Нет способа справиться со стрессом лучше

Он мог бы ожидать чего угодно на той стороне. Но, оказавшись на твёрдой земле, ему всё равно пришлось потратить несколько секунд, чтобы убедиться в том, где он находится. Это определенно была не его комната. И даже не его измерение. В первые мгновения он мог бы списать это на эффект разрыва, созданного Хоби, но, когда в комнате вновь стало темно, а все вещи опали на пол, эта скромная надежда тоже оказалась сожжена. Майлз потерянно моргнул и со страхом начал оглядываться по сторонам, будто где-то здесь был запасной выход из иллюзии. Но взгляд нашёл только хозяина квартиры, спокойно наблюдающего за растерянностью гостя. В родном измерении он стал ещё больше походить на кривую газетную вырезку. — Хоби! Ты же сказал, что вернёшь меня! Почему мы.? — он взмахнул руками, указывая на всё вокруг, силясь подобрать верное слово, — здесь! — Не паникуй, Питер Пэн, как и сказал, я тебя верну.- он спокойно обернулся, медленными движениями стягивая гитару с плеч, хотя, из-за скачущих бумажных узоров, всё здесь выглядело резким.- Но чуть позже. — Почему?! — в недоумении он вскинул руки к потолку, хотя на него и не смотрели, отставляя инструмент к стене.- Ты же знаешь, что мне нужно домой. Мама будет волноваться, если я не вернусь сегодня! — Сегодня ты уже не вернулся, — с усмешкой произнёс панк, усаживаясь на кровать и похлопывая рядом с собой, приглашая присоединиться.- помнишь? Разное время.- Он поднял одно запястье и двумя пальцами очертил круг в воздухе, обозначая вселенную. Ещё на секунду, Моралес замер, а после с горечью поморщился, тяжело вздыхая, опуская руки. Он досадливо уставился в пол и наконец двинулся с места, принимая приглашение.- Но не беспокойся, она в курсе.- Майлз, разочарованно прожигающий взглядом потолок, вздрогнул и поднял на него глаза с тихой надеждой.- Я оставил записку, ещё когда забирал тебя. Она знает, что ты со мной. — Думаешь, она так уж тебе доверяет? Панку-анархисту-человеку-пауку? — парень пытается шутить, криво усмехаясь, отчаянно, как это всегда происходит у них. Но ухмылка сразу сползает, а на поверхность выползает неловкость и смущение от глупости собственной идеи. — Не знаю насчёт панка-анархиста, но парню, который несколько раз спасал твою задницу, думаю, да.- Плохие шутки хороши в плохое время, не так ли? Хоби ухмыляется в ответ, и это та самая спокойная ухмылка, что пропитана безмолвным одобрением. От неё Майлз позволяет себе расслабиться. Сначала качает головой, словно бы изначально знал, к чему это придёт, но следом становится неожиданно серьёзным, поднимая взгляд на собеседника. И кивает с благодарностью в глазах. — Спасибо.- А через ещё одну напряжённую секунду, оглядывается, будто спеша сменить тему, — Так, зачем мы здесь? — Потому что тебе надо отвлечься.- панк не смотрит на него, всё равно знает, что сейчас будет, предпочитает стянуть с запястий перчатки и отложить с веб-шутерами на прикроватную тумбу. — Что?! — Майлз вновь оборачивается на него с полным негодования лицом.- Dioses, ¿hablas en serio? Сколько часов мы проверили в измерении Павитра, я вполне отвлёкся! — Он в это просто поверить не может! Всё же было отлично, что ему не нравится? — Не начинай.- хозяин квартиры вновь поднимается, отступая на два шага к центру комнаты.- Я видел, как ты смотрел на город. Даже если ты пытался отвлечься, у тебя это не получилось.- Стягивает с плеч жилет, откидывая на усилитель, и садится на корточки, методично начиная развязывать шнуровку высоких сапог. — О, да брось, мы же отлично провели время! Клянусь, всё было супер, может, тебе просто показалось, а? — скидывает ноги на пол, горбится защитно, вцепляясь пальцами в матрас. Отстранённо следит за чужими действиями, ожидая ответа. А его словно и не замечают. Выпутываются наконец из обуви, сбрасывают футболку с рваными рукавами и, выводя парня из транса, принимаются за застёжки джинс.- Подожди, что ты.