Серебряные оковы

Первое утро после возвращения из храма Шар Астарион встретил в одиночестве. Такого не было уже пару недель как, и кто-то другой ожидал бы легкого укола где-то пониже сердца от самого осознания, но его мысли были удивительно пусты. За дверью нарастал шум таверны: арфисты уже выдвинулись к Лунным башням, и теперь наступала их очередь присоединиться. Он явно различал низкий, раскатистый голос Хальсина в какофонии остальных звуков, все столь же отвратительное, только теперь еще и неуместное пение Альфиры, шипение гитьянки где-то за стеной. Все это понемногу отвлекало, заставляло хотя бы ненадолго оставить в покое вчерашний разговор и сперва дать мыслям в голове улечься. – А вот и ты, спящая красавица, давай уже собирайся, мы выходим через полчаса, – с привычной надменностью проговорила Шэдоухарт, едва Астарион спустился на первый этаж. Он предпочел бы стакан крови вместо ее язвительных реплик на завтрак, но вчера жрица предала свою богиню, которой служила 40 лет, и потому имела право быть не в настроении, тоже мучиться от сомнений и тревог. Впрочем, кажется, в «Последнем свете» они были единственными, кто хмурился и праздно шатался по залу: все остальные проверяли оружие, Гейл перекладывал свитки, Уилл убирал в сторону припасы, чтобы не тащить с собой ничего лишнего. Астарион поймал себя на том, что ищет взглядом одну блондинистую голову. И не находит. – А где Энви? – он постарался придать голосу как можно более безразличный оттенок, спокойный и будничный. – Вон там, у Огненных кулаков, обсуждает что-то с Хальсином, – волшебник махнул рукой в сторону, лишь на мгновение оторвавшись от своих заклинаний. Сам не ведая зачем, Астарион направился в комнату, где застал свою шпионку и друида склоненными над картами, в которых они что-то помечали, чертили, затем стирали и начинали заново. Она уже была полностью одета и собрана: в каждом миниатюрном кармане на кожаном доспехе сияли наполированные рукояти кинжалов, запястья закрывали легкие наручи, не сковывавшие движений, а за плечами виднелись очертания зачарованного капюшона дроу. Как только вампир приблизился, Энви подняла на него глаза и сухо проговорила: – О, ты наконец встал. Мы выходим через полчаса. – Я знаю, дорогая, Шэдоухарт уже успела меня обрадовать, – он с привычным обаянием улыбнулся ей, но ответа не последовало, эльфийка лишь повернулась к Хальсину, бросила короткое «Тогда так и поступим», а затем обогнула стол и вышла в общий зал. Если в прошлый раз Лунные башни показались ему знакомо мрачными, но при этом какими-то невыдающимися, без размаха и масштаба, то теперь от них издалека веяло каким-то смутным беспокойством и запустением. Каменный мост был усеян трупами вурдалаков, Верных и арфистов, и Астарион сделал себе мысленную пометку осмотреть карманы каждого на обратном пути. Если этот путь, конечно, вообще будет. Невозможно было определить, сколько часов они провели здесь, потому как солнце не вставало, не сменяло вечные сумерки на рассвет, пока они методично вырезали неофитов на всех этажах. И даже когда Дева Эйлин взмыла над крышей, разя своим мечом Кетерика, свет не воссиял на небосводе, вместе него над их головами взметнулось громадное склизкое щупальце, пробившее толстый слой каменной кладки, и унесло аасимара за собой в глубину подземелий. – Боги, только не говорите, что нам тоже придется туда спускаться, – Астарион закатил глаза, смахивая с нагрудника кровь Кетерика. – Еще как придется, солдат, – усмехнулась Карлах и первой шагнула в болезненно-красную, липкую живую массу, что покрывала изнутри стены башни. Второе утро приближалось, когда они заканчивали блуждать по коридорам колонии иллитидов, где за каждым сфинктером, служившем дверьми между отсеками, пряталось нечто все более и более омерзительное: то подобие кухни, на которой багбер