Линия Спички

      Сон не шёл. Спичка разглядывал стену. Точнее не её саму, а отваливающийся кусок краски. Краска была стара, и стена выглядела, как треснувшее яйцо, из которого вот-вот должны были вылупиться кирпичи.       Лежал Спичка этим вечером не абы где, а на раскладушке. Оказывается Бурах принёс её днём, вернувшись в подвал аккурат ко времени, чтобы потушить «суп». Медведь признался, что хотел бы переехать из подвала в свой старый дом, дом Исидора Бураха, своего отца, вместе со Спичкой. Там было много места и условия не в пример лучше. Осталось дождаться, когда Песчанка уйдёт из Жильников. Спичку новость взбодрила. Он помнил этот дом и то, как приходил туда к старику.       Раскладушка была удобной, но радость от обретения своего собственного спального места не могла отвлечь от неприятных размышлений. Размышлял Спичка о Лизе. О том, что Бурах сказал про Спираль. Медведь был неправ. Лиза никогда не скинул бы его. А даже если бы захотел, неужели сделал бы это в двух шагах от Городской Управы? Чушь. Так решил Спичка. Такой несогласный он и лежал, уткнувшись в стену.       Он прикрыл глаза. Вспомнились ступени и высокая площадка. Чёрный в ночи город под шатающимися в воздухе ногами. Дух перехватило. В уши пролез шёпот: «Тихо, тихо, тихо». Назад не отодвинуться... «Я же тебя держу». Спичка, громко захлебнув воздуха, распахнул глаза и перевернулся на спину. Вот дурак. Напугал себя сам выдуманной ерундой. А всё Бурах. Спичка глубоко вздохнул. Так и помешательство можно заработать и за каждым поворотом чёрт-те чего начать ждать и от любого скрипа пугаться. Жалкое зрелище. Парень нахмурился. Он таким никогда не был и становиться не собирался. Решив так, он расслабил шею на подушке и пару минут спустя, наконец, уснул.       Следующий день прошёл в заботах. Чума двигалась от Жильников на запад, в соседние районы. Приезжий бакалавр Данковский, патологоанатом Стах Рубин и Артемий Бурах кинулись искать панацею. Каждый из врачей работал с больными своими методами, но ещё ни у одного симптомы не исчезли полностью.       Большой алембик был починен, и Артемий сам ли, или с записей отца, выварил для себя новую формулу. Приносимые им в подвал органы в этот раз пахли дурно, но, заваренные с травами, каким-то образом давали эффект антибиотика. Антибиотик не лечил полностью, но его было много. Бурах возвращался с обходов, то и дело бормоча: «Кровь, кровь... Всё дело в крови...».       Редкая сечь, что росла под стеной, оказалась великой находкой, отвары на ней помогали больным и, по словам Бураха, укрепляли иммунитет. Сам Медведь бегал по заражённым районам, облачившись в защитную одежду, что не пропускала к телу Песчанку.       Тинктур требовалось всё больше, и Медведь впервые полностью доверил их приготовление Спичке. Тот от важности миссии разволновался и воспрял. Поначалу без Медведя выходило плохо и медленно. Первых три бутылки пришлось вылить. Но затем работа пошла споро. Руки привыкли, а ум быстро приучился обходиться без инструкций наставника. Чистая вода заканчивалась, но, к счастью, необъятный резервуар из верхнего цеха мог бы позволить им прожить в подвале год. Ослабив затворы в шлюзах, Спичка спустил воды в подвальный бак.       Работа продолжалась весь день. Под вечер парень так устал, что ему мерещилось, будто сечь из-под стены шепчет ему что-то, шуршит особым звуком. Не про этот ли звук, особый «шум твири», говорил ему Медведь? Спичка тряхнул головой. Дорвав последнюю, он вернулся к работе. На удобренной кровью земле сечь росла быстро. Он знал, что уже на следующее утро увидит новые всходы.       Лиза не появлялся. Оно же к лучшему, решил Спичка. Работы было невпроворот, а приди к жилищу псиглавец, Спичке бы точно пришлось отвлечься.       