Лекарство от меланхолии

Когда Джеймс вернулся, сэр Джон по-прежнему курил свою трубку, но уже снял капитанский мундир, оставив лишь белый жилет, однако это не придало его облику меньшей официальности. Он улыбнулся Джеймсу с большой теплотой, достаточной для того, чтобы тот отбросил свои опасения относительно того, что должно произойти. - Я принёс то, что вы просили, сэр, - сообщил он и осторожно положил трость на стол. - Хорошо, - произнёс сэр Джон. Он взял её и стал спокойно осматривать. В его крупных руках она казалась смехотворно маленькой и тонкой, точно детской. Джеймс, стараясь не ёрзать от нетерпения, скрестил руки за спиной. - У тебя есть что сказать в свое оправдание, прежде чем мы начнём? - спросил сэр Джон с торжественной ноткой в голосе и тут же встретил взгляд Джеймса. - Нет, сэр. - Джеймс облизнул губы и постарался не усмехнуться. - То есть я вновь приношу свои извинения. - Но ты же понимаешь, что их недостаточно. - Я знаю, сэр. Я в ваших руках. И сожалею, что разочаровал вас. - Мой дорогой Джеймс, ты не разочаровал меня. Я делаю это из любви к тебе. В качестве простого исправления. «Из любви к нему». Джеймс уставился на капитана, и игривое настроение внезапно покинуло его. Желание угодить сэру Джону захлестнуло его изнутри и вытеснило развратные побуждения, которые подталкивали его принести трость. Щекам стало жарко, но он надеялся, что ему удастся сохранить достойное выражение лица. - Благодарю вас, сэр. - Продолжим, - сказал сэр Джон, поднимаясь. - Боюсь, прошло довольно много времени с тех пор, как я в последний раз занимался этим. Прошу извинить меня за отсутствие практики. Будет это ему на руку или нет, задался вопросом Джеймс. Может быть, это попытка заранее оправдать своё слабое исполнение? Заинтригованный, он коротко кивнул и отступил назад, чтобы дать сэру Джону возможность передвигаться по каюте. - Наклонись над столом, - приказал он, - это будет как раз подходящая высота. Джеймс уставился на стол, за которым они столько раз проводили офицерские собрания и пили чай, но сейчас на нём не было ни чашек, ни книг, ни писчей бумаги. Только трубка лежала на нем, в самом центре. Он потянулся к поясу брюк и начал расстегивать пуговицы. - О, - проронил сэр Джон. - В этом нет необходимости. Судя по голосу, он был несколько потрясён. Джеймс оглянулся через плечо. Сэр Джон стоял чуть позади него с тростью в руке, и в его взгляде появилось здоровое, нетерпеливое выражение, которого раньше не было. - А я считаю, необходимость есть, - сказал Джеймс, вновь преисполняясь озорства. В конце концов, это был его лучший козырь, и он намеревался использовать его с пользой. Перед тем как войти, он отдал свой китель Анри, так что рубашка и жилет не слишком мешали обзору. Одним движением он стянул брюки и кальсоны, обнажаясь, и спустил их до середины бедра. Он услышал, как сэр Джон глубоко вздохнул. Джеймс перегнулся через стол, ещё больше обнажив зад. Наступила долгая, восхитительная тишина, во время которой он ощущал хрусткую прохладу корабельного воздуха на своей обнажённой коже. - Я полагал, что ты заслуживаешь двенадцати ударов, - проговорил сэр Джон, и его голос при этом всё ещё слегка дребезжал. - Но я не собирался бить по голому телу. Я сокращу наказание до шести. - Не облегчайте мне жизнь, сэр, - довольно дурашливо сказал Джеймс. - Я не успокоюсь, пока вы не будете удовлетворены. Он снова оглянулся через плечо. Его дерзость возымела желаемый эффект: Сэр Джон облизнул губы. - Да будет так, - объявил он, и в его тоне прозвучала довольная законченность. Сэр Джон опустил трость плашмя на задницу Джеймса, как бы примериваясь, куда нанести удар, - небольшими постукиваниями, которые совсем не причиняли боли. Затем - свист, вспышка за спиной, и трость обрушилась на Джеймса страшным жалом. Он вздохнул гораздо громче, чем ему хотелось бы, совершенно потрясённый жгучей болью, прокатившейся по его голой плоти. Как только жжение прошло, по спине Джеймса, куда пришёлся край трости, разлилась жгучая, более продолжительная боль. Пока он переводил дыхание после первого