секачом разрубал трупы, падавшие из огромного отверстия в потолке; то некротическая лаборатория, кишащая зомби и камбионами; то центр вживления личинок, в котором над полом висели капсулы с уже обращенными иллитидами и теми, кто еще только ожидал своей незавидной участи. В одном из залов и вовсе обнаружилась Мизора, которую Энви играючи освободила, сперва получив от дьяволицы обещание расторгнуть контракт с Уиллом, а заодно выторговав ему адскую рапиру в награду за труды. Но худшее было еще впереди. Когда кожистая платформа унесла их на глубину, больше всего забеспокоился Гейл, сфера в груди которого как будто что-то почувствовала и начала мелко вздрагивать и вибрировать. Энви, молчавшая почти весь день и теперь уже всю ночь, беспокойно косилась на волшебника, но едва тот начал нервно теребить сережку в ухе и одними губами что-то шептать, она резко дернула его за плечо и почти проорала: – Ты не будешь взрывать себя! Слышишь? Не будешь и точка! Если твоей Мистре так нравятся маги-суицидники, пусть найдет себе другого, а ты этого делать не будешь! Ты – не ее собственность, чтобы приказывать тебе такое! От внезапно захватившей ее волны ярости всем стало не по себе: эльфийка обычно оставалась собранной, спокойной, иногда шутила, иногда становилась серьезной, но почти никогда не срывалась на крик, всегда предпочитая найти другой, более изящный, хитрый или просто красивый способ решения проблемы. Гейл отшатнулся, когда увидел бешеный взгляд ее глаз, что почти светились на фоне кровавых брызг, усеявших фарфоровые черты лица, но и молиться Мистре перестал. Когда последний заслон коридора раскрылся, Астарион подумал, что возможно Энви не стоило так торопиться и разубеждать волшебника. Здесь, над огромным соляным бассейном парил самый настоящий Старший мозг. Третье утро вновь застало его в таверне. Астарион не помнил, где, как и в какой момент он уснул, последним обрывком памяти стал выход из рунного круга на еле державших его ногах. Одной рукой его обхватила Карлах, которая теперь не боялась прикасаться к окружающим и даже более того, стремилась это делать при каждом удобном случае. Последний бой с аватаром Миркула дался вампиру тяжело: сказались и сутки без отдыха, и отсутствие хоть кого-то для пропитания в этой обители сплошной нежити. Так что проснувшись на своей кровати полностью одетым, с затекшими от неудобной позы руками, Астарион просто пытался понять, какое сейчас время суток, как долго он здесь пробыл и как, собственно говоря, оказался. Соседняя подушка на кровати казалась нетронутой, но он почувствовал лишь какое-то подспудное волнение, легчайшую щекотку непрошенного намека, что в этом есть что-то неправильное. Суета «Последнего света» начинала становиться привычной. Теперь, когда армия Абсолют снялась с места, дорога к Вратам Балдура была свободна, и тифлинги спешили воспользоваться этой возможностью и поскорее покинуть Оскверненные проклятьем земли. И Астарион впервые был рад последовать примеру этих жалких созданий, спешно собирая по углам уже почти обжитой комнаты какие-то тряпки и безделушки, найденные в пути. И хотя Рейтвин остался в его памяти гадостным местом, где Геррингот Торм обворовывала всех прибывших, Тисобальд потчевал ядом заблудших, Малус препарировал живых, а Бальтазар воскрешал мертвых, внезапно Астариона захватило странное желание обернуться, пока он сидел на лавке неспешно катившей телеги. И ровно в этот момент огромное дерево, выжжено сухое, искривленное и перекошенное, будто пораженное старческой болезнью несмотря на могучий рост и сокрытую внутри силу, сбросило с себя тяжелый, давящий дурман, засияло золотистым светом, пробивавшимся через кору, отчего стоявшие рядом осколки статуи внезапно треснули и обрушились на землю. И это было прекрасно. Четвертое утро застало их в дороге, всего в