depeche mode — enjoy the silence
— Сынми, каждый раз эта проблема! — и Чимин, закинув нога на ногу, морщится, когда говорит в рацию эти слова. — Тебе большой палец эволюция зачем подарила?! Чтобы повод нормально держать! А ты как держишь?! Тебе самому удобно валиться вперёд и тянуть километры верёвок?! На коротком поводу — раз-раз! — отыграл пальцами быстро, руку смягчил, едешь! Раз-раз! В любой момент, с любой скоростью! Вот сейчас попробуй отыграть пальцами! Что, не выходит? А может быть, нужно подобрать повод? Может, тогда и внешнее плечо закроется и будет прямой и чёткий подъём в галоп? — Ты хренов газлайтер, — сообщает Чонгук. — Ему же двенадцать. — Я не газлайтер, просто он сидит уже полтора года в седле, планирует активно выступать на соревнованиях выше любительских, и каждый день от его мамы я слушаю о том, как аренда уже не нужна, но нужна сложная спортивная лошадь. Я говорю ей: ваш сын не готов к своей лошади, давайте стабильно будем делать все элементы всех юношеских езд, доведём до ума Малый на Фанни, потому что Фанни его спокойно бежит под вторым арендатором, и уже после этого будем думать о собственной лошади. Но ни в какую. — Ты прям будто денег заработать не хочешь. Или Фанни некем будет закрыть? — У меня нет проблем с клиентами, я всегда смогу закрыть Фанни, но также я очень забочусь об этом ребёнке. Там, где есть качество, деньги будут всегда. А о каком качестве будет идти речь, если я сейчас возьму ему лошадь уровня Малого года на три, а потом мы будем искать что-нибудь по типу Среднего? Для мам продавать животинку — всегда стресс. Член семьи же уже, — и, перебив себя, восклицает поощрительно в рацию: — Вот! Ну вот же! Можешь же, когда хочешь! Подбери его лучше и сокращай галоп, сокращай, веди его в коридоре, подсядь немного назад, плечи расправь, сделай полуодержку! Умница! Умница! По следующей стенке прибавь, в конце сократи! Молодец! Похлопай лошадку и дай ему сахар. И себя тоже похлопай. Шагайте. — А сахар себе тоже давать? — широко улыбаясь и слегка запыхавшись, пищит мальчишка верхом на гнедом ганновере по имени Фанни. Фанни делят два клиента — Чимина и Хосока, и каждый из них приходит строго в свой день и не более. Ещё Фанни очаровательный конь, как раз самый что ни на есть под ребёнка — Сынми маленький ростиком, болезненный, худенький и очень-очень отзывчивый, и ему нужен был друг, чей характер будет прощать ему слабости и ошибки по детству. — Тебе дам конфетку, как разберёшься с конём. Потом съешь, — а Чимин, как бы Чонгук ни бубнил, и впрямь крутой тренер, у которого всегда с собой есть настоящий арсенал для поддержки и утешения его «маленьких птенчиков». Вот и сейчас его кроха-спортсменчик, довольный до ужаса, едет шагом дальше по стенке. К слову, как черепаха, поэтому лучший друг вынужден снова взять в руки рацию и сказать своё: — Подтолкни его, что он там решил поспать под тобой? И расслабь ему подбородный, пусть подвигает челюстью. — Тренер, а можно остаться помочь? — задаёт Сынми громко новый вопрос, подаваясь вперёд и выполняя задание с подбородным ремнём. — А ты уроки все сделал? — интересуется рация на другом конце манежа. — У меня каникулы! — доносит эхо до трибун очередной робкий писк. — О, отлично тогда, — с дьявольской улыбкой сообщает Чимин. — Я покажу тебе новую лошадь, ты её мне почистишь... а потом я пойду самоубьюсь, — последнее он говорит не в рацию, а мученически куда-то там в потолок. Но у ребёнка могут возникнуть вопросы, поэтому нужно нормально продолжить: — А я потом пойду рискну сесть на неё. Только есть дело, Сынми. — Какое? — Я пойду туда с Чонгуком, потому что случай там сложный, а конкуристы пообещали мне не приходить с прыжками до вечера. Можешь выпустить Фанни и Декстера погулять в левады. Дальше я сам разберусь. — А можно почистить Вестона? — шепчет мальчик с восхищением, на очередном круге шага подходя снова к трибунам. — Нельзя пока, Сынми. Он жеребец. И очень хитрый. Не дай бог переломает тебя, что я потом твоей маме скажу? — Что я почил смертью храбрых! — со знанием дела отвечает мальчишка, паркуя спорткар и осторожно слезая с него. Фанни незамедлительно тянется к своему арендатору с закономерной ревизией на предмет какой-то вкусняшки, однако Сынми, надевая большие роговые очки, бойко отпихивает любопытную моську и идёт заправлять стремена. — Сынми, — поднимаясь с трибуны и следя за тем, как ребёнок совершает завершающие штрихи тренировки, Чимин едва смех может сдержать: — Ты не можешь пытаться умереть смертью храбрых! Тебе даже тринадцати нет! — Вы так говорите, потому что вы мой тренер и вам надо так говорить, или потому что вы правда так думаете? — Я правда так думаю, мелкий, — садясь на перегородку, Чимин кидает спортсмену конфетку. Правда, та почти перехватывается любопытным непугливым конём, однако Сынми с Фанни уже знаком достаточно долго, чтобы они порой буксовали друг с другом по-дружески. Вот и сейчас, не позволив коню съесть свою сладость, мальчик смотрит на тренера прямо в упор. — А как тогда мне впечатлить девчонок, Чимин-ним? — детская наивность так проста и невинна, что Чонгук, не сдержавшись, громко гогочет. Отчасти из-за сути вопроса, отчасти — из-за рожи гея Чимина, что смотрит на своего подчинённого с плохо скрываемым ужасом и пытается слегка увильнуть, однако по факту — роет себе яму поглубже вопросом: — В каком это смысле? — В прямом. Вот моя мама постоянно говорит моей тёте, как сильно вы её впечатляете, — на этом моменте Чонгук фактически воет беззвучно, надеясь, что в малыше Сынми ещё слишком мало жизненной мудрости, чтобы понять причину его тихой истерики. Чимин же белеет на этих словах. А уже на следующих — становится синим: — Поэтому у кого, как не у вас, тренер, спрашивать, как впечатлять женщин! Будь Сынми старше, Чимин бы ему всенепременно рассказал бы о том, как сильно он любит крепкий член в своей заднице — Чонгук в этом уверен. Поведал бы, что женщин манит он лишь из-за характерной чуткости и куда большей терпимости по причине того, что он в них не заинтересован от слова совсем. Никто не ненавидит женщин больше, чем гетеросексуальные альфа-самцы. А Чимин не альфа-самец. Чимин любит секс с мужиками и своего тренера уже множество лет той самой романной любовью, что мешает ему жить максимально. Так что советчик из него так себе, знаете ли. Особенно в том, что касается влечения женщин к мужчинам. Да и даже в том, что касается «мужских братских чувств», он достаточно слаб. Он всё ещё остаётся тем человеком, который когда-то поддался эмоциям, стоило крашу жениться, и нашёл себе папика старше себя лет на -дцать, которого бросил, как только Намджун развёлся. — Я... — давит Пак, глядя в детские глазки, а Чонгук уже не может смеяться бесшумно, так что встаёт и идёт прочь из манежа. Сегодня день выездки, так что конкуристы после обеда не прыгают. Можно безопасно сесть на господина Лютика и попробовать что-нибудь сделать — нога уже совсем зажила, так что он постепенно возвращается в строй. Тэхёна всё это время он снова не видит — у них разное время работы, а обмениваться телефонами Чонгук не планирует ближайшую вечность: не в его, в общем-то, правилах сдаваться легко — особенно тем, кто явно имеет тенденцию к, как говорят в гетеро-мире, охоте. Звать того полудурка звучной пошлостью «хищник» Чонгук не планирует тоже — хотя бы лишь потому, что добычей себя не считает, но не может не признавать: ему весьма интересно, что Ким решит предпринять. Может, вообще ничего — и это тоже будет совершенно нормальным. Чонгук не расстроится, честно — не он же раз за разом проигрывал в своей голове возможные варианты их диалогов и задумывался, какой этот парень в постели. В конце концов, это не так уж и важно: подумаешь, появился в зоне чонгукова радиуса охрененно красивый мужик, который является профи в том, что он любит и делает, верно ведь? Ведь это совсем не Чонгук всю свою жизнь искренне верит, что самые горячие люди — это те самые, кто уверенно и почти что играючи делают то, что умеют отлично. И Ким Тэхён же совсем не является вот таким человеком. Так что, да, если тот хам с чередой колких вопросов всё же решит не проявлять к нему интерес, то Чонгук совсем не будет слушать свой плейлист для пиздостраданий примерно раз сто, пока не попустит и не позволит дальше плыть по течению — ну, а пока перед тем, как забрать Лютика из рук коновода, есть время курнуть. В моменте, когда Чонгук поднимается из манежа по лестнице вверх в комнату для курения, он уже почему-то внезапно смиряется с фактом, что конкурист решил забить болт на их флирт, и доходит до точки, когда понимает: горячих мужиков в мире много, и каждый из них достоин внимания — Ким Тэхён не один на планете. В секунду, когда он жмёт на ручку двери, впрочем, задумывается, с чего начать эру нытья: с Селин Дион или Леоны Льюис, которые являются своего рода заглавками в его плейлисте для страданий. А затем дверь всё-таки открывает, видит на диване Тэхёна, который сосредоточено смотрит на экран своего телефона, очевидно, забыв, что запалил сигарету, которую держит в свободной руке. И сразу как-то, знаете, в голове залпом проносится знаменитое: «It's Britney, bitch!», а к лицу липнет маска надменной скотины, потому что Чонгук правда хочет сказать бодрое: «Хорошего дня тебе, самодовольный засранец!», но получается только: — Ты сейчас пол засрёшь, у тебя прогорело до фильтра почти, — с насмешливым фырканьем и нарочито вальяжным падением на диванчик напротив. Для эффекта надо было бы ещё закурить в этом полёте, но он просто был не уверен, что не сожжёт себе чёлку или вроде того. Поэтому, да, закинув на бедро щиколотку, в показушно расслабленной позе смотрит куда-то в манеж. Абсолютно пустой, потому что Чимин, прихватив своего ученика с чередой неудобных вопросов в комплекте, отчалил куда-то в конюшню. — Ебать грунт охуенный, наверное, раз ты так пристально его изучаешь, — раздаётся ехидное. — Я всегда слежу за его качеством, — быстро находит Чонгук отмазку для своей неудачи, повернувшись к Тэхёну. На лице конкуриста играет насмешка, он тушит бычок в одной из местных пепельниц и, убрав телефон в карман бридж, снова прикуривает. — Поэтому да, охуенный. Иначе бы я тут не стоял. — А я уж подумал, что это ты в недотрогу играешь, — Тэхён смотрит ему прямо в глаза, однако это не тот тип давления, из-за которого Чонгук может испытать дискомфорт: напротив, в момент, когда искра между ними двумя ощущается особенно остро, выездюк принимает позу удобнее — плечи широко расправляет и расслабляет всё тело, всем своим видом показывая тот тип открытости, что сформирован из чувства уверенности. — Мне не нужно играть, — говорит он конкуристу, — и я не могу назвать себя недотрогой. — А кем тогда можешь? — морщит Ким нос с улыбкой. — Гордецом? — Себе цену знающим, — просто отвечает Чонгук, коротко выдохнув дым в пространство между ними двумя. — Не пойду в кровать абы с кем. Я тебе уже говорил. — А пойдёшь на лицо? — один-ноль, мать твою, потому что Тэхён говорит это с такой невиданной лёгкостью, будто они обсуждают погоду. Честное слово, будь Чонгук чуть менее опытным в постельных делах, он бы растерялся немедленно, однако он всё ещё может держать планку наравне с этим парнем, так что отбить этот открытый подкат ему достаточно просто: — А если пойду, какие гарантии, что ты сможешь меня удивить? — Моё честное слово, — откидываясь на спинку дивана и точь-в-точь повторяя позу Чонгука сообщает Тэхён. Правда, Чон не может отделаться от ощущения, что вид этого парня куда больше уверенный (или даже нахальный), чем у него. Надо исправить. — Знаешь, сколько у меня вас таких было? — подаваясь вперёд, интересуется он с неприкрытой насмешкой. — Всех тех, кто говорил: «Детка, со мной ты увидишь небо в алмазах», «Я буду лучшим из всех» и всякое такое дерьмо? Правду ведь говорят: все плохие в постели мужчины всегда громче всех кричат о том, какие они потрясающие. — А знаешь, в чём разница между ними и мной? — точно так же подаваясь вперёд, отвечает Тэхён, зеркаля чужие эмоции. Чонгук в эту секунду уходит в отказ от осознания факта, что между их лицами от расстояния остаётся всего ничего, а сигаретный дым, что срывается с губ конкуриста, потому что он выдохнул его не до конца, выглядит так сексуально, что он готов дать ему прямо в курилке. — Просвети же меня, — предлагает. — Я не кричу, а утверждаю, — и, подмигнув, отстраняется. — Кричать будешь ты, Чон. И на этих словах поднимается, туша сигарету, и идёт на выход из комнаты, чтоб на пороге всё-таки обернуться и, словно бы между делом, заметить: — Сразу после того, как я тебя удивлю на боевом поле, конечно. И оставляет Чонгука сидеть в одиночестве.***
