Серебряные оковы

- Не хочу слушать на ночь ваши нотации, так что пойду прогуляюсь, - Энви обошла свою палатку и растворилась в лесной чаще. Астарион моментально разгадал ее маневр, но для правильного завершения ему теперь требовалось посидеть несколько минут на месте. Гейл все еще кидал на него недоброжелательные взгляды, к волшебнику присоединилась Шэдоухарт, которая сразу выдала «держи свои клыки подальше от моей шеи», как только они вернулись в лагерь. Впрочем, Карлах и Уилл отнеслись к новостям спокойно, явно более озабоченные проблемой личинки. Минут десять спустя, эльф поднялся, потянулся и бросив короткое «Мне бы тоже не помешало поужинать» двинулся в противоположную сторону, но едва скрывшись из виду, обогнул лагерь и устремился вслед за Энви. Он нашел ее на берегу небольшого озера, прислонившейся плечом к дереву и молча взирающей на зеркальную гладь воды. Астарион шел не скрываясь, не пытаясь приглушить шаги, напротив, он хотел, чтобы она его услышала. - Красивый вид, - еще до того, как он заговорил, она почувствовала его приближение. - Ты о ночном небе? - полуулыбка, легкий поворот головы – все так невинно, будто не специально. - Я о твоей шее, - он аккуратным движением убрал ее волосы на одну сторону. - Снова укусишь? - Только если ты сама того пожелаешь, - он провел носом по коже, отчего по ее спине разбежались мириады мурашек, - боги, как же ты восхитительно пахнешь. Он положил руку ей на талию, чтобы прикоснуться, а не удержать. - Я потерял себя в этом запахе в ту ночь, когда ты позволила мне испить твоей крови. - И как я тебе на вкус? – Энви облизала губы. - Неописуемо, - Астарион прикрыл глаза, вспоминая ее горячую, сладковато-металлическую кровь. Первую человеческую кровь за все два века. Губы сами приоткрылись и язык скользнул по двум почти исчезнувшим колотым ранам на коже эльфийки. Он и тогда не смог удержаться и подцепил последние капли уже языком, а сейчас память услужливо вновь вынесла на поверхность это нехитрое движение, с которого, он точно знал, в тело Энви прокралось возбуждение, а в ее прелестную голову – мысль о связи с ним. Такая полезная для него мысль. - А в сравнении с другими? – она еще больше повернула голову, пытаясь встретиться с ним взглядом. Но Астарион внезапно оторвался от ее кожи и даже как будто хотел отшатнуться, лишь в последнюю секунду удержав себя рядом. В несвойственном ему смущении вампир отвел глаза и с заметным усилием проговорил: - Я… кхм… ты была моей первой. - За 200 лет? – Энви развернулась к нему всем телом. Пришлось приложить массу усилий, чтобы слова не звучали так удивленно: его растерянность подсказывала, что это могло оскорбить вампира. - Да. Мне было запрещено пить кровь думающих существ. Его признание тронуло что-то внутри Энви. Немедленно захотелось сильнее оттолкнуть неприятные мысли и от себя, и от него. - Но давай не будем об этом говорить, - на лицо Астариона вернулась прежняя соблазнительность, - мне кажется, сейчас ты вообще не хочешь говорить. Она первой прильнула к его губам. Прохладным, но таким мягким и уверенным. Вампир прижал ее к дереву и неторопливо принялся расшнуровывать ее кожаный наряд, который эльфийка носила по вечерам в лагере. Узкий, облегающий, тесный. Он жаждал прикоснуться к коже под ним, пальцами ощутить, как под ребрами бьется и заходится в собственном стуке шумное сердце. Вечернюю тишину нарушал шелест тонких тесемок, теряющих напряженную крепость в своих шлевках. Энви тяжело дышала, наблюдая, как пальцы Астариона ловко расправляются с ее одеждой. Краткий миг без его губ она потратила на слабую попытку убедить себя, что она делает это потому что так надо, а не потому что хочет, но как только его ладони накрыли ее грудь, зажимая соски меж пальцев в пронзительной ласке, пришлось сдаться и признать собственное острое желание. И тогда она принялась отвечать: огладила напряженные предплечья, поднялась выше, цепляя ткань закатанных рукавов, скользнула по шее и вверх, к жемчужным локонам, запутываясь в них и утопая. Астарион уже снял ее кожаный топ и все ближе подбирался к брюкам, дразнящим касанием обводя полоску кожи возле самого края. Одна рука эльфийки устремилась вниз по его спине, но внезапно вампир перехватил ее и поднес к губам, целуя центр раскрытой ладони. Энви судорожно выдохнула. Возбуждение накатывало все сильнее, внизу живота скапливалась приятная тяжесть. Точка невозврата была пройдена, и тогда эльфийка решила расслабиться и позволить вампиру вести. В конце концов, он ведь думает, что соблазнил ее. Астарион стал медленно спускаться поцелуями вниз – уголок губ, линия подбородка, шея, ключицы, ложбинка между грудей, вздрагивающий