Линия Спички

      В Хребтовке стемнело, но фонари освещали уют чистых улиц. У подобной чистоты был спонсор — Городская Управа. Здание Управы засело в самом центре Хребтовки, как жаба в камышах, а всякий знал: там, где власть, там и руки веселее улицы метут.       В тени за деревьями, позади нескольких сутулых домов, в ночное небо вилась она, Спираль. У подножия ждал Лиза. Заметив Спичку, он расслабил руки, что до этого держал скрещенными, и встал на обе ноги.       — Пришёл, хороший какой, — тихо пропел псиглавец в свой чехол.       Спичку обращение моментально разозлило и смутило.       — Чего хотел? — перешёл он сразу к делу.       Лиза усмехнулся.       — Давай за мной, наверх, — кивнул он на лестницу за своей спиной. Готовый идти он уже поставил ногу на первую ступень.       — Сначала чехол сними, — остановил его Спичка.       Лиза замер.       — Не буду, — ответил он, не шелохнувшись, ожидая реакции гостя.       — Тогда никуда не пойду, — заявил Спичка. Разочарование поддушило его изнутри. — Счастливо оставаться. Давай, не болей.       — Псиглавцам не положено снимать, — принялся спорить Лиза.       — Никакой ты не псиглавец! И к тому же, нет такого правила у них, чтобы лицо прятать при ч-честном разговоре.       — Не красавец я у маменьки вышел, — не сдавался Лиза, показушно захныкав. — Вот и скрываю мерзкую личину.       — Да мне-то что? — развёл руки в стороны Спичка. — Снимай.       — Холод-то какой! — взвыл Лиза. — А ну как сниму и простужусь на оба уха. Такая стужа!       — Щас осень.       — Не сниму. Обещал своей покойной сестрёнке!       — Да? — поднял брови Спичка. — Ты мне коньки по три ореха каждый не втирай.       — Не сниму.       — Да на здоровье, — разозлился Спичка. Он развернулся к улице и уже сделал пару шагов.       — Сам снимай, — остановил его Лиза. В этот раз голос его был другой: серьёзный и тихий.       Спичка недоверчиво развернулся.       — Давай уже. Снимай, раз так важно тебе, — указал пальцем себе на голову Лиза.       Спичка шагнул обратно к лестнице. Теперь их с Лизой разделял лишь шаг. Рука сгребла мешок за ухо. Спичка разволновался, почему-то медлил, кровь разогнала мотор в груди и было похоже, что с минуты на минуту из ушей повалит дым.       — Щас загоришься, — протянул голос напротив.       Спичка стянул мешок.       В мужской красоте Спичка ничего не понимал, но вот в нахальности да. Если бы нахальность была минералом, то сейчас, под мешком, он нашёл бы его залежи. Парень, стоящий перед ним, имел такооое наглое выражение лица, что не оставалось никаких сомнений — маска была стратегическим решением, она уберегала его бесстыжее табло от получения ещё больших проблем в жизни. Серая, как мышиная шерсть, шевелюра была приглажена долгим ношением чехла, но теперь прямо на глазах из неё выпучивались клочья. Левое ухо было разрезано поперёк глубоким шрамом, почти делая из одного уха два поменьше. Глаза, натёртые углём для большей конспирации при ношении пёсьего чехла, теперь, без маски, выглядели странно и вызывающе, как у танцовщиц кабаре. Рот улыбался, но только не глаза. Те не мигая и голодно вонзились в Спичку. Ноздри раздувались.       Разглядывая его, Спичка подумал, что веди Лиза другой образ жизни, внешность наверняка позволила бы ему выступать на сцене.       Молчание затянулось. Лиза сжал губы плотнее. Сквозь образ его на секунду проступила злость пополам с опасением. Словно за неодобрение собеседником, ему тут же полагалось наказание в виде десяти ударов палками.       Спичка, не имея на примете ни одного комментария, молчал, так что Лиза заговорил первым.       — Ну что, всё? Уже можно идти? — мотнул он головой к лестнице. — Или тебе ещё, может, мазок из пасти нужен? Так я наплюю, ты только ладони подставляй.       — Ладно, хватит, — смутился Спичка. — Веди, куда хотел...       Ноги зашуршали по ступеням лестницы. Спираль, как и положено спиралям, медленно закручивала себя на пути ввысь. Перед Спичкиным лицом шелестели полы чужого сюртука. Маска вернулась к Лизе и сейчас раскачивалась у него в руке. Теперь, оценив собеседника не прикрытого чехлом, Спичка понял, что Лиза был сверстником скорее Ноткину, чем ему.       