Sensitive Saint Sacrifice

3,141592 * «Ответь мне» «Я сделал глупость» «Бомгю, поговори со мной» «Пожалуйста» «Это было тупо» «Но мне понравилось» «ЛАДНО ПРОСТИ» «Давай это обсудим» «Что мне сделать?» «Ответь» «Я не отстану» «Хорошо, хочешь, отстану?» «Только напиши мне, что делать» «Я с ума сойду» «Я дурак, я знаю» «Бомгю, ну пожалуйста» * Добравшись до интернета в свободном доступе, Джошуа гуглит слова, в значении которых уверен не до конца. Узнавая новое, он злится на несовершенство развивающихся без него технологий, потому что не может вбить в строку поиска длинное запутанное определение, чтобы получить подходящий ему ёмкий термин. Словари умеют только наоборот, и это огромное упущение, потому что кучу всего из происходящего вокруг он себе все еще не в силах из-за этого объяснить. Например, как называется странное вошкающееся ощущение в районе солнечного сплетения, когда во время важной конференции Джонхан возвращает листок с подчеркнутыми буквами «д-о-в-е-р-ь-с-я-м-н-е», и касается своими пальцами — его плеча. Теперь между ними для него нет двух мучительных ночей в запертой комнате темной квартиры в ожидании встречи, нет попытки визуализировать снова и снова заспанные удивленные глаза, длинные смольные волосы и бледные пальцы. Даже за ту секунду в 7eleven Джошуа верно запомнил оттенок карего цвета вокруг ярко-черных зрачков, и то, насколько ладонь Джонхана меньше его: он буквально мог бы закрыть чужой кулак в своем. И сейчас ему нестерпимо хочется это сделать. Почему в википедии нет определения желания защитить чью-то руку своей? Теперь можно не закрывать глаза и не пытаться воссоздать в памяти опущенные уголки век, теперь для этого глаза нужно только открыть как можно шире. И кто бы мог подумать, что это окажется еще сложнее. Копошение в аудитории для камерных пресс-конференций наполняется шумом, расширяя объемы доступного пространства, но звуками прижимая всех находящихся здесь теснее друг к другу. От этого неприятно сводит кожу. И, стремясь уйти как можно скорее, Джошуа доверяется. Как только пресс-секретарь объявляет перерыв перед сессией вопросов начальникам отделов, Джонхан пользуется этой возможностью, спрыгивает со стола, аккуратно берет за руку и ведет за собой. Им вдвоем удается первыми почти незаметно добраться до лифта, пока небольшая толпа окружает своими вопросами и уточнениями Мингю с Субином, но кое-кто как обычно чувствует, где находиться сейчас было бы занимательнее всего. — Хён! — голос Квон Сунена позади вызывает автоматическую реакцию обреченного прикрытия глаз. — Хоши, — привычным для всех прозвищем приторно улыбается Джонхан, останавливаясь и оборачиваясь, — ты немного не вов… — Не познакомишь меня со спутником? Сунен вырастает перед ними, с заинтригованной улыбкой рассматривая сцепленные ладони. Проследив этот взгляд и опомнившись, Джонхан отдергивает руку. Так резко и неаккуратно, что Джошуа вздрагивает, оставшись перед незнакомым человеком без физического ориентира. Заметив это, Джонхан двигается к нему вплотную, чтобы задевать хотя бы плечом. Одновременно с попыткой отвязаться от разговора, он кидает взгляд на сменяющиеся цифры табло над раздвижными дверьми лифта и прикусывает нетерпеливо губу. Надо признать, из всех делегатов самого мешающего им жить параллельного мира журналистики, Сунен — наименьшее из зол. Не зря именно он имеет доступ в управление, чаще всего таскается за Мингю или Сынкваном хвостиком и все еще остается в живых. Хоши обладает поразительным даром нравиться людям, будучи представителем даже самой бесячей на свете профессии и во время выполнения своих прямых профессиональных обязанностей. Джошуа с интересом рассматривает темные волосы журналиста и расслабленно сидящий на нем костюм, думая про себя, какое бы определение из словаря ему дал, а не как ответить на вызывающий вопрос. Он жмется к Джонхану ближе и думает, может быть, есть какое-то слово, которое бы описывало нейтрально-красивое лицо, настолько приятное и простое, что кажется притягательным и призывает ему довериться. Репортера выдает только хищный разрез чуть подведенных глаз. — Все вопросы Мингю или пресс-секрета… — начинает Джонхан. — Хон Джису, да? — не слушает Сунен, решив обратиться напрямую к своему интересу. Джошуа кивает потерянно и отступает на шаг назад. — Вы ведь были в той пещере? Сенсация, новость про нее не выходит из трендов поиска уже несколько дней. Вы не согласитесь со мной поговорить? Сзади их начинает нагонять гул общей толпы. Теряя ориентацию в пространстве, Джошуа оглядывается по сторонам в поисках помощи. Какой ответ правильный? Воспользовавшись с дзиньканьем прибывшим лифтом, Джонхан заталкивает туда их обоих, а, оглянувшись, машет рукой в надвигающуюся на них шумящую кучу людей. — Сынкван-а! Его зов заставляет толпу замешкаться, а Сынквана удивленно выйти вперед. Затаскивая в лифт и его, Джонхан отвлекает вопросом по типу «как дела» а сам, нажав на кнопку первого этажа на панели, снова хватает Джошуа за руку и выскакивает вместе с ним прям перед закрытием тяжелых дверей. Лифт отделяется от холла со скрипом, тяжким вздохом и еще одним радостным немного туповатым «дзинь». — Ну, у нас два варианта, — потирает Сунен переносицу, оставшись вместо ожидаемой добычи для интервью один на один со своим страшным кошмаром. — Открыть двери снова и впустить остальных, или доехать как можно быстрее до первого этажа вдвоем и объединиться против него, — намекая на Джонхана, предлагает журналист. — Устроим ему темную внизу, — кивает Сынкван и намеренно еще раз жмет на первый этаж, чтобы никто не успел зажать кнопку и затормозить их моментально родившийся план