удара, сэр Джон ударил его во второй раз. Господи, как же было больно! Джеймс почувствовал, как его глаза расширились от вспышки второго удара, пришедшегося как раз в то место, куда и первый. Данди пытался предупредить его и оказался абсолютно прав. Это была пытка - и она только началась! Он уже подумывал о том, чтобы попросить передышку: в конце концов, сэр Джон хотел нанести всего шесть ударов, а он, наглец, решил, что выдержит и больше. Он стиснул челюсти и решил, что не будет умолять. Третий и четвертый удары стали ужасающей пыткой, и колени у Джеймса едва не подкосились. Он запоздало задался вопросом, слышит ли кто-нибудь на корабле - кроме Данди у двери - шум порки. При каждом ударе раздавался шлепок, но не слишком громкий. Но не из-за недостатка силы: сэр Джон ничуть не сдерживался. Однако этот приглушённый звук произвёл на Джеймса такое впечатление, что он стал страшиться его не меньше, чем самого удара, и вздрогнул уже при пятом ударе, а при шестом - ещё сильнее. - Вот, грязный, дерзкий мальчишка. Ты получил половину того, что тебе причитается, но по-прежнему заслуживаешь большего, - спокойно отругал его сэр Джон, и Джеймс с тревогой понял, что он слишком ошеломлён для того, чтобы найти остроумный ответ. К тому времени словно огонь охватил весь его зад, не ограничиваясь только местами, по которым ударила трость. А ведь ударов могло быть и больше, сердито напомнил он себе и сжал кулаки на столе из-за своей проклятой бравады. Седьмым ударом сэр Джон, то ли по злому умыслу, то ли по недосмотру, ударил его точно в то место, куда пришелся один из предыдущих ударов, удвоив жжение до невероятных высот. С губ Джеймса сорвалось приглушенное хныканье. Он чуть было не отпрянул в сторону, чтобы положить всему этому конец, но упрямое чувство гордости удержало его на месте. Он почувствовал, что дрожит в предвкушении. Когда трость обрушилась на него в следующий раз, он не смог удержаться от крика: опять сэр Джон ударил его точно в такт предыдущему удару - совсем не случайно. Я должен вести себя тихо, укорял он себя, но не мог сдержать крика - хриплого, раз, два, слишком много раз. В мире не было ничего, кроме боли. Он совсем сбился со счёта, когда заметил, что удары больше не сыплются на него. Всё было кончено. Джеймс выдохнул сквозь стиснутые зубы, чтобы успокоиться: на глаза навернулись обидные, неожиданные, нелепые слезы. Ради Бога, он сломал множество костей, перенёс открытую операцию и тропические болезни: куда более достойные поводы для того, чтобы распускать слёзы, как мальчишка. Но в каком-то смысле это было уместно, не так ли? Это, конечно, хорошо сочеталось с унизительностью столь детского наказания и с полуотеческим отношением сэра Джона. Его члену вздумалось набухнуть именно в этот момент, хотя это было лишь шевеление, но ещё не полная твёрдость. Это казалось неуместным, неловким, и, несмотря на то что он раньше хвастался своими прелестями, Джеймс решил, что лучше пока не отходить от стола. Это достаточно отвлекло его от боли, вернее, усилило её до такой степени, что она стала неотличима от удовольствия, и он бросил попытки понять, откуда исходит несообразное наслаждение - от ощущений члена или от боли в заду. Сэр Джон, однако, ступил ближе. Джеймс услышал позади себя приближающиеся шаги и остановился. Он по-прежнему громко дышал, и только тогда заметил, что сэр Джон тоже дышит тяжело. Рука - рука сэра Джона легла на его избитую задницу, нежно обхватив одну половинку. Джеймс не сдержал стона, и его член запульсировал еще сильнее. Сэр Джон гладил его, откровенно ласкал. Рука была мозолистой и грубой, немного холодной, что составляло удивительный контраст с пылающей поверхностью кожи Джеймса. Джеймс прислонился лбом к столу, и его успокаивала плоская твёрдость дерева: он повернул голову в сторону и прижался к столешнице щекой. Краем глаза он увидел сэра Джона: волосы его были в беспорядке, что было редкостью, а лицо раскраснелось от напряжения. Джеймс подумал, что это ему очень идёт. Он такой мужественный. Сильный. - Вот теперь ты молодец, - произнёс