Sensitive Saint Sacrifice

3,14159265 Галактики умеют взаимодействовать Именно этот факт пришлось всю ночь в управлении осознавать Джошуа, который нашел в офисе только одну, оставленную лейтенантом полиции (как сообщил Чан), книгу. Из вариантов была только она или горы криминалистических отчетов, с сортировкой которых можно было бы помочь... …но галактики, которые умеют взаимодействовать, интереснее. Не так уж они и любят одиночество, как Джошуа себе представлял. Сбиваются в пары и группы, находя подходящие себе скопления звезд. Практически как люди. — Так ты тут живешь? Джонхан не отвечает на риторический вопрос, только нажимает на ручку двери и распахивает ее, галантным жестом руки пропуская вперед себя. Для Джошуа любая новая дверь сейчас — сродни пропуску в новую, неизведанную и интригующую, вселенную. За каждой из них — наверняка кроется какой-то из ответов, а вместе с ним и куча новых вопросов. И было бы глупо не признавать, сколько удовольствия, вместе с сожалением об упущенном, это приносит. Возможность побывать за дверью, где все пространство принадлежит Джонхану, где-то, где бывает только он, так часто и наедине с собой, самый открытый и настоящий из всех возможных своих вариаций, — оказывается интереснее любых других возможностей “до”. Сейчас Джошуа нестерпимо хочется заглянуть в каждое окно каждого дома, мимо которого он проходит по дороге в круглосуточный магазин, и распахнуть все доступные двери, но эта — самая желанная из всех. Взаимодействие галактик всегда начинается с проникновения одной в пространство другой Джонхан быстро, зацепившись за задники, скидывает ботинки, с которыми не положено так обращаться по модному уставу, и уходит вглубь соединенной с гостиной кухни, по дороге зацепившись бедром за диван и прошептав себе под нос какое-то неприличное ему за это послание. Сейчас можно списывать свою неловкость на то, что фокус ориентации в пространстве все еще немного сбит отравлением, а не на то, что ему просто лень подвинуть наконец диван, о который он постоянно бьется. И уж тем более не на волнение от неожиданного визита. Его не было здесь двое суток, и только какое-то божье провидение заставило хотя бы выкинуть позавчера перед выходом на работу бутылку из-под пива и две банки чипсов с низкого столика у дивана. Но вторая галактика должна впустить в себя первую Занося в недоумении руку за голову, Джонхан открывает холодильник: — Может, хочешь… — Ва-ау Быстро, еще не до конца работающим мозгом пытаясь сообразить, чтобы вообще такого из почти пустой кухни предложить, да еще бы желательно не отравить, он оборачивается на удивленный вздох. И ухмыляется одной стороной рта, разворачиваясь полностью и опираясь обеими ладонями на столешницу позади себя. — Окно понравилось? Ради него я отдаю половину зарплаты за аренду. — Ты снимаешь квартиру? — спрашивает Джошуа, удивленно хлопая глазами. Джонхан фыркает на эту наивность. — В Сеуле почти все снимают квартиры, — объясняет он. — Если ты не миллионер, шансов нет. — Я свою точно куплю. Нос гордо взлетает под потолок, а Джонхан прячет улыбку в заварочном чайнике. Растворив эмоцию в кипятке, он переводит взгляд на распахнутые глаза Джошуа, а после снова на местную дизайнерскую гордость. Это, несомненно, самая бросающаяся в глаза деталь во всей квартире (деталей здесь в принципе не так уж много) — панорамное угловое окно в гостиной, с которого открывается пусть не самый лучший, но вид на Сеул с двадцать первого этажа. Все в комнате устроено так, как будто бы кто-то хотел как можно меньше запариваться, и шаблон первой же страницы каталога IKEA лег на стандартную планировку как влитой. Только прямо над вытяжкой висят необычные, геометрически сломанные настенные часы, по форме больше напоминающее те, что стекают жалобно к зыбкому полу на картине Сальвадора Дали. Только присмотревшись, Джошуа понимает, что это не причудливая форма, а самая обычная планета, окруженная кольцами. Вопреки логичным ожиданиям, на этих часах нет стрелок, а стилизованная, но электронная, надпись посередине несет в себе что-то совсем непонятное. — Что это значит? — хмурится Джошуа, пытаясь разгадать значение написанных чисел. — Ааа, это, — Джонхан как-то неопределенно ведет головой по кругу, к часам и снова возвращается к чайнику. — Мингю подарил. Небольшая зарядка для мозгов, чтоб быстрее проснуться. Там написана дата. — Там написано, — поправляет Джошуа в серьезном недоумении, — 52.32.53. И это не дата. Ну не дата же, или он опять что-то не так понял… — Шифр Цезаря, — объясняет буднично Джонхан, продолжая разбираться с пакетиками растворимого кофе. — Мингю решил, что это будет очень остроумно. Он теперь всегда шутит, что здесь указано время на Сатурне, видишь, сами часы в виде него, — он шуршит одним пакетиком, и со второго раза ребристый край поддается топорным движениям его пальцев. — Сатурн — единственная планета в солнечной системе, окруженная кольцами, он оборачивается вокруг Солнца за 29 лет. Поэтому в кодировании цифры шифром Цезаря используется шаг 29. Ко всем данным прибавляется 29. И если вычесть, получается 23.03.24. Двадцать третье марта, это сегодня, — справившись и со вторым пакетиком, он так устало вздыхает, словно приготовил целый званый обед. — Я чуть голову не сломал, пока додумался. Галактики взаимодействуют не только друг с другом. Они умеют дружить со спутниками и отдельными космическими телами, вступая со всеми ними в определенные “отношения” — Он так намекал, что ты как с другой планеты? — все еще абсолютно серьезно спрашивает Джошуа, продолжая мотать головой посреди гостиной, чтобы уловить в фокус внимания все немногочисленные предметы. Сейчас хочется стать губкой, чтобы впитать в себя всю информацию, которую только возможно считать. — Ага, жаль, Мингю никогда не признается, что я для него просто космос, — усмехается Джонхан в ответ. — На самом деле, он так намекал, что даже за утренним кофе мне надо разминать мозги перед работой. Часы в виде планеты, на которых даже времени нет? И правда, какая разница, сколько там часов и сколько минут. Сейчас, так близко к космосу, точно никакой. Ведь в космосе же, насколько Джошуа помнит, времени нет. — Знаешь, что в нем самое классное? — подходя спустя пару минут с двумя кружками ко все еще не закончившему все тут осматривать гостю и окну рядом с ним, Джонхан с характерным лязгающем звуком чашки о блюдце оставляет кофе на деревянном выступе-подоконнике внизу и с усилием тянет за ручку пластиковую раму, — оно еще и открывается. Джису напрочь забывает закрыть рот, наблюдая за тем, как в комнату врывается поток прохладного воздуха. Он послушно зеркалит все движения Джонхана, который опускается на пол и протягивает ноги, чуть высовывая их наружу. — Офигеть! А это не опасно? — в глазах — чистая концентрация восторга. Такой химической реакции позавидовал бы сам Уолтер Уайт. — Жить вообще опасно, — увиливает Джонхан, демонстративно пару раз болтнув ногами. — От этого умирают? — где-то Джису уже слышал это выражение, продолжение вылетает само по себе. — Избито, но правда же? — усмехается Джонхан, — ладно, смотри, — он наклоняется и показывает вниз, — этажом ниже бордюр фасада, поэтому от меня и от квартиры надо мной лететь совсем недолго, если что. Из-за этого по планировке и разрешили сделать их полностью открывающимися, — он хочет потянуться за кофе, которого так требует вымотанный организм, но возмущенно вскрикивает. — Йа, что ты делаешь? Распахивает сонные глаза, наблюдая за тем, как Джошуа без зазрения совести переливает кофе из одной чашки в другую, смешивая себе двойную порцию, а его оставляя ни с чем. — Тебе сейчас можно только воду, — спокойно сообщает он, — и молоко, но его же ты не будешь. Я спросил всё у врачей. — Я не… пффф, — Джонхан обиженно отворачивается и сжимает губы, но больше не спорит. То, что Джошуа выяснил у врачей, что ему нельзя, а что можно, раздражает и приятно укалывает примерно с одинаковой силой. Пока Джонхан пытается сторговаться сам с собой на приемлимую реакцию между «наори на него» и «покрасней как школьница», Джису мыслями возвращается к разговору об опасностях. — Оказывается, открытый мир очень страшный, — медленно говорит он, вглядываясь в то, как проезжают внизу по проспекту спешащие куда-то машины. Все они, вместе с людьми и дорогами, комкаются в общую серую массу. Все, что происходило вчера и сегодня в управлении, в