More than enough (2 be loved)

После бремени всех свалившихся на него испытаний и одного гиперактивного Чонгука, Юнги отказывается вылезать из-под одеяла. Принимает — прямо в постель — подношения острым раменом, холодным персиковым чаем, зарядкой для телефона и отпихивает самого блядского Чонгука ногой, потому что убери свои руки, чудовище окаянное, дай дедушке полежать бессмысленным камнем и подумать о том, как он до такого докатился. — Как-как, — дразнится Чонгук, — повезло. — Кому? — шипит на него Юнги из недр подушек. — Мне, конечно. Ну, котенок, я же любя. — У-уйщ-щ, — воет Юнги, будто его вытаскивают из-под дивана за хвост. Хотя позволяет обнять себя поверх одеяла и, пригревшись на груди, даже вполне миролюбиво бормочет: — Надо Хоби набрать. Он, поди, думает, что ты меня тут рас-чле-нил. Непорядок. — А он уже звонил, не переживай. Я позвал его на ужин. Покажем ему, что ты живой и никто тут тебя не рас-чле-нял. Просто ты устал. Немного. — Так немного, что встать не могу, спасибо тебе большое. За все. — Не ворчи, я отнесу тебя везде, куда скажешь. — Я убью тебя. — А я тебе помогу. Ты только не волнуйся, окей? О, кажется, Хосок-хён уже здесь. Дать тебе время?..— Чонгук приподнимает голову на звонок в дверь и вдруг хмурится на отдаленный писк замка в прихожей. — Не понял… Следом за этим голосом, который Юнги слышать бы не хотел, раздается требовательное: — Чонгу-ук! — Пиздец, Куки, — шипит Юнги. — Пришли подтирать сопли, а я еще не успел разбить тебе сердце. Выбиваемся, блядь, из графика. Чонгук с растерянным видом в спешке выкатывается из кровати, не забыв, впрочем, подтянуть на плечи Юнги сбившееся одеяло, и успевает сделать ровно два шага к двери, прежде чем та распахивается, и Сокджин смотрит на них с порога с выражением глубочайшего родительского разочарования на грани с отвращением. — Какого черта ты не берешь трубку?! — Я, м-м… Возможно, она осталась где-то в гардеробной? — тянет Чонгук, а Юнги начинает краснеть. — Хён, какого черта? — Собирайся, — кидает ему Сокджин вместо ответа. — И ты тоже, — шипит на Юнги, — быстро! Юнги чисто назло ему устраивается поудобнее и выражает полнейшее охуенное внимание. — Мой вопрос остается прежним, — влезает между ними Чонгук, загораживая Юнги собой. — Что случилось? Почему ты здесь? — Твои родители досрочно возвращаются. Несложно догадаться, почему и зачем. Собирай вещи, тебе нужно уехать куда-нибудь на несколько дней. В Пусане сейчас неплохо, просто отлично, гораздо лучше, чем в земле. Пока все остынут… Я, блин, не знаю, Чонгук. Начни, блин, думать головой! Ты что творишь? — Я… От такого внезапного напора и обвиняющего тона Чонгук ерошит затылок. А затем оборачивается мельком на Юнги, окуклившегося в кровати, и снова смотрит на Сокджина, на этот раз осмысленнее и тверже: — Я никуда не поеду. Он мне правда нравится, это не развод. — Они купят его, а тебя — напротив оставят без денег. Ты правда считаешь, что твое ребяческое упрямство этого стоит? — А Намджун-хён стоит всех денег твоих родителей? — холодно чеканит Чонгук. И набравший воздуха Сокджин осекается. Юнги его даже жаль немного. От того, как трещит по швам чужая злость, пропуская наружу совсем другое. — Не сравнивай нас, — цедит Сокджин. — Мы с Джуном вместе столько, сколько тебе еще жить и жить, маленький говнюк… — Так стоит он всех денег мира, хён? — гнет свое Чонгук. Кажется, он все-таки успел вырасти, заранее не предупредив и пока никто не видел. Быть может, в тот короткий момент, когда Сокджин, чихая, ровно на секунду прикрыл глаза. Так бывает с детьми, будь то чужие или свои, без исключения. Сокджин подается назад, словно его физически толкнули. Отводит взгляд, трет ладонью лоб и, прижимая кулак к губам, через силу выдыхает. И вот теперь Юнги его жаль очень. Если бы Юнги был сейчас на его месте, то, наверное, дал бы Чонгуку по роже. От напряжения и обиды. А на своем — разве что, готов шлепнуть зарвавшегося пацана