отмщения. Джонхан в это время хихикает, тяня сбитого с толку Джошуа за собой на пожарную лестницу. Спустя несколько пролетов вниз, он открывает дверь не в коридор, а на балкон пятого этажа, который соединяет здание управления с соседней постройкой, чтобы ускользнуть от ожидаемого преследования. — Куда мы идем? — Джошуа, теряясь, только сильнее сжимает руку, пока не осознает этого и не выпускает тут же, стараясь теперь просто не отставать. Джонхан от этого жеста чуть тормозит и кидает быстрый взгляд на свою ладонь, инстинктивно держащую чужую еще секунду назад. В голове проносится мысль, что, вероятно, делать этого не стоило. Джису дергается от каждого чужого прикосновения, но сам цепляется за него, и злоупотреблять таким доверием совсем не хочется. Балкон, на котором они оказываются, — заросший цветами настолько, что больше похож на искусную оранжерею сумасшедшего флориста, а не на местную курилку, про которую все со своим ЗОЖем благополучно забыли. Тут явно не так часто бывает хоть кто-то, кроме ухаживающей за растениями уборщицы. Однако Джонхан ловко маневрирует между апельсиновыми деревьями, чтобы добраться до нужной двери, ведущей к зданию парковки. Явно не первый раз сбегает тут от чьего-то преследования. Джису на секунду останавливает взгляд на открывающемся отсюда виде большого города, но его быстро отвлекает звонкий голос. — Ты прав, эти собрания — всегда смертная скука. У нас есть час-полтора, пока Мингю некогда на меня орать, — наконец заманчиво сообщает Джонхан и поворачивается, застыв у выхода на парковку, где их точно никто не будет искать, — есть хочешь? Куда больше Джошуа хочет спросить у википедии, как называется отблеск садящегося солнца, одинаково сверкнувший в карих глазах и на черных волосах. Неужели так просто и банально.. Красота? Явно должно быть что-то еще. Но есть он тоже хочет, а со всеми синонимами этого слова, представшими перед ним разом, еще разбираться и разбираться. * — Мммм, это потрясающе. Как же вкусно. Как это придумали вообще? — Давно не видел, чтобы кто-то так радовался тако. Джонхан так и проносит нелегально с собой этот отблеск в темных глазах до самого фудкорта на последнем этаже ближайшего Торгового Центра. Солнце за это время успело, подмигнув напоследок, спрятаться за горизонт, но его частичка все еще оставалась в игривых зрачках, не давая забыть о свете. — Это просто… нереально, — мычит Джошуа, зажмуриваясь и пытаясь распробовать каждую нотку вкуса тортильи с острым соусом. Приоткрывая один глаз из-за воцарившейся тишины, он настораживается. — Почему ты так улыбаешься? — Я же говорю, давно не видел, чтобы кто-то так радовался тако. Джонхан сидит напротив и, поняв, что его исследующий взгляд пойман, утыкается в банку колы, которую обнимает двумя ладонями, чтобы использовать излюбленный прием — закрыть от мира лицо длинными волосами. И непроизвольно дает этим Джошуа фору. Возможность рассмотреть повнимательнее распыляется на желание увидеть сразу и всё: Джошуа скользит взглядом по тонким чертам лица, оставшимися открытыми, и по попытке скрыть хрупкие плечи лацканами пиджака, который по счастливой случайности был забыт на работе и которым можно теперь попробовать спрятать мятую футболку, в которой Джонхан выбежал из дома. К нему. Здесь, в самом укромном из возможных углов шумного торгового центра, Джонхан совсем не похож на то, чему Джошуа учили всю жизнь. Мужественность должна быть заложена в физической силе, в охране своей семьи, в правильной женщине рядом. После вступления в Орден мужчина должен завести семью и быть ее ответственным главой. Почему тогда прямо перед ним сила кроется в очаровании, мудрость — в дурашливости, а красота — в изящности совсем тонких, почти женственных, черт? Джонхан выглядит болезненно и незащищенно. И это полная…неевклидова геометрия? Всю жизнь Джошуа учили тому, каким должен быть мужчина, к чему нужно стремиться, несмотря на то, что совсем не получается, а теперь вот так внезапно дали в руки, оставили прямо перед глазами противоположный объект для изучения, который он препарирует взглядом, пытаясь разобрать на самые мелкие из возможных деталей. Чтобы не выдать себя окончательно, Джошуа отвлекается на толпу шумящих подростков, толкающихся и громко смеющихся у автоматов с газировкой. И соединяет мысли «о нем» и «о них» в одну, проговаривая медленно вслух: — У них…. крашеные волосы… Нам говорили, что так нельзя. Джонхан удивленно вскидывает бровями. — Сынкван вон каждую неделю перекрашивается после расставания, — хихикает он, — странно, что еще на лысо не побрился. Может, подать ему идею. — Здесь для всех это… нормально? Джонхан делает глоток колы, задумчиво прослеживая взглядом, как синеволосый парень прикладывает холодную металлическую банку к щеке своей подруги, которая начинает звонко смеяться и отчитывать его одновременно. — Смысл вообще запрещать что-то, что не мешает другим? — задумчиво тянет он. Джошуа опускает глаза на последний оставшийся кусочек тако. — Ты даже не представляешь, — смутившись, он меняет тему. И снова возвращается к невероятному сочетанию гуакамоле и поджаренной курицы. — У того, чтобы пробовать обычные вещи впервые, много плюсов, оказывается. А что бы ты хотел сделать в первый раз? Он постоянно пытается остановить себя от вопросов, нащупать какую-то причину для тормоза. Но как же съедает изнутри горящее любопытство ко всему вокруг. К людям, предметам, словам, поступкам, явлениям, мотивациям, фразам, мыслям и интонациям. Хочется по ускоренной программе впитать в себя всё, что пропустил, но при этом не потерять ни единой детали. Весь Джошуа сейчас состоит из одних только вопросов. Но больше