— Знаешь, как говорят, — флегматично произносит Чимин, делая глоток энергетика и равнодушно глядя на то, что происходит на плацу прямо сейчас. — «Как мужик управляется с лошадью, так он и трахается». — Кто так, блять, говорит? — столь же флегматично интересуется у друга Хосок, на того совершенно даже не глядя, но делая глоток колы из банки. — Я так говорю, — равнодушно отзывается Пак с нечитаемым видом. — Я ему верю, — почему-то произносит Чонгук таким же безрадостным тоном, но отличаясь от команды ж/б и отпивая водичку из бутылки из пластика. — Пророк Пак никогда не скажет хуйни. — Слушай младенца, — назидательно произносит Чимин, обращаясь, видимо, к старшему брату Чонгука, но всё ещё не сводя взгляда с того, что происходит за пределами деревянных трибун, на которых они разместили три своих задницы. — Пророк Пак действительно никогда не скажет хуйни. Каждый из них смотрит на плац, сейчас залитый ясным утренним солнцем, однако никто из них — на одного и того же, потому что прямо сейчас копытами топчут грунт три коня сразу. На коней, что любопытно, тоже плевать, потому что у каждого конника есть одна и та же черта — подмечать нюансы работы коллег, чтобы какой-то из них применить когда-то на практике, или же наоборот — не применять никогда. В эту минуту что Чонгук, что Хосок, что Чимин поступаются с одним из незыблемых правил любого спортсмена, но у всех троих есть причина. Вернее, причин, в общем-то, три: Намджун верхом на Лютике; Тэхён — на своём Геральте, а также Юнги на Марселин, и будет грешно говорить, что каждый из них не выглядит чертовски эффектно в седле. Если говорить о тренере тех троих мучеников, что сейчас капают слюной на скрипучий пол трибун за высоким заборчиком, то Намджун по праву считается одним из самых эффектных всадников, которых вы только можете когда-то увидеть. Выездка — сложная штука, и требует минимум спешки, но максимум — той связи с лошадью, которую не каждый спортсмен способен установить, однако коуч в этом деле не зря зовётся своего рода профи. К его посадке не докопается даже самый мерзкий судья, а Лютик, который не очень любит работать на улице, прямо сейчас сосредоточен не на внешних факторах по типу птичек или шума мясистой листвы на деревьях, а на конкретных задачах. То, с каким умением тренер умудряется сдерживать интенсивного и постоянно спешащего чонгукова дурня, заставляя того делать и думать, многого стоит. Чонгук пусть и может звать себя опытным, но должен смотреть прямо сейчас на контакт своей лошади с чужим, более опытным телом. Его проблема заключается в том, что он совершенно не смотрит. Потому что неподалёку от места, где Намджун отрабатывает полупируэт на галопе, Тэхён делает Геральту тренинг, и сейчас младший из двух братьев Чон хорошо понимает, о чём говорит его друг. Геральт — это не лошадь, а в натуральном смысле этого слова машина. Таких крупных коней голштинской породы Чонгук, наверное, ни разу не видел — и тот факт, что Тэхён решил не отрезать тому яйца, говорит очень о многом. Например, в общем-то, также о том, что Ким ебанутый на голову. Жеребцы часто бывают, как говорится, «заснувшими», и к их числу относится Лютик — те самые ромашечки-масики с низким либидо, которые на кобыл не реагируют от слова никак, а потому с ними очень комфортно работать, совсем, как с меринами, которые физически не могут почувствовать сильного полового влечения. И это ни хрена не о Геральте, который даже в процессе работы косит бешеным глазом в сторону вороной Марселин, которой на него вообще откровенно насрать, и не затыкается ни на минуту. Видно, что порой Тэхёну стоит усилий держать коридор и отвлекать на себя эту детину, дабы тот не пытался поставить копыта Юнги прямо на голову в своих попытках поиграть в осеменителя. Объективно, Геральт не входит в тот список коней, про которых Чонгук может сказать: «Очень красивые» — невзирая на то, что с точки зрения экстерьера породы серый голштинец Тэхёна слажен невероятно отменно. У него пропорциональные его гигантским размерам длина тела и размер головы; форма черепа — как со страницы учебника, работа мышц слаженная и очень правильная, без каких-либо патологий, а мах копыт широкий и импульсивный, что в большом спорте важно. Однако при этом он выглядит реальной машиной: широкий, очень раскаченный, напоминающий большого бизона, который затопчет тебя, не моргнув даже глазом — Чонгуку такие не нравятся, потому что порой для того, чтобы заставить таких мастодонтов двигаться эстетично и привлекательно с точки зрения выездки, требуется приложить много совершенно лишних усилий. Ему куда больше нравятся такие кони, как, например, Лютик и Гидеон: тонкие, звонкие, равномерно раскаченные что по мышцам крупа, что по грудным, готовые с места сорваться только от одного касания ноги по боку — одним словом, весьма элегантные, тонкие, звонкие. А не вот эта махина, которая весит под тонну. Хотя, если верить глазам, Геральт парадоксально трудолюбив, чувствителен и импульсивен для своих-то размеров — однако же, стоит смириться: едва ли дело в его золотом, как шёрстка ретривера, норове, скорее, здесь замешан подход к работе Тэхёна, который купил коня под себя и заточил его так, как удобно только ему. В конце концов, невзирая на то, что конь постоянно норовит отвлечься на кобылу Юнги, Ким полностью его контролирует: такая синергия всегда поражает любого толкового всадника, а когда речь идёт о действительно сложном коне, то достойна как уважения, так и респекта. Однако когда Геральт бежит мимо трибун, топот стоит такой грузный и громкий, будто и правда слон движется, а не голштинец. Хотя сильный, высокий Тэхён с большим количеством мышц едва ли чувствует тот дискомфорт, который мог бы верхом ощутить, к примеру, тонкий Чимин — у этого парня конь грубый и мощный, совсем под стать своему спортсмену. Так что, да, эта гармония хаоса Чонгука весьма завораживает: хоть потому, что езда Тэхёна достаточно властная, грубая, во многом резкая, однако до контрастного бережная, совсем не травмирующая — Ким хорошо знает, что делает, и доминирует над очевидно доминантным конём, и не даёт тому даже шанса на то, чтобы оспорить позиции в их спортивном тандеме. Марселин же относится к тому типу коней, которые Чонгуку нравятся очень — настолько, что будь они с Юнги ближе, он бы поклянчил присесть. Темпичная, энергичная, звонкая, однако при этом сосредоточенная на том, что от неё требуется в данный момент — у неё наверняка лёгкий прыжок и отличный баланс. Совсем, как у Юнги, чья работа вызывает уважение тоже: конкурист сейчас тоже не прыгает, а делает тренинг, однако отлично заметно, как держит баланс. Работа у него достаточно мягкая, вовсе не грубая — что очевидно, поскольку он имеет дело с импульсивной кобылой, а сам он держится очень уверенно, но всё же расслабленно, так, как может держать себя тот, кто хорошо знает, что делает, и сохраняет спокойствие в любой ситуации. — Намджун работает всех коней бережно и с большим количеством поощрения, — постно сообщает Чимин, и в этот момент тренер, поправляя положение головы Лютика путём небольшой лёгкой подсказки по заду выездковым