по жопе, а потом долго-долго обнимать руками и ногами. За Юнги еще ни разу в жизни так насмерть не стояли, если не считать нелепого самопожертвования Хосока. Чонгук, кажется, реально не от мира сего, раз пошел на такое ради человека, которого видит примерно второй раз в жизни. Но пока его мир худо-бедно пересекается с миром Юнги, последний собирается молчать в тряпочку, чтобы не дай бог не пошатнуть такое состояние дел. Не то чтобы он горел желанием на собственной шкуре проверять, кто такие эти родители Чонгука, имен которых даже не называют, но и оставлять Чонгука без весомых аргументов Юнги не собирается, сначала объяснения — потом выводы. — А ты чего молчишь? — вспоминает о его присутствии Сокджин как назло. — Рассчитываешь построить светлое будущее за чужой счет? А если этот счет в ближайшее время будет нулевым, это ничего? Или ты взял и дал авансом? — Мне он, в принципе, тоже нравится, — ворчит Юнги, косясь глазом на напряженную спину Чонгука. — Ебанутый маленько, конечно, но я не против. А деньги… Ну Бог дал — Бог взял, в первый раз, что ли. — Да вы стоите друг друга!.. — А вы как будто только про деньги разговаривать умеете, заебали! На этом месте звонок в дверь повторяется. Но на этот раз, к счастью, сам ее никто не открывает. — А вот это уже точно Хосок-хён, — шевелится Чонгук. — Как бы ни не хотелось, придется вас оставить ненадолго. Заодно сменю пароль, не хватало еще собрать всех покемонов и ультануть на весь Сеул. Обойдемся без этого, пожалуй. Имей в виду, хён, если с головы моего парня, — подчеркнуто выделяет Чонгук, когда проходит мимо Сокджина, — хоть волос упадет, то у меня на тебя тоже до черта компромата. Джун-хён точно оценит. — Ты за кого меня держишь, я не собираюсь и пальцем прикасаться к этому… — А, ну тогда удачи. Котенок-хён, будь поласковее, ладно? Чонгук выходит, а Сокджин саблезубым тигром смотрит на Юнги. И тот со вздохом все-таки выбирается наружу, усаживаясь на кровати. Лапы вот, когти-зубы вот, кто не спрятался, Юнги не виноват и получит с вертушки, если рискнет сунуться. Сокджин предпочитает сделать сочувствующее лицо издалека: — Что, затрахали? — Ох уж эта молодежь, да? — буркает Юнги и добавляет: — У меня, кстати, тоже дохера компромата. На совсем молоденького Намджуна. И чем больше ты выеживаешься, Сокджин-щи, тем меньше узнаешь. Или совсем ничего. — Ты сейчас… пытаешься меня подкупить? — Да потому что меня вот эта грызня ваша ни радует, ни забавляет. Шел бы ты лесом со своим Намджуном, вашими общими бабками и этим пентхаусом. Можно только Чонгука оставить, а там мы что-нибудь придумаем. — Так уверен, что через пару недель он не уползет к семье просить прощения, когда у вас ничего не выйдет? — Ну уползет и пусть ползет, тебе-то что? Мне нечего ему предложить, он в курсе. Значит, все останутся только в выигрыше — деньги не потрачены, любимый малыш вернулся в лоно семьи. Неужели тебе сложно подождать каких-то жалких пару недель? От такого нестандартного предложения Сокджин ненадолго теряется. — А мог бы взять деньги и потратить на мозги, — говорит он в конце концов, видимо, больше ничего не придумав. — А ты мог бы просто взять и отъебаться. Но вот мы здесь. В комнату заглядывает Хосок: — Ой, я помешал? — Тоже на групповушку? — роняет Сокджин, не меняясь в лице. — Н-нет. На чай… — Ну и шуруй тогда на кухню. Сейчас Юнги-щи спрячет все свои тридцать три шрама на любимой жопе, и мы тоже придем. Хосок от греха подальше исчезает. — Ты сейчас довыпендриваешься, Сокджин-щи, — тянет Юнги. — Я ведь и голым могу пойти. А что? Чонгуку понравится. И для Хосока ничего нового… Как, к слову, и для Намджуна тоже… — У вас ничего не было, — тут же ощетинивается Сокджин. — Не морочь мне голову. — А кто сказал, что у нас что-то было? — мурлычет Юнги, он с кряхтением сползает с кровати и, подтягивая пижамные штаны, которые по-прежнему пытаются от него уползти, влезает босыми ступнями в забытые Чонгуком