***
inaleryy — eternal winter Хайбара без умолку болтал. Юу постоянно жестикулировал, рассказывая истории из университета, и заливисто начинал смеяться на тех моментах, которые считал особо смешными. Он обращал внимание, что Сугуру его почти не слушал, пропуская мимо себя многое и моментами теряя связь разговора. Помощник понимал, что вся их беседа выглядит как монолог одного человека, ведь сидящий рядом парень редко что-то говорил и лишь покачивал головой, хоть как-то проявляя собственное участие. Продолжая рассказывать ещё одну бесполезную историю, Хайбара пытался подобрать слова, чтобы начать другой разговор, тема которого беспокоила его намного больше. Сугуру закрывался. Погружался в собственные мысли, обрастая коркой, защищающей его от внешнего мира. Юу помнил, что его наставник всегда так делал, когда был слишком сильно расстроен. Но в этот раз всё выглядело иначе. Не получая ответа на свои сообщения, парень ворвался к Гето домой. Нарушив покой, он старался выдернуть Сугуру из заточения, зная, что долгое нахождение в одиночестве не идёт ему на пользу. Обычно всегда помогало, однако сейчас они сидели уже несколько часов, за которые Гето продолжал уходить в себя. Замолчав, он наблюдал за парнем, но тот лишь смотрел перед собой, облокотившись на руку. — Сэмпай? — обратился Юу, проведя рукой перед его глазами. — Что? — равнодушно ответил Сугуру, подзывая к себе Мартина. Кот всё это время нервно бегал вокруг них, периодически жалобно мяукая. Хайбара читал, что животные сильно связаны с хозяевами и чувствуют их эмоциональное состояние. Смотря на белого кота, который не находил себе места, а сейчас, запрыгнув на колени, успокаивающе заурчал, Юу нашёл подтверждение этим доводам. — Тебя что-то беспокоит, расскажешь? — аккуратно уточнил помощник, не спрашивая ничего напрямую. — Не о чем рассказывать, — слишком резко ответил Гето, вставая вместе с котом из-за стола. — Уверен? — вставая следом, спросил Юу. — Да, — расположившись на диване, безэмоционально бросил Гето. — Может, не стоит закрываться? Думаю, если выскажешься, то станет намного легче. Парень сел на кресле и выжидающе смотрел, пока наставник продолжал хранить молчание. Юу не хотел давить, давая время Сугуру собраться с мыслями. Хайбара знал, что в итоге Гето откроется, и он его выслушает, помогая найти решение, а сейчас просто ждал. Времени всегда проходило по-разному, но помощник сидел рядом, ничего больше не спрашивая. За все эти годы, проведённые рядом с Сугуру, Юу смог разглядеть, каким одиноким на самом деле был его наставник. Страсть к искусству являлась его собственным ядом, отравляющим жизнь и требующим жертвовать всем остальным. Дьявольская ловушка, захватывающая в сети и одурманивающая сознание. Смотря на картины, которые рисовал Сугуру, Хайбара признавал его гениальность, но после оставалось послевкусие горечи от осознания, от чего он отказывался, создавая все эти шедевры. Юу им восхищался и хотел хоть чем-то ему помочь, сохраняя его связь с реальным миром, ведь понимал, что вылечить эту страсть невозможно. Такие люди исключительны и оставляют свой след в истории. Хайбара был уверен в будущей известности Сугуру, но боялся думать о том, чего это будет ему стоить. Когда в жизнь Гето ворвался Сатору Годжо, Юу не мог не заметить положительных изменений, происходящих с Сугуру. Наставник стал больше спать, не забывал про еду и меньше пропадал в мастерской. Его обыденное затворничество сменилось реальной жизнью, однако художник так же продолжал рисовать. Но вскоре Хайбара вновь испугался. Отношения с Сатору несли и негативное влияние. Помощник понял это не сразу, лишь спустя немного времени, обращая внимание на детали. Сначала на поведение. То Гето был слишком задумчивым, то слишком активным, хотя обычно сохранял определённое спокойствие. Вскоре он начал замечать эти всплески гнева, вытекающие в беспорядок в мастерской. Хайбара не отрицал, что и раньше Сугуру психовал, если что-то не получалось, но он редко что-то портил, как делал это теперь. Картины, которые Гето рисовал, в них будто бы пропала жизнь. Теперь Юу замечал, как резко друг уходил в себя