хлыстом, проезжает мимо их бравой команды с негромким: «Ты ж молодец, ты ж мой хороший!», не обращая на зрителей никакого внимания. Чимин же, застонав что-то бессвязное, упирается лбом в перекладину, продолжая бормотать что-то похожее на: «Почему я не лошадь?». — Юнги всегда точно знает, что делает, планируя ход тренировки заранее, и работает чётко, уверенно и со знанием дела, — комментирует Хосок очевидное с той же блёклостью в голосе, с какой Чимин комментировал коуча мгновением ранее. — Он доминирует мягко, но шансов не оставляет: словно играючи загоняет лошадь в психологический угол, поощряя на то, чтобы она ему подчинилась, — и со вздохом пристраивает свой лоб рядом с башкой их общего друга. — Тэхён мощный, грубый и агрессивный, однако бережёт психику Геральта, и я не хочу разгонять эту тему, — ставит точку Чонгук и делает большой глоток воды. — Хосок, какой Юнги в сексе? — неожиданно задаёт Чимин свой вопрос. Двойняшка Чонгука подскакивает, мгновенно краснея, и давится воздухом, глядя на них с таким видом, будто ему только что сказали пойти и утопить пару котят, однако Пак, вздохнув, поясняет: — Мы проверяем гипотезу. — Разве пророк Пак ошибается? — пытается избежать щепетильной темы Хосок, однако натыкается на колкий взгляд младшего из них двоих и вздыхает: — Окей, да. Юнги очень уверенный дом из тех, которые после того, как заставят тебя увидеть звёзды на потолке, приносят тебе тёплый чай и предлагают посмотреть вместе фильм. Теперь вы понимаете, где зарыта собака? — Он просто о тебе позаботился после того, как вы впервые потрахались, твоя заниженная самооценка заскулила, как побитая псина, и сердце решило, что он — твой единственный? — выпрямившись, уточняет Чимин, вскинув бровь. — Ну, — и Хосок отводит глаза, — ...да, так и было. После нашего первого раза он принёс мне в кровать чай с печеньем и предложил посмотреть то, что я люблю больше всего. Потом разрешил мне остаться у него на ночь, сделал мне завтрак и вызвал такси. У меня не было шансов. — Мне кажется, это всё идёт из семьи, — и Пак, прищурившись, смотрит уже на Чонгука, — объяснись, почему Хосок влюбился в левого чела после того, как тот его трахнул, посмотрел с ним в кровати кино и сделал завтрак наутро? — А разве не половина мира так въёбывается после того, как всё вышесказанное становится в одно уравнение? — уточняет Чонгук. А затем, задумавшись, чешет затылок и тянет: — Когда нам с ним было семь, мама купила нам трусы с Халком и со Спайдер Мэном. Он хотел с Халком, но накануне переиграл в комп на пятнадцать минут дольше меня, и поэтому я забрал их и оставил ему паучка. Может быть, с тех самых пор он игнорирует Мстителей и его тянет к тем, кто может подарить ему новые. — Юнги не подарит мне новые трусы с грёбанным Халком, потому что это — пункт «а» — ёбаный кринж, и — пункт «б» — наша семейная тайна, а ещё! — восклицает Хосок, — стоит добавить пункт «в»: у него вообще нет причин для того, чтобы дарить мне трусы! — Какой размер? — по классике жанра раздаётся со стороны плаца, и, икнув, Хосок явно желает самоубиться прямо на месте, потому что кобыла Юнги стоит неподалёку уже, очевидно, с какое-то время, тщетно пытаясь попробовать куст, что разделяет трибуны и боевое поле вторым рядом после заборчика. — Мин, я просто в восторге с того, как ты всегда появляешься в нужное время и в нужном месте, — от чистого сердца произносит Чимин, глядя на конкуриста, лицо которого всё ещё выражает слишком мало эмоций, чтобы можно было понять, как много из их разговора о нём же он слышал. — Ты за эту способность душу дьяволу продал? — Типа того, — спокойно пожимает плечами, обтянутыми тканью чёрного поло, Юнги. Очевидно, постная рожа, чёрная кепка и хвостик являются его фирменной фишкой вопреки правилам безопасности при работе верхом. — Я просто услышал, что вы говорите о Мстителях и понял, что тема стоит того, чтобы сделать небольшой перерыв в тренировке. А ещё он умеет шутить с постным лицом. Черта, если честно, пиздатая — вот Чонгук всегда ржать начинает, пока пытается рассказать кому-нибудь шутку, и, сгибаясь от хохота, не может даже дойти до момента, когда и его собеседнику будет смешно. Поэтому Хосок, Намджун и Чимин просят его никогда не шутить. — Правда, я не мог даже догадываться, что дело в трусах Хосока, — продолжает Юнги абсолютно спокойно, а двойняшка Чонгука вновь издаёт громкий стон: — Забудь об этом. Они просто несут херню, как и всегда. — Ты не хочешь трусы с Халком? — вскинув чёрную бровь, уточняет Юнги. — Он очень хочет, — отвечают Чонгук и Чимин за Хосока в воодушевлённом синхроне. — Я хочу, чтобы вы двое заткнулись, — замечает Хосок, — а не трусы с Халком. Если быть откровенным, то когда Юнги рядом, я предпочитаю быть вообще без трусов. — Ой вэй, — и на губах конкуриста появляется — мамочки, он это всё же умеет! — тень лёгкой усмешки. — Запомню на будущее. — Да уж, постарайся, пожалуйста, — с видом бравого воина, который включил запасной резерв храбрости, отвечает Хосок. Покачав головой, Юнги отъезжает работать дальше — а вот двойняшка Чонгука, что очевидно, отъезжает в неком метафорическом смысле, потому что со стоном облокачивается на деревянную спинку лавки и бормочет что-то невнятное. Чонгук на это только лишь хмыкает: его брат не дурак — хорошо понимает, что реакция этого парня на вороной кобыле была весьма однозначна, так что, так сказать, Бог теперь в помощь и лекарство от геморроя. Однако ликует он, в общем, недолго: спустя пару минут после Юнги на том же месте застывает машина-убийца голштинской породы, а всадник упирается взглядом хитрых карих глаз прямо в Чонгука, чтобы без намёка на хоть какое приветствие, протянуть самоуверенно: — Ты в местных стартах через две недели будешь участвовать, Чон? Внезапно. — Хочешь прийти меня поддержать? — склонив к плечу голову, уточняет Чонгук не без вызова. А Тэхён, широко улыбнувшись, ему, сука, подмигивает, чтобы ответить: — Типа того. — Окей, да, буду, — выездюк пожимает плечами. — Нужно проехать, чтобы вернуть Лютика в спортивную форму. — А что поедешь? — продолжает Ким допытываться. — Малый. Так к чему такой интерес? — Думаю о небольших условиях челленджа, — вдруг сообщает Тэхён и отъезжает, больше ничего не сказав. Сначала Чонгук не понимает, что именно этот нахал имеет в виду. А потом до него, сука, доходит. — Он что, тоже собирается ехать? — округлив глаза, шипит Чимин злобным котом. — Да что он о себе возомнил, чёртов засранец?! И, словно в подтверждение всего только что сказанного, Тэхён сокращённым галопом заезжает на длинную диагональ лицом к трибунам, делая это, собака сутулая, ровно и чисто — Геральт даже не думает, чтобы попробовать сделать в сторону лишнего шага, и разгибается после угла прямо и чётко по коридору. А после этого — начинает менять ноги в три темпа: чисто, чётко, без какого-либо сопротивления и совершенно не путаясь в своих же ногах. Тэхён, глядя Чонгуку прямо в глаза, рассчитывает расстояние так, чтобы их получилось ровно пять штук — и чтобы последняя менка пришлась точь-в-точь на букву. Совсем, как в схеме Малого Приза. — Я думаю, что я смогу с тобой потягаться, — сообщает Ким с широкой улыбкой, переводя Геральта в шаг (и переход этот тоже выходит чётким и плавным) и хлопая коня по могучей шее в знак поощрения. — С боковыми он тоже отлично справляется.«Но я абы с кем в кровать не ложусь. Вот взъебёшь меня как-нибудь на конном поприще, тогда сам подставляюсь тебе. Удивишь меня, Ким Тэхён?»
