~ ASC ~
Было темно. Он знал, что сейчас ночь, но темнота обволакивала его, и он дрожал под тонкой простыней. Желудок нетерпеливо заурчал, и он потер рукой боль, надеясь, что она прекратится. Он потянулся к шнурку, включающему свет, забыв о том, что лишился привилегии иметь лампочку в чулане. Он почувствовал, как что-то ползет по его руке, и прихлопнул это нечто, поморщившись, когда почувствовал, что паук отвалился. Пауки его не особо беспокоили, но он и не хотел, чтобы они ползали по нему. Уже третью ночь подряд его запирали в чулане. Маленькая девочка по имени Хлоя подружилась с ним в школе. У нее были вьющиеся светлые волосы и широкая улыбка. Он помнил, как она хихикала и аплодировала, когда он висел вниз головой на перекладинах на детской площадке. После перемены она обняла его и сказала, что они будут лучшими друзьями. Теплое чувство в животе заставило его улыбнуться. Он был рад, что у него появился друг. Она ждала его на перемене, и они побежали к обезьяньим брусьям, смеясь и веселясь, пока Дадли не подошел и не столкнул Гарри с вершины, так что тот упал, неловко приземлившись на ногу. Пытаясь не заплакать, он так сильно прикусил губу, что из нее пошла кровь. Хлоя упала рядом с ним. — Гарри! Гарри! Ты в порядке? Больно? — спросила она, обеспокоенно касаясь его ноги. — Да. Дадли ухмыльнулся. — Малыш! Хлоя встала, ее лицо покраснело от гнева. — Ты толкнул его, ты, большой хулиган! Дадли толкнул ее, и она упала на задницу. — Не толкал! Лгунья! Нижняя губа Хлои задрожала, и слезы потекли по ее щекам. — Ты злой! Дадли рассмеялся, ухмыляясь Пирсу Полкиссу, своему другу, который смеялся вместе с ним. — Не общайся с мелюзгой Гарри, Хлоя. Найди себе друга получше. — Я не мелюзга! — потребовал Гарри, вставая, его нога дрожала. — Ты намочил постель! Глаза Хлои расширились от такого заявления. — Правда? Пирс громко рассмеялся, а Гарри покраснел. — Малыш Гарри! Только младенцы писают в подгузники! Ты что, носишь подгузник под этими брюками? Гарри уставился на них. — Нет! Я не ношу подгузники — я не ребенок! Пирс ухмыльнулся Хлое. — Если ты не хочешь тоже стать большим ребенком, держись подальше от этого урода! — Урод! — завопил Дадли, пихнув Гарри так сильно, что тот упал на уже побитую попу. — Урод! Насмешек Дадли и Пирса было достаточно, чтобы прогнать ее. Он прихрамывая пошел в дом, его лодыжка опухла и вывихнулась от падения, а Дадли толкнул его. Он споткнулся перед своим чуланом и поскользнулся по полу. — ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ! — вскрикнула тетя Петуния, подхватив Гарри за плечи и тряся его так сильно, что очки скатились с его носа. — Я только что вымыла пол! Убери свои школьные вещи и иди сюда! Ты можешь заново замазать пятна, которые сделал! Гарри немедленно принялся за работу под критическим взглядом тёти Петунии. Он отмыл деревянный пол с помощью губки и ведра с мыльной водой. Он только что закончил, когда дядя Вернон вернулся домой. Он перешагнул через Гарри, с отвращением взглянул на него и целомудренно поцеловал Петунию в губы. — Опять этот уродец доставляет неприятности? Тетя Петуния поджала губы. — Он испачкал мой чистый пол. Дадли сказал, что сегодня он приставал к какой-то бедной девочке по имени Хлоя. — Это был не я! — воскликнул Гарри, вставая, чтобы посмотреть на тетю. — Это делал Дадли! Она моя подруга! Петуния уставилась на него. — Мой Дадли никогда бы не стали приставать к маленькой девочке! Как ты смеешь говорить такую ложь, Гарри Джеймс Поттер! Ты грязный неблагодарный уродец, у которого никогда не будет друзей! — Я не урод! — крикнул Гарри в ответ, а затем вскрикнул, когда тыльная сторона руки дяди Вернона ударила его так сильно, что он упал на землю. — КАК ТЫ СМЕЕШЬ ТАК РАЗГОВАРИВАТЬ СО СВОЕЙ ТЕТЕЙ, МАЛЬЧИК! МЫ ВЗЯЛИ ТЕБЯ ПО ДОБРОТЕ ДУШЕВНОЙ, И ТЫ БУДЕШЬ ОТНОСИТЬСЯ К НАМ С УВАЖЕНИЕМ, НЕБЛАГОДАРНЫЙ МАЛЕНЬКИЙ СОПЛЯК! Он снова поднял руку, и Гарри вздрогнул за секунду до пощёчины и вскрикнул от боли в лодыжке, когда снова упал на неё. Дядя Вернон подхватил его за шиворот и с силой швырнул в чулан. Он выкрутил лампочку и закрыл дверцу на замок. — Выпустите меня! — кричал Гарри, стуча кулаками по двери. Дядя Вернон громко стукнул дверью. — Ты не издашь ни звука, мальчик! Ни единого звука! Ты сможешь выйти, когда я сочту тебя благодарным. Только благодарные дети заслуживают света. Пребывание в темноте пойдет тебе на пользу; научит тебя быть чертовски благодарным за то, что мы тебе даем! Прошло три дня, а Гарри не выпускали из темноты. Он неоднократно мочился. Голова раскалывалась, лодыжка распухла, а желудок сводило от голода. Когда он наконец освободился, тетя Петуния заставила его принять ледяную ванну, оттерла его так, что кожа покраснела и покрылась волдырями, а затем отправила его в школу без завтрака. Если он будет хорошо себя вести в школе, то по возвращении домой получит что-нибудь поесть, сказала она ему. Хлоя осторожно подошла к нему во время игры, опустив голову. — Привет, Гарри. — Привет, Хлоя, — ответил он, уже зная, почему она с ним разговаривает. Хлоя улыбнулась ему. — Я хочу с тобой дружить, но Дадли и Пирс... они такие злые. — Все в порядке, — сказал он ей. Он привык к тому, что люди бросают его. — Я знаю. Он смотрел, как она торопливо уходит играть с девочкой по имени Эми, а он снова сидел на земле у обезьяньих брусьев в полном одиночестве. Гарри проснулся от того, что сердце колотилось в груди, и моргнул в полумраке, когда воспоминания покинули его. Он вытер слезы с глаз. Ему всегда хотелось иметь друга. Хлоя была такой милой, но он не решался заговорить с ней снова, боясь, опасаясь того, что сделают Дадли и Пирс. Джинни... она была самым милым человеком, которого он когда-либо встречал. Она широко улыбалась и была полна смеха, Рон был забавным, добрым и Полумна, такая милая. Он схватил плюшевую лань и прижал Лили к своей груди, пока у него текли слезы. Что они будут делать, когда узнают, какой он урод? Они тоже больше не захотят быть его друзьями. Сириусу он все еще нравится, подумал он, хватая плюшевую собачку Бродяги. Светильник освещал его спальню, и он чувствовал себя комфортно. Рядом с ним спал Мародер, и это тоже успокаивало, но он хотел к своему крестному, понял он. Он бесшумно выбрался из кровати и высунул голову в дверь. Маленький свет освещал коридор, ведущий в ванную, но внизу было темно. Гарри вышел в коридор и медленно направился к комнате Сириуса, тихонько толкнув дверь. Сириус спал, раскинувшись на большой кровати, и тихонько похрапывал. Гарри на минуту замешкался. Он никогда раньше не пробирался в комнату Сириуса посреди ночи — что, если он рассердится на него? На мгновение он застыл в дверях, дрожа от страха, а потом решился, поспешил в комнату и забрался на большую кровать, чтобы поудобнее устроиться под одеялом. Он придвинулся ближе к Сириусу, пока не почувствовал прикосновение его руки, и только тогда закрыл глаза и уснул.~ ASC ~
11 августа 1986 года... Сириус проснулся от дневного света, светившего в окно. Он забыл поставить будильник, понял он, взглянув на часы перед собой. Было почти восемь. Еще рано, но чуть позже, чем он любил вставать для ежедневных занятий с Гарри. Почувствовав рядом с собой движение, он повернулся и с удивлением обнаружил Гарри, уютно устроившегося в его постели. Он потянулся к ребенку, притянул его ближе и поцеловал в макушку, и Гарри зашевелился в его руках, обхватив руками шею Сириуса и крепко прижав его к себе. — Доброе утро, Сохатик, — с улыбкой сказал Сириус. — Что ты здесь делаешь? Гарри покраснел от смущения. — Прости. Сириус поцеловал его в щеку. — Все в порядке, Гарри. Ты всегда можешь прийти ко мне. Он осторожно убрал с лица темную челку. — Что случилось, Сохатик? Тебе приснился