – Ничего, – потрепала его по рукаву я, – Того и гляди, военные разглядят твой потенциал и возьмут на работу в штаб. – Было бы славно, – согласился Фраунгофер. Тогда я не обратила особого внимания на скверный кашель Йозефа, но позже осознала, какой это было ошибкой. Когда на ферму приехали другие работники, мы уже принялись за уборку урожая. Часть наших ребят тогда выслали на стройку под Яркелл, а в новых повозках ладных работников было еще меньше. Мистер Риман поначалу был недоволен, но и эти беженцы смогли втянуться в процесс, так что со сроками мы не затягивали. Каждое утро я вставала раньше остальных на час, и спешила вместе с тетушкой Гертрудой и ее дочкой Сельмой к коровам за удоем. После этого мы шли готовить завтрак, и как только наша работа была выполнена, нас отпускали досыпать оставшееся. После этого мы шли на поле, где работали до обеда, и у нас был еще час на отдых. После заката мы заканчивали работу, и оставшиеся часы были в нашем распоряжении. В это время я пыталась читать под светом керосиновой лампы, портя зрение за книгами, которые мне предложила миссис Риман для обучения скорочтению. Спустя неделю, когда к нам приехали еще две повозки беженцев, мы уже спали у самого выхода из барака. Пока было еще очень тепло для того, чтобы это было минусом, но урожай мы должны собрать скоро, тем более с таким количеством рабочих рук. И озимые посадить мы успеем. О морозах я не переживала. Среди новеньких были всякие беженцы – тех же стариков набралось шестеро, и они вместе с малыми детьми занимались овцами. Были и такие беженцы, кого отловили военные, когда те сбегали из Троста, были и хмурые ремесленники, которые переживали за свою некомпетентность в работе крестьянина. Контролировать такую толпу уже становилось сложно, и мистер Риман выбрал себе несколько представительных мужичков, которые получили ответственность за работу, которую им доверяли курировать. Однако не только большое количество людей заставило старичка так поступить. Спустя три недели после нашего прибытия мистер Риман начал болеть, и все реже выходил на улицу. Но ко всем проблемам прибавилось и то, что работников, особенно взрослых, начали менять внутри таких ферм, и каждую неделю приходила повозка с рабочими, а затем уезжала, увозя людей. Король, судя по всему, боялся, что люди начнут сбиваться в банды, а может опасался восстания. В любом случае, это все не приводило ни к какому порядку. Радовало только то, что детей как мы особенно не перемещали, и все такие перетасовки нам удавалось оставаться вместе. Признаться, я не была бы готова к такому повороту событий, и всякий раз переживала, что кто-то из нас окажется в списках. К концу недели Йозеф пришел к нам с новостью, которая все это время висела в воздухе – мы тут не только для сбора урожая, но и для освоения лесов, что росли неподалеку. За ним приехало несколько тележек от военных с инструментами, а заодно и полноватая женщина с красивым именем Лукреция, которой наскоро построили отдельный домик. Мисс Лукреция Гершель должна была заменить больного дедушку, что у нее успешно удавалось. Часть работы она оставила за помощниками, что были назначены мистером Риманом, но за порядком зорко присматривала, периодически вызывая к себе провинившихся. Всех, получивших производственные травмы, брала под свой контроль и лечение. Каждую порцию новеньких она умело брала в оборот, наставляла на путь истинный, и контролировала первые пару деньков. Иногда на эту роль она выбирала «доверенное лицо», которым побывали почти все из старичков. Именно поэтому эту роль получили однажды и мы трое. Такой перебор позволил выбрать самых подходящих контролеров, в число которых вошел Эрен. – Как ты можешь заниматься таким, ты же хороший парень! – возмутился однажды новенький Йен, получивший за пинание хуев здоровую такую ночную смену – на 12 часов. Эрен, проникшийся