Бурах вернулся смертельно уставший, но, увидав проделанную Спичкой работу, стал доволен как кот. Он крепко обнял его и, потрепав по макушке, накормил вкусным батоном. В душе растеклось равновесное удовлетворение от того, как всё сработало днём. Спичка был горд собой и Медведем и на душевном подъёме побежал бы хлопотать в лаборатории дальше, если бы не валился с ног.       На следующий день работы вышло меньше. План по банкам оказался чуть перевыполнен, так что Спичка половину дня занимался мытьём оборудования. Лизы всё не было, и он стал придумывать в голове различные сценарии их разговора, когда псиглавец появится. Поначалу Спичка со всей серьёзностью хотел спросить у него насчёт отравления одного из людей Грифа. Но позднее передумал, решив, что залезать в это дело не станет. Насчёт засады на станции Спичка был уверен в одном — спроси он об этом и ему будут врать изо всех сил.       Солнце приобрело тёплый окрас, перевалив за полдень. Лизы не было, и Спичка стал тосковать. Что, если Медведь его так застращал, что он и близко теперь к «Берлоге» решил не подходить? Случиться могло, но поверить в такое было сложно. Спичка вдруг понял, что не знает, где его искать. Где жил Лиза? Бездомным он не был, проживал с тёткой, но где?       Спичка выставлял кастрюли на тумбу, как вдруг услышал грохот кулака о дверь. В неё барабанили изо всех сил, добавляя ещё и ногой. В тревоге помчавшись наверх, Спичка отодвинул засов. Перед ним стоял, а точнее сгибался и хрипел Лиза. Он был без маски и весь в крови. Правая щека и нос изрезаны, губа и бровь разбиты. Руки в ссадинах. Синюшнее пятно расползалось по подбородку, явно оставленное чьим-то коленом.       — Спича... — произнёс он, весь мокрый и вздыбленный, едва не падая. — Спича, впусти...       Договаривал фразу он уже в предбаннике, ибо Спичка стремительно затащил его внутрь. Лиза всё время стонал и хрипел, орошая кровью изо рта бетонный пол. Набросив себе на шею его руку, Спичка стащил его по лестнице вниз и усадил на стул. На стуле Лиза тотчас согнулся, и теперь, качаясь, поливал кровью из носа свои руки.       Спичка бросился к шкафу. На стол полетели бинты, перекись.       — Кто тебя так? — нарезал он трясущимися от волнения руками повязки. — Вар? Мужики Вара?       — Не, — мотнул головой Лиза. — Двоедушники, ублюдки...       — Двоедушники? — опешил Спичка.       — Как толпой драться, так сильные...       — За что они так?       — Черти потому что.       Спичка попытался посадить псиглавца прямее, тот сразу же поморщился. Сидеть прямо для него оказалось мучительно. Били по рёбрам, понял Спичка.       — Просто так, что ли, напали? Что случилось, скажешь, нет?       — Да просто зверьё они... Сволочи все до единого...       Наверху послышался шум. В дверь забарабанили.       — Спича... Не открывай. Не открывай, а? — схватился за него руками Лиза, как утопающий.       — Это они? — убирал его руки Спичка. — Боишься, что сюда ворвутся?       — Спича...       — Не боись, я их внутрь не пущу, — заверил Спичка и побежал наверх. «Кровавая дорожка», — подумал парень, глядя на пол, — «вот как нашли».       Спичка отпер дверь. Перед ним предстала разношёрстная компания. Шесть человек. Все нервные и вздыбленные, как козы на свободном выгуле. Сверстников Спичка сразу узнал. Беспалые перчатки на руках, подвёрнутые шапки, торчащие уши, утеплённые ноги, но распахнутые шеи. Среди Двоедушников целыми были не все — трое имели на себе следы серьёзной потасовки. Один из них морщил порезы на лице, те краснели в опасной близости к глазу, двое других высмаркивали кровь и растирали свежие ушибы.       — Спичка! — крикнула всклокоченная девочка.       — Здорова, Спичка! — повторил за ней парень, что стоял чуть впереди компании.       Остальные тоже поздоровались. Спичка спокойно оглядел их.       — Привет, ребят.       Отдышавшись, Двоедушники начали допрос.       — Лиза-живодер у тебя? — спросил Дымок, тот самый парень, что был впереди.       