плохой сон? — Нет, — пробормотал он и по его щекам покатились слезы. Сириус сел, усадив ребенка к себе на колени и обняв его за плечи. — Что случилось, Сохатик? — Джинни... и Рон... и Полумна... они больше не захотят быть моими друзьями. Бровь Сириуса приподнялась. — С чего ты это взял? — У уродов не бывает друзей. — Сохатик, — осторожно сказал Сириус. — Ты не урод. Ты никогда не был уродом. И никогда не станешь уродом. Конечно, они твои друзья. Гарри покачал головой. — Дядя Вернон говорит, что я не заслуживаю друзей. — Ну, Вернон — чертов придурок, — сказал он, его глаза вспыхнули от гнева. — Гарри, все, что тебе говорили дядя Вернон и тетя Петуния, — ложь. Я не хочу, чтобы ты когда-либо слушал или верил в это. Ничто из того, что они тебе говорили, не является правдой. Ничего! На глаза Гарри навернулись слезы, и он сглотнул их, глядя на Сириуса. — Во сне я вспомнил, как Дадли отпугнул Хлою, а тетя Петуния сказала, что это из-за меня. Что, если они узнают обо мне? Я им больше не понравлюсь. Сириус поцеловал Гарри в лоб, затем в обе щеки, а затем взял его на руки, как младенца, и покачал взад и вперед. — Это было бы глупо с их стороны. А что они узнают о тебе, Гарри? Какой ты добрый? Или забавный? Или милый? Или как ты любишь веселиться? Или как ты любишь читать? Или какой ты полезный? Для меня это все звучит как удивительный друг. Гарри позволил слезам течь и остался лежать в объятиях Сириуса, прижавшись лицом к обнаженной груди крестного — Обещаешь? Сириус просто прижал его к себе. — Я обещаю, Гарри.~ ASC ~
После сытного завтрака и очередных заверений, Гарри, казалось, оправился от кошмара, который привел его в замешательство из-за того, что его новые друзья бросили его. Сириус вскользь упомянул об этом Римусу, и оба согласились, что, очевидно, было бы хорошей идеей пригласить одного, если не всех троих, как можно скорее, чтобы дать Гарри знать, что у него все еще есть друзья. Сириусу это еще раз напомнило о том, как ужасно Дурсли обращались с Гарри. Каждый раз, когда он надеялся, что Гарри уже прошел это, из воспоминаний мальчика всплывало что-то темное, и это его раздражало. Он хотел, чтобы Гарри оставил это позади, и знал, насколько это нереально. Он провел более четырех лет, подвергаясь жестокому обращению с их стороны; он даже не помнил, каково это быть счастливым и быть любимым родителями. Сириусу нужно было напомнить ему об этом. Он обнял Гарри на прощание, а сам вместе с Римусом устроился в солнечной комнате. Сириус шагнул в камин и приземлился в кабинете МакГонагалл, сверившись с часами, и понял, что она должна быть где-то поблизости. Он как раз вошел в коридор, как мимо него пронесся Пивз, отступая назад и гогоча от удовольствия. — Почему Сириус-Такой-Серьезный, зачем ты здесь? — Не сейчас, Пивз, — нетерпеливо ответил Сириус, не обращая внимания на полтергейста, который лишь гоготнул, удаляясь. Он как раз остановился перед кабинетом Дамблдора, когда статуя двинулась и из нее вышел сам Дамблдор. — Сириус! — удивленно воскликнул он. — Я Вас ждал? Сириус покачал головой, засунув руки в карманы черных джинсов. — Нет. Я просто... Вообще-то я искал Минерву, но если у тебя есть минутка? Дамблдор кивнул и отступил назад, пропуская Сириуса на движущуюся лестницу. — Конечно, после Вас. Они вместе направились в офис, и Дамблдор последовал за Сириусом внутрь, садясь на край стола и жестом приглашая Сириуса сесть. — Как поживает юный Гарри? — Хорошо. У него все хорошо. — Он провел пальцами по волосам и тяжело вздохнул. — Ему снятся кошмары о Дурслях. Глаза Дамблдора выглядели печальными. — Я сожалею об этом больше, чем могу выразить словами, Сириус. Как Вы справляетесь с его кошмарами? Сириус пожал плечами и сел. — Не знаю. Я утешаю его. Обнимаю его. Я целую его. Я говорю ему, как его любят. Я говорю ему, что все, что говорили ему тетя и дядя, — ложь, и