Когда падут небеса

Никак не исправить? Разве бывает что-то, что исправить нельзя?! — Можно обратиться к Собирателю Цветов! Уж он-то не может не знать об этом... Му Цин судорожно вздыхает. — Он знает, поэтому скажет тебе то же, что и я. Не трать время на это. Сюаньчжэнь говорит так, будто знает всё. И так... уверенно. Он уверен, что его жизнь никогда не станет прежней. Даже не пытается бороться. — Му Цин, пожалуйста. Нельзя просто всё бросить. Му Цин усмехается. Огоньки свеч сотрясаются, искажая угольно-чёрные тени на его бледном лице. — Фэн Синь, я пытался. Мне даже пришлось отправиться в Призрачный Город, чтобы что-то исправить. Знаешь, что я узнал после всех своих поисков? - усмешка, прозвучавшая следом, слышится слишком безнадежной. - Выхода нет. Это конец, Фэн Синь. Всё. Дальше нет ничего, кроме бессмысленного бытия. Понимаешь? Ничего нет. Ни-че-го. Это не может быть концом, думает Фэн Синь. Для него это не должно быть финалом. От собственного бессилия хочется сломать себе что-нибудь. Желательно вообще вонзить в себя меч, потому что осознание, что он не в силах помочь, убивает его душевно. — Может, искал ты недостаточно тщательно? Выход есть всегда. Он должен быть. Тени плывут по лицам, перетекают на стену, сливаясь с кровавыми разводами и царапинами. Густая тьма, куда не достает свет, кажется обителью чего-то страшного, чего видеть и слышать Фэн Синь не хочет, но что видеть и слышать надо, чтобы знать правду. — Фэн Синь, нет. — Му Цин, да. — Нет. — Да. — Нет! Выхода не существует, - Сюаньчжэнь почти срывается на крик, но странной, ранее не существующей выдержки ему хватает, чтобы не сделать этого. — Да, выход есть всегда! — Нет, не всегда! — Почему?! — Потому что я умираю! Это восклицание оглушает Наньяна. Он действительно думает, что потерял слух, потому что наступившая тишина слишком... неживая. А ещё то, что сказал Му Цин, не может быть правдой. Он ведь лжет, верно? Но надломленная фраза после убеждает его в обратном. — Фэн Синь, у меня нет права на жизнь. Он ослышался. Точно. Му Цин - бог, а боги умереть не могут. — Нет, ты лжёшь. — Не лгу. Если даже спустя столько лет ты видишь во мне лжеца, то можешь и дальше верить в свою собственную истину. Но это не поменяет того, что я действительно умру, хочешь ты этого или нет. Фэн Синь впервые хочет, чтобы Му Цин солгал. По всем правилам солгал правдиво, подло и хитро. Ему необходимо, чтобы Му Цин оказался лжецом. Устоять на месте и не шелохнуться помогают разве что силы, стоящие выше божеств. Скрыть волну болезненного неверия помогает тень, вовремя упавшая на лицо. — Ты ведь божество, Му Цин. Бессмертный. Разве ты можешь умереть? Му Цин снова усмехается, но усмешка выходит рваной, прерывистой и неровной. Кажется, ещё немного, и он сорвётся. — Как видишь, бессмертия на самом деле не существует. Фэн Синь решительно не хочет верить. Му Цин смог пережить смерть матери, падение Сяньлэ, незаслуженную предвзятость со стороны людей и небожителей, одиночество после... Разве может он так просто сдаться какому-то проклятию? Фэн Синь прикладывает холодную ладонь ко лбу, шумно и потерянно выдыхая. В который раз Му Цин своими словами и действиями безжалостно бьёт под дых? Огни свеч дребезжат и изгибаются, тенями накрывая безжизненное лицо генерала Сюаньчжэня. На какое-то время наступает тишина. Фэн Синь старательно обдумывает сказанное Му Цином, а Му Цин старательно делает вид, что ему совсем не страшно смотреть в лицо смерти. — Что, так и будешь молча стоять посреди комнаты? Мне... идти нужно, - Му Цин отворачивается в сторону, и в его глазах на мгновение пробегает отблеск горечи. — Идти? Ты... — Ему нужны... жертвы, - Му Цин судорожно вздыхает, складывает руки на груди. - Поэтому прошу тебя уйти, если не хочешь попасться под горячую руку, когда я потеряю контроль. Сюаньчжэнь не дожидается ответных действий или слов, а просто в спешке покидает свой дворец через балкон. Лишь у балюстрады бросает на Фэн Синя мимолётный взор, прежде чем скрыться. Он исчезает бесшумно, будто его никогда и не было. Фэн Синь остаётся