***
Гермиона плачет. Сначала она очень долго плачет, потому что думает, что убила Тома, но прислоненное зеркальце к его носу твердит ей об обратном. Все ее пальцы в крови, под ногтями засыхают корки, потому что она впивалась ими в него в попытке освободиться. Боже, она же будущий врач, но паника совсем мешает ей мыслить трезво. Она не знает, что хуже: убить или пощадить это зло. Это только шок. Шок и все. Потому что то, что он говорил ей… То, что он шептал ей в порыве страсти, — это чудовищные подробности того, что он с ней сделает, если она уйдет от него. Если посмеет… Гермиона не может поверить, что это происходит с ней. Что это не выдумка, не бульварная статья или книжка в мягкой обложке, что так любит читать Лаванда. Ей нужно было спросить отца — стабилен ли Том, но она не сделала этого, идиотка, ведь все было прекрасно. Она и подумать не могла, что с ним что-то не так. Она набирает 999 и замирает, не нажимая кнопку вызова. Боги, а если он подаст на нее заявление? Она ударила его. Том мог серьезно пострадать, но он чуть не задушил ее. И вряд ли бы он дал ей просто так уйти… Она все же набирает номер и называет адрес и этаж, говоря, что не знает номер квартиры, но дверь будет открыта. Пока едет скорая, потому что Тому нужна помощь, ведь он явно не в себе, она ищет свои вещи. Он собрал ее одежду и куда-то положил, говоря что-то о ночной стирке. Она ходит по его красивой квартире, открывает все двери, остерегаясь любого звука, пока не замирает перед одной… уже открытой. Сначала ей кажется, что это шутка. Муляж или, быть может, манекен. Длинные волосы, летающие в воде, поза смиренной балерины, некогда красивый макияж поплыл и превратился в маску. Девушки. Трупы девушек, напоминающие фарфоровых кукол, которыми заполнена вся остальная часть комнаты. — О Боже… Гермионе уже плевать на одежду. Она сжимает в руке телефон и просто бежит из этой квартиры прямо в пижаме, что дал ей Том. Ее голые ступни обжигает холод мраморных плит. — Эй! Стой... Она, не подумав, оборачивается. Том непонимающе хмурится, стоя в середине коридора. На лбу у него кровь, а взгляд не кажется таким уж безумным. Он медленно касается раны на лбу. Его выражение лица обнажается в настоящий ужас, словно он никогда не видел крови. — Что… что со мной? Где мама? Он что-то еще шепчет, то и дело касаясь раны, но Гермионе все равно. Ей главное — остаться живой, пока она сбегает вниз, держа в руках телефон, — единственное, что она успела схватить, ей приходит на ум звонок еще и в полицию. Когда Гермиона оказывается на улице, вдыхая холодный утренний воздух, она начинает громко смеяться. Она жива. Господи, она жива! Звук скорой помощи заставляет ее снова бежать, пока она не видит деревья и лавочки. Бежать-бежать-бежать, пока не спустится в метро. Бежать, пока взволнованная мать не откроет ей дверь. И только вечером после долгого сна и душа, завернутая в одеяло, Гермиона с замершим сердцем смотрит репортаж, как Тома Реддла задерживает полиция по подозрению в убийстве. Она так и не попала в его коллекцию.***
Спустя три года, когда отец предлагает ей начать работу в местной психиатрической больнице, чтобы набраться опыта, Гермиона не раздумывая соглашается. Ведь Том наверняка ждет ее.***
— Так вы говорите, что он ничего не помнит? Гермиона ковыряет ранку на пальце, слушая лечащего врача Тома, который уже завтра передаст его под ее опеку. — У него есть старые травмы головного мозга, влияющие на память. Даже полиграф показал нам, что он говорит правду о том, что не помнит, как убивал бедных девушек, и последние годы своей жизни, в принципе. Повлияла последняя нанесенная ему рана в лобную долю… Сами понимаете, он будет здесь до конца жизни, чтобы не причинить вреда себе и другим. — Да, выпускать его нельзя… — отвечает Гермиона. — Так вы согласны курировать его? Он тихий, спокойный мальчик. По тестам ему примерно от десяти до пятнадцати лет. Считайте, что перед вами ребенок. Она молчит долгую минуту, но после согласно кивает. Если Том ее забыл, то это не значит, что она забыла его.***
Запись начинается. — Здравствуйте, мистер Гонт. — Доброе утро. — Как ваше самочувствие? — При виде вас оно стало замечательным. — Рада слышать. Вчера к вам приходила мисс Чанг, у вас не возникало никаких компульсий? — Нет. Я… — Что, мистер Гонт? — Мне кажется, что я вас видел. Мы не встречались раньше? Все время хочу спросить и забываю. — Вы уже спрашивали меня об этом. Не помните? — Простите, не помню. Но вы правда мне кого-то напоминаете… — Возможно, вашу мать? Вы говорили, что мы похожи. — Я… моя мама не звонила? Она, наверное, ищет меня… и ни одного письма. — Отдыхайте, мистер Гонт. Я прослежу, чтобы вам был предоставлен исключительный уход. Запись прервана.