всего любопытство поджигает его изнутри при одном только взгляде на вечно утомленное выражение красивого лица с тонкими чертами. — Ну… — задумывается Джонхан над ответом, — я бы точно стер себе память, чтобы перечитать заново пару любимых комиксов. А! И каждый день бы впервые пробовал пасту. — Зубную? — морщится Джошуа, нарываясь на гогот. — Что? Что я не так сказал? Это ты собрался есть пасту. — Не зубную, — мотает Джонхан головой, возвращая локти на стол и наклоняясь чуть вперед, — вряд ли в тебя сейчас влезет после двух порций тако, но я тебе в следующий раз покажу. Это самая вкусная штука на свете. — Я найду место для самой вкусной штуки, — почти искренне возмущается Джошуа. — Тут есть эта паста? Но мяту я не люблю, имей в виду. Джонхану хочется придержать расплывающиеся щеки руками. Внимательно наблюдая за чужими реакциями, он отмечает, что чем больше Джошуа отвлекается разговором, тем меньше дергается от яркого света и звуков вокруг. Как будто совсем привыкает к обычной обстановке огромного города. Количество впитываемой им информации о мире обратно пропорционально количеству плещущегося в его глазах страха, даже если это искусный обман себя самого. — Я попрошу их сделать без мяты, — серьезно кивает Джонхан, и встает, чтобы обойти устроившийся абстрагировано от остальных у большого окна столик, но чужая рука неуклюже, чуть дергано его останавливает. Длинные пальцы Джису оборачиваются вокруг совсем тонкого запястья, и оба зависают на какие-то пару мгновений на этом прикосновении. — Ты принес мне тако, — пряча глаза, пытается объяснить Джошуа, пока Джонхан, хлопая ресницами, недоуменно рассматривает как сочетается их совсем разная по цвету кожа, — можно я заплачу за зубную пасту? — Просто пасту, — он смеется, кивая, — да, но… — Откуда деньги? — сразу предвосхищает Джису вопрос, который ему бы и не осмелились задать. Он достает из кармана банковскую карту и вкладывает в покорно разжатый кулак. — Мама отдала ее мне. Она открыла счет еще когда я родился, и все это время откладывала туда понемногу. Но это только на первое время, я скоро все ей отдам, — закрывая чужую ладонь своей (она и правда может накрыть ее полностью), он улыбается. — И обязательно куплю ей в Сеуле дом. — Твоя мама не могла нравиться мне еще больше, — увиливает заигрывающе Джонхан и кивает, забирая карту с собой. Совсем уже нечестный прием. И как это чувство описать для интернета? Гугл глупый, а не всезнающий. — Капеллини, тальятелле, кампанелле, каннеллони, казаречче, кавателли, — повторяет как мантру Джошуа, уткнувшись в страницу какой-то статьи в браузере на телефоне и даже не замечая сначала возвращения своего спутника. Полезность новой информации соединяется с попыткой абстрагироваться от давящего шума, который усиливается будто в несколько раз, когда Джонхана нет рядом. Ему каким-то образом удается стать заглушкой для всего плохого и страшного, и в этом Джошуа вместе с гуглом еще тоже предстоит разобраться, — диталини, феттучини, лингвини, орекьетте… — Кого вызываешь? Федерико Феллини? — Джонхан намеренно звонче чем мог бы ставит большую тарелку на стол между ними. — Я взял одну карбонару, подумал, что вряд ли мы съедим по целой порции. Джошуа поднимает взгляд. — Ригатони. — Джису. — Паккери. — Джо.. — Паппарделле. — ..Шуа — Пенне. — Шу..а, — словно пробует на вкус Джонхан производную имени, уже отчаявшись, несмотря на то, что Джошуа повторяет прочитанные только что виды пасты, уже смотря прямо на него. — Радиаторе, — прям глаза в глаза. — Это что-то про радиаторы? — Букатини. — Имя Сынквана в итальянской мафии, — хрюкает Джонхан. — Всё, — выдыхает Джошуа, опуская обе ладони на стол и принимаясь внимательно разглядывать принесенную тарелку, чуть носом в нее не клюет, с подозрением косясь на веточку петрушки сверху. — Что всё? — У меня, кажется, память закончилась. Джонхан смеется, вытаскивая из специальной упаковки и протягивая через стол одну из вилок. — Подожди, — тормозит Джису, — я же все прочитал, а эта как называется? — он сначала рассматривает необычный столовый прибор, который вообще чуть ли не впервые держит в руках, а после подцепляет его зубчиком макаронину странной формы. Его взгляду только микроскопа не хватает между ними с куском яичного теста. — Это ракушки, — кивает Джонхан с ответственной серьезностью итальянского шеф-повара, — их из твоего списка выгнали из-за недостатка пафоса в названии. О, а это слово Джошуа с гуглом знают. — Дискриминация, — выговаривает он по слогам, вызывая очередной смешок. Улыбается тоже, пробует пасту, хвалит ее всеми пришедшими в голову, но не доставшимися тако почестями, а потом незаметно дает Джонхану съесть большую часть, потому что засматривается на то, как от кристально искреннего удовольствия закатываются глаза напротив. А он все-таки съел целых два тако. — Вы и телефон новый купили? — с полным ртом спрашивает Джонхан, кивая на айфон, лежащий на столе. Джошуа кивает. Внутри все зудит от того как хочется перегнуться через стол и убрать мешающие волосы с чужого лица, чтоб они не были съедены вместе с пастой. Их все время учили, как нужно есть, как аккуратно расправлять на коленях салфетку. И эта утонченная, почти феминная хрупкость перед ним сейчас, — жует как катастрофа всех этикетов мира. Не самые изящные манеры Джонхана становятся прикрытием к действию. Тянясь через стол и убирая длинные выбившиеся пряди за ухо, Джошуа открывает себе вид на неглубокую царапину на нежной коже щеки. Зеркальную той, что у него. Боевое ранение во время операции по его спасению. Тактильность Джошуа сломанная. Не подчиняющаяся правилам, которым его никто не учил. Он касается