и как часто это происходило за такой короткий срок. Помощник действительно считал Гето своим другом и тогда сказал правду, назвав его старшим братом. Поэтому Хайбару беспокоило состояние Сугуру. Он хотел чем-то помочь, но пока не знал как. Когда он высказал свои опасения насчёт семьи Годжо, в нём ещё таились сомнения касаемо парня. Он не хотел делать каких-то поспешных выводов, но хотел обезопасить Сугуру на всякий случай. Теперь же Хайбара был уверен, что всё, что сейчас происходит, было связано с Сатору Годжо. — Ты был прав, Хайбара, — неожиданно отозвался Сугуру. — Тогда, когда предупредил. Твоя интуиция тебя редко подводит. — Не хотелось бы всегда быть правым в таких вещах, касающихся тебя, — грустно улыбнулся Хайбара. Это был нервный жест от понимания, что он всегда попадал в точку в чём-то плохом. — Не думай, что я виню тебя в этом. Чувствую, как занервничал, — заботливо произнёс Сугуру, поворачиваясь к помощнику лицом. — Не думаю, просто это тебя всегда подкашивает, — честно ответил Юу, не скрывая собственного беспокойства. — Я переживу. Ты же знаешь, — улыбнулся Сугуру, но Хайбара смотрел в его глаза. Впервые он видел их настолько потерянными. — Давай лучше посмотрим что-нибудь? — весело продолжил Гето, садясь на диване и зовя его к себе рукой. Юу поднялся и сел рядом. Теряясь в том, как себя вести, парень спросил то, что рвалось первым: — Точно всё хорошо? — Давай поговорим об этом не сегодня? — сухо попросил Сугуру, включая телевизор. Хайбара ещё больше растерялся. Он ощущал, что Гето продолжал закрываться и не торопился обсуждать случившееся, и одна часть него рвалась вывести его на разговор. Юу продолжал рассматривать друга. Замечая мелькнувшую надежду во взгляде, отогнал от себя изначально принятое решение. Парень удобнее расположился на диване, а потом улыбнулся. — Хорошо, давай посмотрим что-нибудь. — Спасибо, — облегчённо выдохнул Сугуру, накрывая их ноги пледом и возвращая свой взгляд на экран.***
Сати собирала чемоданы, стараясь не думать о том, в каком статусе она приглашена на вечер. Девушка понимала, что отец не терял зря времени, сразу договорившись о помолвке с господином Годжо. Её тошнило от мысли, что родители так просто продавали собственную дочь ради выгодного контракта. Горько усмехнувшись, Ватанабэ вспоминала, какой холодной с ней всегда была мать. Женщину не волновало, что происходит. Ей были важнее светские вечера и наряды, в которых она туда выходила. С самого рождения всем было плевать на Сати, через неё реализовывали свои новые прихоти на пути к постоянному успеху, а Ватанабэ в какой-то момент поняла, что устала всем поддаваться. Закончив с последним чемоданом, Ватанабэ обвела свою комнату взглядом. Девушке не хотелось покидать эти стены, ставшие ей новым домом. Она понимала, что отправляется в Токио на мероприятие в честь Дня Рождения Мицуо, на которой их с Сатору представят как будущих мужа и жену и после должна была вернуться обратно, но неприятное предчувствие, охватывало её тревожной дрожью. Ей хотелось верить, что она скоро сюда вернётся, что они смогут с Сатору наконец-то добиться свободы. Снять оковы родителей и начать жить так, как не прописано в их ежедневниках. Пройдясь по кругу, Сати прикоснулась к каждой поставленной мелочи, тепло улыбаясь, вспоминая, с чем они были связаны. Это были кусочки её новой жизни, которая здесь началась. Последний раз взглянув на комнату, Ватанабэ вышла, вызывая такси до аэропорта. До рейса оставалось ещё два часа. Сатору должен был встречать её в Токио, но последний их разговор сильно встревожил девушку. Парень рассказал, что Мицуо звонил Сугуру и что после этого случилось, а после доказывал ей то, что сам виноват во всём с самого начала. Сати старалась убедить Годжо в обратном, но он её не слушал. Она чувствовала, что это действие, совершённое господином Годжо, имело собственные цели. Ещё одной его манипуляцией. И, по всей видимости, она сработала, выбивая Сатору из равновесия. Девушка надеялась по прибытии в Японию ещё раз с ним всё обсудить. Ватанабэ была уверена, что Мицуо именно этого и добивался. Ему нужно было вернуть сына к