- Майлз не успевает договорить, когда с помощью чертовски ловких пальцев одежда звенит об пол, оставляя на своем месте лишь красную ткань костюма. С этими звоном вздрагивает паук, отшатываясь, словно в попытке сбежать, стремительно краснея.- Хоби! — М? — вау, он думал, что его опять не услышат. Хотя, лучше бы не услышали. Чем остановились в таком виде, за какие-то секунды стащив с туловища поразительно хорошо тянущуюся ткань, свисающую теперь с пояса и открывающую вид на сильное тело, самым лучшим образом поддетое паучьей мутацией. Стараясь не слишком пялиться, Моралес концентрируется на чужом лице, надеясь выразить всё глазами, но, понимая, что этого недостаточно, прочищает горло, всё же окидывая взглядом оголённую кожу, с красноречивым намёком склонная голову.- А. У нас вся ночь впереди, парень, я не собираюсь и дальше сидеть в этом. И тебе тоже советую переодеться. Спать в костюме ужасно неудобно. Можешь найти что-то на полках.- И вновь отворачивается, беззастенчиво избавляясь от остатка комбинезона. Подростку ничего не остаётся, кроме как спешно отвести взгляд, обращая внимание на единственный шкаф в комнате. — Я не соглашался.- Бурчит недовольно, насколько может, но всё равно встаёт и подходит к указанной мебели, честно говоря, выглядящей так, словно вот-вот развалится от одного грубого движения. Поэтому открывает он его осторожно и уставляется на полки, забитые разномастной одеждой. Футболки, кофты, топы, джинсы, шорты, даже юбки, несколько курток на разный сезон и целый арсенал значков и нашивок. Взгляд так и разбегается, потерянно мечась меж всего предоставленного выбора. Сначала он правда старается получше изучить варианты, оценить рисунки на ткани и удобство, но уже в следующее мгновение совсем рядом протискивается второе тело, схватывая какую-то чёрную футболку и простые джинсы, что заставляет его немедленно сорвать первую попавшуюся одежду и рвануть из комнаты, прежде, чем его сердце остановится от смущения. Возвращается Майлз только через несколько минут. Не то чтобы ему нужно было так долго одеваться, — ему нужно было время, чтобы перевести дух и собраться с мыслями. Когда же он вновь ступает в комнату, её хозяин (кто носит жилет в квартире?) отстранённо перебирает струны гитары, методично настраивая нужное натяжение. Замечая наконец гостя, он поднимает свои тёмные глаза и внимательно окидывает парня с ног до головы. Кивая чему-то в своих мыслях, он выглядит странно-довольным и только после останавливается на чужом лице. — Отлично выглядишь. Паук бы не согласился. Эта одежда ужасно ему велика, криво заправлена и явно рассчитана на другой стиль. Но Хоби определенно знает толк во внешнем виде, поэтому он молчит. Впрочем, панк сам выбирал эту одежду, конечно, она ему нравится, не так ли? — Ты тоже.- как-то неловко выпаливает Майлз, моментально срываясь с места, чтобы отложить костюм на табурет под окном, пока не опозорил себя ещё больше. Выпуская из пальцев ткань, он замечает, как по коже разбегается бумажная рябь чуждого цвета. Ощущает, как исчезает последняя возможность уйти. Как без слов он сдается в чужие руки, доверяя все дальнейшие события другому. Как закрывается последний выход. Но он готов рискнуть. Он готов довериться. По привычке, он защитно прячет ладони подмышками, дёргано подступает к кровати. Переваливается с пятки на носок и только потом быстро садится, оставляя одну ногу на полу. Браун наконец отставляет гитару и поворачивается к подростку, скрещивает лодыжки и упирает взгляд в собеседника. Майлз медленно глубоко вдыхает, копирует чужую позу, спешно опускает руки на колени, мечется по резким линиям на лице напротив, принимающем то бледные розовые, зелёные или голубые, то натуральные оттенки. С беспокойством косится в окно, с одолевающим волнением выискивая среди бесконечного движения чужой вселенной проблески собственной. Словно тайный голос, зовущий немедленно домой, на который так и хочется повестись. — Не-а, даже не смотри туда.