сэр Джон очень ласково и в то же время очень серьёзно. - Ты ведь больше не повторишь этой ошибки, правда? - Нет, сэр, - сумел ответить Джеймс. Ему хотелось, чтобы его погладили ещё; на краткий, сводящий с ума миг он представил, как пальцы сэра Джона проникают между его ягодиц и ласкают его там, как это делал бы любовник. Но вместо этого он получил лишь мягкое похлопывание по заднице, которое в обычных обстоятельствах могло бы сойти за лёгкое прикосновение, но в его нынешнем положении принесло ещё больше мучений - и заставило его член напрячься до предела. - Пожалуйста, - хныкнул он, совершенно случайно. Ему следовало бы смутиться, но это вряд ли было возможно в его и без того слишком уязвимом положении. - В чём дело? - спросил сэр Джон. Он коснулся волос Джеймса той же рукой, которой бил, и смахнул с его лба несколько влажных локонов. - Надеюсь, с тобой всё в порядке? - Да, - ответил Джеймс. Эта рука ему слишком понравилась - хотелось её лизнуть. - Тогда одевайся, - сказал сэр Джон, - и давай оставим все эти волнения позади. Джеймс выпрямился. Но вместо того чтобы выполнить приказанное, он уставился на свой возбуждённый орган. Видимо, озорство ещё не выветрилось: Джеймс натянул подштанники и брюки, но не застегнул их. Он повернулся лицом к сэру Джону, намеренно выставляя себя напоказ - его покрасневший член, жаждущий внимания, выпирал из проймы брюк. Глаза сэра Джона расширились, и он издал хриплый звук, который не полностью можно было бы списать на неодобрение. - Это ещё что? - проговорил он, и суровость в его голосе не соответствовала тому, как его взгляд задержался на интимных местах Джеймса. - Убери. В брюках сэра Джона виднелась заметная выпуклость - Джеймс мог бы испустить крик триумфа при виде этого зрелища. - Хорошо, если вы уберёте и свой, сэр, - сказал он, ободрённый своим открытием. - Ты ничему не научился после своего наказания, не так ли? - Тон сэра Джона был решительным и раздражённым. Он шагнул ближе к Джеймсу и схватил его за руку. - Тебе мало? Он всё ещё держал трость: Джеймс понял это слишком поздно, когда она снова треснула его по заднице, и, хотя он был одет, удар пришелся по диагонали из-за их неудобного расположения. Он застонал, задыхаясь и содрогаясь от боли, вспыхнувшей крест-накрест по прежним следам. Одновременно взволнованный и встревоженный таким поворотом событий, Джеймс осмелился протянуть свободную руку и погладить сэра Джона по брюкам. Для мужчины его возраста упругость была вполне здоровой, а обхват - интригующим. Звук, вырвавшийся из уст капитана, был великолепен: чистый шок, смешанный с плохо сдерживаемой страстью. - Убери руки сейчас же, - приказал он, но Джеймс не отпустил его. Сэр Джон снова ударил его, на этот раз более жестоко, чем прежде, и Джеймс вскрикнул. - Я буду бить тебя до тех пор, пока ты не прекратишь! - пригрозил он. - Тогда делайте это, сэр, - хрипло сказал Джеймс, крепко сжав его. - Но позвольте и мне продолжать. - Грех! Грубое нарушение Устава, - воскликнул сэр Джон. Голос его звучал невнятно. Он не отстранился и не нанёс больше ни одного удара. Он очень тяжело дышал. - Не будет непристойностью, если он окажется у меня во рту, сэр. Молчание. Сэр Джон не стал оспаривать эту очень удобную интерпретацию. Он ослабил хватку на предплечье Джеймса, что позволило тому поднять руку и двумя быстрыми движениями расстегнуть брюки сэра Джона, боясь, что тот передумает. По этой же причине он опустился на колени: чтобы казаться менее угрожающим. Он поднял взгляд. Сэр Джон смотрел на него широко раскрытыми глазами, взгляд его был диким и завороженным, а рот приоткрыт в потрясении. Не разрывая зрительного контакта, Джеймс вытащил член сэра Джона из брюк, медленно потянул его по всей длине, что вызвало у капитана шипение, и взял его в рот. Он поиграл с кончиком, чтобы крайняя плоть мягко оттянулась, и теперь Джеймс беспрепятственно стал двигаться в быстром ритме вверх и вниз по стволу. Скромная длина позволила полностью погрузить его в рот, и он почувствовал, как он жадно пульсирует на его языке. - Нечестивец, - прошептал