чтобы он не верил в это. Я не знаю, правильно ли я это делаю. — Для меня это звучит правильно, — с улыбкой сказал ему Дамблдор. — Вы даете ему любовь и внимание, в которых он нуждается. Доверьтесь своему сердцу, Сириус. Вы любите его и только это означает, что Вы делаете то, что считаете правильным. Сириус кивнул. — Проф… Альбус, он ничего не помнит о Джеймсе и Лили и о том, как сильно они его любили. Я имею в виду лакомые кусочки. Я спел ему однажды ночью после плохого сна, и он смутно вспомнил песню, которую когда-то пел ему Джейми; далекое воспоминание, запечатленное в его мозгу. Я думаю, это чудесно, но мне бы хотелось, чтобы он помнил больше. — Редко кто-то помнит что-либо из своей жизни до трехлетнего возраста и после перенесенной травмы, например, когда он увидел, как его мать умерла на его глазах, все, что он мог вспомнить, он мог затолкнуть еще глубже в себя, — объяснил Дамблдор, постукивая длинными пальцами. — Я полагаю, что образ Волан-де-Морта, направившего свою палочку на его голову после убийства матери, — это не то, что он хотел бы вспомнить, даже если бы мог. Тогда я принял ужасное решение и поместил его к родственникам-маглам, и он подвергся насилию, эмоциональному и физическому; это решение, с которым мне придется жить. — Значит, это чудо, что он такой добрый и любящий, ты мне это говоришь? — Он замечательный мальчик, Сириус, — сказал ему Дамблдор. — Но дети удивительно выносливы. — Я знаю, что он такой, — сказал Сириус, улыбаясь. — Он умный, добрый, и мне очень нравится его смех. Сейчас он стал смеяться гораздо чаще; глубокий смех, который, кажется, начинается в его животе и поднимается вверх. Я хочу, чтобы он был счастлив. — Гарри счастлив, и со временем он избавится от плохих воспоминаний, которые у него есть, и вместо них будет вспоминать все те хорошие, которые Вы ему подарили. Сириус кивнул. Он знал, что это правда, но иногда его очень беспокоило то, через что прошел Гарри и это заставляло его вспоминать собственное детство. Меньше всего ему хотелось причинить Гарри такой же вред, какой причинили ему его родители. — Мне просто хотелось бы, чтобы он мог вспомнить все хорошее о своих родителях. Они так его любили, Альбус. Джейми пел ему, а Лили танцевала с ним на руках. Я просто... хотел бы, чтобы они были здесь и увидели своего сына. Вот и все. Дамблдор улыбнулся, его глаза сверкнули, он встал из-за стола и подошел к шкафу у двери. — Когда человек становится директором школы, нам дарят несколько замечательных артефактов. Один из них — омут памяти. Ты знаешь, что это такое, Сириус? Сириус встал, чтобы посмотреть на Омут памяти, наблюдая за серебристой жидкостью, кружащейся внутри, и кивнул. — В ней содержатся воспоминания. — Воспоминания, которые можно переживать снова и снова. Они помогают прояснить разум и помочь увидеть вещи более ясно. Они могут быть чрезвычайно полезны, как было доказано на Вашем суде, но многие волшебники их боятся, поскольку они могут непреднамеренно удерживать все наши темные секреты, — объяснил он, вертя палочкой в серебристой субстанции. — Но иногда пережить воспоминание может быть прекрасным опытом, который возвращает радость в нашу жизнь. Сириус мгновение смотрел на него, а затем на его лице появилась медленная улыбка. — Ты считаешь, мне стоит заполнить Омут памяти для Гарри? Дамблдор улыбнулся. — Он еще слишком мал, чтобы по-настоящему понять, но если Вы начнете собирать воспоминания, не только свои, но и тех, кто знал его родителей, я думаю, Вы сможете сделать ему прекрасный подарок в будущем, может быть, даже получить его собственные ранние воспоминания и вложить их в этот подарок. Это может стать тем самым билетом, который поможет Гарри вспомнить тех, кто любил его и кто любит его сейчас. — Альбус, это гениально! — У меня бывают моменты, смею заметить, — сказал он с ухмылкой. — Мой брат