очередной раз указало на то, что может быть… там действительно было легче. Там было уже некого защищать. Только сейчас наконец-то Джошуа понимает, что может признаться себе как испугался. — У нас просто такая работа, — возражает Джонхан, не зная про хаотичный поток мыслей в чужой голове. — Это как насмотреться криминальных сериалов, а потом бояться выйти на улицу. С миром все не так плохо, — он тормозит ненадолго, растерянным и вымотанным взглядом зависая на яркой вывеске кафе внизу, но потом все же добавляет. — Но мне странно говорить это тебе. Джошуа облизывает губы, забывая притронуться к не до конца законно добытому кофе. — Там, в храмовых квартирах, нам говорили, что мы в безопасности, что мы защищены, — медленно, словно проверяя, не толкнет ли его за это откровение вниз всемогущая невидимая сила, говорит он. А Джонхан застывает. Это совсем не тот тон, с которым основной вектор истории был рассказан Минхао или Тэхену. Говоря со следователями в допросных управления, Джису никогда не показывал своего отношения к тому, что с ним происходило, как намеренно вычищал факты от эмоций настолько, насколько хватало на это сил. — От чего защищены? — аккуратно спрашивает Джонхан, боясь спугнуть непонятно за что доставшуюся ему доверительность. — От мира, от плохих людей, от неверных божьему слову. От грешников. От убийц и воров, от неверных и своенравных женщин. Джошуа перечисляет, а Джонхан сжимает кулаки. Но резкий порыв ветра заставляет их отвлечься. Он неожиданным толчком врывается через окно внутрь и развевает длинные волосы, игриво укладывая их назад. Пока Джонхан борется с рамой, чтобы закрыть окно, Джошуа отходит к входной двери. Разговор, который нельзя было и начинать, нужно закончить, даже несмотря на то, что ужасно хочется всё рассказать. Открывать сейчас рот, чтобы догрузить измотанную отравлением голову, точно было не лучшей идеей. — Мне нужно идти, не буду тебе мешать. — Будь осторожнее, — просит Джонхан, разочарованно кивая. Хотелось бы слушать дальше, но останавливать он не имеет никакого права. — Я знаю, что от охраны ты отказался. — Я не для того сбежал из-под стражи, чтобы попасть под новую, — почти капризно говорит Джошуа, обуваясь. — Но мы не знаем, ищут ли они тебя. Это может быть опасно… — сам себя не узнавая, пытается объяснить, но… — Жить вообще опасно, — возвращается бумерангом. Ничего не остается, кроме как улыбнуться, поднимая с низкого подоконника с характерным звоном две чашки и продолжить: — От этого умирают. Дверь захлопывается быстро и нервно. Джонхан остается смотреть на оставшийся кофе в одной из чашек, взбалтывает его, оценивает по каким-то одним ему известным критериям, и выливает в раковину, чтобы достать из холодильника воду. Столкнувшись, галактики не всегда с первого раза прилипают друг к другу, но их тяга заметна всем любопытным галактиками вокруг ~ «Засеки время, ставлю на минут десять» Смска от Мингю заставляет Джошуа глупо хихикнуть. Ну неужели все действительно настолько просто и предсказуемо? Только выйдя из одного как две капли воды похожего на остальные в округе домов, он садится во дворе на детскую качелю, которую сейчас, в полдень, никто из занятых школой не будет пытаться у него отобрать. Отталкивается кроссовками от мягкого настила детской площадки и поднимает улыбку навстречу небу и прохладному весеннему воздуху. Скрип металлических сплавов сливается с пиликаньем входной двери из парадного холла через семь минут и тринадцать секунд. — Айщ… — Джонхан останавливается у порога, понимая, что гениальный план явно был так себе. Джошуа как строгую училку косплеит, упираясь руками в бока, когда встает со своего места и направляется прямиком к нему. Взгляд напротив становится мальчишески-раскаивающимся. Будто Джонхан возвращается в свои пятнадцать лет, когда вечно пытался придумать способы улизнуть с уроков и сочинить самое красочное и правдоподобное обоснование, почему его одноклассник оказался вдруг запертым на чердаке. Он сжимает губы, виновато опускает глаза и разочарованно выдыхает. Вообще-то, он еще в детстве усвоил, что придумывать ничего будет не нужно, если вот так глупо не попадаться. Может, только если попасться чуточку хочется. — Далеко собрался? — спрашивает Джису, поднимая брови и смотря чуть искоса. — Мингю не твой прямой босс, ты не должен выполнять так старательно его требования, — пытается “агрессивно” защититься Джонхан, но все оказывается бесполезно. Джошуа только указывает в сторону подъездной двери кивком, не терпящим пререканий. Ничего не остается кроме как нарочито недовольно скривиться и послушаться. Джонхан только снова вздыхает, обреченно топая обратно. — Ладно, — впервые говорит он, снова открывая входную дверь спустя третье за сегодня путешествие в медленном тесном лифте, — чем займемся, начальник моей личной охраны? — Джонхан, — Джису зовет мягко и чуть осуждающе, снова разуваясь на пороге. И именно этой мягкостью умудряясь перерубить всю обращенную к нему дурашливость. — м? — Тебе нужно поспать. — Я двенадцать часов спал, — даже голос повышается от возмущения. — Это тебе нужно поспать. — Я же говорил, это невозможно, — спокойно отбивает Джису. — Я… не люблю спать, — отмахивается, надеясь, что на этом тема закончится, но не тут-то было. Джонхан аж тормозит. Это звучит как личное оскорбление. Он мотает головой, не соглашаясь так, как будто бы ему тут начали рассказывать альтернативную историю происхождения человечества. Что-то, во что поверить категорически невозможно. Как в две, нашедшие друг друга в бескрайнем космосе, галактики — Такого не бывает, — заявляет он со знанием дела, — все любят спать. Явно начинает настаивать и непроизвольно давить, и это — раздражает. Джошуа изо всех сил пытается перевести тему, заглядывая в совсем сонные глаза, только на автопилоте имитирующие еще какую-то деятельность. — У тебя глаза закрываются, твой организм вымотан. Они справятся без тебя, — уговаривает он. Это упрямство начинает надоедать. — Ложись, ладно? А я побуду здесь пока. У тебя есть что-нибудь из книг? Все что угодно, я не взял учебники. — Учебники? — переспрашивает Джонхан удивленно, аж забывая, что он тут вообще-то капризничает. Джошуа подходит к небольшому стеллажу, вглядываясь в немногочисленные разноцветные корешки. В основном здесь научные сборники по криминалистике, но сейчас он читает все что угодно, хоть заголовки газет и расшифровки египетских рун, лишь бы впитывать без остановки новую информацию. — Отец забрал меня из школы окончательно, когда до выпуска оставался год, — объясняет, не отрываясь от внимательного рассматривания причудливых иностранных имен. Останавливается с интересом на Иннес Донкастер “Криминалистика на пальцах и других частях тела” и одобрительно хмыкает. — Наверстаю только кое-что и смогу получить сертификат об образовании, я уже начал, мама помогла мне записаться к репетитору, чтоб сдать экзамены, завтра занятия начина… — Джису, — зовет Джонхан позади, пытаясь заставить отвлечься от своей скучной полки. — Это не нормально. Нельзя спать три часа. Он начинает злиться так, как злится всегда, зацепившись невротично за какую-то из тем, с которой пытаются проскользнуть у него под самым носом: раздосадованно и больше обиженно, чем по-настоящему злобно. Это состояние каждый раз накатывает от бессилия, соединенного с желанием хоть что-то сделать. — Я же говорю, я не могу по-другому, — в ответ — тоже изъеденное нервами раздражение. Джошуа опускает руки в прямом смысле, поворачиваясь лицом к собеседнику, — просто не могу. Что тут не понятного? — Значит, тебе нужна помощь.. И вот это Джонхан говорит уже совсем зря. Злиться на него Джису не умеет, а на себя и обстоятельства — еще как. Он весь будто встрепыхается, выпрямляется острыми жестами и примеряет на себя самую безразличную маску из всех, на которые только способен. — Пфф, — даже фыркает демонстративно, — со мной все в порядке, зачем мне помощь? Я выбрался оттуда, понимаешь? Это главное. Не трать время зря. Пока ты был в отключке, Мингю уже пытался отправить меня спать. Это бесполезно. Все его фырканья и нахохливания, как у гордой птицы, Джонхан читает внимательным взглядом, который редко кому еще достается. Вместо желания съязвить в ответ что-то про “ну и пожалуйста”, сонные глаза загораются новой идеей. Потребность успокоить и оказаться хоть чем-то полезным перевешивает все тяжеловесные