стоять на месте, перегруженный информацией Это все звучит слишком неестественно и нереально. Это не может быть правдой. Наньян отказывается верить в нее. Му Цин не может умереть. Фэн Синь просто не может позволить ему умереть. *** За несколько ночей было сожжено ещё около двух тысяч храмов Сюаньчжэня. Верующие тверды в своем решении избавиться от любого напоминания о Му Цине. Они втаптывают в грязь его имя, оскверняют его образ и уничтожают некогда крепкую веру. Му Цин ничего не делает с этим, потому что просто не может. Он бессилен перед собственным падением на дно. Небожители судачат об этом на каждом углу, Се Лянь обеспокоенно наведывается ко дворцу Сюаньчжэня, но вместо друга встречает лишь пустоту и отчуждение. Фэн Синь знает правду. Фэн Синь также знает, что никто не в силах помочь. Му Цин рано или поздно погибнет. И Наньян не знает, как скоро настанет этот день. Впервые в жизни он ощущает себя настолько отвратительно и жалко, что хочется подойти к Собирателю Цветов и спровоцировать на драку. Только в состоянии между явью и бессознательностью от полученных ранений он сможет не винить себя. Не винить за то, что когда-то давно не верил Му Цину, за то, что считал предателем, за то, что сейчас не может спасти его. Собственные служащие замечают, насколько меняется их генерал, становясь нервным, рассеянным, но зачастую - слишком задумчивым. Нередко он стоит напротив окна с мученическим видом, словно ему медленно-медленно вводят в сердце длинный меч, и думает о чем-то недосягаемом. Фэн Синь перестает спать, перестает отдыхать и воспринимать реальность, полностью погрузившись в поиск. Он ищет решение проблемы, но натыкается на тупик. Пытается узнать о существовании подобных случаев, но находит лишь сплошное ничего. Будто Му Цин - единственный, кому не посчастливилось стать обителью нечисти. Единственный, кого судьба наказывает настолько жестоко. Так несправедливо, что Му Цин должен страдать без возможности восстановления. Он умирает. Он понимает, что умирает, но все, что ему приходится - ждать конца. Должно быть, тому, кто настолько сильно боится смерти и унижения, подобная ситуация - верх ужаса. Хуже лишь... а хуже уже не может. Фэн Синь отходит от окна, из которого бьёт неяркий свет взошедшей луны. Он пребывал в своих мыслях слишком долго, потому что глаза уже начинают болеть от отсутствия моргания. Очередной день завершается, но он так и не мог найти ответ. Всё бессмысленно. Он на грани того, чтобы рассказать кому-то обо всем, нарушив просьбу Му Цина не делать этого. Снаружи луна и мириады звёзд мягко ложатся на широкие улицы и превосходные в своем великолепии золотые дворцы. Небожители готовятся к заслуженному отдыху в компании комфортного одиночества. Фэн Синю кажется, что он - единственный, кто даже не планирует давать телу отдых. Не время для безделья. Он пока не вытащил Му Цина из всего этого дерьма. Отдохнуть ещё успеется. Фэн Синь этой ночью намеревается отправиться на поиски того, что может помочь Му Цину, но эти планы вмиг рушатся карточным домиком. Му Цин. Му Цин стоит спиной к вратам своего дворца и бездумно глядит перед собой. Судя по тому, как неистово дрожит его рука, сжимающая рукоять какого-то меча, воткнутого в землю, Му Цину сейчас невероятно паршиво. Фэн Синь моментально меняет планы и быстрым шагом направляется к обессиленному Сюаньчжэню. — Му Цин?.. Эй, ты меня слышишь? Сюаньчжэнь не поднимает взора на него, продолжая сверлить взглядом неизвестно что. Вблизи можно понять, что дрожит не только рука - он весь дрожит, как лист на ветру. А бездумный взор - взор, который скрывает за собой невыносимые муки. Будто он сдерживается изо всех сил. — Пошёл. Прочь, - хрипит Му Цин, и по его губам сиюминутно стекает кровавая нить. Взгляд становится диким, безумным, жаждущим, когда он поднимает его и встречается с непониманием в глазах Фэн Синя. — Твою ж мать... Блять, твою ж... Я понял. Понял... Наньян осторожно отступает на два небольших шага назад. Зрачки Му Цина с жадностью следят за траекторией движения, а дрожь в руке становится ещё сильнее. — Я