от прикосновений живот. Энви прикрыла глаза и откинула голову назад, издав первый легкий стон нетерпения. Кожаные брюки наконец спустились на лодыжки, и Астарион провел кончиком языка по коже над выпирающими боковыми косточками. Он отстранился, окидывая взглядом все ее тело. Ни родинок, ни татуировок. Безупречная кожа без единого шрама. Удивительное дело для той, кто неплохо владеет оружием. Астарион поднял глаза на ее лицо и улыбнулся. - Превосходно. Энви провела языком по все еще слегка влажным губам и опустилась к вампиру за новым поцелуем. - Хотела бы я ответить тем же, но ты все еще одет, - ей пришлось приложить немало усилий, чтобы унять волнение в голосе. В ответ на это Астарион усмехнулся, но порывисто снял через голову рубашку и ослабил завязки на брюках. В лунном свете его кожа будто бы светилась, переливаясь бледным молочным сиянием. Энви жадно пыталась охватить взглядом все его тело – тени от четко очерченных крепких мышц, плавные линии рук, узкие бедра. Если смерть заманивала в свои вечные объятия через это совершенное тело, сейчас эльфийка была не против. - Ты смотришь с таким нетерпением, сладкая, - его голос, бархатный, певучий, обещающий удовольствие. Хотелось слышать его вновь и вновь. Но долго наслаждаться этим зрелищем не вышло: Астарион переместился вбок и уложил девушку на землю. Коленом он по-хозяйски раздвинул ее бедра, удобнее устраиваясь между ними, руками продолжал оглаживать ее живот, то поднимаясь вверх к шее, то спускаясь обратно вниз, останавливаясь всего в секунде от ее лона, распаляя все больше. - У меня все меньше сил терпеть. Пока его губы вновь сладко сминали ее, к бедру прижался налитой член. Астарион терся о ее кожу мелкими подразнивающими движениями. Энви ощутила, как тягучая влага размазывается по внутренней поверхности бедра, и машинально потянулась к твердой плоти рукой, но затем усилием остановила себя: это был не тот случай, не тот момент, ей вдруг показалось, что для таких прикосновений нужно сперва изучить его. Астарион приподнялся на локтях и взглянул ей прямо в глаза – распахнутые, подернутые темной пеленой жгучего желания. Он двинулся чуть вперед, приставляя головку члена к влажному входу, и замер. Ни единого движения, вдоха или слова. Секунды тянулись мучительно. На ее лице отразились смятение и непонимание. И только когда она оказалась полностью сбитой с толку его внезапным промедлением, он толкнулся внутрь, без сопротивления входя до упора. Энви несдержанно застонала и вновь прикрыла глаза. Этот эльф умел растянуть момент, сделать ожидание еще более томительным, отчего удовольствие только возрастало. И теперь чувство заполненности охватило ее целиком. Там, где их тела соприкасались, - бедра, колени, предплечья – везде пробегалось искристое тепло. - Я давно хотел это сделать. Рад, что ты дала мне такой яркий повод. От его улыбки хотелось тягучим медом растечься по земле, и Энви потребовались все силы, чтобы поймать воздух, стремительно покидающий ее легкие с тяжелым выдохом, и ответить: - Мне надо убить кого-нибудь еще, чтобы ты наконец меня трахнул? Астарион склонился к ее уху и горячо прошептал: - Какая кровожадная распутница. Мне нравится. Первый же толчок оказался аккуратным, но мощным. Энви ожидала, что Астарион будет куда более нежным и аккуратным, и оказалась приятно удивлена. Теперь хотелось двигаться. Подаваться ему навстречу. Соединяться до предела, а затем вновь расставаться, но лишь на мгновение. Он входил в нее так, чтобы она могла ощутить каждый сантиметр его члена в себе, но не спешил наращивать темп, хоть и точно знал, как сильно она этого хочет. Так неторопливо пытать ее было куда лучше – постепенно входить, переплетать пальцы рук, чтобы потом разъединить, провести кончиками по предплечью, к шее, по груди, сжать, отпустить, спуститься ниже, словно бы случайно задеть чувствительную кожу внизу живота, но не дать быстрому вздоху перерасти в новый стон, отвлечь, толкнуться сильнее, и еще, еще, еще. Короткие, рваные выдохи перемежались развязными поцелуями и несдержанными стонами, и постепенно к ним стали добавляться все более частые, влажные, скользкие шлепки от соприкосновения тел. Она чувствовала, как его мышцы то и дело вздрагивали от накрывающих волн возбуждения, как движения языка все чаще сбивались, рвались наружу, к коже, но Энви не хотела выпускать его. Напротив, она хотела слиться с ним воедино. И знала, что для этого нужно ему. - Можешь укусить, - едва слышно выдохнула эльфийка. Удивление, горячность, вожделение и жажда закрутились в нем в опасном вихре. Губы устремились к тонкой коже, ища место, где пульсация была сильнее, клыки вонзились, и в