Аберфорт знаком с несколькими людьми, которые занимаются изготовлением чаш для Омута Памяти. Буду ли я рад поговорить с ним о том, чтобы сделать такую чашу для Вас? Сириус кивнул, широко улыбаясь. — Это было бы потрясающе. Спасибо. — Не за что, — тепло сказал он. — Альбус, мне было интересно кое-что еще. Я написал Минерве, чтобы узнать ее мнение по этому вопросу, но ответа пока не получил. Ты видел статью о зелье, изобретенном Белби, в «Ежедневном пророке»? Дамблдор кивнул, присаживаясь в одно из кресел. — Да, Волчье противоядие. Похоже, в последнее время оно вызывает большой переполох в Министерстве. Заседания Визенгамота были полны этим вопросом. Вы думаете о мистере Люпине, я полагаю? — Да, — ответил Сириус. — Я знаю, что он мало читает газету, поэтому, вероятно, даже не знает о ее существовании, но… что ты о ней знаешь? — Увы, не много, — признал Дамблдор, почесывая кончик своего очень длинного носа. — Насколько я понимаю, если выпить противоядие, трансформация в оборотня происходит так же, но оно позволяет человеку сохранять собственный разум, все время осознавать окружающую обстановку и не терять себя в сознании существа. Что, в свою очередь, позволяет сохранять спокойствие и приручать их. Это очень продвинутая магия, но ни в коем случае не лекарство. — Я понимаю, — осторожно сказал Сириус. — Но Римус... незнание того, причинил ли он кому-то вред или как он повредил себя — гложет его с тех пор, как я его знаю. Если это действительно шанс для него остаться самим собой и исключить возможность того, что он причинит вред себе или другим, то я думаю, что это что-то хорошее. — Я согласен, — сказал Дамблдор. — Но Вы знаете, что противоядие выдается только тем, кто зарегистрируется, и будет полностью сотрудничать с Министерством магии в рамках эксперимента, проводимого Департаментом по регулированию и контролю магических существ? Они не планируют продавать его ни в одной аптеке — им нужен полный доступ к любому больному ликантропией. Глаза Сириуса помрачнели, когда он занял место напротив Дамблдора. — О, я прекрасно знаю об этом. И это именно то, чего не должно случиться с Римусом. С ним и так плохо обращаются в нашем обществе за то, что он так часто «болеет». У тебя есть связи в Министерстве, есть ли шанс, что ты сможешь достать ингредиенты для этого зелья? Я приготовлю его для Римуса, если понадобится. — Сириус, это очень сложное для приготовления противоядие. Я не говорю, что Вы не сможете его приготовить, но любая крошечная ошибка может катастрофически изменить эффект. — Я должен попробовать. Дамблдор улыбнулся и кивнул. — Ваша любовь и восхищение мистером Люпином удивительны. Я сделаю все возможное, чтобы узнать больше об этом противоядии: что в нем содержится и каковы предостережения относительно его приготовления. Я не могу дать никаких гарантий, но обещаю разобраться в этом. — Спасибо, Альбус. Это все, о чем я прошу. Дамблдор улыбнулся и встал. — Ну, я сам очень опаздываю на встречу с мадам Багнолд и Корнелиусом в министерстве, и я полагаю, что Фадж уже просто в ярости из-за моего опоздания, — сказал он, когда Сириус засмеялся. — Минерва, вероятно, все еще на поле для квиддича, если Вы, конечно, все еще ищете ее. Она любит летать по утрам, когда учеников еще нет. — Спасибо, — сказал Сириус, протягивая руку. Дамблдор с улыбкой пожал его руку. — Скоро Вы получите от меня весточку, Сириус. Сириус смотрел, как он делает шаг в огонь и улетает из камина, и улыбался. Он почувствовал себя на удивление лучше. Он вышел из кабинета Дамблдора и спустился на территорию. Он увидел две фигуры, носящиеся вокруг на метлах, и это заставило его улыбнуться. МакГонагалл всегда была фанатом квиддича, особенно команды своего факультета, но он никогда раньше не видел, чтобы она летала. Устроившись поудобнее на трибунах, он наблюдал за тем, как она проносится по воздуху, а