того, чего хочет касаться, и уходит от неприятного. Не пожимает никому руку в приветствии, но проводит сейчас кончиком указательного пальца по порезу, прежде чем убрать руку от чужого лица. Даже не понимает, можно так делать или нельзя. Но хочется также сильно, как задавать все на свете вопросы. В этом его ненавязчивом, но заставляющем оторопеть жесте Джонхан, замирая, ловит сдерживаемый поток заботы и нежности, которые долгие годы было просто некуда выплеснуть. Пытаясь не покраснеть очевидно, он обхватывает обеими ладонями банку с колой, словно та поможет сбить температуру, бегает глазами по столу, чтобы догнать какую-нибудь не смущающую тему разговора и, слава богу, вспоминает про телефон. В голове образуется вакуумная, отупляющая пустота. — Инстаграм уже поставил? — спрашивает Джонхан, пытаясь звучать максимально непринужденно. — Да, но я не до конца понял, как он работает. Скрипя ножками стула по дешевому кафелю Торгового Центра, Джонхан оказывается у левого бока и сам тыкает в сенсорные клавиши, хотя айфон все еще находится не в его руках. Для этого приходится немного перегнуться и прильнуть почти вплотную к плечу. — Вот тут… можешь выкладывать истории, а это — поле для публикаций, — показывает он поэтапно, сам пару раз ошибаясь в настройках. Для роли соцсети-гуру куда лучше подошел бы Мингю, но совсем не хочется отдавать кому-то возможность оказаться в такой близости. — Стой, а как же аватарка? — Но у меня нет фотографий… Джонхан цокает осудительно. Быстро жмет на «Добавить» —> «Новое фото». И делает отвратительный снимок на фронтальную камеру, куда попадает и часть его глаза. — Что это, фу, убери, — Джису бьет по руке и под звонкий смех осудительно причитает, стирая улики. — Она дурацкая, удали это быстро. Он откашливается, расправляет спину, сбивая левым плечом голову Джонхана с себя под громкое возмущенное “ай!”, открывает снова фронтальную камеру и принимается поправлять челку, крутя головой из стороны в сторону, чтобы получше рассмотреть себя со всех ракурсов. В последний момент Джонхан влезает в кадр, прислонившись вновь к его плечу, игриво склоняя голову и по-кошачьи довольно улыбаясь. Тут же запечатлев это на фотографии, Джошуа открывает галерею и рассматривает полученный результат какое-то время. Можно даже не поворачиваться, чтобы снова и снова пробовать перебирать подходящие определения аккуратной линии чуть вздернутого носа и обрамлению пушистыми ресницами чуть скошенных к нему глаз. А еще своего ощущения от того, что длинные волосы касаются его плеча. Что-то совсем непривычно «мужественное», сломано «женственное». Все общепринятые определения терпят фиаско. Прошло всего лишь несколько дней, а Джошуа уже хочется написать собственную википедию. И все подразделы там — части одного общего. Гугл сказал «амбициозность» — Ну вот, старт положен, — улыбается Джонхан, когда в окошке аватарки появляется только что сделанное селфи. Джошуа думает, что толковый словарь, падла, столько всего ему задолжал. Почему одна подчеркнутая от Джонхана буква была интереснее всей книги? И почему один его взгляд кажется глубже тысячи направленных поверхностно любопытных пар глаз?.. Гугл, работай! Джошуа выглядит как один из всех них здесь, всех тех, кто носится по этому огромному запутанному зданию туда и сюда, преследуя одному ему известную цель, но чувствует себя совсем чужим. Будто на выставке диковинных экспонатов с другой планеты, только он единственный — по ту сторону прочного стекла, а остальные ходят и смотрят, и смотрят, и смотрят. А передвижная выставка, которую он считал домом, поехала дальше, забыв забрать его с собой. Ему, как заряду тока, жизненно необходим проводник, чтоб понять, куда светить. От накатывающих паникой мыслей приходится схватить Джонхана за запястье, чувствуя как соединяются «минус» и «плюс». Выдох. Его не забыли. Его просто оставили там, где он должен быть. Теперь нужно только привыкнуть. — А у тебя.. есть.. твой… — пытается спросить он, путаясь в мыслях. Джонхан понимает и забирает свободной рукой телефон, продолжая с удовольствием жевать неподдающийся кусочек бекона из карбонары. Он вбивает в строку поиска свой ник в инстаграме и возвращает хозяину. Джошуа, наконец, его отпускает и отвлекает себя чтением чего-то там про “хани” в заголовке, Листает ленту, состоящую всего из нескольких публикаций. — По этим фотографиям о тебе ничего не понятно, — почти расстроенно бубнит он. — Что ты имеешь в виду? — Ты ничего не рассказываешь. — Прости? — тормозит Джонхан, зависая с вилкой у рта. — Вот о Ли Чане я уже почти все знаю, не по своей воле правда иногда, — мягко улыбается Джошуа. Кому-то все же удается рассказывать больше,чем даже он успевает спросить. — Тэхен только кажется закрытым, но на самом деле он охотно всем делится, нужно только сказать, что очень хочется услышать его мнение. А ты не говоришь о себе. Нет, на самом деле Джонхан не молчит, он всегда говорит что-то. Но умудряется делать это так, что собеседник выходит из диалога с полным отсутствием информации о нем самом. Джонхан пожимает плечами. И, снова наклоняясь, тыкает в одну из публикаций. — Ну как же, вот смотри. Это день назначения Субина лейтенантом в начале года. Тэхена с нами тут еще нет. Чан там в углу пытается выяснить, с кем спит наш директор. Сынкван у окна, возможно думает прыгать или нет, он только расстался с Гаин. А вот по ней, — Джонхан указывает на светловолосую девушку с бокалом вина рядом с собой, — сохнет Мингю. Только ему не говори. — Что ты мне рассказал? — Что он по ней сохнет. Но все эти истории — снова не про него. Джошуа хочется повысить голос от того, как плевать сейчас, по