— Он же огромный. Разве он может быть таким гибким? — выходит из комы Хосок, с интересом глядя на Геральта. — Он не был, — пожимает плечами Тэхён. — А потом попал в нужные руки. И на этих словах выпускает поводья, позволяя коню вытянуть шею, и отправляется мирно шагать по стене, давая возможность хорошо отдышаться своему жеребцу. — Тэхён следует старому правилу: любая прыжковая лошадь должна уметь хорошо бежать Малый Приз, — раздаётся вдруг голос Сокджина где-то под чонгуковой жопой — и, айкнув, Чон подскакивает, чтобы увидеть голову третьего из конкурной команды. Этот придурок, минуя кусты и деревья, действительно пробрался к ним под трибуны, а теперь стоит там, под сиденьями, и смотрит снизу вверх с таким ангельским видом, будто не из-за него Чонгук только что инфаркт не словил. — Он же любит выпендриваться. Когда на маршруте нужно резко сменить направление, он буквально делает полупируэт на галопе. Судьи от такого ссут кипятком. Ему ничто не стоит заявиться на ваши выездковые старты — у Геральта движения клёвые, так что соперником он будет серьёзным. — Почему ты говоришь мне об этом только сейчас?! — шипит Чонгук зло. Рожа Сокджина же, в свою очередь, становится ещё невиннее прежнего: — Потому что я был свидетелем вашего челленджа и своим молчанием оказываю тебе, Чон, большую услугу. — Что, блять, за челлендж? — Чимин хмурится и смотрит на своего лучшего друга. — Мы с Тэхёном поспорили, что я трахнусь с ним, если он сможет меня поиметь где-нибудь на боевом поле, — кисло отвечает Чонгук. Хосок снова давится воздухом. — И ты молчишь?! — восклицает Пак с возмущением. — У тебя есть возможность проверить нашу гипотезу, и ты молчишь?! Крыса! — Ты так говоришь, будто меня так легко победить, — Чонгук сильно хмурится, но тут его брат вспоминает о том, что у него есть речевой аппарат и вклинивается в их диалог: — Справедливости ради должен отметить, что нет. Но в этот раз ты продуешь со свистом! — Извиняюсь сердечно! — теперь очередь на возмущение доходит и до Чонгука. — Но чего это ради?! — Ради науки, — без даже намёка на угрызения совести заявляет Чимин. — Какой, в жопу, науки?! — Той самой, — поддерживает этот цирк Ким Сокджин. — Так сказать, жопной. — Тебя вообще-то не спрашивают! Ты, блять, предатель! — уперев руки в боки, отрезает Чонгук. А потом смотрит на брата и лучшего друга и только и может, что уныло вздохнуть: — Все вы. — А что ты там вообще делаешь? — глядя на Джина, вдруг уточняет Хосок. — Я тут в сторонке от всех движух кошку прикармливаю, — раздаётся снизу в ответ. — Я назвал её Принцесса Пупырка. Она уже отзывается! — Гик, — тянет Чонгук. — Фетишист, — кивает Чимин. — Извращенец, — ставит точку Хосок. — Чонгук, я бы на твоём месте всё-таки не особо переживал, — вдруг с серьёзным видом сообщает Сокджин, игнорируя все три ярлыка. — У нас в воскресенье домашние старты. Тэхён, может, ещё успеет включить свою голову и отключить конкретно головку, и вспомнит об этом. Два старта за месяц после того, как Геральт чиллил несколько месяцев — это достаточно жёстко. Он конёк неплохой, но часто подтупливает. И порой сильно нервничает. Так что он вряд ли заявится на ваши старты. ...— «Вряд ли заявится», да. Разумеется, — цыкает Чонгук уже на следующий день, глядя на списки предварительных участников соревнований по выездке, которые администрация базы разместила возле ресепшена. Всё предсказуемо до дурацких банальностей: помимо приезжих в зачёте по молодым лошадям выступают Хосок и Чимин, в зачёте Среднего Приза выступают — ого! — Хосок и Чимин, а вот по Малому... «Чон Чонгук — Люцифер. Ким Тэхён — Геральт». От души, господа. — Может быть, ещё снимется, — задумчиво тянет Хосок. — Если уже заявился на старты — не снимется. Разве что ногу сломает, — раздаётся голос Юнги за их спинами. — Он упёртый засранец. Интересно, кто из вас двоих лучше проедет, — произносит задумчиво, глядя на Чонгука прямо в упор. — Делаем ставки? — потирая руки, как злой лепрекон, предлагает Чимин. — Десять тысяч вон на Тэхёна! — Десять тысяч вон на Тэхёна, — пожимает плечами Юнги. — Десять тысяч вон на Тэхёна, — вдруг заявляет тот человек, которого Чонгук привык считать своим братом двадцать лет жизни. — Никаких тебе трусов с Халком, собака, — повернув к Хосоку башку, сообщает Чонгук абсолютно спокойно. — Это ради науки, — Хосок совсем не расстраивается. — Науки? — проявляет Юнги редкую заинтересованность в их диалоге. — Чонгук и Тэхён поспорили, что если Тэхён победит на боевом поле, то Чонгук с ним переспит, — сдаёт без утайки Чимин все карты за раз. — Вот оно как... — задумчиво тянет Юнги, снова глядя на одного из фигурантов дурацкого спора, но теперь уже с интересом. — Чимин, есть возможность поменять свою ставку? — Для тебя, душенька, всё, что угодно, — отвечает Пак с чёртиками в карих глазах. — Хочешь поставить теперь на Чонгука? — Двадцать тысяч вон на Тэхёна, — поясняет Юнги и, отсалютовав всем тут собравшимся, под гогот Чимина с Хосоком идёт к лестнице, ведущей в конюшню.***