аргументы просто отстать. Так странно, что даже состояние нагнетания между ними кажется родным, знакомым и удивительно правильным. Интересно, галактики подмечают друг друга издалека? Джонхан примирительно кивает, опирается одной рукой на спинку дивана и с хитринкой щурится, посылая ее в глаза напротив, которые очень быстро смягчаются. — Предлагаю сделку, — говорит он, пытаясь звучать уверенно и не показать своего волнения. — Я останусь дома на все время отстранения. Клянусь, шага отсюду не сделаю, но в обмен на кое-что. — Мы тут торгуемся? — включая строгую маму, Джису недоверительно сужает глаза. — Мы тут помогаем развитию науки, я ж все-таки психолог-профайлер, — реверансируя в воздухе, выкручивается Джонхан. — Я не доставляю тебе проблем, а ты даешь шанс мне и гостевой комнате, м? — Это пустая трата времени… — начинает только Джошуа, но его прерывают поднятым вверх пальцем и громким “тшш”. Джонхан улыбается со своей любимой хитринкой. — Дай мне эту неделю. Я уверен, мы найдем способ, который поможет тебе заснуть, — немного замешкавшись, он закусывает неуверенно губу, понимая, что сам сбил с себя всю посыпку из наигранной спеси. — Я очень хочу его найти, — видя сомнение во взгляде напротив, он тут же спешит заверить. — И никакая это не помощь, чисто мой психологический эксперимент. Все ради науки. — Ладно, — вздыхает наконец Джошуа, потирая переносицу, — ничего не получится, но дело твое, — он поднимает руки в сдающемся жесте, — сегодня ты пообещаешь мне никуда не выходить, и если сдержишь слово, завтра я провожу маму на поезд домой и приду вечером к тебе, хорошо? Джонхан воодушевленно кивает. Статья про слияние Галактик точно заставила Субина глупо хихикнуть с вопросом “интересно, а в следующем световом тысячелетии, она ей перезвонила?” *** Шифр Цезаря на Сатурне оповещает: 53.32.53 Джошуа появляется на пороге квартиры с угловым панорамным окном ровно в десять часов вечера. Джонхана он застает за кухонным столом, зарывшегося в пестроту отчетов и папок. Здесь нет ни одной бумаги с эмблемой НБР, значит, видимо, это что-то по исследовательским работам, которые они вскользь упоминали с Минхао. Хотя больше чем фактов в этом упоминании было того, как методы работы друг друга с этим исследованиями их не устраивали. Блестящие и мягкие черные волосы длинными прядями обрамляют сосредоточенное на письменных документах лицо. Таким Джонхан кажется уже старше шкодливого подростка и дает беспрепятственно рассматривать себя с дивана, пока не выныривает из кучи бумажек и не хлопает растерянно длинными ресницами. Как будто бы на пару секунд забывает, где находится и что происходит. Ему нужно какое-то время, чтобы расфокусировать кучу аналитических данных центра исследования преступности и сфокусировать внимание на том, что он сам вчера натворил. Позвал к себе ставить эксперименты над бессонницей. Это ж додуматься было надо… Но отступать уже некуда. Поэтому, набирая в легкие воздух и побольше уверенности в своих же словах, он, забыв о приветствии, начинает тараторить: — Мне всегда было очень уютно засыпать на новом месте. В отелях, в поездках, знаешь. Подумал, может, тебе тоже это поможет? Я кое-что приготовил… — А ты не хочешь есть? — аккуратно улыбается Джошуа, прерывая. Сбитый с толку таким прямым переходом к действию, он кладет подбородок на спинку дивана, поджимая в улыбке губы и хитро скашивая глаза в сторону входной двери, у которой стоят два набитых пакета из супермаркета. Только сейчас Джонхан в неярком свете (точно испортит себе зрение), разглядывает, что глаза, под которыми и так поселились уставшие мешки, выглядят красными, точно заплаканными. И если подумать о том, что мама Джошуа уехала сегодня обратно на остров, потому что просто не могла уже откладывать навалившиеся дела, даже не понадобится повторение курса “криминалистики на пальцах и других частях тела”, чтобы срастить дважды два. — Ой, — тормозит Джонхан, чувствуя дискомфорт от сводящего спазмом ощущения в животе, — ты ведь есть хочешь… — А можно я что-нибудь приготовлю? — снова берет Джису на себя инициативу. Вопреки погрустневшим глазам выражения и жесты у него расслабленные и доверительные. Можно даже подумать, что приход сюда стал лучшей альтернативой тому, чтобы остаться одному в огромном пугающем, но заманчиво интересном, городе. — Мама мне столько всего показала. И всучила с собой кучу продуктов, которые мы не съели. Только сейчас Джонхан прослеживает его взгляд и замечает два стоящих на полу пёстрых пакета. — Конечно, — растерянно соглашается он. — Я пока тут закончу, ладно? Прости, я совсем не подумал о ужине. Вместо ответа, проходя мимо, Джошуа задевает ладонью его волосы, проводя почти невесомо, и это заставляет упереться глазами в яркое слово “Трасология” на конспекте, еще несколько секунд пытаясь вспомнить, что оно вообще значит. Галактики умеют касаться друг друга. Умеют врываться в чужое пространство резко и грубо, но умеют и ласково проходить по касательной, напоминая о своем физическом существовании Пока, отойдя, Джонхан продолжает подчеркивать какие-то записи в собственных набросках и чужих докладах, он старается даже не отвлекаться на булькание и шуршание возле плиты за своей спиной. Вздрагивает только когда слышит смеющийся голос Джошуа, направленный явно не на него. — Мааам, перестань. Просто напомни, — он смеется и дуется как ребенок, успевая набрать маму по телефону. Пытаясь не спугнуть и не смотреть в ту сторону, Джонхан все же поворачивается на упоминание собственного имени. Причем знакомого женского голоса, который Джошуа вывел на громкую связь. — С тобой Джонхан, правда?! — вскрикивает госпожа Хон в трубке. — А почему он не здоровается? Нужно несколько секунд, чтобы понять, что Джошуа переключил звонок не на громкую связь, а на видео. Представая совершенно внезапно перед угрожающей ему указательным пальцем женщиной, Джонхан только пытается улыбнуться так, словно его закоротило, и дергано поднимает руку, здороваясь. — Милый, — тут же плюет женщина на свое напускное недовольство, без зазрения совести обращаясь так к агенту НБР, растерянно хлопающему сейчас перед ней в домашней пижаме глазами, — а что ты любишь? — Я… — совсем теряется Джонхан от такого вопроса. — Он любит пасту, — подсказывает Джошуа, держа телефон так, чтобы маме была видна основная часть гостиной и ее хозяин за рабочим столом, а сам оставаясь за кадром. — Ой, это можно! — госпожа Хон хлопает в ладоши. — Так, смотри, тебе нужно… Понимая, что дальше обращаются уже к нему, Джошуа снова прикладывает телефон к уху и уже через минуту почему-то смеется продиктованному ему рецепту. — Мам! В десять вечера картинка за панорамным окном самая красивая — почти нарисованная. Уже не одинаково-серая, как днем и не нервозно-суетящаяся, как в час пик. Темная, глубокая и спокойная. Возвращаться домой на последнем автобусе всегда красивей всего. Слыша позади себя живой теплый смех и скворчание сковорды, которой здесь пользовался до этого только Мингю, Джонхан прячет грустную улыбку в записях о нераскрытых уголовных преступлениях. А Джошуа, украдкой поворачиваясь, думает, что “грустная улыбка” — самая красивая на свете эмоция. ~ — Я написал ей, что ты похвалил пасту. А она в ответ — что я точно что-нибудь напутал и нам нужно приехать к ней вместе, — почему-то неистово гордо сообщает Джошуа с набитым ртом. И, прожевав, добавляет. — Ты ей нравишься. Все бумаги и книги в хаотичном бардаке сдвинуты на край стола, центр которого торжественно отдан большой тарелке с импровизированной болоньезе. Паста, и правда, очень вкусная. Честно говоря, сложно было даже представить, что на этой кухне может получиться что-то съедобное. Джонхан до последнего надеялся, что проклята все же она, а не его руки. — У тебя две комнаты? — с интересом спрашивает Джошуа, запивая съеденную порцию колой. Он уже так долго пялится в панорамное окно на ночной город, что тот, кажется, начинает отражаться в его темных глазах. — Да, — подтверждает Джонхан, стараясь не фокусироваться на отражении огней небоскребов в зрачках, — моя спальня и гостевая. В моей матрас лежит на полу, мне так больше нравится, поэтому кровать за ненадобностью стоит во второй. И я подумал, зачем тебе отель? Пусть хоть она не зря тут пылится. Джошуа отодвигает от себя тарелку и хитро прищуривается: — Ладно, и в чем же твой план? Довольное сытое лицо напротив только и ждало