Серебряные оковы

– Каких богов я прогневила, чтобы мне досталось это! Высокомерие гитьянки не уменьшилось за эти дни ни на йоту, и от постоянных ремарок, упоминаний и просто рассказов об Астральном плане, яслях и обычаях ее народа Энви хотелось выхватить у Астариона сразу пяток стрел и вонзить себе в голову. А лучше в голову самой Лаэзель. – Хорошо, хорошо, мы пойдем через горный перевал и отыщем эти твои ясли, только умолкни уже! – Цк-ва! За такое обращение со старшими… – она не успела договорить. – Но ты мне не старшая! И хватит разглагольствовать, мне это надоело! – Энви мучал голос в голове, твердивший, что нельзя и близко подходить к яслям, но постоянное, несмолкающее зеленое лицо раздражало еще больше. К ее удивлению, откровенная грубость подействовала на гитьянки куда эффективней прежних попыток общаться вежливо. Она смерила эльфийку долгим взглядом, затем хмыкнула со странным намеком на уважительную улыбку и замолчала. Преодолеть перевал оказалось не так уж сложно: погода стояла прекрасная, ветра почти не было, а всхожая дорога была широкой, утоптанной и проложенной с умом. Так что до первого указателя на обитель Розиморн они добрались без приключений. – Вот уж не ожидала встретить знакомое лицо в этих краях! – Энви узнала этот голос издалека. – Эстер! Рада тебя видеть, – эльфийка улыбнулась, порадовавшись возможности поболтать со старой приятельницей. – И это взаимно, дорогая. Все в отряде смотрели на обмен приветствиями озадаченно. Как Энви регулярно умудряется найти знакомых в такой глуши? – Как поживает сообщество блистательных? – Я тут как раз по одному из наших дел. Пока Эстер рассказывала о попытке выкрасть яйцо гитьянки, воздух вокруг Лаэзель будто бы наполнялся электрическими разрядами, так и грозя упереться молнией где-то промеж глаз пожилой женщины. И угрозы точно было бы не миновать, если бы Энви не перевела разговор на другую тему, а затем и вовсе увела Эстер подальше от глаз и ушей своих спутников, с улыбкой бросив короткое «Старым приятельницам можно посплетничать без новых друзей». – Я ничего не могу тебе обещать насчет яйца, ты и сама видела, с кем мне выдалось путешествовать, – Энви порадовалась редкому моменту, когда она могла откровенно пожаловаться на свою спутницу, не встретив осуждения со стороны остальных членов группы. – Ох, эти гитьянки… Сочувствую тебе, дорогая, как же так вышло? – Слышала про падение наутилоида в этих краях? Вот в нем-то мы все и оказались. Эстер не на шутку встревожилась. – О, боги, вы заражены. – Ага, – Энви невесело усмехнулась. – Мы идем в ясли как раз для того, чтобы пройти это их «очищение», так что спорить с Лаэзель у меня сейчас нет ни малейшего желания, прости. – Ничего страшного, это можно пережить, – женщина отмахнулась от ненужных извинений, – но я знаю, что тебе не терпится меня расспросить. Энви прикусила изнутри губу и коротко огляделась по сторонам, не желая встретить поблизости кого-то третьего. – У тебя есть новости? – она заговорила даже меньше чем в полголоса. – К сожалению, не те, которые ты хотела бы услышать. Энви прикрыла глаза и тяжело выдохнула. – Поговаривают, что поблизости объявился один весьма могущественный некромант. И родом он не из наших краев, так что может что-то знать о твоем деле. – И где же его искать? – В Лунных башнях. Ну конечно. Где же еще. Все пути ведут в эти самые Лунные башни, как бы ей ни хотелось это отрицать. И не хотелось туда идти. Пленников уводят в Лунные башни, Хальсин говорил про Лунные башни, а теперь еще Эстер. – Вижу, это название уже успело набить оскомину, не так ли? – от прозорливого взгляда женщины не укрылось недовольство эльфийки. – Все так, – Энви обреченно покачала головой. Даже в нынешнем состоянии храм Латандера производил впечатление: залы его были огромны, стены прочны, а потолки устремлялись к небу. Запустение позволило природе вторгнуться внутрь, обвить лианами колонны и устлать лозами полы. Местами