идеологией мисс Гершель, только похмурил брови. – Хочешь есть – работай нормально. Из-за тебя другие люди перерабатывают, мы срываем сроки, нас ругают и заставляют перерабатывать еще больше. Это нечестно, поэтому свою работу надо выполнять на совесть. С учетом того, что мисс Гершель впервые увидела такой «свободный» график работы, как высказалась она, женщина не стала его менять, и мы так и остались при своих десяти часах работы, заместо обычных 12, и с каждым днем наш рабочий день сокращался – дело ведь шло к зиме. Эрен посчитал это честным, и был рад браться за работу в составе групп с новенькими. Не все новенькие понимали эту идеологию, и потому таких контролеров скоро стали называть надсмотрщиками. Кто-то – в шутку, а кто-то – всерьез. Поскольку Армин был не только самым грамотным из нас троих, но и среди очень многих беженцев, его тоже скоро прибрала к рукам мисс Гершель. И ее, и мистера Римана я очень понимала – светлая голова рядом значительно разгружает голову и руки. Поэтому часто Армин выступал в роли ее личного секретаря. Армин же готовил отчетность, которую Йозеф затем высылал в штаб. Армин занимался учетом всего, что привезли военные, и держал на карандаше все недостачи и списания казенного имущества. Мы здесь промышляли натуральным хозяйством, и, конечно, это многое упрощало в его работе. Как минимум, мы не считали удой, и не пересчитывали дрова, которые шли на готовку и обогрев. А вот ценные породы деревьев и особенно крупные образчики были подучетны. – А зачем большие записывать? – как-то спросил Эрен у Армина, ставящего палку напротив графы «крупные деревья». – Ну как, – задумался Армин, – для строительства. Большие деревья нужны для перекрытия пола больших помещений, например, во дворце, или в больших залах, где нужно, чтобы могли поместиться большие количества людей. – А это зачем? – указал Эрен на сандал. – Это красное дерево, очень дорогое. Из него мебель делают, например. – Почему оно дорогое? – Не знаю. Красивое, наверное. Или редкое. – А это? – спросил Эрен, когда ему подали синюю ленту веревку и указали на очередное дерево. – Это лиственница, – вздохнул Армин, и, предупреждая вопрос друга, – я не знаю, зачем оно нужно, но их мы высылаем в первую очередь. – Из лиственницы сделают сваи, – ответила мисс Гершель, – Они не гниют, не разбухают и не болеют. Эти мы должны выслать на север Розы в срочном порядке. – О как, – на севере Розы, если я ничего не спутала, живут и Райсы. Может, они восстанавливают свою церковь сейчас? – Об этом следует молчать, девочка, – заметила мисс Гершель, – Богатые люди строят на лиственнице, и, видать, кому-то приспичило построить очередной дом, как раз когда Мария пала. Но это не отменяет того, что лиственница действительно хороша. Будете строить себе что-то – возьмите на заметку. Мы покивали головами. – А теперь заканчивайте с отчетом и приносите ко мне, – женщина вручила мне веревочки, которые мы использовали для обозначения особых деревьев, и ушла. Дело шло к закату, но и мы уже заканчивали. Остался какой-то клочок, но в этих трех соснах мы и потеряли Армина. – А-арми-ин! – позвал Эрен громко, – не прячься, мы на ужин опаздываем! – Так-то не смешно, – напряглась я, – мы все еще в лесу, и Армин мог пропасть. Лицо Йегера стало вмиг серьезным, но мне и правда было страшно. Мало ли кто может в лесу ошиваться? Встретить диких зверей в такой глуши я бы не удивилась, тем более что мистер Риман рассказывал о весенних буйствах кабанов. – Ты думаешь… – начал Эрен, но вдруг мы услышали чей-то голос. – … только и спасают. Такой сопляк как ты вообще не выбрался бы из Шиганшины сам! – раздалось эхом со стороны и я потянула названного брата за собой, – к деду в первый же день подлизался, теперь – к тетке этой тоже. Как тебе не стыдно? Знакомые подростки окружили Армина. Листы бумаги были рассыпаны по