— Что мы здесь делаем? Это первый вопрос, который Чонгук задаёт, стоит им троим оказаться на территории базы уже через несколько дней. Если точнее, то в воскресенье, и толпа тут такая, что яблоку негде упасть: прямо сейчас тут, как говорится, и стар, и млад — тренера шумно подбадривают своих спортсменов; кто-то орёт по-конячьи; кто-то натурально визжит по-человечьи так громко, как будто его кто-то режет. Всё свободное пространство заставлено приезжими на время стартов коневозами, рядом с которыми дежурят водители. Каста водителей коневозов всегда Чонгука восхищает по-своему: как правило, в любой стране это те самые люди, которые круглогодично выглядят очень уставшими, но враз оживают, стоит только им сесть за баранку и включить свой шансон. Откуда-то со стороны одного из манежей раздаётся проверка звука из больших музыкальных колонок, закреплённых под потолком — приглушённый звук неясного голоса доносится даже сюда, а затем сменяется музыкой. Прислушавшись, Чимин со знанием дела говорит: «Моя королева!», потому что он, как и любой себя уважающий квир, склоняет колено перед госпожой Джерманоттой, а другое — свободное — перед творчеством Бритни. Музыку быстро проводят на все колонки по базе, и теперь «Pocker face» звучит по всей базе — Чимин незамедлительно начинает качать бёдрами и бесшумно петь в такт. Мимо проносится с диким нечеловеческим воем стадо орущих детей. Хосок, который принципиально не тренирует никого младше четырнадцати, несколько вздрагивает и заступает брату за спину. — Ненавижу детей, — сообщает Хосок очевидное. — Can't read my, can't read my... — Ненавижу конкурные старты, — отвечает двойняшке Чонгук. — На них постоянно творится какой-то пиздец и постоянно толпы снуют. — She's got me like nobody... — Чимин, бога ради! — восклицают братья Чон хором этому сопровождению своего бубнежа. Пак смотрит на них двоих так, будто они предали родину. — И эти два человека в прошлом году ходили со мной на травести шоу, где пили за творчество Гаги. — Я не пил за творчество Гаги, я просто хотел наебениться, — считает важным Чонгук уточнить. — И мы ходили туда не потому, что хотели попасть на травести шоу, а потому что нас с Хосоком начали пускать в клубы, окей? — Тебя трахнул какой-то парнишка в костюме Леди Баг, — напоминает Хосок, а потом начинает заливисто ржать: — Тебя поимела корейская Маринетт с членом! — Она была хороша, — назидательно сообщает брату Чонгук. — Ни о чём не жалею. — Боже мой, — и Чимин морщится. — Вы можете думать о чём-нибудь, кроме грязной бездушной ебли? — Нам двадцать, — напоминает Хосок. — Мы холостые, недавно вышли из пубертатного возраста, совершеннолетние год, а в США нам до сих пор не нальют. — Хорошо, что мы с тобой не в США, — уточняет Чонгук, после чего двойняшки стукаются друг с другом костяшками. А потом младший из них поворачивается к их лучшему другу и заканчивает хосокову мысль: — Нет, мы не можем думать о чём-то, кроме грязной бездушной ебли. Так зачем мы здесь? — Поддержать Юнги, — пожимает плечами Хосок. — Посмотреть на мужиков в бриджах, — сообщает светловолосый ханжа, который секунду назад попрекал их высоким либидо. — Ну, а конкретно ты тут за тем, чтобы отсосать Ким Тэхёну после того, как он отпрыгает свои сто... сорок? Он же туда заявился? — Да, — Чонгук не должен был этого знать, однако он знает, и две ставшие ехидными рожи не делают легче. — И Юнги с Джином — тоже. — Джина тоже нужно поддержать обязательно. Он, конечно, кринжуля, но родной, свой кринжуля, — вскинув указательный палец, заявляет Чимин. — Почему мы заявились сюда прямо с утра? Высоты будут под вечер, а сейчас тут толпы бесячих детей, которые слишком шумят, — ноет Хосок, когда они идут в сторону главного здания базы. — Как этот частник вообще добился возможности проводить тут старты? Тут так тесно! — Старты проводят и в конюшнях теснее, чем эта, — отвечает Чонгук. — Но сегодня они нам исключили возможность работать. — За это под выездку отдадут завтрашний день, — сообщает Чимин. — Я уже всё узнал. — Вот делать мне нехуй — тащиться сюда в свой выходной! — Встретишься здесь с Ким Тэхёном зато, который будет тут шагать свой спорткар, чтобы избежать крепатуры, — с умным видом парирует Пак, а потом, повернув голову, хмыкает: — Помяни чертей, легки, как на помине. — Это что, мне придётся выёбываться больше обычного? — это то, что Тэхён бросает вместо приветствия, сверкнув острой улыбкой и приветливо помахав команде по выездке. — Приехали нас поддержать? — Нет, — говорят Чонгук и Хосок одновременно с бодрым чиминовым «Да!», которое тот произносит, приобняв братьев за плечи и широко улыбаясь всем троим конкуристам: — Я тут для поддержки Сокджина, а эти двое хотят поддержать двух своих крашей, просто стесняются! — мстит же, зараза. Очевиднейше мстит за все те подколы, которыми его всё это время пичкали Хосок и Чонгук — уж больно улыбка у Чимина широкая, когда он произносит эти слова, и совершенно неискренняя, когда он ставит точку: — Я надеюсь, что вы двое им рады. Ведь работать у нас сегодня не выйдет. — Мне нравится думать, что ты увидишь, на что я способен, — вдруг произносит Тэхён, глядя Чонгуку прямо в глаза... без тени бахвальства. Словно в порыве, простейшем и искреннем, будто они остались вдвоём — на такое не получается кольнуть привычным ехидством, а в горле предательски сохнет, стоит Чонгуку открыть рот для того, чтобы потеряться с ответом. Ещё и сердце стучит. Вот дерьмо. — Я и без того тебя каждый день вижу, — наконец, находится он со словами, силясь не смотреть ни на Хосока, ни на Юнги и Сокджина, ни на — уж, блять, тем более — одного Пак Чимина, который явно похож на чёртика из табакерки в эту секунду. — И знаю прекрасно, что ты сумасшедший. — Но не во время турниров. Даже таких ничкёмных и маленьких, — совершенно серьёзно отвечает Тэхён. — Кстати, об этом, — внезапно подаёт голос Юнги. — Чонгук, давай попробуешь ты? Нас он не слушает. — Блять, не начинай!.. — морщится было Тэхён, однако его товарищу, кажется, абсолютно плевать: он вклинивается между ними двумя без какого-либо смущения и смотрит Чонгуку прямо в глаза какое-то время, словно бы тщательно взвешивая всё, что хочет сказать. А затем всё же решается: — Он чокнутый сам по себе и по характеру, как ёбаный варвар, но когда в нём поднимает голову жажда соперничества, он слетает с катушек. На нас ему наплевать, а тебя он впечатлить всё-таки хочет, — всё это Юнги говорит в своей неповторимой манере: спокойно и буднично, будто Тэхёна нет рядом с ними и он не слышит каждое слово, — поэтому если ты возьмёшь с него обещание, это может сработать. — Обещание? — хмурится Чон, глядя то на Юнги, то на Тэхёна. — И какого характера? — Пусть обещает тебе, что если что-то пойдёт не по плану, то он снимется сразу же, — хмурится Мин. — Потому что это всегда чревато каким-то дерьмом. — Например? — влезает Чимин. — Последний раз они с Геральтом перевернулись во время прыжков системы, которая не стояла в расчёт, — мрачно заявляет Сокджин. — У этого психа было подозрение на компрессионный перелом позвоночника, но — тьфу-тьфу-тьфу! — обошлось. — В тот день все падали, а на распорядителя турнира подали в суд, потому что маршрут был крайне дерьмовый и провоцирующий несчастные случаи, — пожимает плечами Тэхён. — Но тебе вовсе не нужно было