обрушились лестницы, кое-где бассейны превратились в болота, но величие самого строения никуда не делось, и львиная его доля приходилась на восхитительный вид, который открывался с высоты. Воистину, жрецы бога солнца, рассвета и рождения выбрали для своего святилища место, с которого все это – восход светила и начало нового дня – было видно лучше всего. – Храмы Латандера известны своей любовью к обилию скульптур, – Гейл понес знания в массы, когда они прошли мимо зачарованного бюста, выкрикивавшего команды в смеси с молитвами, - и все они строятся примерно по одному принципу: общий зал располагается у восточной стены, чтобы туда попадали первые лучи солнца. – Это так здорово, милый, что ты знаешь столько всего полезного о храмах, – с издевкой ответил Астарион, – а в твоих учебниках не говорилось, в какой из частей предпочитают устраивать свои ясли гитьянки? Гейл беззлобно ухмыльнулся, пропустив мимо ушей попытку вампира высмеять его любовь к наукам. – Нет. Зато говорилось, что жрецы Латандера возносят богу свои молитвы на рассвете. – Так вот почему вампиры так редко примыкают к их вере, - Астарион продолжал отпускать остроумные комментарии. – Вообще архитектура у них, как правило, странная: безвкусные витражи, обилие фонтанов для святой воды… – Опять мимо! – встрял эльф. – Когда храм располагается в городской тесноте, его строят ввысь, а если места хватает, как например в Берегосте, то комплекс собора начинает захватывать все новые и новые территории, достигая невероятных масштабов, – увлеченно рассказывал волшебник, – Именно храмы Латандера, если я правильно помню, соревнуются за звание самого большого во всем Фаэруне. – Пф, ну уж это неправда, самый большой – храмовый комплекс Вокин в Аткатле, – внезапно выдала Энви. И это прозвучало бы абсолютно нормально, если бы не выражение на ее лице, которое успел поймать взглядом Гейл – уверенное, расслабленное, теплое. Он уже хотел было что-то спросить, как она резко повернулась и добавила: – Что? Не один ты имеешь пристрастие к энциклопедиям, – эльфийка улыбнулась и ловко перепрыгнула со скалистого уступа на крышу одного из строений. Она сделала всего пару шагов, прежде чем ее плотно обхватил Астарион, другой рукой уже сжимавший волшебника за плечо. Вампир прочно удерживал их от лишних движений, и Лаэзель, что перепрыгнула следом за ними, наткнулась на замершую троицу и тоже инстинктивно остановилась. – Гремишки, – тихим голосом проговорил эльф, и Гейл тут же выдохнул от чувства обреченности на душе. *** В лагерь они вернулись изрядно потрепанными. Шэдоухарт, Уилл и Карлах уже закончили расставлять шатры и готовить обед, когда из-за высоких, полу обрушившихся каменных стен послышались возмущенные вопли Астариона. – Тебе просто нужно было держать свои руки в карманах! Боги, неужто это так сложно, Гейл? – вампир на ходу снимал доспех, залитый кровью, и размазывал густые капли по лицу. Энви и Лаэзель неожиданно для всех шли рядом и хихикали, очевидно полностью забыв утреннюю размолвку, а Гейл лишь виновато разводил руками. – Что у вас случилось? – спросила жрица. Астарион уже успел скрыться за пологом своей палатки, и теперь оттуда доносились возгласы недовольства и ругань. Что-то громко падало, звенело и с шумом расстегивалось, затем шуршало и снова снабжалось крепкой бранью. – Гремишки, – Энви попыталась сдержать смех, но не смогла. – Я все слышу! – из палатки вампира раздался гневный крик, но вместо нужного эффекта произвел только противоположный, и следом за эльфийкой от хохота начала покатываться уже Лаэзель. Гейл принялся рассказывать собравшимся у костра компаньонам, как Астарион распознал засаду мелких тварей, славящихся аллергией на магию; как стрелы, кинжалы и меч перебили почти всю стаю, и только в последний момент, когда гремишек осталось всего пара штук, Гейл заметил, что одна из тварей собралась прыгнуть на вампира с книжного шкафа, и волшебник по привычке