земле, а самый крупный из них, тот самый Йен, держал в руках карандаш, который был выдан нам на эту работу. – Вы что здесь делаете? – выкрикнул Эрен, выбегая вперед, – А ну-ка быстро отошли! Вы зачем бумаги рассыпали? Вам что, дел не дали? – А тебе какое дело, коротышка? Снова сдашь? Эрен попытался пройти к Армину, пока я бросилась собирать бумаги, на которые мы потратили целый день. – Пусти! – толкнул его Эрен, протискиваясь к Армину, и выталкивая его ко мне. – Ты! Как ты со взрослыми разговариваешь? – начал взрываться подросток и с хрустом сжал карандаш, – Давно не получал? Мальчишка схватил Эрена за ворот, другой рукою толкая Армина на землю. Ну все, ты сам напросился! – Были бы тут взрослые, а пока я вижу только недоросль, которая воображает себя невесть кем! – локтем я ударила Йена под ребро, и потащила за собой мальчишек. – Тебя никто не спрашивал, малявка косоглазая! – услышала я вслед. Толпа ринулась за нами. Дело было бы дрянью, если бы за деревьями не виднелось поле. На поле уже мы всем будем видны, и сильно колотить нас не станут. Надо прибавить ходу. У самой кромки леса Армина все-таки схватили за шиворот и вывернули мальчику руку. – Армин! – выкрикнул Эрен, оборачиваясь, – Что мы вам сделать успели-то? Подросток не ответил – из-за домика вышла мисс Гершель, возмущенно ругаясь. Она явно направлялась к нам, широкими шагами пересекая дорогу. – Вы удумали детям угрожать?! – выкрикнула женщина, схватив зачинщика за ухо, – Позорники! А ты, Йен? Твоя покойная матушка будет в ужасе, когда узнает, что ты издеваешься над младшими! После коротких разборок подростки скоро сдались и все рассказали, но извиняться не стали. Помня себя в этом возрасте, я решила, что нам извинений и не нужно, а Армин сразу заявил, что слова его не волнуют – его ведь даже не ударили. Но руку, болезненно ноющую после захвата, потирал. – То, что не побили, не значит, что они хорошие, – заметил Эрен, когда мы отошли, – Тебя вообще не должны были так зажимать в лесу и пытаться запугать. Армин пожал плечами. – Я понимаю их, – ответил мальчик, – какой-то сопляк вроде меня получил непыльную работу возле мисс Гершель, которая всем тут управляет. Я ведь особо не работаю, вот им и обидно. Работаешь! – И все же, – оборвал Эрен, – даже от обиды они не могут взять и пойти тебе угрожать. Были бы они такими умными как ты, но они даже свою работу выполнить не могут! – Эрен, нельзя так, – оборвала я, – Умнее Армина не всякий сможет быть, это попросту нечестно. Армин покраснел, а Эрен поморщил нос. – Вот пускай и не жалуются, что мисс Гершель выбрала Армина. По крайней мере, тогда я не подумала о том, что это может быть серьезно. Как-то раз Йен даже подошел ко мне и извинился, предложил посидеть с ними за обедом, но я решила не обнадеживать пацаненка и отказала ему. С учетом того, как мальчишка смущался, пока выдавал мне эти извинения, я догадывалась, что стояло за этой добротой. Воспринимать серьезно мальчишку, который был чуть ли не в два раза младше меня, было попросту невозможно, и я некрасиво оставила его наедине со своим стыдом. В конце концов, Микасе всего десять, я имею право не брать на себя роль взрослого, а поступать сообразно поведению маленькой девочки. Но однажды Эрен вернулся к нам с синяком во всю скулу, а я даже не догадалась, что это – мой проёб. – Это кто тебя так? – мы с Армином обнаружили еще несколько синяков на теле мальчишки, – Это были те самые?! Эрен отмахнулся, и ничего нам не ответил, лишь взял шарф, связанный тетушкой Карлой, и повязал, надеясь закрыть свои синяки. Они сошли скоро, и никто особенно не заметил этого, а мы – не вынесли урока из происходящего. А случилось вот что. Как-то после очередного завтрака мы с Сельмой и Гертрудой должны были вернуться в барак досыпать положенные часы, как вдруг Гертруда решила остаться помочь с готовкой. Оказавшись под