этого вопроса. — Итак, — доставая впервые из кармана телефон, Джонхан открывает заметки со скопированными из статей вырезками, — я все нашел. Тут написано, что пункт первый… начнем с самого простого. Хорошо, что в отсутствии Тэхена под боком, гугл все еще остается в открытом доступе. Когда Джошуа выходит из душа, растирая мокрые волосы полотенцем в домашних штанах и футболке, которые уже были там для него сложены, он впервые заходит в приготовленную для него спальню, и зависает, подняв глаза почти к потолку — на яркий оранжевый шар, на котором кратеры складываются в числа. Здесь часы — в виде Венеры. И цифры на них своей приближенной к реальностью версией сводят с ума. 26.05.26. Венера совершает оборот вокруг Солнца за два человеческих года. Джонхан в этот момент осознаний как раз заканчивает распаковывать привезенное за это время курьером из химчистки белье и еще раз взбивает одеяло, которое специально проветривал. Заправляет последнюю наволочку. Все как сказала статья о бессоннице. — Ты это все… для меня сделал? — удивленно останавливается Джошуа, рассматривая отсутствие картин на светлых однотонных стенах, полки, заставленные собранными коллекциями лего и фигурками из комиксов, и наконец кровать посередине, в которой, кажется, утонешь, стоит только коснуться: настолько мягкой она выглядит. А может, дело в Джонхане с по-домашнему собранными в хвост длинными волосами, в мягкой хлопковой пижаме со слишком длинными для него штанинами и рукавами, сидящем на ее краю. — Не для тебя, — фыркает Джонхан, — а для своего эксперимента. — Ну да, — улыбается Джошуа, опуская глаза, — конечно. И как я забыл. — Ложись. Жесты Джонхана дерганные, нервные и неуклюжие, несмотря на весь комфорт, который он, как по методичке, очень старался создать. Пытаясь не выдать волнения, он вечно переходит на приказной тон, и вот сейчас указывает рукой как и куда лечь. Эту его особенность Джошуа если еще не понимает, то уже чувствует на интуитивном уровне, поэтому подчиняется, просто чтобы помочь успокоиться. Буквально проваливаясь в мягкие матрасы и подушки, он тут же чувствует как его накрывают теплым одеялом. — Удобно? — интересуется волнительно Джонхан, будто правда собрался записывать каждую деталь хода эксперимента. — Очень, — и это еще слабо сказано. Пуховое одеяло пахнет свежим хвойным кондиционером, и, обнимая его, Джошуа подкладывает уголок себе под щеку. Он переворачивается на бок, пытаясь рассмотреть во всех подробностях нервные жесты. Сейчас уже почти час ночи. Именно в час он всегда ложится, чтобы в четыре открыть глаза. Галактика, наверное, очень расстраивается, когда не находит другую на обычном для нее месте От такой реакции Джонхан немного смелеет. — Спи, — говорит он, еще раз поправляя одеяло и проводя через него по плечу. Делая теплый свет ночника совсем тусклым, он быстро направляется к выходу из комнаты, слыша вслед привычное: — А можно вопро… — Нельзя, спать. Утром спросишь, — даже не поворачиваясь. Есть в этой его изворотливости что-то до чертиков милое. Оставаясь один на один с темнотой и тишиной, Джошуа вслушивается в то, как начинает шуметь вода за стеной, перещелкиваются выключатели, жужжит фен. И вдруг все затихает. Этого достаточно, чтобы вновь угодить в лапы своей обычной тревоги. Вот-вот, стоит только заснуть на жестком полу, зазвонит колокол. Подскочить нужно будет меньше чем за минуту. Встать на колени. И не забыть ни слова из сегодняшней молитвы учителю. Иначе… Сердце начинает стучать чуть чаще. Пытаясь не поддаваться накатывающей панике, Джошуа сжимает в кулак мягкое одеяло и старается думать только о том, что там, за дверью, Джонхан. В нелепых пижамных штанах и растянутой выцветшей футболке под хлопковой кофтой. Зевает, наверное, засыпая, и, возможно, тоже думает о нем. Может, и для него всё это не просто эксперимент. Отвлекающие мысли позволяют прогнать картинки совсем недавнего прошлого. Джошуа привычно закрывает глаза, чтобы привычно распахнуть их спустя три часа. ~ Зевая так, что можно челюсть вывихнуть, и пытаясь пригладить запутавшиеся волосы, с которых во сне сползла резинка, Джонхан бьется мизинцем об косяк, матерясь про себя и вслух, и все ради того, чтобы с телефоном в руках добраться до ноутбука, который оставил в гостиной. Пытается еще и сонно печатать что-то по пути. — Семь утра, — ворчит он, — какого хрена. Как будто бы только у меня эти данные. Они же сами меня отпусти… ой. — Доброе утро, — улыбается Джошуа, отрываясь от плиты. И тут же виновато опускает глаза, понимая, как разочаровывает. Для него столько сделали, а он не может просто не просыпаться. — Я.. прости, — начинает оправдываться он на растерянный взгляд. — Я проснулся в четыре утра, я же говорил: с часу до четырех. Хорошо, рынки в Корее работают с рассвета, сейчас приготовлю завтрак. А еще взял книгу у тебя с полки, ты не против? Джонхан обиженно и расстроенно отворачивается. * На Венере 27.05.26 Джонхан бегает туда-сюда по гостевой комнате, расставляя по ней детали, видимо, по согласованию с какой-то только одному ему известной магией (ему и статье из интернета, конечно). Галактику Барнарда называют крошечной, но беспокойной — Хай тек, — повторяет вдруг сидящий на кровати и наблюдающий за этим хаосом Джошуа вспомнившееся ему слово. Путает его с фэншуем. Джонхан, скривив рот, оглядывает статуэтку тигра, щедро приподнесенную ему за кое-какую ценную информацию в интервью журналистам несколько месяцев назад. — А ты прав, на хай так оно пусть все и остается, — кивает он, бросая статуэтку на своем месте. — Я во всем разобрался. Мы забыли о важных деталях. Помещение обязательно должно проветриваться. И вот еще, надень. Он присаживается на край кровати, в которую уже залез после после душа Джису и протягивает кусок пушистой ткани. — Это что? — недоверчиво косится Джошуа на стилизованного зайца. — Маска для сна, — объясняет Джонхан. А потом хохочет в голос, когда под ворчание “а зачем для сна маска” Джошуа цепляет ее на голову и оставляет на губах. Под громкое “да не такая маска” Джонхан касается нетугой резинки на волосах и перемещает ее выше, хихикая, что уши оказываются внизу, но затем все же переворачивает правильной стороной. Объясняет, что она мягко давит на глаза и не позволяет свету проникнуть сквозь веки, чтобы потревожить сон. Оставшись без света, Джошуа инстинктивно наощупь хватается за его запястье. Но его руку аккуратно перехватывают, перекладывая на постель, и помогают опуститься на подушки, накрывая снова вкусно пахнущим пуховым одеялом. — Спокойной ночи, — только говорит Джонхан перед тем как уйти. Если бы у слова “уют” был бы синоним — это было бы то что сейчас снаружи, но не внутри. Наверное, так и выглядит вселенная. Сплошная бесконечность из пустоты, темноты и тревожности, накатывающая волнами звезд. Джошуа понимает, что остается один. Снова. Как бы там ни было, на твердом полу или мягком матрасе, — один. И всего через три часа… ~ На следующий день Джонхан выходит из комнаты только к полудню, сам удивляясь тому, как долго проспал. Находя в гостиной записку, он снова грустно вздыхает:

«Рад, что ты выспался. Прости, у меня сегодня занятия с репетитором, я приду вечером. Позавтракай, в холодильнике есть омлет со шпинатом, у меня было много времени»