заявляться повторно, чтобы отпрыгать! — вскипает Сокджин. — Но ведь я всё же отпрыгал, — скалится Ким, а затем, взглянув на Чонгука, подмигнув, уточняет: — На том старте — единственный, кто по итогу смог дойти до конца. Псих. — Псих, — с восхищением в голосе произносит Хосок. — Геральт не захромал после такого? — У него здоровье, как у деревенской коняги, — отвечает ему конкурист. — Это у вас в выездке все очень нежные. В конкуре всё динамично. Жестоко. Здесь нужно быть сильным как всаднику, так и лошади. — Дней без буллинга выездки: ноль, — резюмирует Джин, после чего, покачав головой, кивает ребятам в сторону базы: — Наш маршрут будет уже через час, так что нам потихоньку нужно идти и готовиться. Так что увидимся! Спасибо за то, что приехали! — Через час? — округлив глаза, уточняет Чимин. — Высоты же ставят обычно в последнюю очередь. — Прихоть хозяина, — поясняет Юнги. — Из-за того, что он очень хочет открыть тут детскую школу, распорядился, чтобы у детей была возможность взглянуть на крутых дядь и тёть, которые прыгают жерди с них высотой. Так сказать, с целью, эм, мотивации или вроде того. — Главное, чтобы Тэхён их не травмировал, — вздыхает Сокджин. — Сейчас как устроит тут, и дети враз разбегутся. — Если не будет никаких косяков с точки зрения техники, то ничего не устрою, — обещает Тэхён. ...— Все трое в одном зачёте, — чего они никак не ожидают увидеть, так это Намджуна, сидящего на трибунах рядом с Наён: тренер знаменитого трио внимательно смотрит за тем, как спортсмены, развивающиеся под её руководством, изучают маршрут, и вид у неё почему-то крайне безрадостный. Почти, как у Чимина, который, конечно же, иррационально ревнует Намджуна ко всему, что умеет дышать, а оттого сильно мрачнеет при виде их тренера рядом с чужим. — Волнуешься? — Маршрут отвратительный, а ещё они перелили грунт в районе системы, — говорит тем временем женщина, пальцем показывая в сторону указанных стрёмных барьеров. Чонгука только при взгляде на них в дрожь бросает, невзирая на то, что стоит тут не все сто шестьдесят: три высоких, тяжёлых барьера вызывают в нём какой-то невнятный страх. — К ней и без того очень крутой поворот, и если Марселин и Бубльгум смогут его проскочить, то Тэхёну стоит задуматься, как он будет туда скоро вписываться. Геральт для своих габаритов очень гибкий, но он всё ещё остаётся огромным. И я всё ещё смотрю на эту сраную лужу, — приглядевшись, Чонгук замечает то самое, на что Наён сейчас сетует: прямо после третьего барьера в системе действительно... скользко. Можно смело сказать: до опасного. — Ты говорила об этом распорядителям? — повернув голову к женщине, уточняет Хосок. — Это травмоопасно. Даже опытные всадники не застрахованы в таких ситуациях. — Да, говорила. Они сказали, что не получится выровнять грунт прямо сейчас, но к метру он устаканится. Главное, чтоб не ценой здоровья трёх моих идиотов, — и, вздохнув, она, наконец-то, садится между Намджуном и только что подошедшими. — Они запретили мне приходить на разминку. На боевом поле Тэхён, Сокджин и Юнги считают шагами темпы галопа между барьеров: Леди Гага в колонках меняется на «Enjoy the silence», и первый припев Depeche Mode настигает их как раз на том повороте на всё ту же систему. Чонгук не уверен, но ему отчётливо кажется, что будь ты даже мастером спорта, в момент смотра маршрута стоит хотя бы сосредоточиться, а не изображать танец Деймона из когда-то бурно шумевшего тайтла, как это делает один Ким Тэхён прямо сейчас у всех на глазах. Чонгуку нравится то, что он видит. Отрицать будет глупым. — Я его тресну, — обещает сбоку Наён. И Тэхён, словно услышав её, возвращается к смотру маршрута. С трибун они видят: если Юнги и Сокджин проходят тот поворот без каких-то приторможений, зная, что его точно пройдут, то Ким останавливается. Делает назад три широких шага, снова вперёд, очевидно, пытаясь представить, как уже скоро будет пытаться вписаться в такой тяжёлый угол, проходит чуть дальше, чтобы соотнести размер Геральта, и крепко задумывается. А после кивает себе самому и идёт вслед за товарищами. Юнги к этому времени уже трогает лужу на грунте носком сапога. И вид у него сосредоточенный, фактически злой. А вот Сокджин в эмоциях совсем не стесняется — уже через пару-тройку минут подлетает к трибунам злым шипящим котом и цедит: — Во-первых, система там стоит опять не в расчёт. — Разве для кандидата в мастера спорта на лошади, которая стабильно ходит маршрут сто шестьдесят, это проблема? — вскинув бровь, тянет Наён. Закатив глаза, Сокджин уже хочет что-то сказать, однако Юнги вновь проявляет свою суперспособность — оказывается рядом с другом вовремя, услышав их разговор, и вставляет весомое: — Это совсем не проблема, когда грунт сухой. Но там лужа, и выбора здесь будет два: либо рискнуть перевернуться, либо криво зайти на барьер и всё сбить. Я могу проехать здесь чисто и занять призовое, но можно эту лужу, хрен знает, там, ну, прикопать хоть? — Они отказались, — отвечает Наён с тяжёлым вздохом. — Сказали, что нарушит устойчивость. — Устойчивость чего именно, я боюсь уточнить? — этот вопрос задаёт уже подошедший следом Тэхён. — Барьера или коней? — Барьера, — говорит ему женщина. — То есть здоровье приезжих спортсменов, да и не только приезжих, их не волнует? — хмурится Ким. — Уже три человека подошли к судьям с этим вопросом. Они ничего не решают, а начкон сказал, что ему было велено оставить всё так. «Если у вас дождь идёт, вы же скачете, тут тоже пропрыгаете, мы сейчас не будем боронить целый манеж» — доношу до вас троих его волю. Дословно. — Ну, пусть тогда людям страховки оплачивает, — хмыкает тот Ким, что Сокджин. — Тэхёну на его «Гелендвагене» там может не поздоровиться. — Его и правда будет тяжеловато выровнять перед прыжком после того поворота, — соглашается тот. — Справишься? — интересуется у друга Юнги. — Раз плюнуть, — пожимает плечами Тэхён. — В зачёте первый едет Сокджин. Тэхён — следом за ним. Юнги, ты последний, — напоминает Наён. — Вам пора на разминку. Тэхён салютует всей группе поддержки. Сокджин манерно кланяется. Юнги пробивает ладонью лицо и просто идёт молча на выход — переодеться. ...