сказал тебе... Иди прочь отсюда! Сейчас же! Фэн Синь понимает, что, скорее всего, нечисть внутри Му Цина взбунтовалась и теперь незамедлительно требует убийств. — Я не уйду. — Да не будь же идиотом хоть раз в жизни, Фэн Синь. Если я сорвусь и наврежу тебе, ты можешь уже никогда не оправиться, - сквозь стиснутые зубы гневно бормочет Му Цин, не сводя взгляда с него. - Если жизнь тебе ещё нужна - поди прочь! Бледная рука Му Цина съезжает с рукояти, соскользнув на острейшее лезвие. Он жмурится, когда кровь из руки брызгами окропляет его одеяние. — Му Цин, ты что творишь? Эй! - Фэн Синь неосторожно подступается ближе. Му Цин шарахается назад. - Да дай же мне помочь тебе! — Не сможешь. Не сможешь. Не сможешь, - повторяет Му Цин, вертя головой туда-сюда. Он почти теряет здравый рассудок. - Уходи. Уходи. Уходи. — Нет. — Идиот! Му Цин вдруг срывается, выдёргивает из земли своей меч и бросается прочь от своего дворца. Фэн Синь следует за ним, не отступая и не замедляясь ни на шаг. Му Цин бы, возможно, улыбнулся тому, как безрассудно, но решительно Фэн Синь хочет помочь, да только разум затуманивается диким желанием раскромсать кого-нибудь на куски, чтобы во все стороны летели кровавые ошмётки. — Я не боюсь боли и последствий, Му Цин, - кричит где-то сзади Фэн Синь. - Я хочу тебе помочь. — Как благородно помогать мне с возможностью сдохнуть самому! Поди прочь! Они бегут через полстолицы, огибая дворцы и улицы. Му Цину с каждым шагом становится труднее сдерживать чужую натуру внутри, ведь демон всё громче требует пищи. Они спускаются в мир смертных. Му Цин с досадой обнаруживает, что Фэн Синь не отстаёт. Боги войны оказываются на территории Сюаньчжэня, в каком-то давно забытом поселении с покосившимися, полуразрушенными домами и густым лесом вокруг. К счастью для Му Цина, его глаз замечает на краю деревни свой храм. В него он и направляется, ускорив бег до степени отсутствия чувствительности в ногах. Ворота храма запираются сразу же, как Сюаньчжэнь оказывается внутри. Фэн Синь запоздало останавливается, врезавшись плечом в запертые двери. — Му Цин! Му Цин, открой. — На кой чёрт?! Чтобы я ненароком убил тебя?! Вот дурень! Му Цин без сил скатывается по двери. После расхода такого количества энергии демон внутри решает отсрочить голодные вопли. Он затихает, и Му Цин начинает осознавать реальность чётче. Мир не расплывается, мысли не искажаются, тело начинает откликаться быстрее. — Зачем ты вообще за мной погнался?! - гневливо ворчит Му Цин за дверью. Его глухой голос приобретает нотки стали. - Жить надоело?! — Я... Оправдания не находится. Фэн Синь не знает, зачем и почему. Мозг рядом с Му Цином всегда отключается, толкая на свершение необдуманных и совершенно бессмысленных действий. Ему просто захотелось последовать за ним. Возможно, тревога за сохранность его жизни перелилась через край. — Ты, ты! Идиот... А если бы я что-то сделал с тобой?! Не думай, что в драке со мной ты сможешь победить. Этот демонюга просто разорвет тебя. — Да, да, я идиот. Понял уже, - Фэн Синь с усталостью в голосе вздыхает, обречённо и потерянно. - Откроешь? — Нет. Да, думает Му Цин, я бы открыл тебе сотни дверей, но только не эту. В противном случае, демон может взбунтоваться вновь. А контролировать себя в таком состоянии просто не представляется возможным. Му Цин пододвигает к груди колени, обнимая за них. Внезапный озноб заставляет его зарыться носом в ворот ханьфу. Как же хочется просто прильнуть в объятия Фэн Синя, заручиться поддержкой и почувствовать, что он не так уж одинок. Будь сейчас иная ситуация, он бы обязательно порицательно обругал себя за очередной поток неправильных мыслей, направленный на того, кого он вроде как должен ненавидеть. Но сейчас... Возможно, он просто не может больше притворяться, что силен. Не может делать равнодушный вид, что всё в порядке. Нет. Нет... Ему не все равно. Ему страшно. Ему не хочется умирать... Говорят, осознание приближающейся смерти должно смирить человека с участью. Но Му Цину от осознания гибели хочется впасть в истерику, потому что