пледом, я замоталась в него с головой – утро было туманным, и в одной кофте было холодно. Такая погода меня еще больше разморила, и я скоро заснула. Сквозь сон я почувствовала, как кто-то схватил меня за ляжки с такой силой, что я проснулась в одно мгновение. – А-а! – выкрикнула я, прежде чем меня потянули с соломы вниз и всунули кусок пледа в рот. Руки оказались в захвате, и я беспомощно дернула ими. Попытка кричать через плед глушилась где-то глубоко в горле. – Попробуй только вырываться! – прошипел знакомый пацан, нависая надо мной и угрожающе тряся кулаком, – И рот свой поганый больше не открывай! От пощечины моя голова мотнулась в сторону, и я смогла выплюнуть одеяло, но этот ублюдок зажал мой рот рукой. Я не стала упускать возможность и укусила того. Он завопил, и я наконец узнала обидчика. Это Йен! – Сука! – то ли мне, то ли обстоятельствам прокричал он, и одним рывком оттащил меня к распахнутой двери, со всей силы ударяя головой об нее, – Ты меня укусила! Лицо этого ублюдка троилось в глазах, я не смогла издать ни звука. Надо бежать. Со всех оставшихся сил ударила подростка между ног, получилось не очень, но тот отпустил меня окончательно, пропищав что-то нечленораздельное. Без опоры я свалилась, не понимая, где верх, а где низ, но попыталась отодвинуться подальше от мелкого говнюка. Давай, Микаса, соберись! Надо вставать! Руки не слушались, и тень приближалась ко мне. Я распахнула глаза, глядя на Йена. Резко стало все четко, и я осознала – у меня нет шанса. Я в два раза меньше, и я здесь одна. Тело меня не слушается, и убежать не выйдет. Я сглотнула, надеясь собрать силы и подорваться с места. В этот момент на ублюдка налетел Эрен, повалив того на пол. – Сволочь! – кричал Йегер, – Ты что сделал? Я села, пока Йен осознавал, что происходит, и увидела, как тот скинул Эрена на пол. Поднявшись, он схватился за разбитое лицо и принялся пинать Йегера по ребрам. Лицо мальчишки было разбито, и, это сделал не Йен, а кто-то другой. Они снова напали на Эрена? Подонки! Собрав все силы, я поднялась и рывком сбила с ног подростка, давая Эрену оклематься и подняться. Йен не стал церемониться и схватил меня за волосы, в бешенстве отшвыривая в сторону, а затем - поднимаясь. Эрен к тому моменту тоже встал, и явно не собирался сдаваться. Я попыталась снова уронить подростка, ударив того под коленку, чтобы дать Эрену шанс, но вместо этого Йен пнул меня в сторону брата, сбивая нас обоих с ног. – Какие вы жалкие! – выдал он, подходя ближе и сжимая мою шею. Я висела на его руке, и дышать не получалось совсем, и вдруг в один момент я явственно почувствовала, как что-то в Эрене щелкнуло. Он поднялся на ноги вновь, словно не ощущая прежних ран, и набросился на подростка, яростно избивая того кулаками. Удар за ударом, и я поняла, что он может убить этого пацана в таком состоянии. – Стой! – хрипом выдала я, хватая брата за руки, – Стой… Эрен тяжело дышал. Йен к тому времени уже отключился, и я стащила Йегера с него. Эрен вырвался, не давая мне его обнять, и я опустилась на колени, понимая, что все закончилось. К боку липла кофта, я потрогала ее и поняла – запачканная в крови подростка, – когда это произошло вообще? Спертый воздух, наполненный кровью, стоял в бараке, и я выбралась наружу, надеясь вдохнуть, скинула по пути кофту, путаясь пальцами в вязке, но стоило мне выбраться на воздух, как меня тут же вырвало. Я стояла на коленях, пытаясь отдышаться, а надо мной нависали две фигуры, и я с ужасом подняла глаза. Это Армин, тоже в синяках, вернулся с мисс Гершель. Женщина заглянула внутрь, посмотрела на всех участников и увела меня в свой домик. С настоящей Микасой такого бы никогда не произошло. Она была сильной, и нападать на нее никто бы не посмел. Но я была слабачкой, и с каждым днем я теряла все больше драгоценного времени, которое могла бы потратить на тренировки. Осознание