Остальные присоединились, то и дело выкрикивая из-за спин старших ребят.       — Спичка, Лизка-подлец здесь?       — К заводам бежал! Он у тебя?       Спичка крепко сжал одной рукой щеколду на двери. Двоедушники были в бешенстве. В том самом, которое лучше выражают не крики, а трясущиеся руки. Они были раздёрганы и распалены, как дрова в огне.       — Да, Лиза здесь, — ответил он.       — Хорош, пацаны, — победно выдохнул Дымок, воздев вверх большой палец. — Здесь он!       — Сливайте воду, паря, тушите свет! Нашёлся! — тут же подхватили сзади.       — Да тихо вы! Спичка, извини, что разорались, Медведю привет. Ты нам Лизу выведи.       — Не выведу, уходите, — сжал губы Спичка.       — Это ещё почему? — взвизгнула рыженькая Тата. — Лиза — подлец! Мы ему бойкот, а ты, значит, прощаешь за всё? Пусти к нему! Пусти!       — Чтобы вы его до смерти запинали? Чего накинулись на него? Что случилось?       — Лиза — предатель и гад! — крикнул Кривыш. В руке мальчишка сжимал трофейный пёсий чехол. Кривыш был так мал ростом, что подметал чехлом землю.       — Дай-ка мне, малой, — забрал у него маску Спичка.       Дымок прильнул к двери, облокотившись на неё предплечьем и дыша через раз. Куртка его была резана, и выглядел он так, будто кто-то пытался содрать с него одежду вилкой.       — Лиза — злодей. Его не только до смерти запинать, его до самого пекла проводить надо! Чтоб башкой мимо котла не просвистел!       — Лиза наших вторых убил, — объяснила Тата, сжимая кулаки.       — Чего?... — не поверил своим ушам Спичка.       — Альму, Барса и Волчонка! Они были хорошими собаками!       — Наших собак отравил, гад! — кричали сзади.       — Ядом травил!       Зазвенели ножницы, бритвы. Кто-то достал наточенную отвёртку. Спичка почувствовал, как внутри него, на одной тонкой нитке подвешенное, дрожит что-то важное.       — Зачем ему?... — выдохнул он.       — Он нас ненавидит! Всегда супротив нам работает!       — По утру сегодня пролез в хранилище! В «Конуру» пролез! Троих отравил, остальные целы.       — Наших вторых отравил, сволочь!       Сердце Спички сжалось. Он любил собак и даже бывал в «Конуре» один раз.       — Ноткин знает? — бесцветным голосом спросил он.       — Пока нет, — трясся Дымок. — Мы за Лизой кинулись. Только он вырывался, нечисть крашеная. Ковшика вон чуть без глаза не оставил!       Дымок указал на товарища с порезами.       — Тащи его сюда, Спичка! Щас мы порядок наведём, будет знать, как наших друзей травить, беззащитных и слабых!       — Да! На Складах мы — закон! Пущай знает, убийца!       — Веди его!       — Нет. Уходите, — на сердце навалилась тяжесть железных дверей. Захотелось плакать. Плакать было нельзя. Он поднял голову, железом свёл челюсти.       — Чего??? — завопили Двоедушники.       Дымок прищурился. Тата шагнула ближе.       — Значит, так и есть, — произнесла она. — Ты с ним заодно! Ты с ним водишься и его покрываешь!       — Нет. Уходите.       — Ты чего, Спичка? — раскрыл рот Дымок. — Он Альму и Барса отравил! Ты разве не за нас? Ты не за справедливость?       — Уходите. Похороните вторых, я позже тоже подойду.       — Слыхал, Дымок? Пособничек Лизкин чего говорит!       — Спичка отравителя покрывает! — закричали Двоедушники. — Убийцу пригрел! Пусти внутрь!       — Не пущу. Уходите, — упёрто сжал кулаки Спичка, побелев губами.       Двоедушники встали ближе.       — Пусти нас!       — Отталкивай его, ребят! Вали!       Спичка вскинул кулаки в воздух.       — Стойте! — вдруг крикнул Дымок. — Спичка сам по себе. Ноткин сказал его не трогать.       Прущие вперёд остановились. Задержав их, Дымок хлопнул ладонь о Спичкино плечо и склонился к нему.       — Мы тебя в свой круг пускали. Ноткин тебе руку жал. Он тебя с Артистом познакомил, «Конуру» показывал. А ты его дружбу на эту гадюку обменял. Мы этого не забудем.       — Идите собак хороните, сказал. Я позже приду, попрощаюсь.       — А Ноткин тебя не пустит.       — А ты за него не говори, Дым. Идите. Лизу не выведу.       — Не выведешь? Ажур. Пусть сидит там, а мы тут подождём. Подождём же, а, ребзя? — крикнул Дымок.       — Подождём! — подтвердили Двоедушники.       — Ха! Он позже-раньше всё равно выйдет. Сам выйдет. Или Медведь придёт, вытащит его. Медведь-то понимает. Так-то, — кивала Тата.       — Сидите, если времени не жаль, — ответил Спичка. — До скорого.       Отступив на шаг назад, он захлопнул массивную дверь. Секунду он промедлил, оперев жар ладоней на холодный металл. Закрыл глаза. Как же так? В голове его было темно. Он подумал вдруг, что, если выйдет в поле сейчас, твирь оглушит его своим шумом.       Оторвав руки от двери, Спичка спустился в подвал. Лиза был без сознания. Он лежал возле стула на боку. Спичка приподнял его веко: обморок. Смочив комок марли, он протёр лицо Лизы холодной водой. Следом же, решив не тянуть, привёл его в чувство нашатырным спиртом.       Очнувшись, Лиза заозирался. Он был слаб. Собрав себя на полу в сидячее положение, он медленно мотылял головой, вслед Спичкиным рукам, что убирали кровь и обрабатывали порезы.       — Ну, — произнёс псиглавец, — поговорили?       — Поговорили.       Лиза морщился, шипел. Спичка, молча промыв порезы водой, принялся так же молча удабривать их антисептиком.       — Чего надулся, воды в рот набрал? — боднул его лбом псиглавец. — Дружочков, что ли, жалко стало?       Спичка мгновенно бросил занятие, сгрёб все мокрые бинты и ушастую маску и швырнул их Лизе в лицо, следом сильно толкнув. Псиглавца чуть откинуло назад по полу, стул у него за спиной заскрипел.       — Ты их собак убил! — крикнул Спичка. — Их вторые для них ближе матерей! Они — часть их души! Ты отравил собак!       — Ты чё глотку рвёшь? — вытаращился на него Лиза. — Из-за псин, что ли, этих? Всего-то?       Подскочив, Спичка тряхнул Лизу за грудки и обрушил ему на голову звонкую оплеуху. Снова тряхнул. Чувствовал он себя так, будто нашатырь в скором времени понадобится ему самому. Лиза таращился на него, как ни в чём не бывало.       — Чем ты их? — трясся Спичка. — Арсенитом натрия тем самым? Мышьяком, который ты «для мышей и тараканов» в аптечке брал?       — Ну да, — кивнул Лиза.       — А то, что животину загубил, не жаль? Не жаль было отраву собакам сыпать?!       — Собачкам-то? А мне собачек жаль только пока их на меня спустить не грозятся, понятно?       — Никто не хотел спускать на тебя собак!       — Ноткин — самая главная дрянь, хотел!       — Ноткин никогда такого не говорил!       — А ты-то почто знаешь, а? На подсосе у него, что ли? Я не знал.       Спичка нахмурился, весь закаменел.       — Прости, Спича. Прости, херню сказал, — затараторил псиглавец.       Спичка обошёл его кругом, опустился на стул.       — Или мне, может, обождать надо было, пока меня ихние псины задерут? Так, что ли, по-твоему? — вдруг развернулся к нему Лиза, сидя на полу. — Я гуляю, где хочу. И по Хребту и по Седлу и по Кожевенному. И по Складам, если надо. Мне Двоедушники не указ.       — Откуда ты взял это, что собак на тебя натравят?!       — Твоя дура мелкая сказала.       — Мишка?       — Да. Так и сказала: Ноткин, мол, на тебя собак спустит.       Спичка вспомнил вдруг тот их несчастный разговор на второй день по выходу из подвала.       — И ты ей поверил? Ты из-за её слов собак отравил??       — Она у них пригретая. Всё время с Двоедушниками отирается. Всяко слышит, что их главный говорит.       — Мишка-то? Да она с цветочками в поле беседует! Она бродяжка, зверёк почти что!       — Она не под твирином была, пока говорила. Вполне в сознании.       Спичка слушал, не в силах поверить. Горечь и сожаление видимо отразились на его лице, ибо Лиза, подобравшись к нему ближе, запричитал:       — Спиченька, а, Спича? Ты что, из-за псин этих, да? Ты расстроился, да?       