нескольких часах от Ривингтона, и приближение к знакомым местам должно было вселить в душу Астариона все больше смятения. Вместо этого там царил все тот же штиль, непонятный покой, противоестественный и местами даже пугающий. Словно все чувства, которые должны были прорываться наружу, ранить своей остротой и сжигать кислотой до невыносимой боли, вместо этого атрофировались, застыли, сковались в полной неподвижности. На пятое утро Астарион понял, что что-то идет не так: в палатке не ощущалось ароматов шалфея и сирени, а лежанка оставалась одинокой, холодной. «Мы не разговаривали уже три дня» - расчет произвелся мгновенно и без усилий, но оставил после себя только невесомую горечь непонимания на языке. Только сейчас он осознал, что на целых три дня его мозг впал в какой-то ступор, не позволявший довести до логичного финала даже столь простую мысль. И теперь она настигла его сполна. Лежа на соломенном настиле, взирая на треугольники ткани, составлявшие потолок его первого за двести лет собственного убежища, он уже перебирал в голове, какую спальню во дворце сделает своей, какой затеет ремонт, как выкинет все красные ковры и заменит картины, как заколотит Псарню или целиком завалит ее камнями. Он вознесется, в этом Астарион не сомневался. Он займет место Касадора, чего бы ему это ни стоило. И теперь у него было даже больше причин сделать это, чем раньше: с новой силой он сможет защитить Энви от Руны. Разве это не прекрасная возможность убить двух зайцев одним выстрелом? Он станет самым могущественным существом на всем Побережье мечей, он прижмет к ногтю Витую руну и всех ее личей, он найдет этого Мрела Алкама и собственноручно вытащит его на улицу в полдень, спалит истинного вампира на главной площади Аткатлы. И Энвиэль, его прекрасная бессмертная эльфийская супруга, будет стоять по правую руку от своего лорда, будет улыбаться и наслаждаться каждой секундой мучительной смерти своих бывших хозяев. А затем, может, устроит ему экскурсию по родному городу, покажет самый престижный район, где Астарион приобретет для них очаровательный дом, в который они будут наведываться пару раз в год. Разве это не красивейшая мечта из возможных? Все, что ему нужно, это ее помощь и немного везения. И первым нужно заручиться как можно скорее. Твердой рукой он отодвинул ткань полога и вышел наружу, быстро окидывая взглядом их изрядно разросшийся лагерь: они разбили его возле какого-то старого не то амбара, не то жилого дома, от которого сохранился лишь остов, пара лестниц, да кусок крыши, с которой открывался вид на Ривингтон. Именно там и обнаружилась Энви. – Вот ты где, – его голос звучал мягко, бархатисто, словно ничего не произошло. Он ожидал, что она сейчас обернется, посмотрит на него и улыбнется кончиками губ, а может даже извинится за то, что за все эти дни не проронила ни слова. Может у нее даже нашлось бы для этого подходящее оправдание. Но ничего этого не произошло, эльфийка сидела все так же неподвижно, не сводя глаз с тесно жавшихся друг к другу домов в низине. – Как ты думаешь, что нас ждет там? – бесцветно проговорила она, и Астарион неприятно дрогнул от этой несвойственной ей интонации. – Где – там? – Там. Внизу. В Ривингтоне, во Вратах Балдура, – она слегка наклонила голову, но лицо оставалось все таким же безучастным. Астарион усмехнулся. – Победа, конечно же! Найдем этого Горташа и Орин, убьем обоих, а потом… не знаю, уничтожим Старший мозг или подчиним себе, как пожелаешь, моя прелесть, – он сел рядом, так же как она, спустив ноги с крыши, но слегка поежившись от опасности положения. – А я думаю, нас ждет смерть, - проговорила она, отчего Астарион в недоумении уставился на нее. – Кого-то из нас точно. Нам слишком везло всю дорогу, и теперь кто-то должен будет умереть. – Не говори глупостей, – он раздраженно махнул рукой и