тапки. — Мало каких других удивительных историй случается в студенческой жизни, — продолжает он, — уж те-е-ем более на андеграундных сходках. Нет, ты подумай-подумай. Сделка, может, и бедненькая, но другой у меня нет, а так ты рискуешь остаться и вовсе без ничего. И вот они сидят на кухне: Хосок с большими глазами потягивает из стакана голую воду, Юнги, отвоевав себе место вне коленей Чонгука, цедит остывающий чай, Чонгук сидит хмурый и сверлит взглядом то его, то Сокджина. Но последнему, как и Юнги, очевидно, наплевать на чье-либо недовольство — вид из окна занимает его явно больше, чем напряженная атмосфера, повисшая над столом. На очередной звонок, который Юнги уже ненавидит, вздрагивают все, включая Чонгука, который говорит: — Да доставка это, расслабьтесь. И после я его отключу на время. Он и правда возвращается обратно с большими бумажными пакетами, правда, набор, который он извлекает из них, не лишен пижонской оригинальности: к каким-то маленьким пирожным, хитровыебанным канапе, кускам ароматной тонкой пиццы, пакетам орешков в васаби, копченых колбасок со вкусом кимчи, креветочных чипсов и к тарелкам с уже нарезанными фруктами и плесневыми сырами он достает наружу бутылку дорогого виски, пару малюток соджу, а перед Сокджином отдельно ставит какую-то настойку, этикетку которой Юнги в жизни не встречал. — Слава богу, — с заметным облегчением тянет к себе соджу Хосок и тут же получает на стол стопки. Тем временем Чонгук взвешивает в ладони бутылку вина, глядя на Юнги: — Ты будешь?.. Но Юнги фыркает: — Да щас, я буду виски. Как раз в этот момент из коридора за спиной Сокджина вырастает Намджун и укладывает руки ему на плечи. Сразу становится понятным, какими судьбами к ним на огонек забрела эдакая гламурная доставка со своим изобилием и марочным алкоголем. — Ты-то здесь откуда? — вздыхает Сокджин. — А то ты не знаешь. — И зачем? — За групповушкой, — прячет Хосок за нервным смешком и неправдоподобным кашлем. — За тобой, конечно, — откликается Намджун и садится за стол к остальным. — Я тоже буду виски. — Ну что ж, — произносит Юнги, когда все наконец делают по приличному глотку — или даже не по одному — из своих бокалов, и их позы, пусть всего немного, но становятся расслабленнее. — Предлагаю озвучить проблему. Как вы, наверное, уже поняли, это я. И общими усилиями решить, что мы с этим будем делать. — Шлепнуть тебя, и дело с концом, — предлагает Сокджин. — Такое только мне можно, — отзывается Чонгук. — И не в том смысле, в котором ты предлагаешь. Так что отклоняется. — Бежать из страны? — задумчиво говорит Хосок. — А дальше что? — спрашивает Юнги. — Бежать обратно? И какой в этом толк? — Расстаться, — снова предлагает Сокджин. — Только после вас, — кивает Чонгук, и они пялятся друг на друга с недовольными рожами, пока Юнги не щелкает перед носом у Чонгука пальцами. — А почему нельзя для начала понять, что вообще произойдет? — спрашивает Хосок. — Может, ничего и не будет. Ну, к примеру, найдут Юнги, предложат ему денег, а он откажется. — Я против, — ворчит Чонгук. — Боишься, что все-таки перекупят? — ухмыляется Сокджин. — Боюсь забыть, что ты мне как брат, Джин-хён, и сделать уже с тобой что-нибудь нехорошее. Ты вообще на моей стороне или как? — А ты на чьей стороне? — поворачивается Сокджин к Намджуну. — На своей, — отвечает тот. — Все еще не вижу поводов для паники. По крайней мере, такого масштаба. Юнги коротко бьет себе в плечо, салютуя ему, и Чонгук с Хосоком оба в унисон ныряют улыбками в свои стаканы. Сокджин тоже опрокидывает в себя что-то из стопочки и вздыхает: — Вы все поехавшие. Все, — повторяет он, как будто с первого раза его можно было не расслышать. — В друзья Юнги других не берут, ты не знал? — крякает Хосок и уже слегка косит глазами. Юнги пододвигает ему тарелку с фруктами, а последнюю оставшуюся бутылку с соджу наоборот отодвигает: — Рыба моя, ты бы закусывал. И если спать захочешь — скажи. — Ты