Спичка смотрел в пол.       — Дай сюда бинты, перекись, — наконец, сказал он. — Я перевяжу. А потом пойдёшь своим путём.       — Это чего значит? — уставился на него Лиза. — «Своим путём» — это чего значит?       — Каким до этого путём ходил, таким и пойдёшь. Вот что значит.       — А ты?       — А я собакам яд не подсыпаю.       Спичка молчал. Битые Лизины пальцы скребли его джинсы.       — Спича, ты чего это? Ты это так не говори. Ты из-за собачек? Я собачек тоже люблю. Я ж вообще случайно. Больше не повторится. Я больше не буду.       Он лёг побитой головой Спичке на коленки, руками обнял бёдра. Спичка молчал.       — Или тебе Двоедушников жалко стало? Так они тебе не друзья, — продолжил он бормотать Спичке в джинсы. — Ты с Соней и Белкой дружишь, я знаю, а они с Многогранника. Спичечка... Ты так больше не говори...       Спичка усадил его прямее, хоть и не без усилий, и продолжил обрабатывать порезы. Через несколько минут из ноздрей пациента торчали две смоченные в перекиси ватки, к бровям, подбородку и губе были прижаты повязки. У локтя обнаружился один очень глубокий порез, и, хотя Лиза не признавался, рёбра совершенно не давали ему сидеть прямо, серьёзно его мучая. Перетянуть их было нечем, а бинты всё время спадали. Пришлось оставить, как есть. Ещё через минуту Спичка закончил с локтем.       — Собирайся. Покажу, где выйти. Через двери нельзя, они тебя ждут там.       Лиза снова упал лицом в Спичкины ноги. Руками он искал его руки, судорожно сжимал бёдра, обхватывал колени.       — Спича, ты же со мной, а? Со мной, а? Ты так больше не говори, как ты сказал... — Лиза плакал. Плечи его тряслись, а всхлипывания того и гляди готовились разбередить ушибленные рёбра.       — Пойдём, — позвал Спичка.       — Я так больше не буду. Не бу-уду.       Лиза перестал всхлипывать и теперь только глухо и горестно стонал.       — Ладно. Пойдём, — пытался оторвать от своих колен его голову Спичка. — Медведь может вернуться. От него пощады не дождёшься.       — Спичка, ты же со мной? Скажи, со мной? — крепче вцепился в него псиглавец.       — Подумать надо. Вставай, — удалось ему оторвать от себя Лизу и поставить на ноги.       — Да? — раскачивался псиглавец. Приоткрыв рот, он опустил на Спичку неподъёмно тяжёлый взгляд. Мокрое от слёз лицо и размазанный уголь, его легче не делали. — Подумать? Ты тогда подумай. Пообещай, что подумаешь.       — Ладно.       — Обещай.       — Обещаю, что подумаю. Пошли. Ватки уже можно вытащить.       Лиза вынул ватки, кровь больше не шла. Спичка потянул его за собой вверх по лестнице в предбанник. Там свернул налево к заваленной лестнице. Просочившись в специально оставленную щель, он потянул за собой и Лизу. Наверх была протоптана дорожка маленьких следов на толстом слое пыли. Дверь на втором этаже была заперта, на третьем тоже, но совсем неплотно, туда-то Спичка и повлёк беглеца. Миновав две пыльные сортировки и машинный зал, они добрались до хлопающего окошка нижней крыши. Окошко вело на узкий карниз. Здесь было ниже, чем на Спирали, и внизу была земля, а не брусчатка, но двигаться всё равно нужно было очень осторожно.       — Давай в окно и налево. Там труба будет. По ней вниз, — принялся объяснять Спичка. — На Зубы Дьявола не ходи. Тебя там искать будут.       — Приходи завтра ко мне, — прижался к нему Лиза. — Днём тётка на Консерве. Одни будем. Приходи в обед.       — Подумаю, — сомкнул челюсти Спичка. Его обнимали, но безответно.       — Почка. Десятый дом.       Спичка кивнул. Секунду спустя дверца окошка задребезжала, хлопнула. Лиза пропал из виду на карнизе, но вскоре показался внизу. Он перемахнул через кирпичную изгородь и побрёл через Степь, раскачивая высокую траву. Дождавшись, когда он исчезнет из виду, Спичка вернулся в подвал.