Миновав пару пролётов, они оказались на уровне окон верхних этажей. Кусты темнели внизу чёрными ежами.       — Ну что, успел со своей колбой? — не оборачиваясь, спросил Лиза на ходу.       — Ага, — «В самую последнюю минуту», — захотелось добавить Спичке.       — И что ты там варишь?       — Лекарство от чумы.       — От той, которая по Жильникам без пропуску гуляет?       — От неё, — глядел Спичка на чужие пятки. — Уже много сделали.       — И что, лечит?       — Конечно лечит.       — И что, прям совсем? До конца?       — Ну, может, и не совсем до конца. Но я же работаю. Да и Медведь мне помогает с алембиком разобраться. Хотя и по больным больше бегает.       — Во наука! Тридцать три морщины, а простой рецепт понять не могут, — хмыкнул Лиза. — Уже давно есть лекарство.       — Порошочки-то? Да их теперь ищи свищи. Все, у кого порошочек есть, за него держатся, караулят. А подойдёшь, так наутёк бросаются, только мозоли на пятках сверкают.       — Скорее у курицы молоко выпросишь, — согласился Лиза поговоркой.       — К тому же состав никто не знает. Горсть бурды, горсть елды вместе затолкли, — продолжил Спичка. Он давно не ругался. Но сейчас вышло как-то само.       — Те, кто при порошочке нынче — сила, — вещал Лиза. — Сейчас при порошочке и зиму перезимуешь. Это раньше дрова в цене были. А через месяц все поленья отдадут, только чтобы песчаный зуд унять. Даром, что на морозе ног не учуют. Вот тогда-то жизнь и начнётся... Увидишь, — засмеялся он.       Лиза поднимался, потирая руки, довольный, словно отца вернули с фронта, да не пустого, а с мешками, полными конфет.       — А сам-то что? — не понравилась Спичке его радость. — Сам же тоже последние портки за порошочек отдашь.       Лиза замер на лестнице, затем неожиданно развернулся и склонил к Спичке лицо.       — А сам я тогда уже на другой стороне поля буду. На той, которая за высоким забором, — медленно проговорил он, растягивая рот в ухмылке. — И те, кто со мной там окажется, будут мне руки целовать.       Закончив говорить, он выдохнул смешок. Тёплый пар осел Спичке на веснушки. Недовольство было сглотнуто. Мальчишки продолжили путь. Спичка представил описанную спутником картину с холодной зимой и нерешенной болезнью, и она ему не понравилась.       — Я сварю до зимы панацею, — пробурчал он. — Всем хватит.       Они поднимались всё выше, топая вровень крышам соседских домов. Остановились на площадке. Спичка с замиранием сердца огляделся.       — Вот отсюда наши, кому ног не жаль, сигали прошлым летом на крыши, — вспомнил Спичка. — А потом к Исидору старику лечиться ходили.       — Ты боишься высоты? — неожиданно спросил Лиза.       — Нет, — ответил Спичка, и снова машинально. Настоящей высоты он боялся, а при обычной нет-нет да нервничал.       — Идём, — махнул рукой Лиза.       Они продолжили подниматься. Крыши домов остались на две сажени ниже. Теперь почему-то спираль лестницы больше не казалась Спичке безопасной. Он передвигался, чуть согнув ноги в коленях. По обратной стороне бедра заколол холод.       Пришли. Наконец. Последняя площадка. Выше них — лишь чёрно-синее небо. Каменный круглый пятачок был почти полностью пуст, лишь с краю вверх торчал кусок стены.       Лиза разжал пальцы, маска упала наземь.       — Садись, — развернулся он к Спичке.       Спичка оглядел обстановку. Опуститься он решил на два локтя от края, с комфортом скрестив ноги.       — Ха! Это ты так смотреть собрался? — развёл руки Лиза. — Оттуда ничего не разглядеть. Двигайся ближе к краю.       — Ты мне если город показать, так я видел, — отбился Спичка.       — Отсюда, сверху?       — Нет, пониже.       — Тогда ничего ты не видел.       Лиза коршуном сидел на корточках на самом краю. Глупо и опасно. Спичку мутило от одной мысли, чтобы сесть так же. На один локоть он всё же придвинулся к обрыву, но сел так, чтобы справа была стена.       — А скажи, — кашлянул Спичка, чтобы привлечь внимание псиглавца. Смысла в этом никакого не было, ибо Лиза и так неотрывно следил за ним. — А зачем тебе арсенит натрия, а? Это же ведь яд.       — Яд, ага, — просто кивнул Лиза. — Эт я домой, мышей травить и тараканов. Они у нас под полом и под крышей. И хоть бы хер брал этих демонов. Скоро занавески доедят и за нас с тёткой возьмутся.       Лиза звучал складно, и Спичка объяснением удовлетворился. На душе стало тише оттого, что яд был взят для бытовых целей.       — Давай сюда.       — М?       — Ближе сядь, — похлопал ладонью по краю Лиза. — Робеешь, что ли?       Среди всех мужских фобий и страхов мира, вне сомнений самым глубоким был страх уличения в страхе. Полностью это подтверждая, Спичка подсел к краю.       — Свесь ноги. Вот так, — сменив позицию коршуна, Лиза теперь покачивал ногами, призывая спутника к тому же.       Энергично усевшись у обрыва (промедление отняло бы у него всю волю), Спичка спустил ноги вниз.       — Да не ссы ты, — усмехнулся Лиза. — Я подстрахую.       Страховка Спичке была не нужна, но прежде чем он сформировал в голове эту мысль, его спину обхватили. Лиза устроился сзади, и Спичка оказался зажат между его ногами. Теперь он по-настоящему очутился на краю пропасти, а путь назад был отрезан. В панике Спичка успел опереться правой рукой о стену, левую же машинально завёл назад и судорожно ухватился ею за чужую шею.       — Тиихо, тихо, тихо, — выдохнули сзади на ухо. — Всё хорошо.       Пытаясь победить панику, Спичка закрыл глаза.       — Отсядь чуть назад, а? А то я щас свалюсь. Я чувствую. Отсядь, а, Лиза?       — Никуда ты не свалишься. Я же тебя держу.       Над ухом сглотнули. Лиза действительно чуть отодвинулся, но тут же притянул за собой Спичку. Ощущение ловушки, впрочем, ослабло.       Лиза держал его поперёк туловища, аккуратно сжимая фетр рубашки. Пальцами второй руки он находился где-то в районе бедра. Нежное объятие. Ничего подобного раньше Спичка не испытывал. Случалось, его обнимали друзья, но редко. И не так.       Вдали бронзовела крыша Городской Управы. Вид был и вправду хорош. Лучше, чем с нижних площадок. Первые этажи, деревья и кусты утопали в ночном тумане.       На левое плечо легла голова, тело, прижавшееся сзади, под сюртуком было тёплое и гладкое. Спичка познавал эти яркие ощущения. Протест против чужих рук ещё остался... Против подбородка на плече... Против пальцев, мнущих бедро... Спичка шумно вдыхал воздух, пытаясь провентилировать те угли, в которые превращался. Он снова не знал, куда себя деть.       Открытый рот коснулся шеи. Его ощупывали губами. Плотно и настойчиво. На краю сознания всплыла тактика промежглазного удара, но применять её сейчас было всё равно, что отмахиваться картонкой от несущегося поезда.       Он чувствовал, как кожа шеи и щеки то и дело проваливается в чужой рот, становясь влажной и скользкой. Прикосновения были некомфортными, но парадоксально ощущались как блаженство.       Рокот раздался внутри, прогремев до самих перепонок. Запоздало Спичка понял, что стонет. Рубашку с него стянули, а следом и майку, а он лишь сидел под вышедшей луной, между чужих раздвинутых ног и не знал, как это остановить. Руки хватко держали его голову, подставляя щёки и челюсть для поцелуев. Прохлада обдувала. Его плечи вылизывали, волосы тянули назад.       — Хороший... Такой хороший... Ммм...       Вылизывания сменились укусами, сначала приятными, потом болезненными. В конце концов Спичка вскрикнул.       — Всё, всё, всё... — прошептал Лиза. — Всё, больше не буду.       В ухо проник чужой язык, мягкий и влажный. Губы втянули мочку в горячий рот. Спичка кончил, абсолютно дезориентированный, в ужасе от происходящего.       Его зажали ногами сильнее. О поясницу отчаянно тёрся чужой бугор. Четыре толчка спустя Лиза тоже сотрясся дрожью. Он дышал так, словно финишировал сто метров, причём со Спичкой на руках.       — Серёжа... — чуть слышно выдохнул он, упав головой тому на плечо.       Спичка, откинувшись, глядел в небо и думал о том, как так выходит, что ему одновременно может быть так плохо и так хорошо.       — Дай оденусь, замёрз, — пробормотал он.       Прикрыв истерзанные плечи, Спичка поглядел вниз. Привычная умиротворённость вернулась к нему. Со своего бельэтажа он видел всю сцену внизу. Аптеку, мостик, фонари.       Так просидели они, пока не выветрили из себя всю истому, и вскоре разошлись.