метнул в нее огненный снаряд. И это стало началом конца. По воле случая магия, направленная на гремишку, отразилась от своей цели и ударила в ближайшее существо – Астариона. И тот превратился в кота. Как простой огненный шар вдруг стал заклинанием полиморф, не мог сказать никто. Зато все трое могли теперь поведать, как добив оставшихся гремишек, принялись гладить и тискать пушистого белого кота с багровыми глазами, который истошно орал и вырывался, стараясь как можно сильнее оцарапать Гейла. В конце концов, действие заклинания кончилось, и вампир вернулся в свой прежний вид, но те полчаса в компании кота-Астариона определенно пришлись по душе всем троим. Всю дорогу до лагеря они подшучивали над вампиром, от чего тот злился все больше. И все больше походил на разъяренного кота даже без магического вмешательства. Полог шатра откинулся, и Астарион продефилировал мимо спутников с невозмутимым видом в сторону небольшого озера, обнаруженного еще утром. – Эй, Астарион, зачем тебе вода? Коты обычно просто вылизываются, – сказал Уилл, и вся компания снова покатилась от смеха, а Астарион кинул на них раздраженный взгляд. Час спустя, когда эльф так и не вернулся в лагерь, а солнце уже начинало клониться к закату, шутки иссякли, и Энви решила, что пора проведать своего вампира и даже извиниться. В конце концов, хоть это и потрясающая почва для веселья, ему явно не нравилось быть ее объектом. Она подхватила с земли рюкзак, чтобы не выискивать сейчас в нем чистый комплект одежды и полотенца, а иметь под рукой все и сразу. Водоем сложно было назвать полноценным озером: по своим размерам он больше смахивал на громадную лужу. Кристальная прозрачность воды обманчиво демонстрировала дно, будто бы до него можно было достать рукой. На деле же скальный разлом создавал внушительную глубину, так что в центре его можно было легко уйти под воду метра на три. Кромка не сгладилась, оставаясь все такой же стиснутой угловатыми валунами. Но среди них было несколько достаточно ровных, что позволяли сесть на край и опустить ноги в прохладную воду. Астариона ее температура, конечно же, не пугала, поэтому большая часть его тела была погружена в воду, тогда как локти покоились на каменистом берегу, а подбородок упирался в сплетенные пальцы. Эльф выглядел таким умиротворенным, словно не метал невидимые молнии и вполне слышимые проклятия еще час назад: теперь он прикрыл глаза и даже кажется напевал себе под нос какой-то мотив. Но иллюзия быстро разрушилась, стоило Энви спуститься к нему с противоположного уступа. Одна бровь приподнялась, глаз приоткрылся, и выражение лица мигом стало снова недовольным. Астарион вскинул подбородок и мгновенно переместился на противоположную сторону озера, благо что до нее было всего метра полтора. И взору Энви открылась жемчужно-белая кожа его спины, исчерченная спиралью шрамов. В прошлый раз она их толком не разглядела, теперь же они предстали во всей своей… не красе, нет. Жестокости? Чудовищности? Что-то такое, да. Ей хотелось опять спросить, но наученная опытом, эльфийка сдержалась и решила следовать намеченному плану. – Прости, – она приблизилась к озерцу и присела на один из валунов, кинув рядом рюкзак. В ответ донеслось только фырканье, и Энви пришлось приложить массу усилий, чтобы подавить подкативший смешок. Этого кота нужно было приручить, прежде чем он наградит ее своим расположением. – Нам не стоило над этим смеяться. Мне не стоило. – Вот именно, – донеслось с противоположного берега. – Я должна была сразу попросить Гейла снять чары, – она старалась звучать как можно более виновато. – Ну уж точно не усаживать меня на коленки и щекотать живот! – эльф обернулся и ударил рукой по воде. Вихрь брызг разлетелся во все стороны, оставив мокрые пятна на ее одежде, повисая бриллиантовыми осколками на его влажных кудрях. Астарион хмурился пуще прежнего, но вместе с тем становился все более обворожительным. Энви потупила взгляд. Как