- гитарист вновь улыбается, будто точно знает, что происходит в маленькой хаотичной голове. Взгляд моментально соскакивает обратно и кажется, словно он был за чем-то застукан, хочется извиниться. Но в то же время хочется накричать, настоять на своём и броситься в портал. Вместо всего этого он молчит, отчаянно стараясь выразить всё глазами, весь страх и беспокойство, прерывистое дыхание. И либо у него получается, либо Хоби так в этом хорош, что большая рука участливо ложится на хрупкое плечо, слегка сжимая, притягивая ближе, заставляя смотреть чётко в чужие тёмные глаза. — Майлз, смотри только на меня. Думай об этом. Тебе нужно переключиться. Но паника душит и это глупо, очень глупо, но он ощущает, как на глаза наворачиваются слёзы и как сбивается дыхание, срываясь на всхлипы. Тревога и разочарование с печалью режут изнутри. Он бы очень хотел сосредоточиться, честно, но он просто не может. Опускает голову, больно зажмуривая веки, надеясь, что это хоть немного поможет избавиться от солёной влаги, но вместо этого пощипывание превращается в холодные касания воды на ресницах. Рука поднимается с футболки и тяжело ложится на пушистые волосы, словно провинившегося ребёнка успокаивая. Перетекает на затылок и устраивается длинными пальцами на всей шее, зарываясь в кудри. Так странно, что это правда работает, что Майлз правда чувствует, как в груди расслабляются струны, как опускаются плечи. Но что-то внутри всё равно напугано кричит, что это неправильно. Что ему нельзя расслабляться, что ему надо что-то делать, стараться изо всех сил, чтобы всё было в порядке. И стоит ему хоть на миг отпустить эти мысли, как они взорвутся и уничтожат всё. Брови напряжённо сводятся, противоречиво стараясь оградиться от помощи. Хотя дрожь по телу всё равно бежит, когда ладонь медленно и до ужаса приятно перебирает пряди, возвращаясь ко лбу. Замирает, ожидая чего-то, размышляя, наблюдая. Если паук задумается, то это правда непривычно. Сдержанность. Последовательность. Хоби никогда не был таким. — Не паникуй. Майлз поднимает на него глаза, а затем — выгибает брови. Кривит губы настолько красноречиво, насколько вообще способен. И странно просто становится, когда в ответ видит весёлую улыбку и смех. И самому хочется улыбнуться. Будто это и вправду было очень смешно. С натянутых нервов срывается жалкий смешок, кривой, вымученный, едва сдерживающий новые слезы. Рука на голове вновь приходит в движение. Словно пробуя из разу в раз, позволяя привыкнуть к прикосновению, приучая к ощущению. Что Моралес совершенно бессознательно подаётся ей навстречу, закрывая глаза, словно кот. Кажется, всё это может просто пропасть… Просто в один миг исчезнуть, чтобы он вновь остался один на один с собой, один на один со своей болью и страхами. Опять. Улыбка меркнет и исчезает, а потерянный взгляд устремляется куда-то в сгиб чужих коленей, вновь уходя далеко в свои мысли. Заметивший было прогресс, панк тоже хмурится, в очередной раз оценивая степень погруженности своего друга. Раздумывает пару секунд, а затем, последний раз трепля короткий загривок, убирает руку с чужой головы. Подросток в ответ сжимается ещё сильнее, поднимая плечи, тщетно надеясь спрятаться от заползающего на открывшуюся кожу неприятного холода. Слегка поджимает губы, отводя взгляд в другую сторону, на захламленный пол. Колет болезненно «я так и знал». Конечно, он безнадёжен. Нечего с ним возиться. Их неуверенную тишину вновь разрезает громкий голос. — Давай сюда свои руки.