* На Сатурне 55.32.53 На самом деле, продолжительность дня на Сатурне — 10 часов и 33 минуты, Джошуа уже посмотрел. Но по времени там никто (скорее всего) не живет, поэтому приходится свыкнуться с местной трактовкой. — Зачем ты попросил меня купить молоко, ты же его не пьешь? — недоуменно он косится на пачку в своих руках, как только переступает порог и выкапывает Джонхана из завала бумаг и отчетов. — А, это тебе, — буднично сообщает Джонхан. Он выглядит так, что и не думает сдаваться, пока все записанные в заметках варианты не закончатся. Но и тогда скорее придумает новые, чем отступит. Если он загорается какой-то идеей — становится плевать на риски и процентные соотношения вероятностей успеха. — Тоже один из способов? — догадывается Джису. — Да, досмотрим кино, которое вчера начали, и ты в душ, а я все сделаю. И не забудь, написано, что он должен быть теплым! Кажется, кто-то слишком буквально воспринимает советы из интернета. Шторы развеваются прохладным воздухом, на тумбочке стоит чашка теплого молока, на кровати — большая плюшевая игрушка, а в углу — тихо шуршащий проигрыватель. — Джонхан, — с досадой начинает Джошуа, — ты тратишь столько времени… — Так жаль говорить слово “зря”. — Тшшш, — не унимается тот, заканчивая приготовления. И, усаживаясь на край кровати, достает из кармана какой-то бутылек. — Я отстранен, а так есть чем заняться помимо макулатуры. Ты же не хочешь, чтобы я умер от скуки. — А это что? — спрашивает Джису, подходя ближе. — Лавандовое масло. Я прочитал, что нужно капнуть немного на подушку, — пальцами, прошерудившими все возможные статьи о тревожной бессоннице, Джонхан откручивает колпачок. — это точно поможет. ~ Просыпаясь ровно в четыре утра, спустя три часа, на своей вкусно пахнущей лавандой подушке Джошуа решает не выходить, чтобы сделать вид, что хотя бы один раз им удалось. Но он не рассчитывает на то, что инстаграм так жестоко сдает всем желающим твое “в сети” с потрохами. Все становится понятно благодаря явно грустному “доброе утро”, пришедшему в личные сообщения от аккаунта, который он рассматривает уже в сотый раз, приближая открытую улыбку и длинные волосы на каждой фотографии. * На Венере 29.05.26 — Что на этот раз? — интонация выходит совсем усталой не из-за нежелания продолжать. Только страх, что Джонхану вот-вот надоест с ним возиться, и он переключится на какой-нибудь эксперимент поперспективнее, нагнетает сильнее с каждым днем. Джошуа думает, что у них в запасе всего лишь неделя, чтобы у него была возможность хоть чем-то порадовать, но все — бесполезно. “Он бесполезный” — факт, который пришлось привезти из Храма с собой. — Обувайся обратно, — вдруг выдает Джонхан, появляясь на выходе из своей спальни в уличной одежде и с закрепленными заколками волосами, — мы идем гулять. На нем, вне работы, все как в первый день встречи перед кассой 7/11: безразмерная, висящая на худых плечах, рубашка, достающая до самых колен в прямых джинсах, и легкая кожаная куртка, распахнутая до небрежности, так, что даже пальцы закрыты чересчур длинной тканью. Рукав этой же куртки протягивает Джошуа сырный корн-дог, пока ее хозяин плюхается рядом на ступеньки у набережной реки Хан, до которой от его дома, оказывается, если знать сокращенный путь, идти всего лишь минут пятнадцать. Джошуа принимает и тут же откусывает хрустящую корочку, закрывая глаза от удовольствия. — Это так вкусно! Джонхан хихикает, пытаясь двумя руками выполнить пять действий сразу: не дать улететь салфеткам, сохранить свой корн-дог, сделать укус, поправить куртку и открыть газировку. — Да тебе разве хоть что-нибудь не вкусно? Джошуа кривится, забирая из чужих рук газировку и открывая ее легким жестом, чтобы тут же вернуть обратно. — Это же еда. Она разная. И ее оказывается так много, — пытается объяснить он, что вряд ли для него сейчас найдется что-то невкусное и неинтересное. Тут дело только в приоритетах. В приоритете разлетающихся на ветру блестящих волос и тонкого профиля с ровным, чуть курносым, носом. Джису молча наблюдает за тем, как небольшим ртом Джонхан старается справиться с корндогом так, чтобы не оказаться вымазанным соусом с головы до ног, как отворачивается смущенно, если мажет себя кетчупом по щеке, и как иногда прикрывает навстречу ветру глаза, подставляя лицо порывам с реки. Смотрит-смотрит-смотрит, пока ужин не оказывается позади, а в профиль обрамленный длинными пушистыми ресницами взгляд не застывает на горящих огоньках высоких домов на противоположном берегу. Только тогда набирается смелости задать мучающий вопрос. — Джонхан. Парень вздрагивает, моргая пару раз, и переводит взгляд. В зрачках отражаются разноцветные огни подсвечивающегося недалеко большого моста. — Да? — Почему люди это делают? — Что делают? — логично не понимает Джонхан. Он вошкается, пытаясь удобно скомпоновать весь оставшийся от “ужина” мусор в один из бумажных пакетов, да еще сделать так, чтоб тот не улетел. Джошуа закидывает одно колено на ступеньку, поворачиваясь к собеседнику. — Можешь мне объяснить, я не понимаю. Почему есть хорошие и плохие люди? Джонхан так и зависает с чуть приоткрытым ртом. И несильные пальцы от удивления, видимо, разжимаются, потому что Джису приходится ловить в полете чуть не ускользнувший от них бумажный пакет. Подминая, тот под себя, он возвращается к вопросу: — Ты знаешь? Это не дает мне покоя, — он начинает жестикулировать на холодном мраморе ступеней, проводя черту, как для поля боя, и обозначая две стороны. — Каждый, кто совершает что-то, уверен в своей правоте, так? То есть, по сути, никто не скажет тебе всерьез “я плохой”, у всех всегда есть готовые оправдания своих действий? — дождавшись кивка, он продолжает. — Тогда как мы можем судить о добре и о зле? И как убедиться в том, — он пальцами перебирается с одной очерченной стороны на другую, — что ты не есть этот самый плохой? — понимая, что Джонхан растерянно моргает и только следит за движениями его рук, он добавляет, — как вообще так получается, что кто-то рождается способным на, допустим, убийство, а кто-то нет? Как себя от этого обезопасить? Как быть уверенным, что ты не способен на зло? Только фокусируясь наконец на лице напротив, он утопает в глубине ставших совсем взрослыми черт. Круглые глаза Джонхана, отражающие разноцветную подсветку моста, становятся грустными и стеклянными — их застилает влажная пелена. Тонкие губы приоткрываются, но звуки выдают не сразу. Лишь спустя какое-то время Джонхан говорит: — Прости. Я не знаю. Джошуа вздыхает и шутливо стирает границу между добром и злом, которую сам же начертил. Тянясь за газировкой, он делает глоток и откидывается назад: — Надо у Тэхена спросить. Это помогает выйти из транса. Джонхан улыбается, оголив ровные зубы, и снова становится похож на подростка. Заколки из его уложенных дома волос пытается украсть разбушевавшийся ветер, и от этого длинные пряди постоянно лезут в лицо. На бледной коже, так же как в стеклянных глазах, отражается река, фонари набережной, горящие окна домов и подсветка моста, а еще почему-то звездное небо, которого в Сеуле никогда не бывает видно. Запрокидывая голову, Джошуа всматривается в ночную затуманенную мглу, пытаясь понять, в чем тут секрет. Просвечивающий изнутри через тонкую кожу космос смеется над ним подмигивающими звездами. Умеют ли Галактики заманивать друг друга? Заигрывать? Флиртовать? Джонхан сказал, что прогулка перед сном должна помочь надолго заснуть. И Джошуа правда зевает, когда забирается после прохладной улицы в теплую постель. — Спокойной ночи, — только говорит высокий уставший голос, но Джошуа его вдруг останавливает, в какой раз интригующе зовя по имени: — Джонхан. — М? — тот поворачивается, стоя на пороге уже в домашних штанах и свободной футболке. От неловкости приходится облизнуть губы и сжать край одеяла. — Ты не останешься? Удивленный взгляд скользит по каждой из четырех стен. — Я планировал почитать материалы… — Почитай здесь? — предложение звучит настороженно-виновато. Снова зачем-то оглядываясь по сторонам, Джонхан пожимает плечами и кивает. Может быть, если в космосе времени нет, рядом с ним тоже не будет никаких трех часов? ~ Колокол звенит изнутри, дребезжит барабанными перепонками и панически разгоняет кровь. Джошуа подскакивает на мягкой постели, хватая ртом воздух и пытаясь схватиться за реальность, а хватается вместо этого — за тонкую руку. Только уговаривая постепенно себя в том, что это привычный сценарий пробуждения, он разжимает пальцы, от которых на бледном запястье остаются красные следы. Джонхан на другой части мягкой постели, над одеялом, с рабочей папкой на согнутых открытых коленках. Кажется, нелепые очки делают его испуганные глаза еще круглее. — Прости, — уже счетчик сбился внутри от того, сколько раз приходится извиняться. Откидываясь обратно на подушку, Джошуа закрывает ладонями лицо, а после проверяет на телефоне время. Ну конечно, четыре часа. Буквально закручивающееся в изумленных глазах “чем они тебя так напугали” остается так и не произнесенным. Как и вывод о том, что просыпаться рядом с кем-то, домашним и теплым, пусть даже так, оказывается куда приятнее. Чем одному. — Тебе не за что извиняться. Может, попробуешь еще заснуть? — вместо мучающего его вопроса спрашивает Джонхан. Джошуа только отрицательно ведет головой. По выражению слипающихся красных глаз он понимает, что Джонхан не засыпал намеренно, чтобы не уходить и дождаться четырех часов. На его лице переливаются светом и тьмой тени и отблески от настольной лампы, а