скривился. – Ты, кстати, ничего не хочешь обсудить? Может быть, слова Рафаила? М? Или поразмыслить над тем, как быть с Витой руной? Энви прикрыла глаза и тяжело выдохнула. – Астарион, я не в настроении сейчас все это обсуждать, давай поговорим позже. Пока мы даже не знаем, где Касадор – от одного звука его имени эльф непроизвольно дернулся, - будет проводить ритуал. Сперва факты, потом эмоции, ладно? Она резко подтянула ноги, встала и направилась к ближайшей лестнице. – Энви, подожди! – бросил Астарион в спину эльфийке, – Может вечером? – Может, – ответ донесся уже откуда-то снизу. *** – «Ласка Шаресс»! Нам сюда! – Лаэзель первой заметила вывеску и устремилась вверх по ступеням. Энви слегка скривилась, но спутники не заметили ее странных эмоций, а если бы и заметили, приняли бы за легкую неприязнь. Они зашагали вслед за гитьянкой, вошли внутрь и проследовали к хозяйке заведения. Энви непривычно держалась в конце, наклонив голову и старательно разглядывая пол. Но это не помогло. – Энви! Девочка моя! Как давно я тебя не видела! – Мамзель Амира расплылась в улыбке. Астарион, Уилл и Лаэзель в недоумении уставились на эльфийку. – Ха, привет, Амира, – Энви неловко улыбнулась в ответ и подошла поближе к стойке, чтобы ее спутники не видели, как она округляет глаза, пытаясь заставить Амиру молчать. Но ту было уже не остановить. – Куда ты пропала? Несколько месяцев ни слуху, ни духу. Из Верхнего города о тебе никаких вестей, из Нижнего тоже. А у меня тут столько проблем, столько проблем, лапочка! Сначала эта Стальная Стража, потом культисты, а теперь еще и Ффиона пропала! Представляешь? Моя драгоценная библиотекарша пропала! Энви поджимала губы, не решаясь на более заметные жесты, но Астарион обогнул ее, облокотился на стойку и с интересом наблюдал за удивительным диалогом, переводя взгляд то на хозяйку борделя, то на свою спутницу, у которой на лице попеременно отражался то ужас, то слабый на намек на попытку взять свои эмоции под контроль. – Эээ, я попробую ее найти, ладно? – Энви наконец удалось вставить слово в поток речи Амиры. – Ох, спасибо, дорогая! Как вовремя ты вернулась! Ну что это я все о себе да о себе! Расскажи, какая судьба тебя привела? Работа или дела? – формулировка вопроса выглядела еще более странной, так что даже Лаэзель с ее плохим пониманием местной культуры уставилась на Энви с немым вопросом на лице. – Дела, – быстро отрезала эльфийка, и Амира наконец заметила, что девушка пришла с компанией. – О, я поняла, ну тогда заходи как-нибудь на бокальчик красного, расскажу тебе все свежие сплетни, обсудим новости. – Обязательно, – выражение лица Энви наконец смягчилось. Она собиралась задать вопрос, но Амира всплеснула руками и снова заговорила. - Кстати о новостях! У меня появилась парочка дроу! На этих словах уже все четверо посмотрели на нее с нескрываемым любопытством. – Да, да! – Амира четко уловила, что упоминание темных эльфов заинтересовало компанию, – брат и сестра прямиком из Подземья, оба невероятные красавчики, а уж какие затейники в постели! От клиентов у них отбоя нет. Даже зная тебя, Энви, я бы рекомендовала познакомиться с ними поближе, – тут женщина не удержалась и подмигнула эльфийке. Астарион с восторгом переводил взгляд то на хозяйку борделя, то на эльфийку. Ситуация казалась ему крайне забавной и занимательной: эти две дамы определенно были хорошо знакомы, и он вполне догадывался, как и почему. В голове так и мелькали смелые картинки, терзающие воображение своей непристойностью. И от этого его распирало внутри чувство почти детского веселья. Еще бы! Теперь у него появится столько поводов для остроумных комментариев и опасных вопросов! Энви неуклюже хихикнула, ощущая, как по спине скользят взгляды Уилла и Лаэезель. – Ээээ, Амира... Давай, может, я осмотрю комнату Ффионы для начала? – предложение