- быстро говорит Хоби, на секунду бросая взгляд в ту же сторону, что и парень. Майлз даже не думает двигаться, всё ещё разглядывая пол и ожидая, когда его в очередной раз обожжёт чужая кожа. Но уже как полминуты ничего не происходит, и подростку приходится обернуться на хозяина квартиры с вопросом во взгляде. Абсолютное спокойствие и сосредоточенность в тёмных глазах уже не удивляют. Он ведёт себя как ребенок, но странная обида всё равно крутится под сердцем «прекрати издеваться надо мной». А вот широкие ладони, терпеливо устроенные между ними, заставляют и вправду смутиться своего поведения. От него не требуют и его не заставляют. Ему предложили и дали выбор. Пожелает — может отказаться в любой момент. Майлз медленно моргает широкими от удивления глазами. Глубоко вдыхает. И податливо кладёт свои узкие запястья меж длинных пальцев. Всё словно в замедленной съёмке. В груди искрит от волнительного предвкушения. Странно греет. Но меньше, чем по истине горячие, оплетающие руки. Ладони медленно текут по мягкой коже, слегка царапая шероховатыми мозолями. Оглаживают внутреннюю сторону локтя, заставляя вздрогнуть от всего ощущения. Поднимаются до плеч, замирают на несколько секунд, укрывая теплом и медленно опускаются вновь назад, чтобы оплести маленькие ладони, спрятать в своей безопасности. А затем аккуратно приподнять тонкие руки и положить на собственные плечи. Взгляд поднимается на чужие глаза. Смотрят в ответ внимательно. Он всегда может это прервать, если захочет. Он не хочет. Ещё несколько секунд ожидания. Ещё один диалог взглядов. И ладони вновь приходят в движение. Текут обратно медленно, надёжно. Ложатся на чужие плечи. Вновь замирают. В какой момент всё стало таким? Настолько личным. Чувственным. Майлз незаметно подвигается ближе. Как бы случайно касается чужих острых колен. Вздрагивает сначала. Потом садится ещё каплю ближе. Чтобы коснуться скрещенными лодыжками. Вот теперь близко. Но его тянут ещё. Вперёд. Заставляют наклониться. Закинуть руки за спину, укрытую кожаной курткой. Ощутить, как точно так же руки прижимаются к собственной спине. Голова сама собой опускается, пряча нос где-то между тел, упираясь лбом в плотную шею. Струны в груди рассыпаются на слабые нити беспокойного клубка. Устают от собственного постоянного напряжения, расслабленно собираясь в животе. Он чувствует, как плавится в этом ощущении. — Как давно ты вообще последний раз обнимался, парень? — как бы невзначай спрашивает Хоби, умудряясь не коснуться мыльного пузыря спокойствия вокруг них. Его тяжёлый голос вливается в горячий воздух вокруг легко, растворяясь, словно и не было никаких слов. Но Майлз всё равно пожимает плечами, мыча что-то бессмысленное. Прижимается ещё немного. Меняет положение, щекой упираясь в острую челюсть. Ощущает тепло чужого тела грудью. Так хорошо. Они не знают, как долго они так сидят. Майлз ощущает, что может заснуть в любой момент, пока этот комфорт окутывает его. Он ощущает, насколько спокойно находиться в таком положении и как ему не хочется ни о чём думать. Как размеренное дыхание наполняет грудь и облегчает голову. Как он не готов это терять. Паук вновь хмурится. Как же он устал от этих серых мыслей, выползающих из тёмных углов разума. Выпутывает руки из капкана шипов на куртке, заставляет Брауна непонятливо дернуться, словно тот сейчас сбежит, но вместо этого — вновь крепко оплетает, обнимая за бока, так близко, что больше было бы невозможно. Кладёт подбородок на плечо, сдвигая металл, поглощая весь возможный комфорт взаимодействия. Но с дрожью ощущает, как касание на спине меняется. Едва заметно, пальцы взбегают по позвоночнику, заставляя толпы мурашек метнуться по коже, замереть дыхание. И вновь останавливается. Вновь пробует. Прощупывает почву. Взгляд беспокойно мечется по смятым простыням и деревянному каркасу кровати. Большие ладони тянутся друг к другу, крепче обвивают. Майлз так и чувствует, что за ним наблюдают. Смотрят, оценивают реакцию. Прячут поцелуй в изгибе шеи. Парень резко отшатывается, моментально высвобождаясь из ловушки и выставляя руки перед собой, держа дистанцию, — Хоби, ¿qué estás haciendo?!- со страхом звучит голос, когда чужие глаза всё ещё спокойны и ладони укрывают плечи (чёрт, точно). — Ты до сих пор напряжён, даже если очень стараешься расслабиться. Очевидно, что этого недостаточно.- Он ведёт пальцами, оглаживает сильные мышцы. И это слишком мягко, чтобы у Майлза остановилось сердце в страхе предположить, о чём именно ему говорят.