ветер из раскрытого для проветривания окна порой заставляет открытую кожу на руках покрываться мурашками. Залезть под одеяло он так и не решился. — Это бесполезно. — Тогда я тоже не буду спать, — говорит вдруг упрямо Джонхан, зажимая пальцем страницу книги, на которой остановился, и решительно укладывая голову на свою согнутую в локте руку. — В смысле? — тормозит Джису. — Пока ты не уснешь, я тоже не буду, — говорит он, гордо приподнимая подбородок. Как будто бы пытки научного сотрудника входят в стандарт качества экспериментов. “Это глупо” остается неозвученным, потому что в голове созревает план получше. Расспрашивая о деле, про которое с таким интересом читает Джонхан, Джошуа напрашивается на то, чтобы прочесть его вместе. Замечая уже как за окном появляются первые намеки на скорый рассвет, а в круглых стойких глазах совсем этот свет отключается, он говорит, что только нальет ромашковый чай и вернется. А когда приходит обратно, застает уснувшего в обнимку с пахнущей лавандой подушкой Джонхана. Проводит пару раз по длинным волосам, цепляет аккуратно на голову пушистую маску, убирает книгу на тумбочку, щелкает выключателем ночника и бесшумно выскальзывает из комнаты. В 2011 году астрономы сообщили о том, что нашли спящие галактики на расстоянии 12 миллиардов световых лет от Земли И на расстоянии десяти шагов и одной закрытой только что им же двери от Джошуа. * На Сатурне 57.32.53 — Ты же весь мокрый, — охает Джонхан, встречая на пороге, — тебя выжимать можно. — Выжимать не надо, я же туда не помещусь, — предупреждает, смотря на хозяина квартиры как на дурака, Джошуа. Он этот термин знает только написанным на специальной машинке для стирки, — но это было так классно! — Ты серьезно решил идти под дождем, а не вызвать такси? — не веряще кривится Джонхан, пропуская внутрь и тут же забирая мокрую насквозь куртку, чтоб, держа на вытянутых руках от себя, оставить ее на крючке. Джошуа довольно кивает. В дожде есть что-то уютное и сонливое. Может, сама природа решила помочь им с экспериментами? Ромашковый чай и теплое молоко — особенно вкусные на полу, возле большого панорамного окна, через которое можно, завернувшись в теплый плед после душа, наблюдать то ли за фильмом про Нептун на телевизоре, то ли за реальным и приземленным, почти затопленным Сеулом. Раньше, 12 миллиардов лет назад, все галактики четко делились на “бодрствующие” и “спящие”, причем любая могла переходить из одного состояния в другое Это значит, галактики умеют засыпать и просыпаться Сегодня из нововведений в гостевой большой круглый ночник, распыляющий звезды по стенам и потолку, и несколько свечей с пихтовыми ароматами, подыгрывающих огоньками крутящемуся космосу. Нет никаких расследований и убийств, даже в отчетах на столе они — как далекая сказка. Только на эту неделю, можно в это поверить. Ночью Джонхан привычно разваливается рядом, но над одеялом, листая заинтересованно что-то в телефоне. Засыпая возле него, Джошуа всего один только раз поворачивает его лицо за подбородок к себе, чтобы посмотреть как крутящиеся звезды от ночника и огоньки от свечей пляшут в игриво-сонных зрачках. Наверное, галактика сама решает, когда ей просыпаться. Будить ее точно не стоит С громким всхлипом вырываясь из цепких лап сна и хватаясь за тонкую руку как за спасательный круг, Джошуа переворачивается ближе уже спустя десять секунд осознания и бодает лбом занятую телефоном руку. Джонхан сразу же вытаскивает один из наушников, в котором смотрел видео, чтобы не мешать. — Хочешь мороженого? — добиваясь внимания, спрашивает Джису. Он оставляет за скобками все страхи и опасения, все причины подрываться минута в минуту, все воспоминания о комнате с жестким полом, но улыбается в предвкушении, вспоминая, что оставил вечером в морозилке. Джонхан инстинктивно опускает руку на растрепанную голову, вторгнувшуюся в его пространство. — Мороженого? Сейчас? В четыре утра? И что остается кроме как согласиться? Просыпающийся мокрый Сеул куда красивее с высоты двадцать первого этажа, из-под теплого пледа и с шоколадным мороженым в большом контейнере. Вооружившись двумя большими ложками, в пять утра, они все еще по очереди скатывают замороженные шарики, делая ставки на то, сколько машин проедет за следующую минуту по небольшой улице, выходящей на уже оживленный проспект. Сеул огромный, космос — и вовсе бескрайний. И как тогда гугл объяснит, что во всем мире бывает достаточного одного человека? Наверное, думает Джошуа, то, что и тучи Сеула отображаются для него в карих зрачках, яснее, чем на небе, что-то определенно значит. Это очень странное, непонятное и хрупкое “с кем-то”. Можно среди толпы быть одному, а можно интересоваться всем и всеми вокруг, задавать вопросы, настраивать новые связи, но всегда оставаться с “кем-то” “вдвоем”. * На Венере 31.05.26 — Ты что, дурак? — Чего это? — обиженно дуется Джонхан, ни капли не кринжуя с разноцветной повязки на своих волосах. — Медитации? — Ты обещал мне, — не унимается он, — ты обещал, что мы попробуем все способы. И вообще, это не то чтобы медитации… — Гипноз? — еще недоверчивее спрашивает Джису. — Да нет, какой гипноз! — фыркают в ответ так, словно это личное оскорбление, — я тебе что, китайская гадалка? — Джонхан прослеживает осудительный взгляд на свою стилизованную повязку и только отмахивается как от чего-то назойливого. Ну уже и войти в образ нельзя. — Техники дыхания. Все пишут, что помогает. Я что, зря весь день их учил? Ну против такого сложно пойти и не почувствовать себя при этом по темную сторону самолично начерченной на ступеньках набережной границы. Джошуа, вздохнув, соглашается, и косится с подозрением на протянутый ему в руки стакан. — А это что? — Легкое успокоительное, — убеждает Джонхан, жестом показывая скорее выпить, — пей, не бойся, это просто травы, то же, что чай с ромашкой. Тоже о них прочитал. Они сидят на кровати друг напротив друга, по-шамански сложив ноги в позе лотоса настолько, насколько кому хватает растяжки. Дождавшись, пока Джошуа выпьет оказавшийся вкусным взвар, Джонхан сосредоточенно выдыхает и начинает серьезно сдавать: — Дыхание — это мост между сознательным и бессознательным. Через него два мира контролируют друг друга. Установив контроль над дыханием, мы можем установить контроль над всем своим телом. Вряд ли даже сам верит во все что говорит. Но отчаянное желание помочь заснуть заходит так далеко, что уже стирает границы разумных идей, смешиваясь с дурачеством и шуткой, нежностью и желанием растянуть момент “рядом”. Совсем увлекаясь, он складывает на своих коленях руки в буддийском жесте умиротворения, и продолжает: — Нужно представить мысли, которые тебя беспокоят, и по очереди закрасить их черным. Вот так. Вдох и… ау! Вскрикивает возмущенно и распахивает глаза, когда мягкая подушка прилетает ему по голове. — Это что?! — вскрикивает он, получив еще раз. — Это атака, — злобно смеется Джошуа, нанося очередной удар, пока противник еще не опомнился. Слушать эту нудную муть настолько надоедает, что шалость в голове генерируется сама собой. — Ах так, — сообразив наконец, что на него покушаются, Джонхан тоже хватает подушку, но ответить успевает только несколько раз. Его слишком быстро перехватывают за руки и валят на кровать, бросая в ход все возможные тактики нечестной битвы. Набесившись и насмеявшись, организм впервые выключается раньше обычного: где-то без двенадцати час. И, как по вжатому рубильнику, заставляет проснуться без двенадцати четыре — ровно через три земных часа. Поворачивая голову к заснувшему рядом, растрепанному после битвы не на жизнь, а на смерть, Джонхану, Джису закрывает ладонями лицо от бессилия. * Понятие беспокойной вселенной — как будто само по себе плеоназм. Наверное, галактику тоже надо вымотать, чтобы она сладко заснула. Наконец Джошуа смелеет для прыжка в пространстве. Стучась в чужую дверь, он получает ответ на главный вопрос. В комнате у Джонхана часы — в виде Юпитера. Юпитеру нужно 12 лет, чтобы обогнуть Солнце. 