было удержаться от такого соблазна? – Прости, – еще тише проговорила она с почти искренним раскаянием на лице. Почти-почти искренним. – Целых полчаса вы хихикали вокруг меня, гладили, чесали и… – его захлестывало возмущение, – и вообще! Трогали! А я не люблю, когда меня трогают без разрешения! В этом несдержанном выкрике явственно проступали следы многолетних мучений и травм. Астарион был феноменально тактилен, когда дело доходило до близости, но в обычной жизни старался не притрагиваться к другим людям и не терпел чужих непрошенных прикосновений к себе. Это было заметно и на вечеринке тифлингов, где он старательно избегал благодарственных объятий, и в самом походе, когда он лишь в случае крайней необходимости мог протянуть руку помощи компаньонам. С недавних пор эльфийка стала исключением из этого правила, и потому сегодняшний инцидент с гремишками так сильно его задел. – Я знаю, прости за это. – Ты хоть представляешь, каково это, когда к тебе тянет руки кто попало? – он продолжал злиться, но теперь хотя бы вслух проговаривал причины своего негодования, а это уже было что-то. – Когда тебя… откровенно лапают! Оооо, она еще как представляла это. Энви вспомнила, с каким остервенением отмывалась в тот раз после Карвела и получения балдурского заказа. Липкие, грязные воспоминания грозились унести ее в свой зловонный омут, и это, должно быть, отразилось на ее лице, потому что Астарион наконец хотя бы немного понизил накал своих эмоций: он отвернулся и на мгновение замолчал, а затем вдруг как будто немного просветлел. – Я, конечно, понимаю, что будь сам на вашей стороне, вряд ли удержался бы от подобного… Заставить Гейла шипеть было бы очень забавно, – он слегка усмехнулся, но затем вновь метнул на Энви суровый взгляд. – Но тебе, дорогая, точно нельзя было так делать! – Астарион, мне правда очень-очень жаль, ну как я могу загладить свою вину? – если его план заключался в том, чтобы заставить ее действительно раскаяться в содеянном, то он сработал. Их истории во многом были похожи, так что ей не составило труда провести параллель между тем, как себя чувствовал он, и как в подобные моменты ощущала себя она. Вампир хмыкнул и наконец развернулся так, чтобы быть к Энви лицом. – Я мог бы много чего придумать… – начал он неопределенно, – например, заставить тебя обнимать Лаэзель на протяжении все того же получаса… но боюсь, она перережет тебе глотку уже через тридцать секунд. Энви робко улыбнулась: Астарион начинал шутить, а значит переставал злиться. По крайней мере на нее. – Или! Или я мог бы найти подходящий ошейник и обращаться с тобой целый день как с кисой, чтобы ты почувствовала себя на моем месте, – в ответ Энви закатила глаза и пересела, так что ее ноги оказались в воде. – Или ты мог бы придумать что-то менее унизительное. – Или что-то более развратное, – вампир оттолкнулся от берега и через пару секунд оказался возле эльфийки. – Уж не хочешь ли ты сказать, что… – она не договорила и посмотрела на него одновременно с недоверием и весельем. – Раздевайся. Энви молча подчинилась, начав стаскивать с плеч рубашку, затем поднялась на ноги, расстегнула брюки и откинула их в сторону вместе с бельем. – Хорошая девочка, а теперь залезай в воду. Когда и это требование было выполнено, Астарион приблизился к ней вплотную и негромко проговорил: – А ведь я мог бы сейчас забрать твою одежду и просто убежать, чтобы потом смотреть, как ты возвращаешься в лагерь обнаженной, – в его глазах плясали демонические огоньки. – Ты не посмеешь, – Энви неодобрительно прищурилась. – Только потому что у меня есть идея получше, – вампир наклонился к ее губам и поцеловал. Это еще не ощущалось как прощение, но уже точно было большим шагом к нему. Астарион обвил руки вокруг ее талии, огладил бедра, приподнял ее, так что Энви невольно пришлось скрестить ноги у него за спиной, и прижал спиной к шершавой поверхности камня. Здесь, возле берега, он еще мог