Вечное сияние чистого разума

      зимой, что приметил Сейшу — наверное, до него опять доходило слишком долго очевидное, — Коконой становится куда раздражительнее. понять почему удалось не сразу, ведь прямо Хаджиме ему не говорил, только фырчал, хмуря свои брови, да лез куртку Инупи застегивать под самое горло со словами о том, что у него что, одежды нет? а Сейшу искренне не понимал, что не так, смотрел на Коко напротив, в душе возмущенного и краснеющего щеками, — от холода ведь? — едва удивленно приподнимая брови.              а Коконой все думал, что ему очень к лицу — такому чистому и светлому, — зима, к лицу это охлажденное морозом солнечное зарево на восходе.       как красиво.              Сейшу подносит к нему яки-имо, сладкую запеченную картошку, купленную в ларьке за углом. Они устали за время ранней утренней прогулки, замерзли, Коко уверен, что замерзли, вот прям совсем, особенно Инуи, ведь он так легко, как всегда, оделся. и Инуи спросил:              — хочешь согреемся? давай позавтракаем.              в завтраке на морозной улице было что-то особенное. хотя, может, только Коконой это ощущал, может это только для него было чем-то… м, как бы это назвать? чем-то, о чем точно будет вспоминать с теплотой, согревающей не меньше, чем это горячее лакомство, отдающее паром в руках Инуи. Коконой откусывает кусочек.              горячо. даже очень! и он щурится так забавно, приоткрывая рот, пытаясь вдохнуть морозный воздух и остудить причину своего теплового шока и резкой боли на языке. он, конечно, хотел согреться, но не так.              Инуи, наблюдающий за этим, хмыкнул, приподнимая уголки губ. иногда Хаджиме бывал очень милым, сам того не замечая, хотя, конечно, пытался морально выставлять себя старше, чем он есть на самом деле. Сейшу поддается к нему, бережно дует в приоткрытый рот.              — осторожнее надо быть.              и легким движением поправляет чужие волосы, упавшие на лицо больше, чем обычно.              Коконой наконец может проглотить подостывший картофель в сладком сиропе и открыть глаза, взглянув на стоящего напротив, так близко, Инуи. и моргает несколько раз — так забавно. Сейшу голову набок склоняет, фыркая заместо смешка, и склоняется к яки-имо, остужая.              — теперь кусай.              наклоняется, — придерживая пряди волос, — кусает. тепло.. и вкусно. нежно. тепло разливается по телу, а сладость наполняет рот. Коко не был любителем сладкого, да и странно это было, есть сладкий картофель, но ему понравилось. особенно с рук Сейшу.              которые он также взял в свои со словами:              — у тебя совсем руки ледяные.              — м? не думаю..              — так ты и не думай, я чувствую.              ладони свои кладет на его покрасневшие.              — я куплю тебе перчатки.              — но у меня есть, Коко..              — тогда носи их. иначе увидишь ещё несколько новых пар. тоже самое с шарфами. шея вся открыта, простудишься же.              бурчит, ворчит и фыркает, просто комбо собирает — и это настолько забавляет, что Инуи и вправду смеётся.              — что смешного, Инупи?              — мм, просто. ты такой забавный. тебе не идет родительская забота, Коко, но я ценю это.              сначала, Хаджиме хотел нарочито сделаться обиженным. но следующие секунды мелькают перед глазами как в замедленной съемке: Сейшу облизывает пересохшие губы, прикрывает глаза и склоняется, целуя Коконоя… в щеку. в щеку, да.              Хаджиме, правда, ждал чего-то иного. но от этого же, от собственного ожидания и от того, что произошло на самом деле, смутился куда больше положенного и позабыл все свои возмущения. сведя свои брови к переносице всё в той же чудной манере, протягивает лакомство Сейшу.              — держи. твоя очередь кусать…              Инуи смотрит на него хитро: с прищуром. но ничего не говорит.