кому там сохнет Мингю и как хочется узнать хоть что-то конкретное про… — А ты? — Я? — тормозит Джонхан. — Ну, — он явно смущается, но горящий интерес перевешивает сомнение. — У тебя есть девушка? Сердце в ожидании ответа почему-то начинает колотиться немного быстрее. Джонхан усмехается совсем мягко, будто расстроенно, и, прикрыв глаза, мотает головой. — Нет, ее нет. — Ну да, с вашей работой… Джошуа в смущении отворачивается и совсем не видит, как облизывает губы и отводит погрустневший взгляд Джонхан, препарируя столешницу, словно она в чем-то виновата. Попытка не смотреть друг на друга доводит до того, что на глаза попадается автомат с попкорном, который стоит аж в другом конце огромного зала, но характерный запах доносится и до них. — Представляешь, — говорит медленно Джошуа, — я не был в кино… тринадцать лет. — Хочешь… — Джонхан успевает загореться идеей буквально на секунду, но его тут же прерывает звук единственного уведомления, которое не отключишь, — о нет, это Мингю. «А ну ка быстро» «Сюда» * — Знать не хочу где вы были, тем более сам вижу по пятну от мороженого на твоей футболке. — Офигеть, а ты случайно не следователь? — театрально вопрошает Джонхан, но потом ругается разочарованно и пытается стереть пятно, смешно скручиваясь, вжимая голову в плечи и оттягивая футболку, чтобы хоть что-то увидеть. Мингю вздыхает и поворачивается к Джошуа. Взгляд его становится куда мягче. Таким, чтобы не скатываться в унизительную жалость, но и не причинять резкостью дискомфорт. Гугл сказал «обходительность» — Джису, — зовет он по имени. — Тебе нужно пройти психологическую экспертизу для того, чтобы я мог официально назначить тебя консультантом в расследовании. Стандартная процедура, но Джихун требует соблюдение всех формальностей. Минхао этим займется, ладно? Джошуа адресует Джонхану сомневающийся взгляд, но тому остается только сжать губы и кивнуть ему в ответ, наплевав уже на сражение с пятном. — У нас просто так положено, — серьезно сообщает Джонхан, — чтоб психическое освидетельствование проводили психи. Джошуа невольно усмехается. — Пре-кра-ти, — цедит Мингю. — Ладно, хорошо, — кивает он, делая вид, что не замечает настороженных переглядываний и говоря уже куда громче, чтобы точно услышали и остальные, — а теперь к делу. Тэхен и Джонхан поедут со мной на обыск. Субин с Бомгю уже выезжают. Дино, — кричит он, чтобы достучаться до противоположного угла общей залы, — с тебя вся возможная информация по владельцу, вдруг еще что накопаешь, — получив сложенные в жесте «окей» большой и указательный пальцы, он кивает. — Едем. — Так а куда едем-то? — догоняя его уже у лифта, пытается выяснить Джонхан. — Вот как раз по дороге и расскажу. Тэхен, возьми оружие, — предупреждает начальник присоединившегося к ним коллегу. — А его мозг у него всегда с собой, — деловито кивая, не отстает Джонхан, раздосадованный тем, что его оторвали от куда более важных расследований. А так можно и комплимент Тэхену сделать, и Мингю побесить. — То-то у меня во всех отчетах написано, что ты безоружный. — Йа! Джошуа улыбается последнему что слышит, и когда они втроем скрываются вдалеке, поворачивается к появившемуся рядом Минхао, который встречает его настолько осудительным выражением, что невольно в голове начинают перебираться варианты, что такого он мог успеть натворить. Гугл сказал «претенциозность» — Любишь пасту? — боязливо спрашивает Джошуа, корча максимально наивное выражение и хлопая пару раз большими глазами. Надо же как-то настраивать контакты. — Зубную?! — кричит Дино откуда-то из-за угла. Минхао очень несчастно вздыхает и указывает рукой в сторону своего кабинета. Наверное, он предпочитает кампанелле без мяты. *** Шум сеульских пробок забивает уши и концентрацию, отчего говорить становится возможным уже только на выезде из города. — Рассказываю специально для тех, кто предпочитает клубничное мороженое работе, — язвит Мингю, одной рукой крутя руль, чтобы выехать на междугороднюю трассу. — В смысле клубничное, любое подойдет… — Возле особняка на северной границе Сеула собака нашла человеческие кости, — профессионально игнорирует он. — Овчарка забежала на территорию, когда ворота были открыты. Тэхен, дай ему, — с заднего сидения перед носом Джонхана словно из воздуха реализуется папка с бумагами. — Это владелец дома. Чжон Минсон. Шестьдесят три года. Живет один, но в особняке то и дело бывает прислуга. Господин Чжон сам строил здание, землю купил на деньги с продажи акций в конце 80-х. Документы в порядке. — Может, там места старых захоронений? — предполагает Джонхан, пролистывая то, что успели собрать. — Судя по картам в архивах, никаких захоронений там не было, но кладбище действительно есть поблизости. Есть несколько «но». Найденные собакой кости принадлежат двум людям, и один из них — опознан. Ким Сонхван, пропал пятнадцать лет назад, но у следствия был образец ДНК. Тогда их только начали делать и оставляли ткани для будущей более точной проверки. — То есть, пропал, когда особняк уже был построен? Мингю кивает. — Вот-вот. Господин Чжон в отъезде, в Штатах. Сказал, у родственников. Это мы с Чаном уже проверили, у него в Айдахо сестра. Охотно идет на контакт, тут же купил билеты в Сеул. Но есть еще кое-что странное. — м? — мычит Джонхан вопросительно, продолжая рассматривать банковские распечатки. — Господин Чжон пригласил хозяина овчарки к себе в гости, когда тот нашел пса. Угостил чаем и ужином. После этого тот обращался в больницу с легким недомоганием. — Отравление? Мингю пожимает плечами, сворачивая с большой дороги на проселочную под тикающий звук поворотника. — Если бы он хотел отравить его