потом понял, что с ней летит мадам Трюк. Он прождал всего десять минут, прежде чем она плавно приземлилась перед ним. — Сириус. — Минни, — сказал он тем же тоном, ухмыляясь. — Я не знал, что ты летаешь. — Вообще-то нет, но время от времени мне нравится подниматься в небо. — Она повернулась к мадам Трюк, пообещав встретиться с ней за обедом, и заняла место рядом с Сириусом на трибунах. — Что Вы здесь делаете сегодня? — Ищу тебя, — с улыбкой ответил он и наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку, отчего она покраснела. — Ах, ты! — воскликнула она, шлепнув его по руке. — Никогда не отличались хорошими манерами. — Я говорил, что женюсь на тебе, но ты отказала мне. — Во-первых, Вы были на втором курсе. Во-вторых, я слишком стара для Вас, а в-третьих, это было нелепое заявление. Он усмехнулся и положил руку ей на плечи. — Я бы сказал, что пятьдесят на пятьдесят в том смысле, насколько я на самом деле это имел в виду. — Мне следовало сказать «да» и посмотреть, как Вы извиваетесь, — сказала она ему с ухмылкой. — Как Гарри? Сириус пожал плечами. — Нормально. Время от времени ему все еще снятся кошмары, но он доверяет Римусу и мне, и он очень увлечен моей кузиной Нимфадорой Тонкс, так что это даже мило. Вчера мы были в доме Уизли: юная Джинни праздновала свой день рождения, и Гарри был приглашен после встречи с ней в парке. Он переживает, что они не захотят с ним дружить, потому что он урод, по мнению этого придурка Дурсля. Я сказал ему, что это глупо, что он замечательный и, конечно, они его друзья. Просто... я всегда волнуюсь, что говорю что-то не то, — пробормотал он, удивляясь тому, как много всего вырвалось наружу при виде Макгонагалл. МакГонагалл тепло улыбнулась ему. — Похоже, Вы все делаете правильно, Сириус. Такие вещи требуют времени. Вы не можете ожидать, что он станет идеальным после одного дня с Вами или нескольких месяцев. Он будет помнить плохие времена так же хорошо, как и хорошие. Он кивнул. — Я начинаю это понимать. Я столкнулся с Дамблдором, когда искал тебя, и мы поговорили. Он предложил мне хранить воспоминания в омуте памяти, чтобы помочь Гарри вспомнить своих родителей. Мне очень нравится эта идея. Я думаю, что Дамблдор прав и он сейчас слишком молод, чтобы ценить их, но я бы хотел начать их коллекционировать. Я хочу, чтобы Гарри помнил, как его любили, и видел, как он любим сейчас. Это важно для меня. — Это замечательный план, — сказала МакГонагалл. — Я и сама с удовольствием поделюсь для него несколькими воспоминаниями о тех выходках, в которые вы, мальчики, попадали, находясь в моем классе. Сириус широко улыбнулся. — Мы были ангелами, Минни. Не знаю, почему ты говоришь эту ложь. — Чушь собачья. — Минни! Язык, моя дорогая! Она закатила на него глаза. — Прости, что не ответила на Вашу сову о Римусе, просто у меня не было времени разобраться с этим. Думаю, лучше всего будет поговорить с Дамблдором, у него есть связи в Министерстве. — Я говорил с Дамблдором об этом сегодня утром, — сказал Сириус с улыбкой. — Он сказал, что изучит это для меня, и мы будем действовать дальше. — Хорошо, — сказала МакГонагалл с улыбкой. — А теперь проводите меня обратно в замок и расскажите мне о Гарри. Сириус протянул ей руку, когда она встала. — Конечно. Когда ты придешь на ужин, чтобы Гарри смог увидеть свою тетушку Минни? МакГонагалл весело улыбнулась ему. — Вам повезло, что Вы мне нравитесь, Сириус. Он просто ухмыльнулся. — Я этого не знал.~ ASC ~