42.15.36 Тридцатое марта двадцать четвертого года. И плевать сколько времени, когда тут твоя квантовая невозможность — прямо перед тобой. Сидя со скрещенными ногами на кинутом на полу матрасе, Джонхан пытается натянуть на голые коленки свою огромную толстовку. Злится на нее, на дурацкую ночь, на дурацкие сны и на то, что ничего не получается. Прячется здесь, боясь признавать поражение. За всю неделю, которая уже почти подходит к концу, они оба только больше извели себе нервы, безуспешно пытаясь побороть то, с чем бороться изначально было бесполезно. Нужно было сразу отказать, чтобы не разочаровывать. И не приходить сюда, чтобы не становиться причиной расстройства и раздражения. Так себе Джошуа объект для исследований, пора бы ему это усвоить. Дверь приоткрывается аккуратно и почти бесшумно, позволяя ему какое-то время еще промокать волосы полотенцем и наблюдать за тем, как Джонхан на матрасе борется со своей одеждой. И вкрах проигрывает, потому что резинка толстовки соскакивает с колен и отпружинивает, нападая в ответ. Походу он даже не слышал стук. Джонхан шипит и дергает ногой, сбивая теплое одеяло. И только тогда вздрагивает, потому что боковым зрением замечает стоящего в проходе Джису. Тот, прикрывая за собой дверь, подходит к окну, чтобы открыть его и проветрить спальню. По потолку рассыпаны синие звезды от переехавшего сюда ночника. Вся копившаяся неделю красота, домашняя, уютная и теплая, сидит сгорбившимся комком в центре матраса на полу у стены. Если бы хоть что-то в этом мире могло заставить Джошуа спокойно заснуть, это бы был полусонный, недовольно что-то бурчащий Джонхан. Жаль, что все это сказка, в которую только хочется верить. — Я вышел из душа, а тебя нет в комнате, — почти обиженно сообщает Джошуа, следя за тем, как бы глаза не разъехались. Хочется и рассмотреть все за новой дверью в новой вселенной, и никогда никогда не отрывать глаз от Джонхана. — Не смотри на меня, — говорит тот, пряча глаза. — Я должен был раньше сказать, но это.. сложно. У меня закончились идеи. Ничего не помогает, — поднимая виновато глаза, он говорит как будто с недовольным вызовом. — Мы все перепробовали. — Вообще-то не все, — говорит вдруг мягко и боязливо Джошуа, опускаясь на пол перед матрасом, но не решаясь его касаться. Имеет ли он хоть какое-то право на уголочек пространства в этой вселенной? — Не все? — фокусирует Джонхан расстроенные глаза, — но я… — Твоя комната кажется мне уютнее. — Серьезно? Мне уйти? — он почти подрывается с места, подумав, видимо, о том, что Джошуа хочет поменяться спальнями. — Нет, тогда она перестанет казаться мне уютнее. — Но здесь же ничего нет… — Кое-что здесь точно есть, — делая шаг навстречу, Джошуа чувствует как от собственной сумасшедшей идеи учащается пульс. — Можно… тебя обнять? Джонхан продолжает все также смотреть. Именно в такие моменты он даже близко не выглядит на свой возраст, кажется совсем потерянным ребенком. Как будто когда-то его оставил кто-то чрезвычайно важный, и с тех пор возраст так и не меняется. В космосе времени нет, все правильно Джошуа запомнил Вместо ответа, Джонхан только молча кивает. Джису медленно подается вперед, его длинные пальцы цепляются за мягкую ткань огромной толстовки: будь она еще хоть чуть-чуть больше, Джонхана в ней можно было бы утопить. Совсем мягко надавливая, заставляет опуститься и сам ложится следом, но слишком приблизить к себе не решается. Они оказываются на двух разных подушках лицами друг к другу. Неуверенная в жестах, но уверенная в желаниях ладонь вдруг ложится на впалую щеку. Джонхан затихает, тело как каменное не слушается указаний расслабиться. Ладонь Джошуа может закрыть его лицо полностью. Но он только лишь пальцем проводит по уже почти исчезнувшей царапине, а после ведет линию под правым глазом. — У тебя тут родинка, — констатирует Джошуа, останавливаясь на темной точке в верхней части щеки. По галактиками рассыпаны звезды Он конспектирует Джонхана пальцами. — Правда? — Джонхан улыбается искренне, он, правда, даже сам не помнит, где именно родинка. Только поддается прикосновениям и наблюдает, как крутящиеся по стенам и потолку ночниковые звезды преломляются на смуглой коже. Тактильность Джошуа сломанная и не поддающаяся нормам и правилам. Он двигается ближе. Немое «что ты делаешь» пролетает буквально бегущей строкой в больших глазах, как в телевизоре. Щекотно проходясь по щеке большим пальцем, Джошуа растягивает уголки губ и объясняет: — Мне нравится тебя обнимать, от этого спокойнее. Будто его просьбе тоже нужно логичное обоснование. Как и всему эксперименту, который они здесь затеяли. Сердце переходит в ждущий режим. Затихает, но сильно биться не перестает. Просто не хочет бестактно перебивать тихий голос. Джонхан смелеет до того, чтобы тоже протянуть руку. Холодные пальцы касаются самых кончиков чуть вьющихся волос. Он спрашивает уже вслух: — Ты ведь хочешь заснуть, правда? — чуть смелее пальцами забираясь в кудрявые волосы. Джошуа щурится, пытаясь только не раствориться совсем. Одной галактике, проникнувшей в другую, главное не потерять себя саму — Очень. У Джонхана тяжелые веки закрываются, пока его мягко гладят по вискам и голове. Замечая это, Джису просит тихо: — Повернись, — видит, что в сонных глазах напротив уже совсем затухает контакт с реальностью. Поддаваясь как тряпичная кукла, Джонхан переворачивается на другой бок и поджимает под себя ноги. Его укрывают одеялом по самые плечи, а под этим одеялом на талию ложится рука. Невероятно приятная тяжесть придавливает к мягкости и прижимает к себе. Уютнее любых свечей, ночников, порывов ветра, запутавшихся в волосах, и медитативных дыханий. Джошуа переносицей попадает в линию затылка, складывая их двоих друг с другом как две рядом стоящие детали от пазла на общей картине. Жмется плотнее, утыкается носом в волосы, грудью прижимается к спине, и говорит только: — Засыпай. ~ Исчезновение тепла, прижимающегося сзади, заставляет разлепить склеенные теплыми сновидениями веки. Было настолько тепло, что хочется по-детски захныкать, лишь бы убранную руку вернули обратно. Но Джонхан даже подумать об этом не успевает. Подскакивает и переворачивается от того, как дергаются за ним. — Отпусти! Он не слушает, хватая за руки и не давая вертеться. — Не трогай меня! Зовет по имени, пытаясь достучаться. Это уже срабатывает. Втягивая воздух с шумом, Джошуа распахивает глаза, вжимаясь в подушки. И только спустя пару минут полностью возвращается в темную прохладную комнату, к теплому одеялу и испуганным беспокойством карим глазам. Колокола нет. Жесткого пола нет, и молитвы учителю больше не существует. Это приходится повторить для себя несколько раз, чтобы успокоиться. Каждую ночь. — Прости, — сколько звезд от ночника закручиваются вокруг них круговоротом, столько видимо, будет и извинений. — Я не хотел тебя пугать. — Все получится, — сам неуверенно говорит Джонхан, гладя по волосам. — Нужно просто время. Я зря сказал, что это бесполезно. Сам плохо скрывает досаду. Ведь сейчас все точно должно было получиться. Сейчас есть он, и есть они. Есть уютная комната и тепло прикосновений, есть то самое “вдвоем”, которое мало кому доступно. Есть все что нужно, но ничего не выходит. И эта досада скользит в высоком, охрипшем ото сна, голосе. — Я хочу заснуть, — говорит Джошуа, плохо скрывая дрожащий тон. — Ну конечно я хочу заснуть! — вдруг повышает он голос. — Что за глупый вопрос? Ты думаешь, я в восторге от того, что ничего не получается?! Я просто знал, что так будет, а ты от меня устанешь. Это не твой эксперимент, Джонхан, это моя жизнь. Которую у меня не получается сделать нормальной, как я ни стараюсь. — Я не… Джонхан от шока даже фразу договорить не успевает, только вздрагивает от громкого хлопка двери. Хочется кричать и плакать от того, что не выходит то, что уже нарисовалось в воображении красивой сказкой со счастливым концом. * На Сатурне — 59.32.53 На Венере — 32.05.26 На Юпитере — 42.15.36 Так странно, ведь весь космос — здесь и сейчас, в этой комнате. Джонхан за все прошедшее время будто так и не двигается с места. О передвижениях в пространстве говорит только то, что толстовка сменилась на мягкую домашнюю пижаму из штанов и хлопковой кофты. Он сидит на кровати с поджатыми под себя ногами и пальцами перебирает складки на простыни. В космосе времени нет, но за окном так и не рассвело, а значит, прошло куда меньше, чем могло показаться. Будучи уверенным, что Джошуа больше не придет, Джонхан удивленно моргает, когда тот появляется на пороге. Чего точно не хочется — так это что-то обсуждать. Джошуа подходит медленно. Коленями упирается в мягкий матрас, оказываясь на нем. Его волосы чуть растрепывает подувший из окна, которое никто так и не закрыл, ветер. Джонхан прикрывает глаза, когда чужие пальцы