прозвучало неуверенно и робко, совсем не похоже на выверенные интонации Энви. – Да, да, конечно! Замечательная идея, вот, держи ключ, – хозяйка борделя повернулась к стене, сняла нужный брелок с крючка и вручила его эльфийке. – Второй этаж, направо от лестницы. Астарион и Энви уверенно зашагали в нужном направлении. – «Библиотека Эльминстера», – прочитал вампир на табличке возле двери, – боги, ну почему именно сегодня мы не взяли с собой Гейла! – остальные спутники старательно сдерживали смех. Но стоило Энви отпереть замок и шагнуть внутрь комнаты, как Астарион развернулся в дверном проеме и сказал Уиллу и Лаэзель, – Может вы пока поищете китрака Восса? А мы тут и вдвоем легко справимся. Гитьянка хотела было возразить, но Уилл, быстро смекнув что к чему, кивнул Астариону и схватил Лаэзель под локоть, уводя обратно к лестнице. План вампира изначально был все же другим. Дверь закрылась с характерным щелчком, Энви, уже начавшая перебирать какие-то бумаги на столе, повернула голову, и не обнаружив в комнате колдуна и воительницу, сперва непонимающе, а затем хитро посмотрела на Астариона. – Оставаться с тобой наедине всегда так волнующе, особенно в таком месте, – она медленно направилась в сторону вампира. – Нет, нет, нет, дорогая, мы здесь совсем по другой причине, – но Астарион отрицательно покачал головой, пытаясь оставить за собой контроль над ситуацией, – во-первых, – он показательно загнул палец, – мы ищем информацию об этой Ффионе, а во-вторых, я хотел поговорить. Но Энви уже подошла к вампиру вплотную, соблазнительно наклонила голову и принялась аккуратно поглаживать шнуровку на его легких доспехах, еще не развязывая ее, пока лишь проводя пальцами по всей длине. – И ты можешь говорить, все что захочешь, – она как будто бы невинно взмахнула ресницами, но Астарион почувствовал, как слабеют руки от этого взгляда с поволокой. – Брось, мы несколько дней были в дороге… Я по тебе соскучилась, – она провела носом по его щеке, и он прикрыл глаза от теплоты ее дыхания на своей коже. Руки сами легли на талию эльфийки, хотя мозг еще продолжал отчаянно сопротивляться. – Энви… – Астарион… – губы коснулись линии челюсти, спустились вниз к шее, девичье тело сильнее прижалось к нему, а затем вдруг начало опускаться вниз. Астарион все еще пытался держать в уме свой главный вопрос и даже предпринял новую попытку начать разговор, но даже сам счел ее неубедительной: голос понизился почти до шепота, в него вклинилось предательское придыхание. Боги, они же в борделе! Тут мысли сами собой устремляются в сторону секса! Длинные пальцы уже коснулись пряжки ремня, хлестко выдернули его и потянули брюки вместе с нижним бельем вниз. Энви обхватила губами головку, едва член показался наружу, обвела языком по кругу и ткнулась в мягкую щель на кончике, выбивая из Астариона первый короткий вздох. Он еще не успел полностью возбудиться, но Энви это нисколько не смущало: ей даже нравилось ощущать, как член наливается кровью, тяжелеет у нее во рту, как сперва податливая, прохладная плоть становится с каждой секундой все более твердой, теплой, влажной. Одной рукой она придерживала его у основания, контролируя глубину, помогая себе короткими движениями пальцев, а другой внезапно для самой себя оттянула пояс своих брюк и устремилась вниз, внутрь, туда, где уже начало скапливаться напряжение. В этом всем – в размеренных движениях головы, в тугом обхвате губ, в его негромких стонах – было что-то совершенно прекрасное, и даже комната эта, на втором этаже «Ласки Шаресс», ставшая невольной точкой в их путешествии, почему-то только еще больше добавляла особенности моменту. Энви подняла глаза на Астариона: она в целом не любила так делать, это всегда казалось ей слишком притворным, показательным, а порой и унизительным, но почему-то именно сейчас, с ним, ей