ему совсем не хочется умирать. А умирать придется. Это неизбежно также, как взросление и первая влюбленнось. Первая влюбленнось, длящаяся вот уже восемь сотен лет. И страх отвержения сильнее, чем желание рассказать об этом. Да, Му Цин вовсе не бесстрашный высокомерный гордец, который кроме закатывания глаз и сарказма ничего не может. Он боится своих чувств, по-человечески просто боится смерти и того, что его слабости окажутся обнажены. Он просто боится. Всю жизнь боится. Фэн Синь по ту сторону двери подаёт голос: — Открой. Не просто же так я за тобой гнался. И не понять, говорит он о нынешнем моменте или о всей жизни. Он пытался догнать Му Цина восемьсот лет. Пытался прокопаться вглубь его мыслей, разобраться в его напускном высокомерии, решить головоломку его сарказма, скрывающего истину эмоций, и распутать сложный клубок структуры его души. Он пытался понять его, правда пытался. Сдавался множество раз, но снова и снова пытался заново. Спустя столько лет он все ещё не может разобраться в нем. Му Цин - лабиринт, который меняется каждый раз, стоит подобраться к душе на шаг ближе дозволенного. Фэн Синь хватается за ручку двери. — Му Цин, я божество, поэтому мне не составит труда выбить двери при желании. Откроешь? — Не забывай, что я тоже бог. И я не позволю тебе войти, - глухой голос отдает горечью. Фэн Синь садится на пол, прислоняясь затылком к поверхности дверей. — Я буду сидеть здесь, пока не откроешь. — Значит, сиди, пока не умру. Му Цин совсем не лжет, хоть слова и звучат как несмешной сарказм. Ему бы не хотелось умирать в одиночестве. Пусть он не может коснуться Фэн Синя, но умирать, зная, что за дверью есть дорогой тебе человек, не так уж ужасно. — Ты не умрешь. Уверенность, которая обличается в слово, бьёт Му Цину не то что под дых - в самую душу врезается. — Мне придется. И вообще, почему ты так печешься об этом? Почему вдруг проявляешь невиданную ранее заботу о моей жизни? Тебе всегда было плевать, сдохну я или нет. Фэн Синю физически больно и душевно обидно слышать такие безжалостные слова. Он, хоть и говорит много всякого, никогда в действительности не пожелал бы его смерти. Он вообще никогда не желал ему вреда и неудач. — Ты придурок? Я не настолько ублюдок. Тихий смешок Му Цина почти режет где-то под сердцем. — Да кто тебя знает? Ты меня всю жизнь ненавидел. Фэн Синь закусывает губу, подняв взор к небу, украшенному россыпью звёзд. — Всю жизнь? Му Цин, всё совсем не так. Му Цин за дверью глубоко вздыхает. Фэн Синь на десять из десяти уверен, что он закатил глаза. — Не так? А как же иначе? Фэн Синь не планировал признаваться ближайшую вечность, но на грани смерти совершенно наплевать, отвергнут его или нет. — Потому что я люблю тебя. Этой причины достаточно, чтобы ты успокоился? Судорожный выдох в храме. Звон металла. Тишина. Безмолвие сомнением крадётся по спине Наньяна. Он даже начинает подозревать, что от шока Му Цин умер раньше времени, как вдруг слышится скрип петель. Фэн Синь поднимается аккурат в момент, когда перед ним возникает бледно-серое лицо Сюаньчжэня, в лунном свете отдающее металлическим отблеском. — Мать твою, наконец ты отк... Шлёп! По правой щеке проходится чужая рука, оставляющая ощутимо горящий след. Должно быть, Му Цину пришлось приложить все запасы физических сил, чтобы оставить такую пощёчину. — Эй, да за что?! — За то, что раньше не сказал, - мрачно и недовольно молвит Му Цин, а затем, дабы окончательно добить Наньяна, вдруг ни с того ни с сего... обнимает, уткнувшись носом куда-то в грудь. — Оу... Ты... — Просто заткнись, прошу тебя. В черные волосы, от которых уже давно не пахнет приятным цветочным, Фэн Синь запускает пальцы с особой нежностью и осторожностью. — Му Цин... — Замолчи сейчас же. Фэн Синь послушно затыкается. Холодный ночной ветер обдувает их обоих. Луна и сонмы мерцающих звезд с недосягаемой высоты бросают мягкие лучи на двух великих генералов, двух великих богов войны, под куполом ночи на мгновение забывших о том, что смерть для одного из них все же существует. А в округе - лишь безмятежное безмолвие.