касаются пуговицы на его хлопковой пижамной кофте. Он замирает и застывает, выпрямляется, немым вопросом поворачивает голову чуть набок. Но Джошуа молчит и ждет. Только дождавшись кивка вместе с зажмуриванием глаз, он расстегивает первую пуговицу. Справившись и со второй, не двигается несколько мгновений, чтобы дать время себя остановить. Но Джонхан не шевелится. Третья пуговица поддается с еле слышным потрескиванием о ткань. Открывающаяся молочная кожа, — каждым уголком открытие новой вселенной. Глаза — телепорты-черные дыры. И рассыпанное по коже звездное скопление родинок. Приходится сжаться немного от неловкости, но теплота гладящих кожу пальцев сводит тревогу на нет. За хвост поймано что-то совершенно волшебное. Истощенно-заплаканное, нервозно-нежное, трепетно-тягучее. Джошуа аккуратно раскрывает полы чужой пижамы. В его жестах нет ни капли, ни намека на пошлость, и Джонхан это прекрасно понимает, пытаясь расслабиться. Он закрывается руками, пряча бледную тонкую кожу, но Джошуа, аккуратно взяв за запястья, раскрывает его руки в стороны. Ему ничего не нужно. Только быть ближе к коже. Почувствовать прикосновение в полной мере. — Не прячься, — говорит он тихо, когда Джонхан снова пытается сжаться и отвернуться, все еще не открывая глаз. — Так красиво, не прячься пожалуйста. Я ничего не сделаю. Сетка вен на ключицах — почти млечный путь. Джонхан, встречаясь с порывом холодного воздуха, вновь неосознанно обнимает себя руками. Бледная и тонкая кожа кажется Джошуа чем-то магическим: она не похожа на его не только цветом, но и как будто бы материалом. Запястья совсем тонкие и вены на них проступают не как он привык, от напряжения, а просто синеют полосами синяков до своих развилок и смен траекторий. Джонхан, хоть и закрывается от взгляда, сам продолжает смотреть, не моргая. Протягивая руку к ночнику, Джису щелкает выключателем. Рассыпанные по потолку звезды исчезают, из-за чего от непривыкших к полной темноте глаз прячется даже намек на видимость. Но переезжают все эти звезды видимо в глаза, которые Джонхан держит открытыми. Он боязливо тянется и кладет ладони на чужие бока, соприкасаясь с резинкой штанов, а после ведет выше, проникая под футболку. Джошуа вздрагивает и склоняется ниже. Слияние галактик — один из многочисленных вариантов их взаимодействия Ужасной ошибкой было бы назвать это возбуждением. Возбуждение — реакция на раздражение. Сейчас все ровно наоборот. Каждое прикосновение успокаивает. Ни один жест не опошляется. В процессе слияния галактик упорядоченное вращение звёзд в плоскости диска сменяется на случайное Две спокойные галактики становятся одной хаотичной Интересно, Джошуа такой же мягкий на ощупь, как на ассоциацию ощущений? Джонхан пальцами переносится на поясницу и открывает глаза еще шире, когда подушечками нащупывает неаккуратно зажитые порезы. Он пытается дернуться, но Джошуа медленно отрицательно ведет головой, как будто в просьбе. И Джонхан все также молча, боясь даже вздохнуть слишком громко, ведет руками выше, гладя по спине и бокам. Задерживая в легких воздух, он цепляет пальцами края чужой футболки и стягивает ее через голову. Джошуа выскальзывает из одежды, приподнимая руки, и, оставаясь в одних только домашних штанах, тут же льнет ближе. Грудью к груди, голой кожей к голой коже. Не дав рассмотреть себя и в темноте, он проскальзывает руками под плечи, и прижимается, слыша стук сердца. Им некуда торопиться. На Сатурне — 59.32.53 На Венере — 32.05.26 На Юпитере — 42.15.36 В космосе времени не существует. Оставаясь без защитного слоя футболки, Джошуа медленно открывает глаза. Джонхан смотрит прямо в них и совсем будто не дышит. При движении длинная челка щекочет подбородок, от чего Джонхан все же выдыхает, тихо хихикая. Он проваливается в простыни и подушки, придавленный чужим телом. Хватаясь друг за друга, они сжимают руки только сильнее.

В сливающихся галактиках наблюдается наиболее активное звездообразование

Зубы стискиваются. Кожа трется о кожу. Как же надоело, что ничего не получается. Смуглые пальцы гладят покрывшиеся мурашками ладони, запястья, предплечья и оголенные хрупкие плечи, останавливаясь на выступающих ключицах. Даже не страшно сделать что-то не так, чтобы не переступить вдруг прозрачную черту. Сейчас все по-особенному. Джонхан утопает в подушках и прикосновениях. С его худых боков Джошуа перемещает большие ладони под лопатки и прижимает к себе. Джонхан тут же обнимает в ответ. Стискивает со всей оставшейся силой. Столкновение галактик приводит к образованию звёзд внутри плотных конденсаций облаков Они жмутся друг к другу. Джошуа ладонью, почти не дыша, очерчивает след тусклой щелочки света из коридора на бледном животе. Эта полоска разрезает неровной линией красивое лицо, на которое падают пряди черных блестящих волос, делит на две части их и всю комнату. Иногда оказывается на глазу, подсвечивая карий цвет с темными вкраплениями. Даже Юпитер, висящий на стене, теряет связь с космосом, значит Джонхану точно можно. Весь сжимаясь от нахлынувшего ощущения, он чувствует как первые соленые капли падают на его лицо. Одна приземляется на прикрытые ресницы и медленно стекает по щеке. Следом за ней — еще одна. И еще. И как теперь понять, чьи это слезы? Следующая сливается с собственной, прорвавшейся даже сквозь закрытые глаза. И как их теперь отличить? Межзвёздное облако — скопление газа в космосе. Оно, наверное, тоже умеет плакать, как земные облака Слияние галактик нарушает все возможные законы кроме гравитации. Притяжение не остановить. Мокрые дорожки исчерчивают покрасневшие щеки как развязки дорог. Бедра касаются бедер, и сейчас это кажется только правильным и сокровенным. Тихий всхлип отправляется прямо на ухо, посылая по нему разряды теплых мурашек. Все происходящее — полусон полуреальность, на грани нервной потери сознания и постоянной гонки существования. Ни туда ни сюда. Пухлые, влажные от слез губы прижимаются к острым плечам, волосы щекочат щеки. Получается наконец вдохнуть полной, прижатой к чужой, грудью, впустить в себя. Когда Джошуа выдыхает — Джонхан вдыхает, и наоборот. Джису скулит что-то и сжимает сильнее, еще глубже зарываясь лицом в ключицы. Он судорожно всхлипывает, явно пытаясь перестать плакать, но ничего не получается. Также как и заснуть. Каждое его «все в порядке», «со мной все нормально» растворяется с новой слезой, падающей на чужое лицо. Как огромная плюшевая игрушка в его руках, Джонхан — пластилиновый фарфор, бьющийся от одного неаккуратного обращения и податливый одновременно. На Сатурне — 59.32.53 На Венере — 32.05.26 На Юпитере — 42.15.36 Часов и минут не существует, и невозможно сказать, через сколько все вокруг затихает. Джонхан с совершенно мокрыми щеками и шеей сопротивляется соленой тяжести, приоткрывая глаза. Ему на ухо раздается тяжелое сопение. Звук размеренного дыхания в темноте. Джонхан удивленно распахивает ресницы, вглядываясь в темноту. Совсем аккуратно, бесшумно, чуть двигает их обоих, чтобы убедиться, что голова, устроившаяся на его плече, расслаблена и неподвижна. Смелости точно не хватит даже на то, чтобы спросить тихое «ты спишь?». А вдруг и этим разбудит? За открытым окном начинает светлеть, а это значит, сейчас уже начало седьмого утра. И после тех трех часов удалось… Сердце заходится в панике от звука вибрации телефона. Аккуратно и резко одновременно Джонхан хватается за него, истерично сбрасывая вызов. Сегодня, наверное, первый день после уже пролетевшей недели? А может еще и нет. Ничего по датам вспомнить не удается, в космосе время другое. Часы, дни и недели совсем перепутались между собой. Пытаясь успокоить сердцебиение, а то, кажется, Джошуа, лежащий на его груди головой, сейчас может проснуться от одного только него, приняв за барабанный концерт, Джонхан разблокировывает телефон и выбирает ответить звонившему контакту в мессенджере: «Скажи Джихуну, что он может меня увольнять. Я сейчас с места не сдвинусь» «Он уснул прямо у меня в руках» Плевать, это Мингю, он поймет и все придумает. Телефон отправляется в полную отключку. Попадающий из окна ветер растрепывает волосы и заставляет голой кожей спасаться от его холодных завитков, еще теснее прижимаясь к чужой. На Сатурне — 59.32.53 На Венере — 32.05.26 На Юпитере — 42.15.36 Аккуратно поворачиваясь, Джонхан вытирает ладонью не высохшие дорожки от слез со смуглых щек на спокойно спящем лице.