горло полилась насыщенная, сладковатая кровь. Холодная боль в шее немного сбила ее настрой, отчего оргазм, что, казалось, был на расстоянии всего нескольких мощных фрикций, вновь отдалился, и Энви жалобно застонала. - Прости, сладкая, - с уголка его губ стекала своевольная красная капля, и Астарион ловко поддел ее языком. Теперь, когда его горло обволакивала живительная, горячая кровь эльфийки, все ощущения сделались ярче, быстро и неумолимо подводя его к краю. Еще пара резких толчков в тесное влагалище, мышцы пресса напряглись, руки задрожали, и Астарион вышел из тела Энви и кончил, выплескивая белесые капли спермы на ее живот. Он обессиленно упал на нее, размазывая густую жидкость меж их тел. Энви вплела пальцы в его кудри. На нее моментально свалилось знакомое чувство разочарования. Мужчина кончил, сейчас придет в себя и начнет одеваться, а она как всегда выдавит из себя довольную улыбку, скажет, что ей все очень понравилось, а на утро встретит внутри себя привычную отчужденность. Эльфийка вздохнула, стараясь прогнать слишком рано наступавшие неприятные эмоции, и это не укрылось от Астариона. Он приподнялся на локтях. «Сейчас нежно поцелует, будто бы извиняясь, скажет какую-нибудь банальную благодарность и уйдет». И он действительно потянулся к ней за поцелуем, но неожиданно пылким, по-прежнему страстным. - Ты наверно решила, что мы закончили, но это не так, - вампир лукаво улыбнулся и сдвинулся чуть в сторону. Липкая влажность тела отозвалась на ночную прохладу россыпью мурашек, но они быстро обрели совсем иной характер, когда Астарион провел ладонью по ее животу и далее, вниз, к промежности. Как только пальцы достигли клитора, Энви вздрогнула всем телом. - Что ты делаешь? – удивленный вопрос сам сорвался с языка. Но Астарион только довольно усмехнулся и принялся вырисовывать линии вокруг бугорка. Эльфийка вдохнула лишний раз, когда его движение оказалось особенно приятным, и он тут же повторил его вновь. Лицо вампира стало сосредоточенным. Ее губы непроизвольно приоткрылись, позволяя тихим стонам беспрепятственно вырываться наружу. Он продолжал гладить чувствительную точку, внимательно отслеживая, как начали напрягаться все мышцы ее тела – от шеи до кончиков ног, как она застыла на пару секунд, а затем протяжно выдохнула с негромким стоном и прикрыла глаза, ощущая, как удовольствие мерной пульсацией разбегается внутри. *** Первое, что она увидела, был свет. Желтый, мягкий, согревающий. Он струился сквозь сочную листву и ложился на тело, наполненное легкой усталостью – той самой, когда предыдущий день выдавался слишком утомительным, а ночь получалась слишком короткой. Второе, что она увидела, была пустота. Пустота там, где ночью лежал эльф. Теперь рядом никого не было, и в душу снова грозилось пробраться разочарование. - Ты спишь чутко. Я думал, ты будешь измотана после прошедшей ночи. Третье, что она увидела, был Астарион. Его окружал почти магический ореол золотистых солнечных лучей. Видение, мираж, иллюзия. Вампир, нежащийся в утреннем тепле – зрелище столь же невероятное, сколь и захватывающее. В таком свете он казался еще более прекрасным, чем прежде. И картина была бы полностью идеальной, если бы его широкую мускулистую спину не испещряли многочисленные шрамы. Пара секунд сомнений, и вопрос все же вырвался в воздух: - Откуда у тебя эти шрамы? - Это стихотворение. «Дар» Касадора, моего прежнего хозяина. Вот оно. Нужное ей имя. Астарион упоминал, что принадлежал семье Зарр, но Энви хотела убедиться, что его хозяином был именно Касадор. Теперь все сомнения отпали. - Он мнил себя великим художником, а холстом ему служили тела рабов, - он продолжал, не глядя на нее. – Он сочинил этот стих и вырезал его у меня на спине за одну ночь. Еще и правил многое на ходу. Энви поднялась и подошла к нему. Внезапно захотелось пальцами ощутить все линии и точки на его спине, но стоило ей подойти вплотную, как Астарион развернулся, вновь пряча от ее глаз свой главный недостаток. - Я могу взглянуть? – надежда таяла на глазах, но можно было сделать последнее усилие. - Думаю, ты и так видела уже вполне достаточно. Если уж я сам не видел, что там такое – то и тебе незачем. Раковина захлопнулась. Еще недавно столь жаждущий, открытый вампир спрятался за своей избегающей всего и вся личиной, и выскользнул, как лед, сквозь пальцы. - А теперь пойдем, пока я не начал сожалеть, что слишком сдерживался этой ночью, - он обвел взглядом ее все еще обнаженное тело, вновь обворожительно ухмыльнулся и зашагал в сторону лагеря. Энви подождала пару минут, а затем проводила удаляющегося эльфа негромкими словами: - Что ж, Касадор, Мрел Алкам передает привет.