уверенно стоять, и вода доходила ему до пояса, но стоило сделать пару шагов назад, и дно стремительно обрывалось. – Надеюсь, сегодня ты останешься со мной, – проговорил он с улыбкой, и она сразу поняла, что он имеет в виду. – Сегодня я только здесь. Астарион еще крепче прижал ее к берегу всем телом, чтобы освободить одну руку и огладить под водой ее ягодицы, плавно и дразняще приближаясь к промежности. Как только тонкие бледные пальцы достигли ее складочек, Энви позволила себе негромко простонать. Да, она точно была здесь. Здесь и сейчас. Здесь, где в водах горного озера его кожа ощущалась уже не такой холодной как обычно. Сейчас, когда он выровнял свой член, приставил к ее входу, и она замерла в сладком ожидании. В этот раз она гораздо более отчетливо понимала, что он так восхитительно наполняет ее, так уверенно двигается, так возбуждающе смотрит. Она точно была здесь, ни малейшего намека на машинальность действий или мыслей. Войдя так глубоко, как позволяло положение, Астарион остановился. Идея трахнуть ее прямо тут, в воде, пришла спонтанно, и теперь ему требовалось немного времени, чтобы адаптироваться, осознать и прочувствовать момент. – Все хорошо? – спросила Энви, заметив небольшую растерянность на его лице. – Да, – кивнул вампир и снова накрыл ее губы своими. «Да». Определенно да. По поверхности воды стали разбегаться круги, когда их тела пришли в движение. Сперва ритмичные, небольшие изгибы слабо бились о камни, затем к берегу стали подбегать уже высокие всплески, пока волны не начали накатывать тем выше, чем быстрее он двигался внутри нее. Вбиваться в горячее тело было так приятно, вожделенно, необходимо. Эльфийка опустила руку под воду, и Астарион одобрительно кивнул: «Давай, помоги себе». В этот раз он не хотел кончать первым, так что чуть притормозил, приноравливаясь к движениям ее пальцев на клиторе, что кружили так близко, порой задевая основание члена. Энви вздрагивала, тяжело выдыхала, а затем он почувствовал, как она сжалась вокруг него и кончила с усталым стоном. Только после этого он отпустил себя и догнал ее в удовольствии, заблаговременно выйдя и сливая сперму в воду. Энви уткнулась в изгиб его плеча. Оба молчали какое-то время, и она бездумно принялась водить кончиками пальцев по его спине. Астарион вздрогнул, но неожиданно для самого себя стерпел. – Ты не знаешь, что они значат? – Нет. На днях я пытался на ощупь определить, что там сказано, но так и не смог, – он бережно спустил ее, так что ее ноги наконец коснулись дна. Энви плавно откинула голову и посмотрела ему в глаза. – Я могла бы нарисовать их для тебя. Конечно, это было слишком. Она ожидала, что сейчас он вновь закроется, откажется и отшутится, но вместо этого он взял пару секунд на раздумья и неожиданно ответил: «Давай». Она выбралась на берег, наспех вытерла руки полотенцем, что нашлось в рюкзаке, а затем достала небольшой кусок пергамента и угольный карандаш. – Повернись, – попросила эльфийка, и Астарион медленно последовал ее указанию. Торопясь поймать последний предзакатный свет, она начала выводить на бумаге точки и линии, старательно копируя узор шрамов с его спины. И чем больше она чертила, тем отчетливее понимала, что это совсем не стихотворение, это текст на инфернальном языке, но для понимания у нее не хватало знаний. – Готово, – она протянула ему лист, и Астарион аккуратно взял его за самый край, чтобы не испортить бумагу мокрыми руками. – Что это такое, черт возьми… что он со мной сделал? – вампир выглядел потерянным и изумленным, - Два столетия я ношу это на себе и наконец могу увидеть… – Знаешь, это похоже на дьявольский, – неуверенно сказала Энви, – ты когда-нибудь видел, чтобы Касадор писал на нем? – Нет… Касадор был сущим дьяволом только в образном смысле. В склепе у себя он гостей из ада никогда не принимал. Каким бы ни было его послание, смысл его мне неясен. И помедлив, добавил: – Спасибо тебе. Это… это важно для меня.