набатом отдавалось в голове. Я сидела на кровати мисс Гершель, пока Гертруда осматривала мою голову, и отчаяние проступало на моем лице вместе со слезами. – Так спокон веков и бывает, – заметила Гертруда, – Больше вывертываешься – больше схлопочешь. Надо промыть со спиртом, пока не загноилось. Слезы текли по щекам, собираясь на подбородке. Женщина, смочив марлю в спирте, обернулась ко мне и заметила, что я еще больше расклеилась. – Держись своего брата, – наставительно сказала женщина, – не оставайся одна. Такая она – женская доля. Какая блядь доля? – Да что мне она, – всхлипнула я, – я не справилась, я… – Ты и не справишься, – заверила Гертруда, – поэтому надо быть благоразумной. Смотреть в оба глаза и думать наперед. – Но мне нужно быть сильной! Женщина поднялась, обрабатывая мою рану. – Нужно. Но надобно и трезво свои силы соображать, а женщине их отмерено мало, – место ушиба щипало от марли, – Так что не лезь на рожон. Кошмар. И что, по мнению Гертруды нужно соглашаться на насилие? Меня пробрало от ужаса. Такой жизни я не хочу. Поежившись, я вжалась в спинку кровати, охватывая себя руками. В дверь постучали. – Микаса, ты как? – услышала я голос Эрена. Гертруда открыла, и Эрен сразу прибежал к кровати. – В порядке, – ответила я, и почти не соврала, но Йегер не поверил, – Вы сами как? Эрен не поддался на провокацию и не обратил внимания на вопрос. Мое головокружение закончилось, как меня стошнило, а слабость, что осталась, была не так важна. Я перевела взгляд вперед, на зеркало, там сидела бледнющая девочка с синяком на всю шею, повязкой на голове и заплаканным лицом. Я бы тоже не поверила, но Микаса была достаточно крепкой, чтобы все травмы оказались незначительными и особенно не мешали. – Пойдем, – сказала я, слезая с кровати и обуваясь. Эрен последовал за мной. Холодный ветер раздул весь туман, и я разглядела фигуры мисс Гершель у дома мистера Римана и Йена, что стоял перед ней, склонив голову. Я отвернулась, не желая смотреть туда. Эрен взял меня за руку и потянул за барак, чтобы скрыть эту картину. – Так как ты? – спросил он, – Тебе больно? – Уже нет, – сказала я, – мне стыдно, что я не смогла справиться с ним. Как мы собираемся убивать титанов, если я не могу совладать с обычным пацаном? На вас вон вообще толпой напали, но вы вырвались и побежали мне помогать! Ветер снова подул. Я обхватила себя руками. – Пойдем внутрь. Холодно, –попросила я. Мы сели на солому, и я увидела пятна крови, что остались от Йена. – Мы будем учиться, – ответил мне Эрен, – и обязательно сможем победить. Его рука сжалась в кулак, а мои руки дрожали. – Этого… Этого недостаточно. Нам надо стать сильнее, сильнее всех! Если все останется как сейчас, мы потеряем слишком много времени впустую, и тогда ничего не получится! – Не переживай, – Эрен положил мне руку на мои окоченевшие пальцы, и я увидела – его костяшки зажили, – Мы будем тренироваться каждый вечер, и станем сильнее. Никто тебя больше не обидит. Я закрыла глаза, вздыхая. – Я должна защищать вас, – с отвращением к себе выпалила я, – никак не наоборот. Йегер, кажется, не придал этому значения. Он снял с себя шарф – тот самый, что носил каждую зиму, и повязал на меня, закинув конец на мою разбитую макушку. – Тебе холодно, – сказал он, и ушел. Мне холодно и страшно. Я вижу свою запекшуюся кровь на двери, и от этого мне не по себе. Если бы я верила в бога, то попросила бы у него сил справиться с этой ненавистью к себе, что поселилась сегодня. Я сжимала край шарфа побелевшими пальцами, надеясь, что это последний раз, когда я оказываюсь такой беспомощной. Армин стоял у дверей, в руках его была моя кофта, запачканная кровью с одной стороны. – Йена и тех ребят вышлют отсюда, – заметил Армин, – Мы больше их не увидим. Я закрыла глаза. – Лучше пусть его оставят, – выдавила я, – иначе я останусь такой же слабачкой.