что, какое спать, когда тут такой сериал? — икает Хосок, послушно занюхивая куском яблока. — Переживаю за ваши отношения больше, чем за свои. — А вот не было бы их, и никто — подчеркиваю — НИКТО бы не переживал, — замечает Сокджин. — Господи, да он мертвого заебет… Юнги бы и еще добавил, но вовремя вспоминает о Намджуне и… Да ну его, спорить совсем не охота. Сокджина все еще жалко, и на этом все. Юнги приваливается к боку Чонгука, который от этого сразу оживает, накрывая шею и плечи Юнги рукой, и прижимает к себе. Тепло. И гораздо приятнее каких-то там споров. — А если серьезно? — вдруг подает голос Чонгук, обращаясь к обоим Кимам. Намджун пожимает плечами: — Если что, на первых парах мы поможем. — Но разве вам самим страховка не пригодится? — Куки, — перебивает его Сокджин, — мы сейчас обсуждаем только твою ситуацию, и точка. Со своими проблемами мы с Намджуном как-нибудь сами разберемся, окей? — …Ладно, — скрипит Чонгук и морщится на отпечатки коротких ногтей у себя на бедре. Юнги бережно с извинением гладит поверх и сопит. Пиздец. Он, оказывается, и правда как самый настоящий кот — мало того, что обозначает свою позицию когтями, так вдобавок к этому, стоит почувствовать знакомый запах и тепло, и его начинает клонить в сон, так что хочется свернуться где-нибудь желательно на ручках… — Я, кстати, знаете, о чем подумал… — роняет Намджун. И закрывающиеся глаза Юнги тут же распахиваются. Как и глаза всех остальных, которые, как подсолнухи к солнцу, мгновенно оборачиваются на этот звук. Вот у человека талант — Намджун долго проникновенно молчит и внимательно слушает, что уже наделяет его почти магическим очарованием. Но стоит ему открыть рот, и все, уносите — он еще и разговаривать умеет! — такого объема сенсаций сознание не выдерживает. — Ты же был композитором, Юнги-щи. Помимо всего остального. — Ну был. Когда-то. — И писал музыку не только для себя, но и на сторону. — Все еще в прошедшем времени, Джун-а. Я же бросил. Какая нам от этого польза? — Это не отменяет твоих заслуг. Мы можем попробовать сделать из тебя… анонимную звезду. — А? — Якобы ты все это время писал музыку под разными псевдонимами, работал над собственным альбомом и держал свою личность и творчество в тайне. По крайней мере, ты перестанешь быть ноунеймом для попыток тебя прижать. Пусть это и займет какое-то время, в конечном положительном исходе я не сильно сомневаюсь. Понимаете, сейчас ваши с Чонгуком шансы равны примерно нулю. С человеком без имени быть ему не дадут, а еще с этим человеком может произойти что угодно, вы все должны это понимать. Прятать Юнги до бесконечности мы не сможем. А вот спрятать на время и с конкретной целью — это уже более понятная задача и срок. Заодно вы сможете обжить и проверить на прочность ваши новенькие отношения, Чонгук столкнется с решениями семьи, Юнги займется делом. Если на каком-то этапе между вами что-то пойдет не так, мы тут же по-тихому расходимся, но хотя бы на собственных условиях. — Это… какой-то очень замороченный план, дружище, — бормочет Юнги, ошеломленный внезапной поддержкой извне. — Где я, по-твоему, возьму эти твои фейковые работы под псевдонимами? Да и в принципе мой не готовый альбом… — Хочешь сказать, у тебя нет материала? Теперь все взгляды оборачиваются на Юнги, и тот съеживается, медленно, но неизбежно, мечтая исчезнуть насовсем. Он не любит об этом ни говорить, ни думать, даже просто вспоминать. — Возможно, я все уничтожил? — выдавливает он шепотом. — Это было слишком… — Они у меня, — вдруг вздыхает Хосок. — Все твои блокноты, флешки и бэкапы. Дай бог, чтобы они пережили вековой слой пыли, насекомых и размагничивающие поля, потому что я ничего не проверял. Но они все у меня, бро. Прости. Все, включая Юнги, несколько секунд сидят в звенящей тишине. — Я… Мне надо… — поднимается Юнги и отводит потянувшиеся вслед за ним руки Чонгука и привставшего на своем месте Хосока. — Мне надо пару минут. Я… вернусь.