захотелось увидеть, как тот, кому она доставляет удовольствие, теряется в нем. Вампир откинул голову назад, слегка ударившись затылком о стену, но даже не обратив на это внимания, и лишь когда Энви ненадолго отстранилась, продолжив одной рукой ритмично водить по всей длине его члена, поддев большим пальцем очередную каплю предъэякулята и размазав ее по глянцевой от напряжения головке, Астарион опустил взгляд вниз, встречаясь с демонами, что заплясали в ее глазах. – Какая ты плохая девчонка… – с усилием выдохнул он, – но как же хорошо ты это делаешь… Щеки эльфийки разрумянились, губы потеряли четкий контур, стали такими сладко припухшими, красными, мокрыми от слюны и его смазки, что он уже хотел было наклониться, схватить ее за подбородок и притянуть к себе, поцеловать, но Энви, получив желаемое, быстро вновь взяла член в рот так глубоко, как могла. К каждому скользящему по всей длине движению горячих губ добавлялось легкое давление языка снизу и встречное, крепкое и настойчивое, объятие пальцев. Восхитительного запаха и вкуса Астариона было достаточно чтобы ее собственное желание с шипением разливалось в крови, и, хотя было трудно – чертовски трудно! – сосать, улавливать его реакции, следить за малейшими всхлипами и одновременно не терять фокус на собственном удовольствии, Энви чувствовала, что сама все ближе подбирается к черте. На мгновение она прикрыла глаза от подкатывающих ощущений, невольно сбив ритм, но затем заставила себя отвлечься и снова посмотреть на лицо Астариона – на то, как он то и дело облизывал губы, шептал какие-то грязные непристойности, перемежая их короткими «да» и «вот так». Когда вампир широко распахнул глаза и сильнее сжал кулаки, которыми упирался в стену за спиной, Энви поняла, что он уже близок. – Боги, Энви, я сейчас… Она не отстранилась, лишь моргнула, давая ему знак своего согласия, и Астарион даже не успел договорить и кончил с прекрасным стоном, наполнив ее рот терпкой спермой. Это было уже второе действие за последние несколько минут, которое раньше она встречала с внутренним содроганием и отторжением, но которое в этот раз отозвалось только усилившимся напряжением в собственных мышцах. Слизывая последние капли с головки и спешно проглатывая их, она продолжала быстро скользить пальцем по своему клитору, нажимая ровно так, как надо. Астарион подался бедрами чуть назад, его колени подогнулись, и он опустился на пол рядом с Энви, сквозь туман едва отступившего удовольствия наблюдая, как эльфийка жадно гонится за своим: веки прикрыты, губы так обворожительно распахнуты, из горла вырывается короткое дыхание, подбородок опущен, и сквозь тесную, неудобную ткань заметны быстрые движения кисти, которые не прекращаются еще несколько секунд после того, как ее настигает долгожданная разрядка. Энви тяжело и шумно выдохнула, тело наконец расслабилось, и тогда Астарион приподнял ее голову и наклонил к себе для поцелуя. – Оказывается, иногда тебе нужно не так уж многое, чтобы кончить, да? – промурлыкал он и облизнулся, ощущая собственный вкус на ее губах. Энви блаженно улыбнулась, прежде чем ответить. – Надеюсь, тебе понравилось. Потому что мне – очень, – она уткнулась лбом ему в плечо, – и спасибо, что не стал портить мне прическу. Астарион усмехнулся и убрал руку, которую за секунду до этого занес над ее головой, намереваясь провести пальцами по волосам. Они просидели так на полу еще пару минут, прежде чем до его слуха донесся далекий стук шагов по ступеням лестницы. – Уилл и Лаэзель возвращаются, а мы так ничего и не нашли. – Там, на столе, – Энви махнула рукой в неопределенную сторону, еще не желая отрываться от Астариона, – дневник Ффионы. – Ну и ну, тебе стоило пораньше раскрыть мне свои таланты, сладкая, – в голосе вампира зазвучало искреннее уважение к ее профессиональной наблюдательности.