себе ближе, поэтому он создавал нужные условия, при которых Сатору действовал всегда одинаково. Он делал всё возможное, чтобы у Сатору никого не осталось. Немного пообщавшись с парнем ближе, она узнавала о нём больше фактов, позволяющих понять, из чего состояла его связь с собственным отцом. Эмоциональная зависимость, выстроенная Годжо, позволяла легко управлять сыном, направляя его решения в ту сторону, в которую ему было выгодно. Вот почему господин Годжо не лишил Сатору банковского счёта после первого юношеского бунта. Мужчина не хотел этого, выстраивая нужную модель поведения. Привязывал к себе сына тем, что только он всегда рядом и не отворачивается от него, даже если угрожает сделать это. До назначенного мероприятия оставалось ещё четыре дня, и Сати хотела раскрыть Годжо глаза. Помочь ему разобраться, ведь иначе он никогда не сможет избавиться от этой удушающей связи, настолько глубоко проросшей в нём с самого детства. Девушка осознавала, каким коварным был его отец, скрывая собственную жестокость под маской заботливого отца, который просто хотел сделать как лучше. Всё это напряжение, витающее между ними, создано его руками в угоду собственным целям. Доехав до аэропорта, Ватанабэ осознала, что сама поступает неправильно. Она оправдывала себя тем, что хочет по-человечески помочь, но понимала, что это не было единственной причиной. Рассмотрев в Сатору возможность, она ухватилась за неё. Поэтому для девушки было важно достучаться до Годжо, чтобы не потерять свою последнюю надежду. Сати наверняка знала, что если упустит её сейчас, то больше не сможет сопротивляться. Парень вдохнул в неё новые силы бороться и девушка была готова на всё, чтобы не потерять это всё вновь. Девушка не хотела думать, что кого-то использует. Она была искренней в своём желании. В момент, когда Сати хотела сдаться, Сатору появился вовремя, вразумив её, Ватанабэ решила отплатить тем же.***
Приглушëнный свет кабинки ресторана Акито не давал разглядеть эмоции мужчины, сидящего перед Мицуо. Годжо пригласил господина Ватанабэ на деловой ужин, связанный с будущими проектами, но первоочередно хотел обсудить предстоящую помолвку. — Мицуо, повтори, что ты сказал, а то мне кажется, я не расслышал. — Ямато придвинулся ближе к столу, и теперь Годжо мог рассмотреть его серьёзный взгляд. — Я думаю, что мы поторопились, — буднично повторил Мицуо сказанные ранее слова. Это решение далось ему нелегко, однако сейчас оно было правильным. Он знал, каким нестабильным может быть Сатору, а на данный момент парень вел себя нетипично, что настораживало. Все эти дни сын провел в своей квартире, никуда не выходя, что выбивалось из его стандартного поведения. Годжо беспокоился. — Мицуо, я осведомлен, что ваши отношения с сыном далеки от идеальных, но ради его прихотей отказываться от нашего сотрудничества считаю глупым, — непонимающе произнес Ватанабэ и подвинул к себе бокал. — Ямато, я не отказываюсь, — Мицуо удивился, приподняв брови, а после сурово посмотрел на мужчину. Он не ожидал, что Ватанабэ воспримет его слова таким образом. — Тогда объясни, почему мы должны откладывать помолвку наших детей? — Мужчина сделал глоток и продолжил: — Ты сам хотел провести её быстрее, чтоб приступить к слиянию компаний. Я думал, что тебе нужна помощь, чтобы оставаться на плаву в этом бизнесе, — язвительно бросил Ямато последнюю фразу. — Так и есть, и я очень благодарен, что ты согласился, но есть нюансы, которые мне нужно уладить, — требовательно проговорил Мицуо, продолжая буравить партнёра взглядом. — Две недели. Уладь все свои нюансы и займёмся делом, — после долгого молчания ответил Ватанабэ. — Сейчас давай обсудим текущие проекты. Оба мужчины погрузились в разговоры о текущих проектах и провели в ресторане ещё полтора часа. Когда Мицуо вышел на улицу, то облегчённо выдохнул. Годжо беспокоился, что Ямато не пойдет на уступки, но больше всего его волновало, что Сатору на мероприятии мог всё испортить. Поэтому желал отложить дату. Мужчина планировал вернуть сыну здравый рассудок, неотуманенный связью соулмейтов, но на это требовалось больше времени, чем какие-то четыре дня.