насмерть, симптомы даже преуменьшенной дозы были бы куда сильнее. Может просто… несвежие продукты? Но нам нужно проверить. — Или это вообще не имеет отношения к делу, — впервые подает голос Тэхен с заднего сидения, — людям становится плохо, это может быть совпадением. — Вот и увидим. Мы приехали, — сообщает Мингю очевидное, паркуясь рядом с уже стоящей на обочине полицейской машиной. — На получение ордера ушли сутки, с ним мы можем входить и без хозяина. Но аккуратнее, пока у нас нет причин громить его имущество. Идем. — Какой странный… дом, — говорит медленно Тэхен, захлопывая дверцу машины и всматриваясь сквозь резную сетку ворот в большой особняк, словно закрытый поволокой тумана. «Странный дом» — еще мягко сказано. Первое, что они видят, — массивные черные, словно покрытые копотью, ворота, рядом с которыми топчутся Субин и Бомгю. Оба кивают устало и не особо приветливо, готовые присоединиться к запланированной экскурсии. Еще на входе в сад перед крыльцом Мингю вытаскивает из кобуры пистолет и жестом показывает остальным держаться за ним. — Сколько людей пропали в радиусе 10-20км за последнее время? — спрашивает он, явно обращаясь к Тэхену, который читает всю полученную в реальном времени информацию от Дино. — За год тринадцать человек. И есть еще кое-что. Я запросил в бюро по ордеру план застройки, но его просто не существует. Чан не может найти планировку дома, ее нет ни у одной управляющей компании. Каждый этаж надстраивался отдельно и разными бригадами. — А вот это уже интересно. Трехэтажный особняк будто телепортировали сюда из викторианской Англии. Сбоку от него — сад с небольшим лабиринтом из геометрически постриженных кустов. Посреди круглой беседки — статуя ангела в обличии молодой девушки. Перед входом — большой пруд с кувшинками. Все перед глазами как будто бы в дымке, похоже на туман самого раннего утра, а не на предвосхищение позднего вечера. У пруда с характерными звуками на них, заставляя отшатнуться, выпрыгивает кажется полностью довольная жизнью жаба. Мингю брезгливо ее огибает, а Субин заинтересованно присаживается на корточки и, на удивление, та прыгает чуть ли не в его руки. Животные всегда словно примагничиваются к нему. — Бомгю, поцелуешь? — смеется Субин. Кажется, вот-вот и он потянется ее погладить, а та и не будет против. — Отвали! Джонхан рядом аж вздрагивает от слишком резкого и грубого тона ответа. Обычно Бомгю поддерживает их шутки, если вдруг не успевает начать их сам, но сейчас он явно не в настроении обсуждать поцелуи. — Ладно-ладно, — вскидывает Субин руками, отводя в сторону глаза, в которых явно читается вывод «о нет, он окончательно ёбнулся». — Я ж пошутил. — Смешно, — с абсолютно каменным выражением оценивает Бомгю и идет дальше, шаркая по земле грубыми подошвами ботинок. Субин поднимается, оттряхивая джинсы, и слишком подозрительно и настороженно всматривается в макушку уже ушедшего вперед друга. То, насколько дерганный сегодня Бомгю, настораживает еще больше странного дома. Где найти запасной ключ хозяин рассказал им по телефону. Замок поддается с недовольным скрипом, а в нос тут же забивается затхлый запах закрытого на много дней помещения. Рассредоточиваясь по первому этажу, они быстро осматривают большую гостиную, столовую и кухню. В целом, все здесь выглядит как обычно, если не считать косплея мебели и запаха на средневековую Британию. Из большой залы парадные лестницы ведут к верхним этажам. И даже длинная, правда грязная, ковровая дорожка занимает положенное ей место. — Да как он тут живет один, это ж жуть, — кривится Тэхен, поднимая свои как обычно большие и удивленные глаза к высокому потолку. — Да уж, — Субин говорит почти обиженно, как будто такое обращение с пространством — его личное оскорбление, — уют так и прёт. Застоявшийся воздух не дает нормально вдохнуть. Краем глаза Джонхан замечает, как Бомгю достает ингалятор, отставая на минуту от остальных. На втором этаже оказывается несколько незапертых комнат. Что-то вроде рабочего кабинета, гостевой (?) спальни, зала с засохшими красками и холстами. В каждой из комнат находится что-то, похожее на театральные декорации. Обрывки картонных стен с нарисованным светом в окнах, реквизитные шляпы, колокольчики, веера и даже костюмы в шкафах. Совершенно рандомный набор чего угодно — единственное, как можно охарактеризовать эту груду мусора. — Субин, Тэхен, — зовет Мингю, — оставайтесь тут, проверьте шкафы. А мы на третий. Лестница ворчливо, недовольно скрипит под ногами. Поднимаясь последним, Джонхан оглядывается по сторонам в недоумении. С каждым этажом сюрреалистичнее и сюрреалистичнее. Все вокруг выглядит так, словно архитектор постепенно сходил с ума, проектируя это здание. Воздух становится совсем невыносимо тягучим. Распахивая одну из дверей, Мингю охает. — Это что, печь? Такая огромная махина посреди пустой комнаты совсем не внушает доверия. По размеру больше похоже на печь крематория. Во всяком случае, человек бы с легкостью там поместился. — Ну, может это… стилизованный…камин?! — оптимистично предполагает Тэхен. — Думаешь, Теодор Эйке дизайнером подрабатывал? — Джонхан! Если бы Джонхан подсчитывал рейтинг интонаций, с которыми было произнесено его имя, «осудительная» была бы в топе. Ну, если бы не Минхао со своей интонацией «чтобглазамоитебяневидели», вообще была бы первой. Интересно, сколько раз Джошуа нужно будет произнести его имя, чтобы хит-парад возглавили определения «смущающая», «ласковая» и «заставляющая сердце биться чуть чаще»? Мотая головой, Джонхан снова переключается на реальность. Уютно до тошноты, сложно не согласиться с Субином, явно готовым там внизу расплакаться от