Римус провел утро, занимаясь с Гарри латынью. У него дела шли очень хорошо, и ему нравилось наблюдать за прогрессом Гарри, но сегодня было что-то, что его беспокоило. Сириус упомянул тот факт, что Гарри пробрался в его комнату прошлой ночью, но больше ничего не сказал. Но наблюдая за ним, Римус понял, что что-то не так. После часа чтения и перевода латыни он решил, что перерыв очень нужен. — Хорошо, Гарри, давай сделаем небольшой перерыв, ладно? Гарри просто кивнул и сполз на пол, чтобы погладить Мародера по животу. Римус улыбнулся. — Давай выпустим Мародера немного побегать на улицу. Гарри открыл заднюю дверь и улыбнулся, когда Мародер выскочил во двор и унесся прочь, но он не последовал за ним. Он просто сел на траву и стал наблюдать за Мародёром вдалеке. Римус пересел рядом с ним, скрестив ноги так, как сидел Гарри. — Ну что, маленький Сохатый? Гарри пожал плечами и посмотрел на Римуса из-под ресниц. Римус некоторое время наблюдал за ним, прежде чем заговорить. — Знаешь, когда я учился в Хогвартсе с твоим папой, дядей Сириусом и твоей мамой, они всегда говорили мне, что я самый лучший слушатель. Они всегда могли рассказать мне о чем угодно, а я просто слушал. Гарри промолчал. — Особенно твоя мама. Она жаловалась на свою старшую сестру Петунию на то, как она называла ее уродкой, но подумала, что, возможно, она просто завидовала, потому что у нее не было никаких магических способностей. — Тетя Петуния называла мою маму уродкой? Римус кивнул, не сводя глаз с Гарри. — Называла. Постоянно. Это задело чувства твоей мамы, не из-за обзывательств, а потому, что она чувствовала, что ее старшей сестре она больше не нравится, потому что она могла творить магию, а Петуния - нет. — Тетя Петуния говорит, что я урод. — Ты не урод. Как и твоя мама. Гарри застенчиво посмотрел на него. — Мне приснилось, что я вернулся в свой чулан, там было темно, я был голоден и совсем один. Они заперли меня, потому что я был ненормальным. А Дадли спугнул Хлою, так что я был уродом без друзей. Я был один. — Теперь ты не один, Гарри, — мягко сказал Римус, нежно сжав плечо мальчика. — Я здесь, и дядя Сириус здесь для тебя, и ты начал заводить новых друзей с Джинни Уизли, не так ли? Гарри кивнул. — Она милая. — Как прошел ее день рождения? — Было весело, — сказал Гарри с улыбкой. — Я познакомился с ее братом Роном, ее подругой Полумной, ее братом Перси, ее братом Фредом, ее братом Джорджем, ее братом Чарли и ее братом Биллом. Они были милыми. Дядя Сири сказал, что они мои друзья и не будут называть меня уродом, но... — Но что, Гарри? — мягко спросил Римус. Гарри уставился на траву, отрывая кусочки, пока говорил. — Но что, если он ошибается? Что, если дядя Вернон был прав и я не заслуживаю друзей? Римус сочувственно улыбнулся. — Ну, я не думаю, что он прав. Ты очень понравился Джинни, она пригласила тебя на свой день рождения и познакомила со множеством новых друзей. Это не похоже на человека, который не хочет быть твоим другом. И я думаю, ты уже знаешь, что Вернон и Петуния... они не были очень хорошими людьми. — Дядя Сириус говорил, что дядя Вернон был чертовым придурком. — Ну да. Гарри, давай постараемся не повторять таких плохих слов, даже если дядя Сириус их произносит, хорошо? Гарри поднял на него глаза. — Но на днях, когда ты споткнулся о Мародера, ты сказал — чертова гребаная хрень — разве можно так говорить, если ты это сказал? Римус покраснел и вздохнул, осознав, что, честно говоря, он так же плох, когда дело доходит до ругательств, как и Сириус. — Нет, определенно нет. Мы с Сириусом постараемся... мы перестанем говорить плохие слова, и ты тоже. Договорились? Гарри улыбнулся. — Договорились. — Он встал и крепко обнял Римуса. — Я люблю тебя, дядя Лунатик. Римус обнял его в ответ и поцеловал в щеку. — Я тоже тебя люблю, Гарри, очень сильно. Помни, у тебя есть много людей, которые тебя любят, и много новых друзей, которые хотят узнать тебя лучше. Не забывай об этом. Ты особенный. — Я особенный? — Очень особенный, — с улыбкой сказал Римус, прижимаясь губами к макушке мальчика. — А теперь, как насчет того, чтобы прогулять школу на целый день и сходить в кино? Гарри широко улыбнулся. — Правда? — Правда, — с ухмылкой сказал Римус, вставая и протягивая руку. — Пойдем.