- Я хочу помочь, дорогой. Позволь мне это сделать.- Он слегка склоняет голову, заглядывая в глаза. Приподнимает брови. Его губы вновь слегка улыбаются, прося довериться. — Давай, просто немного расслабишься.- пытливо смотрит, мягко выводя круги пальцами.- Ты доверяешь мне? Но парень почти не видит. Он отчаянно старается вернуть себе дыхание. Ему было ужасно стыдно. Потому что он хочет большего. Потому что ему мало. Потому что он хочет доверять, хочет, чтобы его любили, чтобы его называли дорогим, касались и целовали. Но это слишком нагло для такого простого и невзрачного парня, как он. Он не имеет права желать чего-то подобного. Не когда едва может позаботиться о собственной вселенной. И надеяться на глупое чудо и «судьбу» он не собирается. Открывает и закрывает рот немо, ощущая возвращающееся покалывание в уголках глаз. Он не хочет отказывать, но не может согласиться. Не имеет права подводить того, кто так самоотверженно старается ему помочь. И это куда важнее собственных желаний. Всё ещё молчит, не в силах говорить, но зажмуривает глаза, приказывая себе. Мотает головой из стороны в сторону, горбясь и пробуя отстраниться. Лишь пробуя, потому что сделать ему этого не дают. Притягивают обратно, крепко обвивая плечи, заставляя в страхе раскрыть глаза, напрячь дрожащие руки. Оттолкнуть собственную надежду. — Хоби. Ты дал мне выбор. И это значит, что я могу отказаться. И я отказываюсь, так что, por favor, отпусти меня.- молящий голос режет воздух, и слова больно бьют под дых, отчаянно игнорируя напряжённые мышцы, что в любой момент готовы сдаться. Ему нужно держаться ещё немного, он точно должен отступить. Если он хоть каплю на его стороне. Но ладони текут и длинные пальцы греют шею, перебирая загривок. Прижимают к себе так близко, что Майлз непроизвольно вновь кладёт подбородок на плечо. Дыхание вновь сбивается и учащается. Ему нужно держать себя в руках… Он не боится, что его ранят, нет, никогда. Он боится что последняя надежда окажется такой же ненадёжной, как и все остальные. Опять. Привяжут, скажут пару тёплых слов, воспользуются, а затем выбросят. Как ненужную игрушку. Как сломанного. Как новый трофей на полке. Всего лишь развлечение на день. Он не хочет этого. Он не готов. Он безумного хочет ему верить. Хочет верить его словам, его жестам. Всей той заботе и нежности, что он дарит. Но стоит отдать что-то самостоятельно, как горло перехватывает паника. Будто это последнее, что их связывает. Что он потеряет это желаемое нечто и всё закончится. Что он окажется прав. И вновь один. Каждый новый шаг навстречу — как тропа средь раскаленных пустынных песков. Ноги жжёт, и хочется развернуться, а следующая секунда может стать последней. И все же, он продолжает идти, потому что где-то там маячит надежда. Потому что где-то там он видит оазис, полный воды, что мог бы утолить его безумную жажду. Что мог бы залечить его ожоги. Лишь бы то не оказался мираж. — Верно. И я принял бы отказ. Если бы он был искренним. Если бы ты правда хотел, чтобы я тебя отпустил.- Поцелуй с прикусом холодного металла обжигает область за ухом, вынуждая в противоречивом протесте обернуть голову, упираясь в чужую челюсть, — Но, знаешь, мне кажется, ты даже не стараешься. — Хоби, клянусь.- Но он не знает на что клянётся и о чём. Он просто из последних сил ищет выход. Он не готов вновь терпеть предательство. А панк явно не собирается делать всё проще. Усложняет и усложняет, пока Майлз не сломается. Пока не сдастся. Но пауки ведь никогда не сдаются. Именно поэтому Майлз скорее аномалия, чем паук. — Да, любимый? — Будто читает его открытые страницы души. Будто знает, куда надавить и как повернуть отмычку, чтобы взломать стальной замок на сердце. Руки слабеют с каждой секундой и уверенность покидает тело, истекает подобно ручьям по весне. Позволяет расслабиться. — Клянусь, я убью тебя, если ты потом передумаешь.- А в ответ лишь мягкий смех. — Никогда.- Майлз не знает, хороший это знак или нет.