такого издевательства над цветами стен. — Внутри нее абсолютно чисто, тут ничего, — говорит Мингю, закрывая большую тяжелую дверцу печи. — В таком случае, за улику это считать нельзя. Тем более, найденные кости не были обуглившимися. — Стены слишком широкие, — говорит Тэхен задумчиво, простукивая их по периметру. — Зачем такие перегородки? И звук гулкий, слышите? Внутри пусто. Убедившись наконец в последней комнате, что в доме никого нет, Мингю убирает пистолет в кобуру на поясе и пожимает плечами. — Ладно. Поехали отсюда, так мы ничего не найдем. Ломать стены у нас пока нет оснований. Давайте поговорим с господином Чжоном утром, когда он приедет. * Чем ближе к управлению, тем неопределеннее ощущение собственного тела. Из странного особняка они вроде уехали, почему тогда дышать становится только сложнее? Джонхан морщится, не понимая, что с ним происходит, когда на автомате с Мингю и Тэхеном выходит из лифта на этаже управления НБР. В общем зале толкутся несколько задержавшихся допоздна сотрудников, среди которых сразу же виден хаотично слоняющийся туда-сюда Ли Чан, и Минхао с Джошуа в самом углу. Джонхан пытается рассмотреть что они делают. Кажется, складывают то ли салфетку, то ли бумагу, но зрение резко падает на несколько пунктов. Думая, что вот-вот это должно пройти, он опирается на стоящий возле них стол, кивая в приветствии. Мингю кидает Джошуа чизбургер из KFC, который тот с удовольствием ловит. И сам раскрывает шуршащую упаковку от своего. Это шуршание гулом отдается в ушах. Настолько громко, что больно. Так быть не должно. — Ну что, — тон начальника снова смягчается, даже не смотря на усталость и самочувствие. — Все в порядке, ты не больше псих, чем все мы? Минхао замученно вздыхает. — Он задал мне вопросов больше, чем я ему. Джошуа искренне виновато опускает глаза. — Мне просто было интересно… — Да не обращай внимания, — откусывает бургер Мингю, странно морщась, словно глотать ему тяжело, — он просто ворчит. Что у нас нового? — обращается уже к успевшему подойти и зафиксироваться на месте связисту, расслабляя галстук и ведя головой. Все их слова закручиваются друг с другом и натягиваются тугими резинками, готовыми вот-вот лопнуть. Картинка перед глазами размывается. Пытаясь зафиксировать хоть на чем-то уплывающее сознание, Джонхан начинает проговаривать про себя что видит: золотистая рубашка Минхао, большие глаза Джошуа, обивка дивана, панорамное окно, торшер в углу, письменный стол… Каждая деталь простукивается в груди, а дышать становится все сложнее. — Странно это все очень, — Ли Чан устраивается на подлокотнике дивана и задумчиво кривит квадратный рот. — Никто не проработал в том доме больше недели. И даже клининг господин Чжон каждый раз вызывает из разных агентств. — И правда странно, — соглашается начальник. — Что думаешь? Джонхан?.. — Я не… я… Мысли будто спутываются узлами. Джонхан пытается дернуть головой, чтобы уйти от этого странного заполняющего ощущения темной и густой пустоты, но резким движением делает себе только хуже. Лишь от внимательного взгляда Джошуа не ускользает то, как бледнеет на глазах кожа. Он уже видел подобное. А потому прямо во время того как Джонхан все еще пытается связать какие-то слова, подается вперед. — Это значит… подождите… Голова окончательно начинает ехать кругом. Осознание доходит до затуманенного мозга слишком поздно. Тошнота подступает к горлу и лампочки на потолке закручиваются шальными узорами. Пытаясь опереться на стол и словно в вакууме слыша, как его кто-то зовет, Джонхан проскальзывает по столешнице рукой и не встречается с полом только по чистой случайности. Сильные руки Мингю обхватывают сзади, поднимают в воздух и опускают на что-то мягкое. И еще чья-то ладонь касается его ладони. Еще почти незнакомая, но точно та, которая бы смогла полностью поместить его в своей хватке. — Джонхан? Воздух горячий, мягкий диван. Прохладная кожа. Кто-то открывает окно, чтобы циркулировал воздух. — Ты слышишь меня? — Что происходит?! — Вызовете скорую. Хансолю пока позвоните хотя бы, — как сквозь пелену слышится голос Мингю, который отчего-то закашливается. — Да не надо… — морщится Джонхан, пытаясь приоткрыть глаза, — все нормально. — В смысле нормально, что проис… На Мингю накатывает новый приступ кашля. — Так, — слышится совсем не такой ровный как обычно голос Тэхена. Пытаясь разлепить свинцовые веки и не закрутиться вместе с поехавшим вокруг оси миром, Джонхан еле разбирает, как их новенький коллега опускается на стул, держась за живот. — Что-то мне тоже… нехорошо. — Что происходит, — явно напуганный Дино, держа за руку, помогает ему сесть и опереться на стоящий рядом стол. Он мотает головой, явно не понимая, к кому подбежать и что сделать. Джонхан изо всех сил пытается сосредоточиться и из-за этого, кажется, неосознанно впивается в держащую его кажущуюся прохладной руку. Она всегда до этого была для него горячей, значит, у него температура. Связывать мысли. Думать. Все трое, кто были в доме. Что-то… — Это Сынкван, — взволнованно сообщает Минхао, у которого начинает разрываться телефон. Походу с Бомгю и Субином что-то похожее. Приступ тошноты и боли мешает думать. Холодная ладонь ложится на лоб. — Он весь горит, — еще почти незнакомый, но уже родной, обеспокоенный и всегда ласковый голос. — Я просто не могу не уточнить, вы же ничего там не ели, правда? — на всякий случай спрашивает Дино, истерически пытаясь понять, что делать кроме ожидания врачей. — Мы, по-твоему, совсем идиоты?! — вскрикивает Мингю и снова закашливается. — Черт. Он опускается на пол рядом с диваном, хватаясь за голову. Джошуа забивается в угол у изголовья. Он так и