сэр Джон, и его бёдра дрожали от удовольствия, - блудница, ты не должен этого уметь, грязный мальчишка, дорогой мой Джеймс. Он должен был бы счесть это обращение смешным и неуклюжим, но оно наполнило его таким острым желанием, что Джеймс потянулся вниз, чтобы потрогать себя. Но сэр Джон стукнул его по плечам проклятой тростью, хоть и не больно, и потрепал Джеймса по волосам. - Не надо, - сказал он, вновь полный суровости. - Я тебе запрещаю. Никакого онанизма на моём корабле. Джеймс протестующе замычал, всё ещё держа во рту член сэра Джона, но тут же смирился, почувствовав, как рука капитана любовно поглаживает его по волосам, ободряюще похлопывает и ласкает его с неожиданной нежностью. О, он сделает всё, что попросит сэр Джон, обязательно сделает. И тем не менее ему потребовалась вся его сила воли, чтобы убрать руку со своего ноющего члена и не стимулировать его. Он сосредоточился на том, чтобы покачиваться вверх-вниз, а затем с отчаянным рвением увеличил темп. Прошло совсем немного времени, и он почувствовал, как ноги сэра Джона задрожали. Тёплое семя заполнило его рот - и тут же, словно в шоке, сэр Джон сделал резкий шаг назад, задыхаясь, и добрая половина его выделений попала и на лицо Джеймса. Это должно было раздражить его (на самом деле он не мог вспомнить случая, когда подобная практика, случайно или намеренно, не раздражала его в прошлом), и всё же казалось уместным и естественным, что сэр Джон завершил с ним таким образом. Трость выпала из рук сэра Джона. Джеймс наблюдал, как тот отступил на шаг назад и отвернулся от него. Дрожащими руками он застегнул брюки и оперся рукой на книжную полку, словно пытаясь перевести дух, собраться с мыслями и скрыть свой стыд. «Он собирается попросить меня уйти», - понял Джеймс, и его рука снова нащупала член. Сэр Джон, конечно, будет отрицать, что получил удовольствие от их свидания, но Джеймс видел его, Джеймс пробовал его на вкус, Джеймс по-прежнему носил на себе следы его наслаждения - и он не собирался забывать об этом. Ему недвусмысленно запретили трогать себя, но он подозревал, что сэр Джон был в слишком сильном восторге, чтобы обращать на него внимание. Откинувшись назад, чтобы сесть на корточки, и используя в своих интересах неприятное ощущение, которое вызывало у него сидение после порки, Джеймс начал быстрыми движениями ублажать себя. И вот вскоре он уже был близок к пределу. - Милый мой мальчик, - сказал сэр Джон. - Тебе лучше не делать этого здесь. Голос его звучал как-то мягко. Джеймс поднял голову и встретил его взгляд, не выпуская члена из руки. - Но это всё из-за вас, - возразил он. Во рту у него пересохло, и голос звучал хрипло. - Сэр. Пожалуйста. - Нет, нет, Джеймс. Я не желаю этого видеть. Мы с тобой не должны переступать эту черту, несмотря на всю мою любовь к тебе. Джеймс повиновался, словно в оцепенении, он сделал то, что ему сказали, опустил руку и в ужасе уставился на свой ноющий член. На кончике образовалась капелька, похожая на подрагивающую слезинку. - А теперь возвращайся к себе в каюту, - добавил сэр Джон. - И не забудь покаяться, когда будете читать молитвы сегодня вечером. Как ему удавалось говорить так спокойно, так пренебрежительно? Неблагодарная свинья. Прилив гнева был столь же внезапным, сколь и бурным - злость, досада, разочарование в одном порыве. - Молитвы! - прорычал Джеймс и вскочил на ноги. Он небрежно запахнул полы кителя, но был слишком скован, чтобы застегнуть пуговицы. Он хотел добавить, что не будет молиться этой ночью, кроме, может быть, о спасении грешной души сэра Джона, что будет долго и упорно трогать себя, пачкать свои ящики и простыни и что никто его не остановит. Но что-то во взгляде сэра Джона не позволяло ему говорить - суровость, намёк на угрозу, что его снова будут бить, когда он ещё не отошёл от боли: первобытный страх, что Джеймс полностью подчинится его прихотям и окажется в его власти, пока они вот так будут наедине. Растерянный, с невыразимо твёрдым членом, по-прежнему не полностью одетый, Джеймс в катастрофическом состоянии выбежал из кают-компании.