Это всё начинается, как и всегда. Чонгуку доводилось быть на конкурных турнирах тысячу раз, и каждый раз у него нервный тик с того, как во время них шумно: дети не перестают голосить, когда первый из всадников выходит на поле. Трибуны не перестают шуметь даже тогда, когда звенит колокол, призывая первого участника к старту: маршрут тот идёт чисто, и все зрители наблюдают за отличной техникой владения телом всадника и прекрасным прыжком его лошади с большим интересом. Ровно до поворота: в него первый участник не вписывается, врезаясь в стоящий следом барьер, и лошадь по инерции прыгает. Снова звенит колокол: всадник нарушил маршрут, а потому снят со старта. — Это будет достаточно быстро, — тянет Намджун откуда-то сбоку. — И очень опасно, — отвечает Чимин крайне негромко. Второй всадник поворот проходит легко, но на системе таранит грудью лошади первый барьер, не успев её выпрямить и удержать в коридоре. Вновь гремит колокол. Всадник исключён из старта и покидает манеж. — Сокджин по счёту какой? — задаёт Хосок вопрос Наён, но получить ответ на него не успевает. Или же получает, однако наглядный. Сокджин очень серьёзен — до непривычного, а Бубльгум явно нервничает, так что ему приходится сделать пару небольших вольтов на галопе и переключить её на себя: мол, давай, детка, ты не одна, всё будет окей. Может быть — потому что и сам Джин косится на кривую систему, которую ему предстоит прыгать уже через пару-тройку минут. Звенит колокол. Джин выпрямляет кобылу, бесстрашно и чисто заходя на все препятствия, и Чонгук ловит себя на двух мыслях сразу. Первая — этот гик действительно силён как всадник, и ему очень нравится то, как Сокджин без спешки и аккуратно преодолевает препятствия. Второе — что Бубльгум наверняка стоила дохрена денег, потому что очень заметно, что в какой-то момент кобыла словно сама собирается с мыслями и вспоминает, что выступает далеко не первый раз в своей жизни. Она, как говорится, начинает «считать сама» — становится видно, что уже на середине маршрута её всаднику становится легче ей управлять, потому что кобыла сама идёт на барьеры. В поворот Джин входит отлично. И на первом барьере системы успевает рассчитать точность прыжка — тот выходит отличным и чистым, как и второй. А затем наступает череда последнего, третьего, с грёбанной лужей — он старается увести кобылу чуть вбок, дабы та не споткнулась, и слегка не успевает дожать перед прыжком. Бубльгум прыгает, но это получается очень неровно: лошадь не успевает как следует поджать свои ноги, и сбивает одну из жердей. Люди аплодируют, потому что на данный момент это выступление является лучшим и единственным, что дошло до конца. Сам Джин недоволен, и это тоже видно отлично: на трибуны не смотрит, мрачно косится в сторону упавшей жерди, и покидает манеж. Чонгук хочет было подняться, чтобы утешить друга по поводу того повала — в конце концов, всему виной то, что он не захотел рисковать ни собой, ни своей лошадью, и ничего в этом нет плохого, ведь так? Но не успевает даже подняться, потому что в манеж заходит уже хорошо знакомая гора мышц серой масти с конкретным парнем на ней. Тэхён в кои-то веки выглядит сосредоточенным, и это так секси, чёрт побери — и Чонгук остаётся сидеть, наблюдая крайне внимательно. — Господи, дай ему самосознания, — шепчет Наён. — Пусть он просто чисто проедет, заберёт своё первое место и на этом мы с этим покончим. — Проблемный спортсмен? — повернув в её сторону голову, интересуется кто-то из зрителей. — Не то слово, — вздыхает она. Судьи в динамике представляют проблемного, а потом звенит колокол. Тэхён с чистотой и словно играючи преодолевает маршрут за Сокджином, ощущая себя явно в своей колее: у Геральта тяжёлый, очень сильный прыжок — наверняка на таких сидеть весьма тяжело, однако это словно не имеет значения, потому что до поворота Ким почти долетает, во многом превосходя Сокджина по времени. И поворот проходит отлично, начав разворачивать своего жеребца куда раньше, чем Джин повернул Бубльгум. На трибунах повисает молчание, нарушаемое лишь тяжёлым стуком копыт. Второе препятствие злосчастной системы пролетает так же легко, как и первое. Чонгук понимает, что, в отличие от того же Сокджина, Тэхён решил не осторожничать вовсе: просто слегка сокращает галоп, давая себе больше времени между барьерами, что стоят не в расчёт, а Геральту — меньше манёвра и скорости. Выход из ситуации, надо сказать, потрясающий, потому что уж лучше потерять во времени пару секунд, нежели заработать штрафные очки — так Чонгук думает, внимательно глядя на то, как Тэхён подъезжает к барьеру на готовом к прыжку коне. А затем Геральт поскальзывается. И, не справившись с собственным весом, с грохотом падает на последний барьер — едут копыта по скользкому грунту, Тэхён, до последнего пытавшийся уравнять падение собственным весом, не может бороться с наукой физикой и падает на землю самым страшным из возможных исходов. Самый страшный исход — потому что его жеребец падает на него сверху и остаётся лежать. Наён в ужасе вскакивает, в манеже сразу же начинается хаос, кто-то просит принести в срочном порядке носилки, а Чонгук в ужасе смотрит на то, как ноги Тэхёна оказываются погребёнными чётко под могучим телом его собственной лошади. Если сейчас Геральт придёт в себя и решит встать, будет страшно, потому что отталкиваться ему предстоит от тела своего же хозяина, который едва ли не сломал себе что-то от таких поворотов событий. Но Тэхёну, который попался в такую ловушку, везёт: конь оглушён этим падением — потом Чимин скажет, что Геральт сильно приложился головой о барьерные стойки, и, видимо, потерял сознание прямо на боевом поле — и толпа медработников успевает вытащить спортсмена до того, как жеребец приходит в себя. В манеж выбегают Сокджин и Наён: пока Тэхёна кладут на носилки, они помогают коню подняться с земли и начинают его успокаивать — перепугался тот не на шутку. Чонгук приходит в себя только в момент, когда Тэхёна, грязного, с серым лицом и зажмуренного, проносят под ними. Порывается сорваться с места немедленно, однако его хватают за руку — обернувшись, Чон замечает Намджуна, который смотрит на него очень серьёзно и произносит негромко: — Отставить панику. Ты там не нужен. Его сейчас увезут. — Я поеду в машине, — отвечает Чонгук, вырываясь, однако Хосок с силой сажает его на трибуны и произносит: — У Геральта есть коновод, которая им и займётся, так что с ним поедет Сокджин — его близкий друг и его член команды. Наён вернётся, потому что Юнги пока что не выступил, а потом они, скорее всего, тоже поедут в больницу. Не устраивай драму, Чонгук. Толпа — это не всегда хорошо. Мы навестим его позже. Уверен, он сам бы не захотел, чтобы ты его таким видел. Доводы очень весомы. Сильно выругавшись, Чонгук садится назад. Юнги выходит в манеж. К слову, единственный в целом зачёте, кто проходит маршрут без падений и чисто, а потому забирает своё первое место, в то время как Сокджин получается третьим. На награждении, правда, их обоих не будет. По понятной причине.