не убирает лежащую на раскаленном лбу ладонь, начиная инстинктивно коротко и успокаивающе поглаживать по волосам. Испуганно бегает взглядом от Чана к Минхао и обратно. — Что тут происходит? — никогда еще Хансоль не поднимался из своего подвала так быстро. — Они все… — пытается объяснить Чан, — все кто были в том доме. Что-то случилось. — Вы что-то там ели? — Да нет! — уже злится Мингю. Джонхан жмется в угол дивана, чувствуя как сильнее сжимается рука, снова переместившаяся на его руку. Дышать становится уже практически невозможно. Копошение вокруг сливается в полубессознательный хаос. Кто-то мерит давление, стучащий в висках пульс и температуру. Все слова вокруг мешаются в растянутую кашу из звуков. Как под толщей воды. — Это отравление. Но если вы не… там был запах? Опишите все что помните. И что чувствуете сейчас. Хён? — Привкус металла во рту, никак не получается от него избавиться, — тихо говорит Джонхан, пытаясь прислушаться к ощущениям. — Чего вы касались? — Ничего необычного, — говорит Мингю, речь которого явно связнее и увереннее. — Дверей, перил, отодвигали кое-какую мебель, открывали шкафы, все как всегда. Там еще была печь. Огромная, мы сначала подумали, что она из крематория. — Печь?! — одновременно вскрикивает Чан и заинтересованно уточняет Хансоль. — Мне, кажется, лучше чем им, — щурясь, выговаривает вдруг Тэхен, и в таком состоянии пытаясь анализировать происходящее. Он опирается на стол, но точно полностью осознает себя в пространстве. — Я был на втором этаже, не на третьем. Это может быть как-то связано? Хён, — обращается он к Мёнхо, — что ребята пишут? — Бомгю потерял сознание. А Субин всего лишь пытается выкашлять легкие, — по истерическому тону Минхао становится предельно ясно, что «всего лишь» — формулировка, принадлежащая самому Субину. — Бомгю тоже был на третьем, — кивает Тэхен, подтверждая собственную теорию. Слова приехавших врачей доносятся словно через давление на уши всего мирового океана. Хансоль объясняет им что-то. Теплая рука исчезает с запястья, позволяя приблизиться незнакомцам. От фельдшера в халате пахнет больницей, и от одного только запаха, прорывающегося через привкус металла, паникой сводит каждую мышцу. Но даже попросить сил нет: ни заплакать, ни закричать. — Жизни ничего не угрожает. Источник отравления явно больше не в организме. Но чтобы что-то понять, нам нужно сделать анализы. Мы можем госпита… — Не… — пытается в панике выговорить Джонхан, его отчаянные попытки сопротивляться самому страшному можно принять за лихорадку. — Он никуда не поедет. В больницу вы его не повезете, — отрезает Мингю, которому явно уже становится лучше. — Берите у нас все анализы, какие нужны. — Почему? — озадаченно спрашивает Чан, вылупившись на него огромными от непонимания глазами. Мингю пробегается взглядом по комнате, словно ища причину пообоснованнее. Но наконец говорит просто: — Ему некогда болеть, у нас расследование. — Ты ошалел?! — вскрикивает связист. — Дино, это приказ. — Дело ваше, — пожимает плечами женщина из скорой. — Нужно будет подписать отказ от госпитализации. Джонхан находит силы, чтобы перевести взгляд на Мингю и прошептать пересохшими губами «спасибо». Только он знает. Это не ускользает во всей комнате только от одного внимательного лисьего взгляда. Под аккомпанемент всего дальнейшего обсуждения просто выключается свет. *** Шипение. Как помехи на радио, только внутри головы. Темно и тепло. Непривычно. Пытаясь нащупать рукой свою вторую подушку, чтобы привычно ее обнять и закинуть сверху ногу, Джонхан натыкается на что-то живое и вздрагивает, тут же открывая глаза. Теплая настольная лампа раздражает зрительное восприятие, буквально разрезая цельную картинку на калейдоскопные части. — Как ты? — спрашивает мягкий голос. Чем тише Джошуа говорит, тем ниже становится его тон. Он откладывает книгу, которую читал, опираясь спиной на диван, и разворачивается. — Я… нормально вроде. Сколько я проспал? — Сейчас, — Джошуа кидает взгляд на телефон, — три часа ночи. Часов пять значит. — Почему… Джонхан пытается приподняться, но тяжелое тело сопротивляется и голова снова идет кругом, возвращая на место и сводя на нет все попытки пошевелиться. — Ты отключился, и Мингю сказал тебя не будить. Он уехал домой, ему намного лучше. Тэхен тоже быстро пришел в себя, они там с техником в какую-то настолку рубятся. За тобой следить оставили Ли Чана, он сегодня в ночь на дежурстве, но там поступил звонок, кажется, — сбивчиво объясняет Джису. — А ты… что здесь делаешь ночью? — начиная осознавать происходящее, спрашивает Джонхан. — Я волновался. И… — Джошуа облизывает губы, закусывая нижнюю и явно чувствуя неловкость, — я не могу спать больше трех часов в сутки. Просто не получается. С тех пор как началась подготовка к обряду, у нас выработался режим. Уж лучше побыть здесь, чем просто сидеть дома всю ночь. «Насилие над психикой такое, что невозможно адаптироваться» — проносится в мыслях живой лекционно-серьезный голос Тэхена, — «Хроническое недосыпание подавляет волю и снижает сопротивляемость психики» — Хочешь воды? — спрашивает Джошуа. — Наверное, тебе здесь неудобно… Но Джонхан прерывает его улыбкой. — Здесь куда уютнее, чем у меня дома. Там пусто и холодно, а здесь ты. Посттемпературный озноб пробегается мурашками от макушки до кончиков пальцев на замерзших ногах. Как чувствуя это, Джошуа приносит откуда-то еще один плед и укутывает мягкими прикосновениями. От них сознание ведет как в опьянении. Нужно спросить, поняли ли они, что случилось, но кто-то снова, не сопротивляясь нахлынувшему потоку тепла, нажимает на кнопку «выкл». Гугл в панике перезагружает страницу.